***
— Как думаешь, на нём есть метка? — Отож. — Хм-м, любопытно, как она выглядит. — Погодь, ты что, обнажить его собралась? — Не ревнуй, милый. Тебе же самому интересно. — Давай спор на тридцать шиллетов, что она на спине. — Я ставлю на грудь. Виктор пришёл в себя рывком, не сразу осознав, где он, кто он, что он. Вокруг — кромешная тьма. Воздух густой, пряный, стоило наполнить им лёгкие, как их обожгло огнём. В голове — монотонный гул, его эхо с болью отдавалось в висках. Кто-то коснулся воротника куртки и начал её расстёгивать, но из-за повязки на глазах Виктор не видел, кто именно. Руки были крепко связаны за спиной, сам он сидел, кажется, на стуле. Всё это немного напоминало события уже давно минувших дней… — Ох. Он очнулся. — Шустро. Крепкий парень. Я ведь с лихвой на него бодяги Веселины вколол. Что-то наподобие маски закрывало нос и нижнюю часть лица. Виктор вдохнул ртом, о чём мгновенно пожалел — невидимое пламя обожгло не только лёгкие, но и глотку. Он судорожно закашлялся, но от этого становилось ещё хуже. — Ты откудова респиратор достала?! — Взяла старый Айтана, других нет. — Так на нём фильтры неделями не меняли! Скорее лети за новыми, голубица моя, иначе наш крепкий парень издохнет вот прямо сейчас. От кашля внутренности выворачивало наизнанку. Виктор начал заваливаться набок, но его подхватили за плечи. Чей-то голос иглами впился в виски: «Эй-эй, держись там, дыши реже и неглубоко, ага, вот так. Не заставляй меня делать дыхание тебе в рот!» Казалось, это не смерть подбирается к нему, а тяжёлый сон — Виктор принял засасывающее забытьё почти с благодарностью. — Доставлен, как и заказывали. Живый, здоровый, парочка синяков наделана толико ради благолепия, — бодро отрапортовал мужской голос. Степняк, судя по говору. Сознание вернулось к Виктору с трудом. Повязка всё ещё на глазах, дышать всё ещё больно, но воздух хотя бы не сжигал его заживо. Где он? Последнее воспоминание: он почти дошёл до фабрики, куда его пригласил клятый старик, с которым познакомился на «Фестивале чудес Мугнус», а спустя мгновение он оказался здесь, связанный и задыхающийся. — Вы с Дианой не пострадали? — озабоченно спросил Самуэль Ламарк, что б его. — Оле, нет, конечно, мы сработали чисто-гладко. Веселина подсобила. — Мне снять повязку? — спросила женщина, стоящая за спиной Виктора. — Давай, давай. Поглядим на нашего молодца, а он — на нас. Виктор зажмурился, готовясь к вспышке яркого света, но рядом горела лишь керосиновая лампа. Потолок в крошечной комнате, где его держали, был непривычно низким, казалось, даже сидя Виктор почти упирается в него макушкой. Стены заросли рыжевато-жёлтым мхом, он будто светился, отражая пламя лампы. «Тюремная камера? Почему нет окон? Подвал?.. Может, я всё ещё на территории фабрики?» — мысли давались тяжело, приходилось концентрироваться, чтобы собрать их в единую цепочку. Виктор прищурился, силясь разглядеть одного из похитителей — Ламарка. Тот крутил в руках стеклянную банку, о стенки которой отчаянно бился бражник. — Рад тебя видеть, Виктор, — от его доброжелательности аж зубы сводило. — Прости, что условия нашей встречи так внезапно поменялись. Я не хотел, чтобы во время беседы ты наделал глупостей. Послышался смешок. Женщина, одетая в комбинезон работников бюро услуг, облокотилась о стену и поигрывала костяным стилетом — скорее всего, Диана. Рядом с носка на пятку покачивался её напарник, вылитый попрошайка с улиц. Его раскосые глаза смотрели с прищуром, светло-русая копна волос была собрана в куцый хвост — тот самый степняк, видимо. В отличие от Ламарка, их лица скрывали респираторы. — Глупостей? — хрипло проговорил Виктор и закашлялся. Горло нещадно драло, он бы всё отдал за стакан прохладной воды. — Скажу откровенно: беседа может окончиться твоей смертью, так что хорошенько подумай, прежде чем говорить, — Ламарк пригрозил ему пальцем, как ребёнку. — Лиховид, принеси стул, мой дорогой. Что-то весь день в колене ломит, видимо, к дождю. Степняк поспешил к выходу. Пока за ним не успела закрыться дверь, Виктор приметил чей-то силуэт в коридоре — это сколько же людей стерегло одного измученного пленника? Не прошло и минуты, как Лиховид притащил грубо сколоченный табурет. Ламарк сердечно поблагодарил за помощь и уселся напротив Виктора, вытянув больную ногу. Как знакомо: такое же движение, до мелочей, часто повторял мастер Тарнетт — его колено тоже было не в порядке... ситуация всё сильнее напоминала ту ночь, тот разговор, когда Виктор умер как Хранитель. — Итак, давай сразу к делу. Ты нам задолжал две жизни, Виктор. — «Нам»? — Виктор хотел задать развёрнутый вопрос, но приступ кашля скрутил после первого же слова. Ламарк всё равно понял и заметно удивился: — Разве Дариус не рассказал обо мне… о нас? — он кивнул в сторону своих помощников. Виктор промолчал. — Хм-м, удивительно. Сейчас ты в гостях у Курьеров, хоть это название тебе знакомо? Видишь ли, ты наломал много дров: убил одного из наших, сорвал ценный заказ, вынюхивал обо мне по всему городу. Мы не можем игнорировать твоё присутствие. Теперь-то всё стало яснее ясного. Раз Виктор до сих пор жив, значит, этим людям от него что-то надо. — Вы хотите, чтобы я убил кого-то? Вернул таким образом долг? — Близко, близко. Ты задолжал нам две жизни, две и отдашь. Одна из них — твоя, но я хочу воспользоваться ею, а не забрать, — Ламарк постучал по банке с мотыльком, будто это должно что-то значить. — У Дариуса была дочь, миленькая энергичная девочка. София, кажется? Жаль её, — печаль в его голосе казалась искренней. — По закону Жатвы Хранителя, который не уберёг девочку, ждала казнь… но вскоре объявился ты, изгнанник, жаждущий мести. Как видишь, догадаться о твоём прошлом несложно. Хранитель, которому доверил жизнь своей дочери самый недоверчивый человек в мире, будет нам полезен. Закон Жатвы? Впервые довелось о таком слышать, хотя о законах Виктор знал многое. Сам мастер устав Хранителей объяснял по-другому… кажется. Не получилось припомнить ни одного случая, как-то не принято было подвергать указы мастера сомнениям. — Если ты искал убийцу среди нас, то знай: Курьеры не виноваты в смерти Софии. — Верится с трудом. — Понимаю, понимаю. Сам не рад, что пришлось обманом заманить тебя сюда, но я не хотел рисковать своими людьми, — Ламарк нагнулся поближе к Виктору, опершись рукой о трость. — Грустно признавать, но в прямой схватке мои ребята часто проигрывают выдрессированным щенкам Дариуса, и ты лишний раз это показал. Я ищу способы исправить положение. Замени нам убитого мальчика, и тогда ты получишь шанс вернуть должок убийце Софии. Как тебе расклад? «Почему он настолько уверен, что я стану плясать под его дудку?» — Виктор нахмурился. Ему ведь ничто не мешало сбежать при первой же возможности, заодно вырезав парочку... или пару десятков курьерских ублюдков. О чём-то Ламарк явно недоговаривает. — Я бы с нескрываемым удовольствием слепил из тебя что-нибудь выдающееся. Для Дариуса ты — расходный материал, у меня же к людям подход особый. Ох, будь добр, убери это холодное презрение со своего лица, — Ламарк растянул губы в шакальей улыбке. — Не нравимся мы тебе, да? Считаешь нас хуже Хранителей? Ответь тогда, сколько жизней ты унёс, пока выполнял приказы Дариуса? А сколько беззаконников казнил по указу его миленькой дочки? Мы работники одного станка, признай это, разве что форма у вас покрасивее. — Вы обещали помочь найти убийцу Софии. Каким образом? — Курьеры всегда находят свою жертву. Всегда. Как можно сделать подобный выбор? Да, Виктор убивал, но убивал, защищая! Тонкая грань из принципов и правил отделяла Хранителей от обычных наёмников. А теперь он должен переступить черту и стать одним из них? Таким же стервятником? Немыслимо. Невозможно. Это противоречило всем догматам, вбитым в его голову за годы обучения в стенах хранительских крепостей. — Молчишь, молчишь. Видимо, поводок Дариуса оказался крепче, чем я предполагал. Жаль, но насилу мил не будешь, — Ламарк подал помощнице знак, и та сорвала с пленника респиратор. Виктор задержал дыхание. Груз всевозможных законов давил личные желания и страхи, пока в ушах звенело, а перед глазами плыли пятна. Он не выдержал, глотнул воздух, и яд тут же наполнил лёгкие. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. И вот это — его смерть? Но разве стоили его принципы подобного конца, пока он не завершил свою миссию? Да и какие принципы могли быть у безродной собаки, живой только по прихоти мастера. — Стой… — хрипел Виктор, пока кашель драл горло наждачкой. Удивительно, как ещё не потекла кровь, — согласен… хватит… — Запомните хитрость, детки: под угрозой смерти люди соображают куда быстрее, — с этими словами Ламарк открыл банку. Бражник вылетел из заточения, но пальцы тут же стиснули его щетинистое брюшко. Он бился в руке Ламарка с тем же отчаянием, с которым Виктор сейчас пытался выжить. — Закрепим же наше сотрудничество. Держите его. Едва приказ слетел с губ, как Курьеры набросились на Виктора. Его заставили задрать голову, широко распахнуть рот. Хотелось проклинать их всех, но получалось только кашлять и давиться слюной. Подловив момент, Ламарк засунул насекомое ему глубоко в глотку. Жёсткие крылья щекотали нёбо, а лапки — язык. Диана прикрикнула: «Глотай, ну же!», пока Лиховид прижимал ладонь к губам и не давал сплюнуть гадость. Бражник будто сам хотел забраться глубже, в самое нутро. Виктор рефлекторно сглатывал, давился и глотал снова. Тело скрутила судорога, Курьеры с трудом удержали его на стуле, что-то крича друг другу. Виктор горел, Виктор орал, Виктор сходил с ума от мучительной боли. Тысяча маленьких лапок пробежала по венам, пока по щекам текли слёзы. Позади чувствовалось тяжёлое тлетворное дыхание. Или оно его собственное? Он умер, задохнулся, а душа теперь наблюдает за агонией тела со стороны. Боль постепенно отпускала Виктора, а вместо неё он не чувствовал ничего. Совсем ничего.***
София Тарнетт стоит на фоне горящего города: множество лестниц тянутся к вершине горы, разрезают линиями островки из разноцветных домов, объятых пламенем. Держится прямо, собранно, копируя отца. Он тянет руку, желая по привычке убрать за ухо непослушную прядь. Стоило приблизиться, как мисс Тарнетт спросила, не оборачиваясь: — Как думаешь, правильно ли я поступала? — Раньше ты никогда не спрашивала моего мнения. — А оно было? Но теперь я вижу в твоих глазах чуть больше осмысленности. Так зачем ты продолжаешь следовать приказам своих прежних хозяев? Пламя, охватившее город, касается облаков. Пепел, подобно снегу, белёсым покрывалом оседает на перилах смутно знакомого балкона в смутно знакомом особняке. — У меня в жизни ничего не осталось, кроме этой мести. Я умею только убивать. Я хочу убить того, кто с тобой это сделал. — Но ты же понимаешь, что в ту ночь умерла не та София, которая была тебе так дорога. — Понимаю. — Ты же знал, что с севера привёз змею, которая рано или поздно отравила бы верхушку империи. София услышала Зов — и ты её потерял. Ещё тогда, в горах. — Знал. — Слепая преданность помешала тебе убить её, полную яда, но счастливый случай подарил империи отсрочку. Всё ещё хочешь мстить человеку, сделавшему за тебя всю работу? Она всё говорит, говорит, а он думает о том, почему никак не получается её коснуться. Он всё знает, ей незачем повторять. Это знание не изменит того, что годы, проведённые рядом с Софией, были самыми светлыми в его жизни — и потому он не остановится, пока не разорвёт человека, который всё разрушил. Он почти дотрагивается до прядки, как вдруг из волос вылезает пурпурный бражник, и раскрывает крылья с янтарными «глазами» на краях — их внимательный взгляд всматривается в его лицо, как живой. — Я разочарована. Ты всё тот же ведомый дурак.***
— С возвращением, новичок, — степняк похлопал Виктора по плечу. Лиховид. Кажется, его звали Лиховид. Виктор обнаружил себя в том же месте, в той же позе. Ему вернули респиратор. От пережитых пыток и следа не осталось, впору было думать, что всё приснилось, но тогда бы он очнулся в своей кровати под крышей дома призрения, а не в этой дыре. — Сейчас я тебя развяжу, — Лиховид жестом фокусника достал из ниоткуда нож, примитивный, выточенный из кости. — Токмо без резких движений, ага? Какое болезненное наслаждение — разгонять кровь в затёкших руках. Внутри всё клокотало от злости, но внешне приходилось сохранять спокойствие. Ламарка и его помощницы в комнате нет, а одинокий Курьер — небольшая преграда, но сначала надо подготовиться. — Что за странный газ меня чуть не убил? — первым делом спросил Виктор. — Привыкай. Видаешь, что на стенах поросло? — Лиховид махнул рукой в сторону рыжеватого мха. — Мы кличем эту дрянь огонь-травой. Всё под землёй загадила, она постоянно цветёт и отравляет воздух. Так что поглядывай за фильтрами, — он постучал по краю респиратора. — Но у Ламарка нет респиратора. — Он мешает ему баять. Виктор повстречал много, очень много степняков за те годы, что тенью следовал за мисс Тарнетт. С тех пор он их крепко невзлюбил. Прячась в степях от взора Квадранты, они нарушали Непреложные законы так же часто, как горцы, но поймать их было сложно, и ещё сложнее — призвать к ответу. Они всё время пытались подловить мисс Тарнетт, навести порчу, болезнь, да хотя бы морок, чтобы сердце остановилось от ужаса. И сейчас, глядя на Лиховида, Виктор видел очередную скользкую сволочь, которая привыкла выживать хитростью и подлостью. Лиховид в ответ тоже разглядывал Виктора, открыто и нагло, и, судя по вздёрнутой брови, не видел перед собой ничего особенного. Скрутить, отобрать нож, нейтрализовать — дело пяти секунд, но стоило Виктору коснуться шеи степняка, как в позвоночник впились раскалённые гвозди. Виктор заорал, не в силах совладать с приступом, и свалился на пол, как подкошенный. — Оле, каков дерзостник! — Лиховид присел на корточки и упёрся подбородком в ладонь, с интересом адепта Мудрой судии наблюдая за муками Виктора. Диана ворвалась в комнату с ножом наперевес, но, увидев состояние пленника, она глухо выругалась себе под нос. — Видишь, голубица моя, и пяти минуточек не продержался. Ты проиграла! — Я-то думала, у Хранителей выдержка получше, — Диана со вздохом убрала оружие за пояс. — Будь настороже, раз пёс попался бешеный. — Да он же безобиднее ягнёнка, глянь на него. Приступ затих так же внезапно, как и начался. Виктор лежал без движения на холодном полу и пытался отдышаться. Капли пота стекали по вискам, спина вымокла насквозь. Ради этого ему скормили насекомое? Первым желанием было засунуть пальцы в рот, чтобы вместе с желчью вышла вся погань, но он понимал — не поможет. То, что с ним сделали, выходило за рамки обычной порчи. — Очухался? Одного урока тебе хватило, мой драгий собрат? Курьер с таким глумлением выделил последнее слово, что у Виктора вновь зачесались кулаки. Урок, однако, он действительно усвоил. План побега заметно усложнился. Напевая под нос незнакомый мотив, Лиховид прихватил с собой одну из ламп и повёл пленника по коридорам. Он не врал, всё вокруг и правда поросло вездесущим мхом. — Нариман, добра тебе! Гаруспик ещё не пришёл? Сам Виктор не заметил бы в потёмках человека, который полностью сливался с не покрытой мхом стеной. Тот спокойно обходился без света и болезненно прищурил глаза, когда Лиховид сунул лампу ему в лицо. Пальто и широкополая шляпа не смогли полностью скрыть чёрную кожу, а сам человек был так высок, что ему приходилось горбиться. Среди Курьеров и шины водятся? Интересно, он беглец или преступник? Обычно для этих фанатиков покинуть «священные» земли Шинстари — страшный грех, который придётся искупить кровью. Чужой, как правило. Грозный чернокожий человек покачал головой. Пленник не вызвал у него особого интереса: глянул мимолётно и вновь отвернулся от света. А вот Виктор приглядывался к очередному врагу со всем вниманием. Из-за мешковатого пальто трудно было разглядеть, в какой он форме, но шин уже больше походил на бойца, чем Лиховид — тот походил разве что на трепло. — Подумать толико, из-за одного человека Гаруспик столько наших на уши поднял. Вот же потеха выйдет, если он откинется на Разделении и все старания будут зазря. Нариман протяжно вздохнул, но скорее из-за собеседника, чем из-за описанной им ситуации. Послышался стук. Огонь-трава заалела ярче, впитывая свет лампы в руке Ламарка, в другой он держал трость. Из тени хозяина вышел знакомый енот, Долька, из-за посеребрённой шерсти он казался блуждающим духом. Ламарк кивнул в сторону запертых дверей, напротив которых замер Нариман, и тот поспешил открыть замок. Эта комната больше походила на тюремную камеру: голые стены, помойное ведро и трухлявая кровать, на которой лежал человек с холщовым мешком на голове. Щёлкнул засов — Лиховид запер за ними дверь. — Безмерно рад, что ты сделал верный выбор, Виктор. Остался самый трудный шаг — порвать все связи с Хранителями, — Ламарк вновь подал знак шину, тот легко подхватил пленника и усадил на стул. Что-то не нравилось Виктору, как это прозвучало. — Я уже давно не Хранитель. — Ошибаешься, ошибаешься. Дариус на всех вас застёгивает тугие ошейники, натягивает намордники, привязывает к себе всеми возможными способами. Ты когда-нибудь задавался вопросом: зачем вас клеймят, как скот? — Ламарк вдруг оказался рядом с Виктором и больно ткнул пальцем под рёбра. — Оно здесь? Или здесь? — он ткнул в другой бок. Виктор отшатнулся, боясь хватать старика за руки — вдруг спровоцирует новый приступ. — Что вы несёте? — Клеймо, Виктор, клеймо! С виду Дариус ходит под ручку с квадрианцами и усердно чтит Непреложные законы, на деле же до сих пор пользуется ведовскими хитростями. По глазам вижу — не веришь. Ненадолго, обещаю тебе, — Ламарк достал нож и протянул Виктору. — Это удачная возможность обрезать твою пуповину с Дариусом, так воспользуемся ею. Отполированная костяная рукоять оказалась приятной на ощупь, а желтовато-молочное лезвие отлично бы смотрелось в шее старика, но нельзя, как же жаль, что нельзя! — Клеймо помогает Дариусу влиять на Хранителей: подавляет волю, заставляет слушаться беспрекословно. Отрёкшись от тебя, он, очевидно, ослабил связь с клеймом — иначе ты бы умер, но не согласился перейти под моё уютное крылышко. Однако можно ли назвать тебя свободным человеком? Увы, пока ещё нет. Ламарк вновь щедро лил в уши едкую ложь. На теле Виктора действительно было клеймо, он получил его мальчишкой, в первую же неделю, как стал учеником, но мастер заслужил преданность своих людей поступками, а не ритуалами. А как же мисс Тарнетт? Где тогда грань между личными чувствами и навязанным мастером поведением? — Кровью Дариус затянул поводок, кровью мы его и разорвём, — Ламарк указал в сторону человека на стуле. — Перед тобой сидит информатор. Шпионил за одним из наших, отыскал путь в убежище. Способный малый. К сожалению, над ним влияние Дариуса сильнее, чем над тобой, при всём желании он не смог бы предать хозяина, даже пытки бесполезны, — сделав паузу, он добавил обыденным тоном: — Убей его. Виктор знал, к чему идёт разговор, но всё равно оказался не готов услышать приказ. — Я могу посмотреть на его лицо? — Если думаешь, что это облегчит задачу — вперёд. Вот бы разглядеть хоть один намёк, что его сейчас разыгрывают, проверяют, а на деле человек с мешком на голове вовсе не Хранитель — но Курьеры смотрели с нетерпеливым ожиданием. Костяной нож казался неподъёмным, как и требование Ламарка. Виктор перевёл взгляд на Хранителя. Кто он? Они общались когда-то, участвовали в спарринге, прикрывали друг другу спину? Виктор убил множество людей, но от одной мысли, чтобы поднять руку на бывшего собрата, внутри что-то умирало. Проще зарезаться самому. Но убьёт он себя, и что с того? Если в словах Ламарка и найдётся доля истины, никакое клеймо не могло повлиять на его отношения с мисс Тарнетт. Всеми способами Виктор должен выжить и отомстить за неё, он слишком зависим от знаний Курьеров о Сороках, о судьбе злополучного ножа Монселле, о том, как они ловко отыскивают своих жертв. Виктор несмело шагнул в сторону Хранителя. Костяное лезвие перерезало верёвку, которая удерживала мешок на голове. Перед Виктором сидел мужчина с куцыми бакенбардами, шрамом на переносице и у виска. Низ лица был скрыт респиратором, на видимой же части красовались чёрные синяки. Виктор приставил нож к горлу. Он сделает всё возможное, чтобы эта кровь не оказалась пролитой зря. Торжественное «Добро пожаловать в семью, Виктор!» заглушило последний вздох Хранителя. Виктор положил руку на плечо мертвеца и мысленно попросил у него прощения. Самое ужасное — действительно стало легче, будто взаправду спал ошейник, к которому привык настолько, что заметил его присутствие лишь в момент потери. — Рвать пуповину всегда больно, но иначе ты никогда не станешь самостоятельным человеком, — Ламарк похлопал Виктора по спине. Всё казалось сюрреалистичным сном, но достаточно было сделать глубокий вдох, чтобы почувствовать отрезвляющую боль в лёгких. Виктор ожидал, что сейчас начнёт себя люто ненавидеть, но... нет. Яд, который он вдыхал в этих комнатах, яд слов Ламарка медленно разъедал того Хранителя Раймонда, каким он был раньше. За дверью раздался возглас Лиховида. После короткой возни замок отперли, и в комнату ворвалась новая гостья. Ламарк недовольно стукнул тростью об пол, но смягчился, когда увидел нарушительницу. — Я как раз хотел послать за тобой, милая Дайан. — Врёшь! Не знаю, какие планы ты себе настроил, старый лис, но я пришла освежевать этого ублюдка! — казалось, воздух вот-вот воспламенится от её гнева. Виктор мгновенно узнал обладательницу взгляда самой смерти, которая приходила мороком на «Лунном пути» и десятки раз убивала его во снах. Стоило встретиться с ней лицом к лицу, как жуткое наваждение вновь ожило во всех красках — и массивный респиратор, и курьерская шинель с нашивкой почтамта на груди, и прожигающий взгляд жёлтых, как огонь-трава, глаз. Озлобленная айрхе внушала трепет, даже несмотря на то, что макушкой едва дотягивалась Виктору до пупка. — Помнишь меня, да, тварь? — женщина шагнула вперёд, готовая к рывку. Такую не остановила бы и внушительная разница в росте, всё равно смогла бы вцепиться зубами в глотку. Кровавой расправе не дал свершиться Ламарк: он перехватил айрхе за предплечье, та дёрнулась, яростно рыча, но не смогла вырваться. — Верно, у меня свои планы. Я добрался до него первым, потому запрещаю причинять ему вред. Усмири гнев, он Айтана не вернёт, — голос Ламарка обволакивал, как мягкая перина. — Ты умом тронулся, Гаруспик? Он убил моего сына. Сына! Сам знаешь, насколько он был важен для будущего Курьеров, не только для меня. Что ты собираешься делать с ублюдком, чтобы это компенсировало смерть Айтана? Давай, удиви меня! — О, — Ламарк улыбнулся и изящным жестом указал на Виктора, словно предлагал оценить произведение искусства. — Уже сделал. Отныне молодой человек — один из нас. Лицо Дайан застыло гримасой, в которой отражалась целая буря эмоций, от отчаяния до ненависти. Взгляд метнулся к убитому Хранителю, и тут её плечи медленно опустились. Она закинула голову назад и издала протяжный то ли стон, то ли вой. — На дне морском видала я весь этот хранительский зверинец. С последствиями разбирайся сам! — выплюнула Дайан и, круто развернувшись на месте, вылетела прочь из камеры. — Что ж… — задумчиво протянул Ламарк и почесал Дольку за ухом. — Будет тяжко некоторое время, у Дайан темперамент горячий, но можешь не бояться за свою жизнь. Своих мы не трогаем. Нож забери себе, считай моим подарком. Пока привыкай к новой роли… Курьер. Виктор в последний раз глянул на труп Хранителя, которым занялся Нариман. Придётся жить с тем, в какую ситуацию он угодил: повернуть назад после всего, что успел натворить, уже нельзя. Но скольких ещё людей ему придётся принести в жертву ради мести за одну девушку?