Ворон ворону глаз не выклюет

      Два поворота направо, лестница вниз, левый коридор, поворот направо… кажется, до этого был ещё один поворот?         Виктор взлохматил волосы на затылке. Жизнь обделила его талантом картографа: весь день он вычерчивал план убежища, а теперь путался в мешанине неровных линий. Ориентиром служили вездесущие маски на стенах, где они — там свободен путь. Когда-нибудь этот путь приведёт к выходу. Одна весточка квадрианским адептам — и гнездо беззаконников очистят пламенем и сталью. Крылатая дрянь ведь не среагирует на подкинутую нужным людям записку?       — Ты обречёшь на мучительную смерть каждого, кто прочитает послание, — прошептала на ухо самозванка, в её голосе звучала усмешка. Вот же вездесущая зараза! Надо найти способ, как скрыть от неё свои мысли.          Бункер, как его обозвал Лиховид, напоминал уходящую вглубь спираль. Всюду, куда не дотянулись руки Курьеров, творилась ужасная разруха, заросшая огонь-травой. Виктор неплохо разбирался в растениях: знания, из каких стеблей можно сделать компресс, какие соцветия пойдут в укрепляющий чай, а сок какой травы обеззаразит рану, не раз его выручали, но ни в одном справочнике не говорилось о сияющем ядовитом мхе. Подсвечивая себе лампой, Виктор спускался всё ниже и ниже по коридору-завитку.         Уже второй или третий день он в плену у Курьеров. Прошло несколько часов с тех пор, как татуировка поверх клейма просто… растворилась. На коже остался белеющий шрам, напоминающий серп с шипастым лезвием. Иногда он болезненно ныл, как было в первые недели после обжигающего касания тавро. Хорошо хоть само клеймо не растворилось вслед за чернилами — вдруг это знак, что ещё остался шанс избавиться от проклятья Курьеров.         Виктор опустился на колено перед одной из масок, она почему-то валялась на полу, а не висела на крюке. Огонь-трава тут же воспользовалась брешью, её крохотные ростки лезли из щелей между каменными плитами. В свете лампы можно было разглядеть сомкнутые веки, пухлые щёки и улыбающиеся губы маски, окрашенной в васильковый цвет. На ощупь она оказалась чуть тёплой.         «Раз, два, три. В зеркало ты посмотри. Четыре, пять. Хочу глаза твои забрать. Шесть, семь, восемь. Осталось лишь петлю набросить».         Мысли словно принадлежали Виктору, но царапнуло ощущение их чужеродности. Он поспешил вернуть маску на крюк, но не успел отпрянуть, как голос закричал:         «Нет! Погоди! Неужели напугала? Можно подумать, я бы осмелилась тронуть собрата. Хотя твои очаровательные глаза мне приглянулись. Люблю голубой цвет, знаешь ли».         Пальцы приклеились к гладкому керамическому лбу. Виктор дёргал рукой изо всех сил, но маска не шелохнулась.         «Погоди немного, трусливый зайчишка. Видишь ли, я потратила целую вечность, чтобы покинуть место, на которое ты меня вернул. Заметил маску позади тебя? Стой, не смей оборачиваться, иначе он всё поймёт! Там висит Руперт — слышал о нём? Нет? Ну и ладно. Перевесь меня в другое место, а лучше убери этого дурака. Если выбросишь его в колодец к Двуглавому, я обещаю — Ведьме не сдам. Пусть это останется нашим маленьким секретом».         Про́клятая маска не отпускала руку, пока Виктор не согласился. Первое и самое разумное желание — бежать как можно дальше, но одновременно с этой мыслью ему померещилось, будто маска смотрит на него. Крайне пристально смотрит. Почти угрожающе. Может, и не почти. Маска Руперта действительно висела рядом: деревянная, с угловатыми чертами, выражение лица у неё было крайне недовольное. Виктор коснулся её кончиком ногтя.         «Чего эта дура наговорила? Хотела меня выбросить? Наплела всякое с три короба? Сними водоросли с ушей, брат. Она постоянно насмехалась надо мной, хвасталась, сколько душ поймала, а знаешь, знаешь, как сама померла? Напоролась на меч Хранителя, которого надумала соблазнить! Вот умора, согласись. Оставь нас, брат, пусть мучается, как раньше мучила меня».         Вот, значит, на какой конец Курьеры обрекали своих же «собратьев» — заключали их души в маски? Отвратительно и бесчеловечно.         «Хотя знаешь, брат… странный ты какой-то. Чувствую след Двуглавого, но несёт от тебя, как от синемундирной швали. Ты что, омылся в крови хранительской, или…»         Что «или» — Виктор дослушивать не стал, отдёрнул руку и сбежал прочь. Строго наказал себе: «Никогда больше. Не касайся. Ведовских вещей», — надеясь при этом, что не словил очередное проклятье.         За следующий час карта обросла новыми подробностями, пока Виктор не упёрся в своеобразную границу: на стенах не было масок, но и огонь-травы тоже. Можно ли считать такую зону безопасной? Да чего гадать,  Виктор смело вышел навстречу тьме. Шаг. Если он узнает свои пределы, то найдёт способ, как их преодолеть. Шаг. Тусклый свет лампы выловил парочку бражников. Они не приближались, но настойчиво кружились около фонаря.         — Остановись, — прошептала мисс Тарнетт прямо над ухом, хотя её силуэт появился далеко впереди. Виктор нагло шёл ей навстречу, и фигура в судейской мантии растаяла.         — Только сделаешь хуже, — мисс Тарнетт вновь появилась впереди и выставила ладонь. В сердце тянуло от желания увидеть её лицо, но бражники скрыли его своими тельцами, кружась вокруг головы живой дымкой.         «Она ненастоящая. Насекомые ненастоящие. Кроме страха им нечем меня сдерживать», — Виктор прикрылся лампой, как щитом, и медленно приблизился к крылатому рою. Мисс Тарнетт отступила, и насекомые поглотили её.         — Сам же знаешь, что случается с мотыльками, если они упорно летят к огню.         С глухим хлопком пламя разорвало стенки лампы и перекинулось на рой самозванки. В нос ударила вонь палёного хитина. Иллюзия не развеялась, даже когда Виктор швырнул в неё каркас от лампы, более того — кинулась на него в ответ. Он рванул прочь, и пламя — настоящее, проклятье, всё-таки настоящее! — освещало путь ярче солнца. Поворот, подъём, ещё поворот, опаляющий спину жар подгонял его, как кнутом. Впереди замаячили каменные врата. Наконец-то! Смог, не заблудился! Виктор успел закрыть створки прямо перед горящим роем.          Тишина. Виктор выдохнул и прижал разгорячённый лоб к стене. Страх отступил, и вместо него пришло разочарование. Сегодня он проиграл самозванке. Проиграл иллюзии, очень достоверной, но иллюзии, подобной радуге в небе — стоило краем сознания поверить в неё. Подлый приём.         — Есть правила, которые тебе придётся соблюдать, — шептала ему на ухо мисс Тарнетт.         — Что ты такое, Кэйшес тебя прокляни?         — Хранители и Курьеры… Тарнетт и Гаруспик… Ты не первый, кто сломан их руками. Меня они тоже разорвали. Зависимый, ведомый, почему именно ты не откликнулся на Зов?         — Надоели эти недоговорки! Я…         — На дне колодца ты получишь шанс собрать себя вновь.         Рядом запел мужской голос, он заезженной пластинкой повторял одну и ту же фразу: «Мы стоим в конце пути». Звук шёл из приоткрытой двери, Виктор заглянул в неё из любопытства, чтобы потом сделать пометку на карте.       Пожалуй, этот зал можно обозвать игровой комнатой. Круглый суконный стол был завален костями для игры в Пьяного рыбака, на стене висел газетный лист «Голоса Дарнелла» с известием о смерти Арчибальда IV — судя по множеству отверстий, мишень пользовалась популярностью. Больше всего Виктора заинтересовала таблица на грифельной доске, озаглавленная как «Новичок». Столбцы были обозваны «1 нед», «2 нед», «колодец», «наш», в строках перечислялись имена: Карамия, Лихо, Диана, Лаф, Сирша, Якоб, Танмир, последний — Айтан. Имя убитого им парня всё ещё не стёрли.         «Многие поставили на то, что я умру на второй неделе», — невесело заметил Виктор. Диана и некий Лаф рискнули сделать ставку на «колодец», и всего один человек верил, что новичок станет полноправным Курьером — Айтан. Легко догадаться, кто мог так пошутить.         Раздался стук, и заевшая песня замолкла, вместо неё кто-то от души ругнулся. Голос незнакомый, с этим Курьером Виктор ещё не встречался. Напомнив себе: «Стоит знать врага в лицо», он заглянул в соседнюю комнату, местное подобие библиотеки. Там, в компании разобранного шкафа и сложенных стопкой полок, на корточках сидел бородатый мужчина. Он нервно постукивал рукояткой молотка по полу.         — О, чолӧм! Тэ Виктор, верно? Помоги-ка ме, — Курьер резво поднялся и протянул молоток. — Девочки плешь уже проели своим: «Почини шкаф, ну почини!» Думал, что справлюсь, но утром поранил руку. Болит, зараза. Умеешь гвозди забивать?         Его ладонь была замотана тряпкой. Разве для беззаконников такие травмы не равны комариному укусу?         — Умею.         — Ну дак вперёд. Ме всё разметил и приготовил, дело за малым осталось.         Виктор, удивляясь простоте мужчины, взял молоток. Если предположить, что он убьёт Курьера одним ударом и отхватит «наказание», ему останется перетерпеть боль, или тоже умрёт?..         — Ме же, кстати, не назвался. Танмиром ме звать. Приглядываю за хозяйством вместе с сестрой так да. Уверен, тэ с ней уже знаком, — спохватился Курьер, когда они прибили первую полку.         — Вы про Тунару? — Виктор пригляделся к мужчине. Тот был настолько космат, что какие-то общие черты, кроме орлиного носа, и не разглядеть.         — Про кого ж ещё. Среди нас горцев больше нет.         — А как же Крыс?         — А Крыс и не наш. Приблуда.         Танмир успел пожаловаться на барахлящий патефон, боль в пояснице и на тмин в супе, который Тунара пристрастилась добавлять, хотя знала, как он ненавидит эти зёрна. Виктор и не думал, что существуют настолько болтливые горцы, однако работать с ним оказалось на удивление приятно. Вскоре шкаф выглядел почти как новый, Танмир заулыбался, когда оценил результат их трудов.         — Хорошо сработали! — он протянул руку. Замешкавшись, Виктор вложил в неё молоток, чем вызвал у горца громкий заразительный смех. — За молоток, конечно, аттьӧ, но разве у низменников не принято жать руки ли чё ли?         Касаться Курьера не хотелось, но обижать редкого человека, во взгляде которого не читалось: «Ты убил одного из наших, ублюдок», тоже не дело. Обмен любезностями вышел коротким, но крепким.         — Я видел доску в соседнем зале.         — Не храни обиду. То просто забава, — кажется, Танмир смутился, но из-за густой бороды сложно было сказать наверняка.         — Почему столько шумихи вокруг этого «Разделения»? Что это за ритуал?       — Так ведь из названия всё ясно. Разделение есть разделение. Ме человек простой, во всяких тонких материях не разбираюсь — тэныд надо к Гаруспику или Ведьме. Сам не помню, как ритуал пережил. Много вёсен с тех пор минуло, да и случай у нас с Тунаркой вышел хлопотный.         — И что, каждый из Курьеров прошёл через это?         — Вас, Хранивцев, без клейма тоже не оставляют чё да.         — Оно нас хотя бы не убивает.         — Зато убивает ваш мастер, — хмыкнул Танмир, пока собирал инструменты в саквояж. Он с улыбкой стукнул большим кулаком в грудь Виктора. — Ну, чё такой смурной? Тэнад-то жизнь не забрали. Глядишь, и Разделение переживёшь. Айда лучше навернём стряпни сестрицы. Попрошу её как-нибудь голубцы приготовить, разок укусишь — и душу продашь за добавку. Отвечаю!         Виктор помогал нести саквояж, пока Танмир освещал лампой путь и без умолку расхваливал таланты сестры, будто хотел её сосватать. Сам Виктор всё думал о той сотне шиллетов, которые Танмир поставил на то, что новичок не проживёт больше двух недель. Несмотря на подобную деталь, этот чудесный в своей отзывчивости человек согласился провести новичка по убежищу — отличная возможность довести карту до совершенства.         — У вас не возникнут проблемы из-за того, что вы мне помогаете?         — Тэно держат под замком? Нет. Меным давали указания какие-то? Нет. Значит, Гаруспик не видит серьёзной угрозы. А он умнее менӧ, простого человека, — Танмир легкомысленно пожал плечами. — Так чё ж за умных людей додумывать?         С его доводом было сложно поспорить.         Все пути убежища рано или поздно приводили в гостиную. Едва открылись врата, и на Виктора уставились бездонные глазницы гигантского лосиного черепа, они приковывали взгляд с такой силой, что пришлось усилием воли заставить себя отвернуться. В гостиной сегодня было оживлённо: несколько женщин собралось вокруг подсвечника с чадящей свечой, на их нагих телах серебрились платья-рубашки из рыбьей кожи. Чешуйки таинственно мерцали, струйки дыма вились в глазницах черепа и путались в ленточках, которыми украсили рога — от такого зрелища и взгляд отводить не хотелось.          Веселина сидела на полу, поджав под себя ноги. Она обрывала цветы с толстого стебля, крошила их пальцами и сжигала жёлтые искры в пламени свечи. Среди подруг она не заикалась, но голос всё равно звучал застенчиво: «Золотарник крепкий, врагов наших задуши, из их соков золотые семена прорасти, силу их нам принеси».         Диана стояла за спиной Веселины, заплетала её волосы в косу и украшала цветами, похожими на жёлтые ромашки, иногда обрывая лепестки и кидая их в огонь. «Рудбекия черноглазая, в момент трудный поддержи, силой дух наш одари, во тьме путь верный укажи», — нараспев произнесла она.         Незнакомая женщина кружила вокруг подсвечника и на ходу плела что-то из стебельков. Миниатюрная, ладная, светлые кудри были убраны за маленькие торчащие ушки. При взгляде на неё Виктору почему-то вспомнился зверёк-ласка. «Камнеломка могучая, нашу слабую плоть укрепи, гноящие раны исцели, кровь по жилам разгони», — прозвучал неожиданно низкий глубокий голос, и в огонь полетели округлые листья.         Четвёртая беззаконница вальяжно раскинулась на диване, она привлекала взгляд изгибами крепкого тела, открытой шеей и волнами угольно-чёрных волос. Смуглая кожа дивно сочеталась с серебристым платьем и ярко-голубыми глазами. В портовых городах метисы энлодов и айрхе никого не удивляли, и эта женщина, бесспорно, вобрала лучшие черты обеих рас. Срывая алые лепестки с причудливых бутонов, которые украшали её волосы, полукровка небрежно бросала их в пламя: «Монарда многоликая, в пути долгом нам помоги, каменное сердце обогрей, буйный разум усмири, лица врагов во сне яви».         Виктор не заметил, как оказался заворожён неизвестным ему таинством. Ни крови, ни костей, ни полубезумных криков и танцев. Всего лишь четыре девушки, цветы и огонёк свечи. Он провёл ладонью по лицу, стараясь взять себя в руки и больше не смотреть на полуголых девиц. Особенно на ту, что на диване.         — Девки, вы чё тут устроили? Намусорили, воска накапали, подушек набросали — а убирать-то явно не вы будете! — Танмир пригрозил кулаком, аж покраснев от негодования. Веселина тут же встрепенулась напуганной птицей, сжалась и обхватила руками голые коленки.         — Тебе-то чего? Иди, куда шёл, и собачку в мундире с собой забери, — полукровка взмахнула рукой, сжигая лепестки, её жест можно было расценить и как пренебрежительное «идите вон».         — Мы всё уберём, не беспокойся, — добавила Диана.         — Шли бы лучше к Ведьме ворожбу творить, специально же целый зал расчистили!         — Ведьма никого рядом видеть не хочет, а здесь и просторно, и воздух чистый, — сказала женщина-ласка. Она оглянулась вполоборота и окинула Виктора оценивающим взглядом с головы до ног. — Не ворчи, миленький Танмир. Не успеет час пройти, как нас здесь как не бывало. А я тебе наверху табачку хорошего прихвачу, хочешь?         С каждым словом ласка приближалась к Виктору, склонив голову то к одному плечу, то к другому, словно примеривалась, как удобнее вцепиться в горло. Она приколола к его куртке сплетённый из множества жгутиков и узелков ромб. Почему именно ромб, чёрт подери?         — Держи, это тебе на удачу. Пригодится, — ласка улыбнулась, блеснула маленькими зубками.         — Смешно. Очень смешно, — процедил Виктор, разглядывая подарок.         — Посмейся, когда услышишь новости от Гаруспика. Поймёшь, к чему тебе удача. Он, кстати, в столовой сейчас сидит, — ласка любовно поправила своё творение и проверила, держится ли булавка. — Ещё поболтаем, суровый ты наш дядя-Хранитель.         Это был почти побег. Несколько переходов Виктор и Танмир прошли в молчании, бегло спускаясь по лестницам. Когда аромат цветов, смешанный с гарью, перестал их преследовать, горец ругнулся себе под нос и сплюнул в сторону:         — Бабы у нас хорошие, но как вместе соберутся и начнут дичь творить, за Ведьмой повторяя, так ни вздохнуть, ни пёрнуть. Глаза у них… такие… дикие. Видел?         — Видел. Разве вам, беззаконнику, такое непривычно?         — Говорил ведь, ме — человек простой. Нет, непривычно.         Столовая ещё издалека манила к себе пряными ароматами. Ласка не соврала: Ламарк отдыхал за обеденным столом, а на его коленях уютно устроился Долька. Рядом сидел смутно знакомый Курьер: статный черноволосый человек с острыми скулами и цепким взглядом. Стоимость его броского бежевого костюма была явно дороже одежды Ламарка. Покопавшись в памяти, Виктор вспомнил этого хлыща — Змей, чтоб его! Тот самый скупщик родом из Вердестта, с которым вышла странная встреча, когда Виктор обходил все злачные места в поисках хозяина ножа.       Ламарк улыбнулся и пригласил составить им компанию. Танмир мигом сослался на желание помочь сестре и скрылся на кухне, и Виктор остался один на один с двумя ползучими гадами.         — Вы уже виделись, но по-настоящему так и не представлены. Давайте исправлять. Знакомься, это Лафайетт Атталь, — Ламарк похлопал Змея по руке. — Если чего-то будет не хватать — снаряжения, одежды, бытовых мелочей — обращайся к нему. Наш спаситель и кудесник умудряется задаром снабжать всем необходимым.         — Вы так захваливаете, дон Гаруспик, что мне впору покраснеть, как девице.         «Лаф». Второй человек с доски, который поставил на то, что новичок умрёт во время Разделения. Подумать только, не встреться Виктор с этим ужом, может, и не угодил бы к Курьерам... Тогда Ведьма добралась бы до него первой — но это уже другой разговор.       — Какой удивительный кисло-сладкий привкус, никогда подобного не ел, — приговаривал Ламарк, выуживая из горшочка куски мяса.       — Я поделился с донной Тунарой шинстарийскими травами, — Лафайетт не скрывал самодовольной ухмылочки. — Имел честь оборвать жизнь одного торговца-конкурента и решил прихватить немного подарков. «Радость женщины — твоя радость», как ещё в древности говорили у меня дома.         В такой компании еда казалась безвкусной. Виктор словно попал на один из сборов приближённых, только в этот раз он не стоял за спиной мисс Тарнетт, а сидел на её месте. Чуть было не нахлынули болезненные воспоминания, но он смог удержать их в клетке. Вскоре вернулся Танмир, он поставил на стол чайник и по кусочку пирога каждому.         — Не дадут глаза соврать, донна Тунара решила порадовать меня любимым лимонным кексом? — с долей удивления заметил Лафайетт. — Передайте сестре мою искреннюю благодарность.         — «Радость женщины — твоя радость», — повторил Ламарк и рассмеялся.       На лице Танмира застыл странный оскал, он косился на Лафайетта с таким видом, будто на стуле сидела настоящая ядовитая змея. Его гримаса не скрылась от Лафайетта, но он лишь улыбнулся, когда Танмир забирал пустую посуду. За всей этой суматохой Виктор тихо выскользнул из-за стола, всё равно кусок в горло не лез, но его остановил возглас Ламарка:         — Погоди, надо кое-что обсудить. Друг мой, на чём мы прервались? Виктору тоже стоит послушать, как-никак дело касается именно его.         — Как скажете, — Лафайетт прочистил горло. — Дон Раймонд, вам необходимо забрать жизнь Берислава из Катища, одного из приближённых Квадранты.         Ногти впились в ладонь. Виктор уставился на щербатую поверхность стола, переваривая услышанное. Голос Лафайетта доносился будто издалека: «Берислав вскоре прибудет в крепость Багортт, что на севере от Дарнелла. Необходимо подловить его до того, как приедет Чёрная гвардия и заберёт в столицу под свой неусыпный надзор». Крепость Багортт… Череда воспоминаний о далёкой юности сжали сердце.         — Трудно, очень трудно было выйти на след этих любителей ромбов, — Ламарк вздохнул с таким несчастным видом, будто лично их выслеживал. — После смерти твоей подопечной они часто меняли своё месторасположение и только в крепости задержатся дольше, чем на неделю.         — Уже даёте задание, хотя я ещё не пережил это ваше Разделение.         — Если убьёшь приближённого под носом Хранителей и выживешь — о Разделении тебе точно не стоит волноваться. Один человек такое уже провернул, у тебя не меньше шансов на успех.         На самом деле это неплохо. Даже отлично, ведь Виктора собирались выпустить из подземелий, не дожидаясь ритуала. Значит, появится возможность как-то обхитрить самозванку и выдать гнездо беззаконников. Нет. Что-то не так. Где-то был подвох.         — Надеюсь, вы не станете пихать в меня новых личинок?         — Зачем? Одной хватит. У меня есть прядь твоих волос и пузырёк с кровью, а в тебе самом — Двуглавый. Как считаешь, друг мой Лафайетт, нужно ли сделать что-то ещё для укрепления связи?         — Пожалуй, только Разделение, дон Гаруспик.         — Вот и я того же мнения. Радуйся, Виктор, радуйся! — Ламарк по-шакальи улыбнулся. — Подышишь свежим воздухом, а то на тебе лица нет. Всем первое время сложно привыкнуть к жизни под землёй. Сиршу, кстати, кто-нибудь видел? — он осмотрелся, словно та могла найтись в углу комнаты. — Она должна была сегодня вернуться с вестями от Сорок. Может статься, что у них тоже есть определённый интерес к этой вылазке. Получишь шанс дорваться до своих ненаглядных птичек, между прочим. Всё как обещалось. Хорошо же?         Ответят ли Виктору, если он спросит почему именно Берислав? Тот был честным и справедливым лидером, мисс Тарнетт его безмерно уважала. Один из немногих приближённых, которого Виктор уважал сам.         Долька запрыгнул на стол и начал ласкаться к хозяину, мешая тому доесть кекс. Ламарк отставил блюдце и погладил животное по серебристому меху: «Вот и Дайан прознала о моём возвращении. Придётся отложить разговор, а ты, Виктор, обдумай всё хорошенько. Крепость Багортт. Уверен, ты в ней бывал и сможешь много интересного рассказать. А теперь всем доброй ночи, господа». Едва за старым ублюдком закрылась дверь, Виктор тут же вскочил на ноги, но вновь ему помешали уйти — Змей преградил путь.         — Да? — хотелось сказать слово покрепче, но Виктор сдержался. Только и делал, что сдерживался. Вряд ли его хватит надолго.         — Вы встречались с донной Сиршей, — Лафайетт уставился на своеобразную брошку из жгутиков. Он выдернул булавку с такой скоростью, что Виктор не успел отшатнуться. Ромб упал на пол. — Не советую вам принимать подарки от кого-либо, дон Раймонд.         — Дайте угадаю. Дружеский совет?         Лафайетт кивнул с серьёзным видом.         — Знаете, как бывает, когда мирная забава превращается в жёсткое противостояние, если касается давно соперничающих персон, — он задумчиво покрутил булавку между пальцами. — Ножа у горла вам ждать не стоит, дон Гаруспик запретил, но мелкое вредительство, которое может подвести в критический момент — вот чего будет в избытке.         Если вспомнить, то Сирша ставила на скорую смерть Виктора... Не зря казалось, что эта женщина с забавными ушками примеривается к нему как к добыче.         — Раз уж пошёл обмен дружескими советами: поделитесь со мной как с другом, мистер Атталь, что такое Разделение.         Вместо ответа Лафайетт вытащил из кармана пиджака знакомую куколку — подарок миссис Иде. Виктор охнул: «Откуда?..», инстинктивно потянулся за ней, но Лафайетт покачал пальцем, давая понять, что лучше вести себя смирно.         — Когда вы впервые пришли ко мне, я понял, что рано или поздно увижу вас здесь, и тогда начнётся новая игра. Решил заранее собрать информацию, так удобнее делать ставки. Заодно осмотрел ваше жилище в Горбах и внёс плату, кстати, на пару недель вперёд, иначе ваши вещи уже выкинули бы — не стоит благодарности. Вот и нашёл там любопытную безделушку. Знаете, что это?         Виктора передёрнуло, стоило представить, как этот аспид в бежевой чешуе шарился в его немногочисленных пожитках.         — Всё-таки не знаете. У меня в руках вольт, ведовская кукла. Благодаря ей можно навредить человеку или же помочь, — Лафайетт погладил подарок большим пальцем. — Эту куклу шили с добрыми намерениями, однако ничего серьёзнее приятного настроения она вам не принесёт. Ведьма создаёт вольты сильнее во сто крат, но, увы, большие силы требуют больших жертв. Во время Разделения вы принесёте две таких жертвы: кусочек души для Двуглавого и кусочек плоти для Ведьмы. Не бойтесь. На деле всё не так страшно.         — Почему тогда никто не верит в то, что я переживу ваш ритуал?         — Раньше было проще, хватало одной плоти. Всему виной Левиафаны, — неизменно спокойно-доброжелательный тон Лафайетта на мгновение треснул, как кромка льда. — Мы отдаём душу Двуглавому, чтобы её не выкрал Скорбящий палач. Умирают слабые, которые не могут отстоять свою волю — они лёгкая добыча для Скорбящего, таким среди нас не место.         — Значит, по вашему мнению, я слаб?         — Души Хранителей ужасно покорёжены, словно их пожевали и выплюнули. Когда один из вас проходил Разделение, всё случилось… не так, как обычно. Мы сомневаемся, что кто-то ещё сумеет выкарабкаться из подобной ситуации. Вы, по крайней мере, на такого человека не похожи.         Лафайетт положил куклу на стол. Не хотелось признавать, но гораздо проще жилось без знаний о подробностях. Разделить душу!.. На какие только ужасы не способны беззаконники.         — Ламарк говорил, что я первый Хранитель, который смог уйти из-под влияния мастера. Выходит, он врал?         — Чтобы выйти из-под чьего-то влияния, сначала надо под ним оказаться, — Лафайетт натянуто улыбнулся, показывая, что подробностей ждать не стоит.         — А Двуглавый, значит, ваш божок? Что-то вроде Вечного Хора у шинов?         — Всего лишь древний дух. У нас с ним, скажем так, обоюдное сотрудничество.         — «Всего лишь», — обречённо повторил Виктор. Как же всё у этих ведунов просто. — И в чём это сотрудничество заключается?         — Мы приносим Двуглавому жертвы, дарим силу, частью которой он делится с нами, — Лафайетт сверился с карманными часами и охнул. — Прошу извинить, но я вынужден прервать наш обмен дружескими советами. Доброй ночи, дон Раймонд.         Какой изящный способ отделаться от лишних вопросов. С тяжёлым сердцем Виктор откинулся на спинку стула и уставился в покрытый трещинами потолок, по которому ползали бражники. Пожалуй, только сейчас он в полной мере осознал всю глубину волчьей ямы.