Глава № 8. Рыбак, заглотивший свой крючок
25 июля 2020 г. в 12:45
— Смотри-ка, вон там, в рогозе, ещё тело.
Влажная рубашка холодно липла к коже. По руке ползало что-то мелкое и кусачее. Плеск воды. Жалобы на илистое дно. Чавканье грязи. Затухающий разум цеплялся за все эти мелочи, но с трудом складывал их в единую картинку. Едва уловимо пахло хвоей и речной водой. Вскоре завоняло рыбой и застарелым потом.
— А этот пока живой, — послышался юношеский голос. — Поможем?
— Ещё чего! Наши предки головы сложили, очищая Тормандалл от мелких паразитов. Своей «помощью» ты оскорбишь их память, — рявкнул старший. В бок Хейда прилетел ощутимый пинок, который отозвался жгучей болью в рёбрах.
— Как скажете, дядя.
Воротник камзола впился в горло, когда Хейда за шкирку потащили по траве. Наглые руки ощупывали карманы, выгребая из них всё мало-мальски ценное. Даже захоти Хейд побороться за своё добро — он бы не смог. Лучше так и лежать бессознательной тушей, глядишь, эти стервятники оставят его в живых и улетят прочь.
— Смотрите, что нашёл, — удивился молодой, когда опустошил подсумки. — Баллон какой-то.
— Я похожий у своей бабы видел, только поменьше, да покрасивше, но что-то от паразита не пахнет розами.
— Даже не знаю, кому такое продать. Берём или нет? — парень начал трясти баллончик, проверяя, полный ли он. Раздалось отчётливое громкое «пшик».
— Криворукий ты кретин! Что за вонючая дрянь?! Молись, чтобы это не оказалось отравой, иначе я скручу тебе шею!
— Так что с баллоном-то делать?
— Выброси ты его уже к чёртовой матери! Такую гадость и забесплатно никто не возьмёт.
«Бултых». Прощай, дорогущий сонный газ.
Мародёры так и собачились между собой, пока Хейд терпеливо отсчитывал секунды. Раз они почувствовали запах — что-то должно было попасть в лёгкие. Первым неладное заподозрил старший. Всё началось с ворчливых жалоб то на головокружение, то на слабость. Когда к недугам добавилась одышка, мародёр сложил одно к другому и взревел: «Всё-таки траванул меня, скотина!» Хейда пробила дрожь: помнится, родной дядя орал с такой же злобой, угрожая притопить его с Айрой, как котят.
Прошло две минуты, за которые старший успел надавать племяннику оплеух, прежде чем потерять сознание. Молодой организм сопротивлялся чуть дольше: парень заплакал от ужаса, уверенный, что тоже вот-вот умрёт. Десять секунд, двадцать, тридцать — и всхлипы затихли.
Пора.
Сцепив зубы, Хейд приподнялся на локте — и лучше бы он этого не делал. Больно, больно, больно, как же, Кэйшес всех прокляни, больно! Ткань камзола потемнела от впитавшейся воды и крови. Между рёбер чернело пятно — там, куда попала пуля. Раз Хейд ещё дышал — лёгкие целы, а вот насчёт костей такой уверенности не было. Когда его подстрелили, казалось, что всё содержимое грудной клетки перекрутило всмятку. Сколько ещё мародёры будут валяться в отключке? Одну минуту? Пять? Десять? Газ и в больших дозах действовал недолго, а теперь и вовсе невозможно угадать, как много времени осталось в запасе. Лучше поторопиться.
На дне мародёрской лодки валялось пара хранительских револьверов, несколько палашей и окровавленный мундир. Неплохо они успели поживиться. Хейд дёрнул мундир за рукава и облегчённо выдохнул — для Виктора у него был мелковат размерчик. Осталось плёвое дело: столкнуть судно в воду и уплыть, но оно было неподъёмным, словно вылитым из железа. Пришлось выкинуть на берег всё собранное мародёрами добро, — бесполезно, слишком тяжело. Нужен рычаг, и ничего подходящего, кроме весла, под рукой не нашлось. Сцепив зубы, Хейд всем телом навалился на ручку. Ценой прокушенной губы он подавил болезненный вой. Лодка скользнула по грязи и оставила Хейда без опоры, он рухнул в мелководье, распугав лягушек.
«Грёбаный мёртвый ублюдок, — Хейд не привык себя жалеть, зато любил вымещать на ком-нибудь злость. Лучшей кандидатуры, чем Молчащий, для этого не нашлось. — Я же из принципа выживу и запихну тебя в погребальный костёр. Верну сторицей всё то дерьмо, которого мне пришлось нахлебаться из-за твоих людей».
Гнев прибавил сил, а весло помогло выбраться из вязкого ила. Рядом послышался стон, это парень беспокойно задёргался. Время, время! Топлива в баке оказалось больше, чем нужно: не иначе как мародёры готовились целый день искать мёртвых по берегам. Рык мотора заглушил крики, летевшие в спину стремительно уплывающего Хейда. Он выровнял лодку по центру реки, и на полной скорости направился навстречу Дарнеллу.
Под сидением гребца нашлась сумка, а в ней припасы: завёрнутые в бумагу сырные лепёшки и фляга с водой. Дрожащими пальцами Хейд расстегнул камзол и рубашку; внутри всё сжалось, когда он увидел на воспалённой коже пятно из грязи, нитей и кровяной корки. Он потихоньку лил воду на рану, надеясь смыть хоть часть налипшей дряни. Хейд зажмурился от боли и замотал себя остатками бинтов. Как только Виктор умудрялся ходить с каменным лицом, когда его прострелило насквозь? Зверь, не иначе.
Виктор. Дар остался у него. Сейчас Хейд жалел, что поддался панике, но там, в крепости, когда вокруг было столько безумия, смертей и огня, он и правда больше верил в Виктора, чем в себя. Лишь бы ведун не стал глупить и ждать всяких рассветов, а убрался в город сразу, как им пришлось разминуться. О том, как быть, если очередного чуда Виктор не сотворил и сейчас гнил подле электростанции, Хейд не задумывался. Иначе сам опустит руки.
Следующая по важности проблема: стоило ли ползти в таком состоянии к Айре? Одно дело — лечить всякими травами порезы, совсем другое — вытащить пулю так, чтобы Хейд не помер. Лучше добраться до лечебницы, от адептов Мудрой судии наверняка будет больше толку. Палаты у них так точно чище, чем логово брата.
Время текло медленно. Гораздо медленнее, чем плыла лодка. Казалось, Хейд уже десятый раз проплывает мимо поваленного тополя, крутых склонов, зарослей рогоза и высоких кустов осоки. Бесконечный цикличный кошмар, не позволяющий вернуться в Дарнелл. Вскоре лес затих, остались позади трели птиц и кваканье лягушек. Впереди засияли огни города: можно было разглядеть возвышающийся над домами маяк «Аиста», в стороне от него — холмы Горбов, а далеко-далеко различался величественный Губернаторский дворец. Дарнелл стал ближе, и всё живое отступило. Вместо дежурного на контрольно-пропускном пункте Хейда встретила толпа полицейских — что они тут забыли? В городе уже знают про крепость?
— Разрешение? — глаза резанул свет лампы, пока констебль осматривал лодку. Позади него несколько человек с помощью канатов пытались что-то вытянуть из реки.
— На меня... напали, — прохрипел Хейд. После каждого слова — короткий вдох. — Я ранен. Прошу вас… сэр, мне... нужна помощь.
Безразличие на лице констебля просто убивало.
— Можете не стараться, мистер. Я уже насмотрелся за последние часы на сирых, убогих и очень страдающих. Законы едины для всех, — отмахнулся он, пока бегло заполнял прикреплённые к папке-планшету бумаги.
Полицейские с громким плеском вытянули свою находку из реки: на канатах повис труп пухлого мужчины с перерезанным горлом. Знакомое лицо — тот самый дежурный, который вчера днём принимал у Хейда поддельное разрешение. Его напарника тоже на месте не оказалось. Неужели Левиафаны успели и здесь пролить кровь? Кто-то из них пытался пробиться в Дарнелл?
— Умоляю. — Как же больно говорить. Больнее только дышать. — Помогите. Я умираю.
— Если у вас нет средств или времени на регистрацию, то придётся идти в город пешком. Вашу лодку сможете забрать после уплаты штрафа, — заученно проговорил констебль и указал на место, где следовало оставить судно.
Хейд прикрыл глаза и опустил голову на ещё тёплый мотор. Ожидаемо, что правоохранительная система когда-нибудь его погубит, но он не думал, что это случится именно таким образом.
— Его рожа мне знакома, — послышался новый голос.
— Все айрхе на одно лицо, — фыркнул принципиальный констебль, пока чиркал ручкой в бумагах.
— Да нет же. Я про гончие листы, которые мы получили вчера. Здесь их расклеить не успели, присмотри за ним, я принесу.
Как-то нехорошо прозвучало. Может, стоило бежать? Вместо этого Хейд так и лежал на остывающем моторе, и холод сковывал конечности. Констебль забавно хмурился, требовал что-то: кажется, назвать себя и вылезти из лодки. Заметив, что нарушитель глух к словам, констебль дёрнул его за плечо — и охнул, когда разглядел на грязном камзоле отверстие от пули.
— А ну-ка, давай проверим, насколько хорошо я различаю айрхе, — к ним подошёл полицейский с развёрнутым листом в руках, с которого на Хейда смотрело его собственное лицо.
Тот, кто помогал художнику составить портрет, определённо знал Хейда очень хорошо: каждый из шрамов был передан с поразительной точностью, как и морщина между вечно нахмуренными бровями, и седая прядь в чёлке, и каждая из многочисленных родинок. В этом рисунке было передано всё, чтобы безошибочно выделить его лицо из остальных айрхе. Сердце пропустило удар, когда Хейд вчитался в отпечатанные слова: «Разыскиваемый Хейд из рода Мортов, известный также как Фелис Харисонн, обвиняется в государственной измене и пособничестве Левиафанам. За поимку преступника либо за предъявление доказательства его смерти объявлена награда в 1 000 шиллетов».
— Я же говорил! — хмыкнул констебль и заломил опешившему Хейду руки. — Вот бы каждый день преступники сами к нам приходили.
Это ловушка. Очередные расставленные Левиафанами силки. Даже если нет: с такими обвинениями не будет иного выхода, кроме как на эшафот. Хейд взбрыкнул из последних сил, пытаясь вырваться. На его совести слишком много обещаний: брату, Айлин, Виктору — и совершенно нет времени на то, чтобы болтаться в петле!
Жёсткий удар под колени, и ладонь полицейского вжала Хейда щекой в отсыревшие доски причала. Труп дежурного лежал неподалёку, ожидая, когда закончится бумажная волокита с протоколами. Его белёсые глаза с безразличием смотрели на то, как на запястьях вора защёлкивались наручники.