Ворон ворону глаз не выклюет

      Отрывок из потрёпанного журнала.          Запись № 19:          «"Ты слишком медлителен, мальчик".          Медлителен. Значит, я плохо справляюсь? Должен стать лучше? Мы с ЧП едва не сгинули в горах, пока с нуля восстанавливали историю дейхе и руанни, искали лазейки, подсказки, хоть что-нибудь, что помогло бы справиться с Древним. Я отказался от сына, Ищейки и Верды, пожертвовал свои душу и жизнь — всё ради того, чтобы выполнить замысел Глашатай. Принести покой её братьям. Спасти людей. И всё равно я — медлителен. Не оправдал возложенных надежд.          "Многим я дала отведать свою плоть, но только ты овладел моими дарами в совершенстве. Этого недостаточно. У нового птенца гораздо больше возможностей. Девочка поможет открыть Горнило и закроет его за тобой. Закончит то, что начал ты. Когда Предвестник исчезнет, ты знаешь, как самому не стать его подобием, верно, мальчик?"          Она нашла мне замену. Она хочет оставить меня в Горниле. Конечно, для Древнего жизнь айрхе равна жизни бабочки-однодневки, нет смысла её беречь, но я же ещё живой. Живой! С того дня, как Глашатай призвала меня, она стала моим миром, как когда-то был Молчащий. Наивный глупец. Посмел надеяться, что я тоже для неё особенный. Но мёртвым нет дела до живых…»          Несколько слов размыто дождевыми каплями.          «…Думать, что будет с Тормандаллом, когда не останется Древних, кроме Глашатай. Её предсмертное желание может исказиться, как это случилось с Молчащим. Не решит ли она следом за братьями упокоить всех людей? Тогда кому-то придётся вынести весь «мусор» за предками, как сказал бы ЧП. И этим кем-то стану я».          Угол листа обгорел.          

***

           Зимнее море пугало. Оно гудело, клокотало, переругиваясь с завывающим ветром. Волны перехлёстывали через волнорез, бились о выбеленный снегом берег и раскалывали едва схватившийся лёд. Порыв ветра сорвал с пенного гребня брызги и окатил Виктора заледеневшими каплями. Давным-давно он работал докером на этом причале, с утра до ночи тягал мешки и бочки, вокруг сновал народ, бурлила жизнь, в поток которой он никак не мог влиться. Теперь даже чаек не осталось, вечных спутников моря.          Позади, у дороги, протяжно заскрипели колёса: по грязевой колее парочка здоровяков тащила повозку с трупами. В такой же телеге увезли и Хейда. Когда мёртвые птицы оставили Виктора в покое, он вернулся к детской площадке, но никого там не нашёл. Мелькнул глупый проблеск надежды — а вдруг каким-то чудом Хейд вновь обманул смерть?.. Но бражники привели Виктора к крематорию Тараска. Оно и к лучшему. Всё равно не получилось бы развести погребальный костёр. Хейд так и останется привязанным к чужой земле, но Виктор мог освободить хотя бы малую его часть — поэтому и стоит здесь, на краю причала. Стенки жестяной банки прикрыли от ветра языки пламени, которые пожирали лоскутное тело куколки миссис Иде. Уже обнажилась сердцевина из окровавленных бинтов. Вскоре на дне осталась одна зола.          — Прости, — Виктор вытряхнул содержимое банки в море, — и прощай.          Пепел смешался с падающим снегом, исчез в чёрных водах. Опустевшую банку Виктор перевернул вверх дном и оставил на краю причала, как могильный камень.          На первый взгляд Дарнелл казался сонным, меланхоличным: прикрыл свои язвы белым покрывалом и затих, чтобы пробудиться весной с новыми силами. Но стоит чуть присмотреться — и замечаешь дымовой столб над крышами, на другом берегу звучит эхо выстрелов, а за углом можно нарваться на ублюдка с алой лентой на груди или чёрной отметиной на душе. Будто этого мало, на столбах появились новые листовки: предупреждение о ядовитых растениях, запрет приближаться к ним и употреблять плоды. Описание напоминало огонь-траву, но Виктор скользнул взглядом по листовке и прошёл мимо. Плевать. Он собирался убраться из города как можно скорее, но, к сожалению, это не так просто. И дело не только в законниках, которые перекрыли все входы и выходы из Дарнелла.          В цирюльню Виктор так и не посмел вернуться. Вещей у него было мало, и всё самое важное он носил с собой, хотя под кроватью остались ножны с палашом Адды, а в ящиках еда… Лучше бы всё сгорело к чертям собачьим, чтобы не возникло соблазна возвращаться. Так и остался у Виктора единственный «дом» — курьерское убежище. Вздохнув, он прижал ладонь к стене и медленно, выверяя каждый шаг, начал свой долгий мучительный спуск по ступенькам бункера.          Проблемы дали о себе знать ещё в лечебнице, вскоре после того, как доктора зашили разодранное лицо Виктора. Его предупредили, что с одним глазом восприятие окружающего мира может исказиться. Прозвучало слишком расплывчато, но когда он начал садиться мимо стульев, браться за кружку не с первого раза и проливать лекарство, пытаясь её наполнить — осознал, как сильно он влип. Весь мир изменился, стал плоской иллюстрацией. Иногда она двигалась, и тогда в ней было чуть легче ориентироваться, но даже такая мелочь, как ступеньки, могла стать неприятным препятствием. Конечно, это пугало. Переучиваться было нелегко. Но самое страшное случилось вчера, когда Виктора едва не продырявили ножом — потому что не смог верно оценить, как далеко находится противник. Тогда-то он и решил найти место, где можно отсидеться и привыкнуть к новым правилам жизни. Выбор, увы, был невелик.          Раньше каждого Курьера, когда он возвращался в убежище, первым встречал гигантский лосиный череп. Больше его не было, и пустота на стене притягивала взгляд, будто там осталась бездонная дыра — как напоминание, что под городом тоже всё не в порядке. Зато прибавилось множество ящиков и сундуков, особое внимание привлёк чемодан, один из нескольких, лежавших на столе. В нём чувствовалось что-то близкое, родное, до конца неясное. Виктор откинул крышку и увидел на мягкой подложке маски. Чутьё подсказывало, что деревянное лицо с оскаленным ртом — Лиховид. Рядом лежал костяной круг с алым треугольником на лбу — это Нариман. Якоб, Диана… Все они были тут. Виктор тоже. Его маска выделялась на фоне остальных: она больше походила на звериную морду, чем на лицо. Ведьма и правда хорошо читала людские души, зря он ей не верил. Сняв перчатку, Виктор коснулся выпирающих клыков, окрашенных его собственной кровью. Тепло. И спокойнее на сердце стало.           Момент единения нарушил шум за спиной: то явился Танмир с увесистыми мешками на каждом плече. Едва заметив Виктора, горец бросил ношу на пол. Он был похож на косматого медведя-шатуна, готового свалить добычу ударом лапы, но спокойный вопрос: «Что, мне здесь уже не рады?» заставил его присмотреться к человеку в бинтах.          — Эк тэно подрали, а! Не признал. Кто ж тэно так? — заохал Танмир после того, как извинился. Виктор промолчал. Всё равно ему не поверят, если скажет правду. — А мы тут, сам видишь, на новое место уходим так да. Боязно чё-то. Ирма говорит: «На войне все нужны», — но какой от менӧ толк? Треснуть-то могу, да так, что голову проломлю, — он с гулким хлопком ударил кулаком по ладони. Силищи в этом медведе и правда хватало. — Но Хранивцы менӧ застрелят раньше. Ме с Ирмой редко говорил, но и не обижал никогда. За что она нас с Тунаркой сгубить надумала?          Рассказал Танмир и о том, как Курьеры готовились к суицидальной затее Катерины: Лафайетт бодался с Чёрной гвардией за право оформить разрешение на вывоз груза из города, Диана с Лиховидом искали лодки, Карамия и Якоб отправились в новое логово встречать собратьев из других убежищ, пока Нариман с Веселиной возились с колодцем. Ведьма исчезла. Танмир уверял, что это ненадолго: «Не могла она бросить нас, она же часть семьи. Вернётся. Точно вернётся. И придумает, как Ирме голову остудить». Сама Катерина без ложной скромности заняла кабинет Гаруспика. Хоть Виктор и помнил дорогу, но коридоры выглядели непривычно, и это сбивало с толку — приходилось держаться рукой за стены и посматривать на маски, чтобы хоть как-то ориентироваться. Когда он приблизился к кабинету, то расслышал высокий и полный гнева голос. Кажется, это была Райхана.          — Предположим, мы избавимся от Тарнетта без лишних потерь, но ты подумала, что будет с Курьерами дальше?! Хранители — всё ещё люди императрицы! На нас и так идёт охота, причём успешная!          — За императрицу и её теней не беспокойся. Смерть Тарнетта не означает конец для Курьеров или Хранителей, наоборот — она станет новым началом, как было после распада Безглавых судий. Только я не допущу ошибок моих предшественников. Двуглавый будет нам слугой, а не хозяином.          — Дожить бы ещё до «нового начала». Хоть кому-то! — пол скрипел под тяжёлой поступью Райханы, пока та мерила шагами кабинет. — Глава должен не только управлять людьми, но и нести ответственность за них и свои решения. Однако ты — информатор, вы всегда были одиночками. Курьеры тебе не доверяют, и даже самый гениальный план может пойти к чёрту из-за саботажа. Это нас и погубит!          — Что верно, то верно — у меня другие таланты. Потому я хотела доверить роль управляющего тебе.          — С какого такого хрена?!          — У Гаруспика была Ведьма, Тарнетт тоже не заправляет всем единолично, — голос Катерины звучал до раздражающего деловито и сухо. — Я наслышана о твоей ячейке в Андронталле. Хоть в столице и больше возможностей, но и куда больше рисков, и ты прекрасно справлялась в таких нелёгких условиях. Жаль, я не успела застать твоё убежище до его падения, но уверена, там жилось куда приятнее, чем здесь. Я предлагаю тебе вернуться к знакомой роли, стать проводником между мной и другими Курьерами. Всё равно с одной рукой много не навоюешь.            — Ты… Ты… Не понимаю, — в Райхане угас весь запал. — Не узнаю тебя, хотя думала, что пережитые вместе тяготы наглядно показали, какой ты человек. Неужели ты притворялась весь путь до Дарнелла? Даже в ту ночь, когда мы едва не сгинули в Стонущих болотах? А потом прятались в том дурацком вагоне?          — Кто знает? Может, только тогда я и была настоящей. Сейчас я не могу позволить себе подобную блажь.          — Раз так, то с чего вдруг мне помогать тебе. Или я должна оплатить своё спасение?          — Я не хочу принуждать, — Катерина сразу же смягчилась. — Но ты согласишься, потому что дорожишь своими братьями и сёстрами. Жалеешь тех, кто в посмертии обречён стать жертвой Двуглавого, и всеми силами стараешься отсрочить их момент расплаты. Твои слова.          Райхана зарычала, как дикая кошка, на шею которой накинули силки. Рывком она распахнула дверь и замерла на пороге, увидев Виктора — тот прислонился к стене напротив и не пытался скрыть, что подслушивал. Чего ему бояться, в самом деле?          — Ужас какой! Что с твоим лицом?          Рука невольно коснулась растрёпанного края бинтов. Глупая привычка. Можно подумать, однажды вместо шрамов Виктор нащупает свой глаз, целый и невредимый.          — Не повезло.          — Ничего, ничего. Шрамы мужчину только украшают, особенно такого воина, как ты, — Райхана коснулась щеки Виктора, провела большим пальцем поверх бинтов, словно смахивала соринку, и ноющая боль в глазнице ослабла. Он мог бы и сам себе помочь, но его рой и без того заметно поредел. — Наслышана о твоих подвигах. Может, сам расскажешь, что там в крепости случилось? У меня и выпивка есть. Хорошо посидим! Я уже со всеми поболтать успела, а вот тебя поймать непросто, красавчик.          Крепость Багортт… А если бы Хейд умер ещё тогда?..          — Извините, мисс, но рассказчик из меня неважный. Да и собутыльник тоже не очень — пролью всю выпивку мимо стакана.          — Не беда, моя рука к твоим услугам, — Райхана подмигнула с хитрецой. Невероятно солнечная, шумная, готовая своим теплом залечить душевные раны, но Виктор ощущал себя тенью, которой хотелось скрыться подальше от яркого света. И пока он думал над вежливым отказом, Райхана обняла его так крепко, как могла одной рукой, и шепнула: — Если нужна будет помощь, то дай знать. Я тоже калека и лучше других понимаю, каково тебе сейчас.          «Калека»… Одно только слово обожгло Виктора как кислотой, но он сдержался и кивнул.           В кабинет Виктор вошёл без стука. Бывал он здесь всего пару раз, но запомнил комнату чистой и уютной: Гаруспик старался обустроить свою нору так, словно она находилась в особняке на улице Ахерона, а не в полузаброшенных подземельях Паясы. Катерина внесла хаос и в это место. Все шкафы стояли раскрытыми и выпотрошенными, на полу возвышались башни из бумаг, что-то из них летело комком в пламя очага, что-то откладывалось в коробку. На краю стола лежала едва наполненная папка, видимо, для особо ценной информации. Пришлось активно покрутить головой, чтобы одним глазом рассмотреть все завалы.          — Глядите-ка, благородный рыцарь вернулся в своё королевство! Увы, принцесса устала ждать чужого подвига, и сама отсекла голову злого чёрта, — торжественно провозгласила Катерина. Траурное платье сменила курьерская униформа с нашивкой ахеронского почтамта. Обычно в таком костюме расхаживала одна Ведьма, остальные Курьеры не были привязаны к тем временам, благодаря которым получили своё название.          — Может, рыцарь не опоздал? Может, принцесса сама пострашнее чёрта будет?          — С такой стороны я на нашу сказку не смотрела, — Катерина рассмеялась и скормила пламени очередной лист.          Нетрудно было догадаться о причине столь ярого дружелюбия: Катерина знала о своём шатком положении на вершине иерархии Курьеров и старалась укрепить фундамент под ногами. Но одной Райханы для этого мало, а кроме Виктора, и выбора нет — только он не горевал о смерти Гаруспика.          — Знаешь, мой дорогой рыцарь, у тебя невероятная способность помогать мне каждый раз, как ты меня не слушаешь, — Катерина растянула губы в кривой ухмылке. — Не сказал мне про Гаруспика — угодил к Курьерам, и от тебя сразу же стало больше толку. Едва не сдал меня Сирше — пришлось, конечно, попотеть в Андронталле, зато всё сложилось куда лучше, чем я планировала изначально. Наплевал на мою просьбу и отдал Дар другому человеку… и это тоже пошло на пользу. Удивительно. Хочется тебя пристрелить, пока не учудил что-нибудь ещё, но вдруг твоё очередное непослушание вновь сыграет мне на руку? Хоть ставки на спор делай, как это любят местные. Что думаешь?          — Поступай как хочешь.          Такая блёклая реакция Катерину не впечатлила. Она смяла бумажку в шарик и кинула через стол. Виктор проследил траекторию — снаряд должен прилететь ему в сердце, он же просчитал верно? — но его ударило в плечо. По затылку пробежал холодок. От таких моментов всё ещё становилось не по себе.          — Надо же, настоящий. А я уже подумала, что вместо себя ты послал морок, — Катерина подкинула в руке новый шарик. Сквозь напускное дружелюбие лезло всё больше недовольства. — Что с тобой не так, мой дорогой Раймонд? Ты ведь нашёл убийцу Софии — я всё знаю. В убежище хватает работы, но по старой дружбе я позволила тебе несколько дней наслаждаться победой. Так почему ты стоишь передо мной, как блудный дух? Расстроился, что шрамы распугают поклонниц?          — Дело не в шрамах, — тихо ответил Виктор, и вновь рука потянулась к бинтам.          Катерина склонилась над столом, желая поближе разглядеть лицо Виктора — думала, что её пытаются обмануть, или надеялась на это. Стиснув зубы, она отошла к очагу, слегка прихрамывая на раненую Гаруспиком ногу. Если ей придётся таскать с собой трость, то Виктор от души посмеётся над иронией судьбы.          — Мне не привыкать, что ты постоянно меня подводишь, но в этот раз ты умудрился превзойти сам себя, — Катерина нервно барабанила пальцами по предплечью. — Что с глазом?          — Птица клюнула, — чистая правда, которая прозвучала как издёвка. — Дай немного времени, и можешь использовать меня, как хотела. Я не против.          — Не против? — Катерина оглянулась через плечо и вскинула бровь.          Виктор уселся в освободившееся кресло и слегка поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее. Довольно нахальный поступок, но пока он нужен Катерине — та будет снисходительной. Почему бы не воспользоваться своей крохой привилегий. Терять всё равно нечего.          — Я связан с Двуглавым, а значит, и с тобой. По своему желанию ты можешь заставить меня сделать что угодно, но я и не собирался тебе мешать. Наоборот, буду особенно послушным, если пообещаешь исполнить моё желание.          — С чего вдруг? Ты сам мне порядком задолжал.          — Гаруспик хотел, чтобы я убивал для него Хранителей, и тебе от меня нужно то же самое. Среди Курьеров мало людей, которые могут сражаться с ними на равных.          — Теперь и ты не сможешь. Зачем мне тратить время на твои просьбы?          — Думаю, мы оба не хотим проверять силу моего гнева и границы твоего контроля. Сама знаешь, шею свернуть — дело быстрое. Секунды хватит.          В отблесках пламени глаза Катерины напоминали живую ртуть. Легко представить, что именно с таким выражением лица, пугающим своей бесстрастностью, она взмахнула палашом и отрубила Гаруспику голову. Виктор ей в ответ улыбнулся. Просто хранительская шутка для своих.          — За мой глаз не переживай. Несколько тренировок с Якобом, и я привыкну, — Виктор переплёл пальцы и уставился на них. Перед собой он видел комок плоти. Со ступеньками та же беда: сложно различить, где они начинаются, а где заканчиваются. — Я могу защитить тебя от других Курьеров и принести голову Тарнетта, если захочешь. Когда выжившие Хранители преклонят колено, то вместо одного моего клинка у тебя появится сотня. И тогда… Отпусти меня. Дай хотя бы пять лет пожить своей жизнью. Забудь о моём существовании на этот срок.          Ответ вышел красноречивым — дуло револьвера.          — Бешеных собак стреляют, а не ведут с ними переговоры.          Виктор слегка повернул голову, чтобы лучше видеть оружие. Заряжен. Он усмехнулся и пожал плечами.          — Но только бешеный пёс готов лизать твои руки, пока остальная стая ждёт момента разорвать тебя на части.          — Могу пообещать одно: когда Тарнетт умрёт, я выслушаю твою просьбу ещё раз. Решение будет зависеть от того, как ты себя покажешь в стычке с Хранителями и как сложатся наши дела после. Ты уж постарайся, Раймонд.          Виктор кивнул. Забавно: немного угроз, и впервые Катерина стала воспринимать его серьёзно, а не как пойманную в паутину букашку. Игры в старых друзей закончились, но ему было всё равно.          В убежище накопилось много забот, и Виктор нырнул в них с головой. Работа докером спасла его после смерти Софии, и вновь он хватался за проверенный способ, нагружая себя до изнеможения — но это помогало только днём. Стоило опустить голову на подушку, как тьма сгущалась вокруг нар и стылой лежанки Крыса. Одиночество порождало мысли, от которых сжималось сердце, а тишина звучала чужими голосами. Вскоре Виктор стал засыпать под них, как под колыбельную. Ему не привыкать к призракам прошлого.          Спустя несколько дней явился Лафайетт, и вернулся он победителем: разрешение получено, осталось нагрузить лодки добром и свалить из города. Путь их ждал долгий и нелёгкий: сначала подняться по руслу реки до самой плотины Вердиша, а от неё — до заброшенного шахтёрского городка. За сборами следила Райхана, всё чаще она выступала голосом Катерины и раздавала указы. Её стараниями в бункере держался хрупкий мир, но получится ли его сохранить на новом месте, где соберётся куда больше Курьеров? Уставших, растерянных, злых, которые хорошо знали Гаруспика и Ведьму, но не Катерину. Будет нелегко заставить их склонить голову и полезть к Хранителям.          Дорожная сумка собралась быстро: Виктор прихватил только сменное бельё и хранительский мундир. Сегодня утром Тунара пихнула свёрток ему в руки и буркнула: «Гаруспик сказал Ведьме его сохранить так да. А Ирма приказала освежить». Прорехи от мечей и пуль стянули аккуратные швы, а сама ткань пахла щёлочью. Виктор поблагодарил Тунару кивком, чтобы не осквернить женский слух бранью — уж лучше выйти к Тарнетту голышом, чем натягивать на себя эту старую ветошь. Интересно, принарядится ли Катерина ради встречи с бывшим мастером?          Закрыв за собой двери тюремной камеры в последний — как Виктор надеялся, — раз, он обвёл взглядом висящие в коридоре маски. Из них вышли прекрасные соседи: тихие и неконфликтные. Бросив им: «Не скучайте», он накинул лямку сумки через плечо и поднял фонарь повыше: игра света и тени помогала лучше ориентироваться в пространстве. Если наставник Варгер ещё не помер, стоит взять его в плен и допросить, как он научился жить с одним глазом. Юные Хранители боялись старика, как чёрта, и не было испытания труднее, чем спарринг с ним на мечах.          Вдруг свет фонаря выцепил белый всполох на полу. Показалось? Стоило подойти ближе, и серебристое облако зашевелилось, повернулось к источнику звука мордочкой. Цепкие лапки стиснули покусанный стебель огонь-травы. Долька! Виктор тут же замер, боясь спугнуть. Хоть и понимал, что это несчастное создание умерло задолго до хозяина, но вдруг в нём осталась часть воли Гаруспика? Ведь даже с масками можно было поговорить.          — Потерялся? — Виктор опустился на колено и протянул раскрытую ладонь. Глазки-вишенки наблюдали за ним, усы распушились веером. Если Долька попадётся Катерине, та его мигом уничтожит. Защищать Гаруспика не было никакого желания, но его вольт мог стать козырем на тот случай, если вместо свободы Виктор увидит дуло револьвера или очередной ошейник. Уж что-что, а урок Дарнелла «никому не доверяй и будь готов обмануть сам» он усвоил хорошо.          Долька прижал уши и дал дёру. Виктор рванул следом, но несмотря на короткие лапки енот всегда оставался на шаг впереди, недосягаемый как мираж. Что-то здесь не так. Маски на стенах висели те же самые, с которыми он недавно попрощался. Не мог же Виктор сделать круг, в тюрьме это просто невозможно. На всякий случай он потрогал маски — настоящие, но души почему-то молчали. Не сводя с них взгляда, Виктор медленно пошёл вперёд и упустил момент, когда вновь пришёл туда же. Проклятье. Коридор закольцован.          — Ох, Раймонд, какой позор. Не смогли поймать мёртвое животное. Неудивительно, что вы так долго гонялись за моим палачом, — голос Софии разбил давящую тишину подземелья. Её изящная фигурка в алой судейской мантии стояла рядом, золотые крылья Дара Квадранты блестели в свете фонаря. У Софии было лицо. Виктор впился в него взглядом, заново вспоминая все позабытые детали, которыми раньше мог любоваться каждый день: едва заметные пятнышки веснушек на щеках, рыжая прядка выбилась из причёски, и рука сама тянулась заправить её за ухо. Как давно это было. Как давно…          — Ты не самозванка, — вырвалось у Виктора. Двуглавый всегда скрывал лицо за бражниками, нарочно хотел стереть из его памяти образ Софии, заменить уродливым двойником.          — А что, разочарованы? Не получилось найти виноватого? — София сама поправила волосы. В её глазах застыл холод, так она смотрела на беззаконников, прежде чем вынести смертный приговор. — Настолько привыкли, что за вас всегда решали другие, а значит, и ошибки — не ваша ответственность. Помните ту девчонку, которую убили первой?          Виктор начал медленно пятиться. Фигура Софии отдалялась, на её губах играла усмешка. Пятно света отступало всё дальше, и алую мантию поглотила тьма. Маски на стенах не сменились.          — Обычно побег — это моё средство решения проблем.          Виктор вздрогнул и резко обернулся. Хейд составил компанию Софии у стены напротив. Монетка порхала между пальцев, она занимала вора куда больше, чем горе-напарник рядом.          — Ты выбрал самое простое решение. Потому что думать — это не про тебя, а моего совета ты спрашивать не стал, — наконец Хейд поднял голову. В его словах не было злобы, но и той теплоты, что едва успела в нём зародиться, тоже.          Голоса, которые изводили Виктора перед сном, обрели плоть. Он смотрел на дорогие ему лица, и как же хотелось попросить их остаться рядом навсегда, даже если они будут его ненавидеть. Но это морок. Счастье, которое он принесёт, окажется таким же иллюзорным. Виктор призвал рой, как вдруг голова раскололась от боли, жгучей и мучительной, словно клюв птицы только-только впился ему в глазницу.          — Посмотрите на эту неженку! — вместо монеты Хейд стиснул пальцами глаз — бледно-голубой. — Подумаешь, царапина. Задыхаться от крови в лёгких было куда мучительнее, уж поверь. Мог избавиться от меня одним выстрелом, так нет, решил поиздеваться напоследок, сволочь? Теперь страдай сам! — и он приложил трофей к лицу вместо своего глаза, чёрного, как тьма вокруг.          — Я выбрала самого красивого и бесполезного Хранителя.          — Ты и правда годишься только на то, чтобы убивать. Но даже мечу можно найти больше применений, чем тыкать им в людей.          — Вот и проросло дурное семя. Ломаешь чужие судьбы, как твой никчёмный отец, — у этого голоса не было тела, он звучал из самого сердца, от него не убежать, даже если стереть ноги в кровь.          — Не стоило тебе выползать из той ямы, в которой сгнили твои родители. А мне — пытаться увидеть в звере человека и друга. Когда ты уже сдохнешь, в конце-то концов? Где справедливость?          — Таков Закон, Раймонд. Если не уберёг хранимого — умираешь сам.          Виктор провёл пальцем по лезвию костяного ножа, нащупал скол у рукояти — остался после того, как им ударил Хейд. Всё ещё острый, несмотря на изъян. Клинок легко прорезал одежду, и Виктор рухнул на колени, словно проткнул себя насквозь. Ему не хватало актерского таланта, зато он достаточно видел умирающих людей, чтобы изобразить нечто похожее.         Шаги. Их не смогли заглушить ликующие крики видений. Виктор не стал поднимать голову, когда заметил на плитах пятно света от чужого фонаря. Оно подползало медленно, с опаской, но всё ближе и ближе. Едва увидев носок сапога, Виктор пружиной кинулся на тень перед собой — с такого расстояния он не промахнётся и с одним глазом. Со всей силой он впечатал хозяина морока в пол и приставил к горлу нож.          — Решили взяться за меня всерьёз? — Виктор с такой силой надавил коленом на грудь Ведьмы, что та едва могла вдохнуть. Свободной рукой он сжал её запястья, заставив выронить костяной стилет. — Хорошая попытка, но я слишком привык к кошмарам, чтобы их слушать.          — Что ж. Я тебя недооценила, — злые звериные глаза сверкали в полумраке, короткие волосы с проседью разметались на полу. Ведьма так сильно напоминала брата Хейда, что у Виктора вырвался смешок. Чёртовы айрхе, и правда все на одно лицо. — Ну, чего ждёшь? Ты выиграл. Давай, сволочь, не тяни!          — У меня нет желания вас убивать.          — Что, жалость одолела? — теперь смешок вырвался у Ведьмы.          — Возможно. Дни и недели я мелькал перед вашим носом, но из-за Гаруспика вы могли только рычать, а не кусать. Представляю, какая это была пытка, — Виктор замолк ненадолго. Будь у него хоть кроха самообладания этой женщины… — Мне жаль, но я не могу сдаться вам так просто. В следующий раз попробуйте другой способ.          — Да как до тебя добраться, ублюдок?! — крикнула Ведьма со всем отчаянием и ненавистью, что копились в ней так долго. — В бою и пытаться не стоит. Отрава тебя не берёт. Я порчей изводила твой разум все эти месяцы, выжидала, когда ты станешь слаб и уязвим — и всё равно не сработало!          На одно мгновение у Виктора всё же вспыхнуло желание размозжить эту маленькую крикливую голову о пол. Оказывается, его мучил не только Двуглавый. А был ли он вообще?.. Вот уж отчего с ума сойти можно.          — Против пули я бессилен. Но лучше не стреляйте в узких коридорах, это опасно.          — Ты правда учишь меня, как тебя убить? Совсем поехал головой?          — Может быть. Вы же приложили к этому столько усилий.          Ведьма уставилась на него широко раскрытыми глазами, и вдруг захохотала, едва не поцарапав горло о лезвие ножа.          — О, нет, нет-нет. Нет! Хитрый ублюдок. Я знаю, в какие слова морок облекал все твои печали. Зачем мне хоть пальцем шевелить, если ты будешь страдать так сильно и долго, как не справился бы ни один яд? Живи, сука, и мучайся, как мучилась я. Если посмеешь стать хоть немного счастливее — я это узнаю.          — Боюсь, вам придётся ждать очень долго. Или наоборот, если вылазка к Хранителям пойдёт не по плану.          — Ничего. Я терпелива. Зашью тебя, как куклу, накачаю чужой кровью и поставлю на ноги. Пока я жива — и ты не сдохнешь. Но насладиться этой жизнью я тебе не позволю.          Каждое слово Ведьма выплёвывала с упоением, сплетала из них проклятье, вряд ли первое и последнее из предназначенных Виктору. Её и правда было жаль.          — Как скажете.          Виктор убрал нож от горла Ведьмы и встал на ноги. Он не дёрнулся, когда та схватила стилет и вскочила следом; напади она сейчас, у неё появился бы шанс если не убить, то покалечить, но Ведьма придерживалась своего нового плана мести. Морок давно рассеялся, хотя маски вокруг висели всё те же — в реальности Виктор и шагу не сделал с того момента, как решил поймать Дольку. А виновник, оказывается, всё это время сидел рядом молчаливым наблюдателем. Усы безжизненно обвисли по обе стороны мордочки, в мускулах не было ни единого лишнего движения. Стоило Ведьме наклониться и протянуть руки, как енот подался ей навстречу и уцепился лапками за курьерскую униформу.          — Синешкурая его не получит, — она с тревогой покосилась на Виктора и прижала Дольку к груди.          — Я не стану его у вас отнимать, — и тут Виктор сложил одно к другому. — Так вот к чему всё было. Вы хотели защитить от меня Дольку?          — Я была уверена, что именно ты займёшься поисками. Но эта сука, видимо, не так уж тебе доверяет.          — У неё есть на это причины.          — Ха, правда? — не без злорадства заметила Ведьма. — Мне же лучше. У Ирмы всего две руки, и пока одной она сдерживает Двуглавого, а другой — его людей, спина останется беззащитной.          — Её тыл защищаю я. До поры до времени. Тут вам тоже придётся потерпеть.          — Как же ты меня бесишь!          Долька устроил мордочку на предплечье Ведьмы, и вишнёвые глазки, слишком живые для мертвеца, наблюдали за перепалкой с едва заметной усмешкой.