Ворон ворону глаз не выклюет

      Виктор обхватил рукой висячий замок: толстая дужка, массивный корпус с оттиском в виде скорпиона. Зачем искать ключи, ковыряться отмычками, если помеху можно сломать и отшвырнуть прочь. Стальная дверь всё равно поддаваться не хотела, пришлось высадить её ударом плеча. Переступив порог, Виктор наскоро отряхнулся от снега и выдохнул с облегчением — больше ветер не оглушал его своим рёвом. Он оказался в ламповой, если верить вывеске над входом, но никаких ламп на стойках не нашлось, а баки с топливом стояли пустыми. Жаль. Напрасно только поднимался к вершине горы. Но уходить Виктор не спешил, ведь кроме задачи от Райханы поискать что-то полезное для лагеря он услышал ещё чей-то тихий зов.       Виктор стёр пыль с одной из сотни табличек на табельной и разглядел номер: «00-94» — раньше эти цифры заменяли какому-то шахтёру имя. На стене висел плакат: чумазый горняк раскуривал папиросу, его плечо сжимала костлявая рука. На полу валялась разбитая стеклянная коробка с жёрдочкой внутри, к одной из граней был привинчен баллон с кислородом — кажется, это «реаниматор канареек». Одна из птичек местных горняков уберечь не успела. Если верить мемориальной стеле у въезда в город, много лет назад тут погибло сто шестьдесят восемь рабочих — взрыв газа. Мертвецов так и бросили на глубине, уповая, что пламя само уничтожит тела.       Из ламповой Виктор прошёл по коридору к стволу шахты. Темно, хоть глаз выколи — тот последний, что у него остался. Вместо дефицитного топлива в зажигалке он пожертвовал бражником из роя. Тьма посерела, получилось разглядеть клеть — она напоминала огромное ведро. Протяжно заскрипели цепи, когда Виктор забрался внутрь кабины. Ещё чуть-чуть, и обрушится старая конструкция, которая давным-давно спускала горняков на глубину, а вечером возвращала к ясному небу. Падать придётся долго, но так ли далеко, как до дна колодца, в котором томится Двуглавый?       — Тут очень темно, да? — раздался детский голосок. Одна из узниц шахты тоже заинтересовалась гостем.       — Темно, — Виктор прищурился, но разглядеть блудного духа смог только благодаря бражникам. Те облепили силуэт, который сидел на балке, укрепляющей стены туннеля. — Поэтому вы здесь? Пытались выбраться ближе к свету?       — Пыталась. И не раз… Но меня всё равно тянет вниз, как верёвочкой. Только не говорите Сильверу, что мы здесь виделись, ладно? Я должна открывать дверь вагонеткам, но они уже давно не ходят. Наверно, про меня забыли… Но если вспомнят, вы меня не выдадите?       — Я сохраню ваш секрет, мисс.       — Вы очень добры.       — Нет, я не… — Виктор осёкся.       — У вас есть лампа? Так хочется увидеть лучик света. А я вам спою. Матушка, пока жива была, часто говорила, что голос у меня красивый, как у Элли Белл. Вы о ней знаете? Она такая юная, а уже собирает полный зал слушателей.       Виктор достал подаренную Хейдом зажигалку, сверкнула искра. В тёплом свете блеснули цепи, которые долгие годы удерживали клеть над бездной. Девочка сидела слишком далеко, свет до неё не доставал, но зато послышался тоненький голосок, поющий о солнце — редкое сокровище для тех, кто вынужден с раннего утра и до поздней ночи копаться в недрах земли.       Песня затихла, когда бражники вгрызлись в крошечный силуэт, разорвали его на части. Лимонно-жёлтая бабочка опустилась на костяшку пальца, её щетинистые усики подрагивали опасно близко к огню. Лучше так, чем если бы девочка осталась навеки заточена в шахте. Виктор уставился на пламя и пытался сосредоточиться: вдруг он почувствует ещё кого-то из горняков? Почувствовал, но другое — едва он успел дёрнуться в сторону, как мимо уха что-то просвистело. Стальной шар с дребезжащим грохотом ударился о стенку клети и оставил вмятину.       — Ха, отменная реакция. Теперь я не удивлён, что вы смогли убить Айтана.       Врагом оказался айрхе. За пару движений он накрутил цепь с грузиком на руку, в другой сжимал знакомый серп — таким же оружием дрался Айтан. Виктор выхватил из-за пазухи нож и метнул в неприятеля. Неуловимое движение запястьем, и грузик сбил клинок в полёте, отшвырнув его прочь, во тьму.       — Ха-ха-ха, неплохо, неплохо! Будем считать, что мы обменялись любезностями. Теперь давайте знакомиться: меня зовут Ийдра из рода Туа. Сами можете не представляться, о вас я наслышан предостаточно, Виктор-гуай.       Оказалось, что Ийдра знал Айтана, когда тот ещё был ребёнком. Он попал к Гаруспику прямиком из Муравейника, а до этого жил в Айшвалии, но решил попытать счастья за морем. Тормандалл ему тоже не понравился, но Ийдра уже попался на крючок Двуглавого, поэтому уехал покорять местные степи и там организовал новое убежище. Всё это Виктор услышал за ту минуту, в которую решал, свернуть ли болтуну шею в ответ на тёплое знакомство, или лучше не наводить лишней суеты. По Ийдре было заметно, что приехал он из далёких мест: за ухом торчал пучок белоснежного ковыля, а под распахнутым кожухом из бараньих шкур виднелась украшенная вышивкой косоворотка. Волосы длинные и собраны в хвост, несколько прядей заплетены в косы. С виду молод, но, если приглядеться, уже была заметна паутина морщин. Скорее всего, он одного возраста с Хейдом. Сердце болезненно сжалось. Чёрт с ним. Пусть живёт.       — Вы отец Айтана? Если да, то, думаю, я должен перед вами извиниться.       — Упаси Хладная Мать! Ведьма слишком лютая баба для меня. Знать не знаю, что за смельчак смог объездить эту кобылку, но вживую его никто не видел. Нолош, скорее всего. Парень рос тем ещё лосёнком, — Ийдра раскрутил грузик как игрушку. Вроде дурачился, но одно движение, и это может стать смертельным ударом. Виктор не забыл, на какие сюрпризы способен чудо-серп. — Хотите, подерёмся как-нибудь? Думаю об этом с того дня, как узнал, что Хранитель убил Айтана. А потом оказалось, что Хранитель стал одним из нас. Ну же, повеселимся! Дорога выдалась долгой, я успел заскучать без дела.       Почему бы и нет. Тренировки помогали Виктору быстрее привыкнуть к своему изъяну, не одного же Якоба дёргать каждую свободную минуту. Он пытался воспользоваться силой роя, но так и не смог увидеть мир пустой глазницей. Придётся учиться жить с тем, что есть.       Ийдра проигнорировал все намёки убраться прочь, а раз так, то лучше Виктор займётся «спасением» шахтёров в другой день. Едва он вышел из ламповой, как дневной свет резанул по глазу и ослепил на мгновение. Далеко внизу раскинулось поселение, названное так же, как и шахта — Холодный Пик. Ему бы подошло и другое имя — Город Тысячи Ступенек. В этом причудливом месте лестницы заменили дороги, а самая широкая и длинная из них звалась Хребтом — она тянулась от подножия до входа в шахту на вершине. От Хребта ветвились Рёбра-улицы, где жили горняки с семьями, рабочие и администрация. Не город, а сплошная головная боль для Виктора. Он крепко взялся за поручень, прежде чем начать долгий спуск по лестнице. И плевать, что Ийдра с ухмылочкой предложил «подержать за локоток».       — И где вы остановились, Виктор-гуай? — спросил Курьер, когда они дошли до невысоких, выкрашенных в яркие цвета домов, — те росли на склоне горы, как грибы, и разбавляли красками унылый снежный пейзаж. — Ну же, не секретничайте. Хочу знать, в какую дверь стучаться, когда мне захочется бросить вам вызов.       — Вас будет ждать долгий путь, мистер Туа. Я живу на лесопилке, у реки, — ответил Виктор. Лишь бы это дитя степи удовлетворило своё любопытство и оставило его в покое.       — Теперь я знаю, куда стучаться, если понадобится и топливо для печи.       — Значит, мы встретимся очень скоро. По-другому в домах не обогреться.       Виктор поддерживал беседу без малейшего интереса. Не нужны ему ни новые друзья, ни новые конфликты, и холодная вежливость помогала держать всех на расстоянии. Хотелось надеяться, что Ийдра понял намёк — те люди, которых взрастила бескрайняя степь, обычно с трудом чувствовали чужие границы.       На одном из Рёбер Ийдра попрощался и ушёл к салатовому домику, который успел себе присмотреть. Выбор был богатый, на любой вкус — когда-то Холодный Пик называли самой крупной шахтой по добыче меди, много кто здесь работал и жил. Это место принадлежало знатному роду, но его уничтожили при Арчибальде III, тогда же случилась и катастрофа, унёсшая множество жизней. Шахту закрыли. Новым хозяином особняка и всех ближайших земель стал Тарнетт — так Арчибальд IV щедро проявил благосклонность к человеку, которого сделал своим верным псом. Или это Тарнетт околдовал императора? Чёрт его теперь разберёт. С вершины горы можно было разглядеть вдали, за лесом, силуэт того самого особняка, где Тарнетт засел зализывать раны — это если верить рассказам Катерины. А говорила она много что с тех пор, как перебралась в Холодный Пик.       За короткий срок Катерина успела пообщаться с каждым из Курьеров. Вела себя она строго и сдержанно, как Тарнетт, но старалась всем лезть под кожу, как Гаруспик. Если кто не сильно грустил по бывшему главе — тех переманивала на свою сторону, а если кто смотрел волком — всеми силами убеждала, что только она знает, как сохранить Курьеров в хаосе нынешних дней. Многие прислушивались. С одним Виктором она держалась отстранённо, а тот в ответ улыбался — бесстыдно играл на нервах Катерины.       Когда не было настроения бесить старую подругу, Виктор тренировался или трудился на лесопилке. В первый же день он присмотрел себе небольшое здание с пилорамой, которая работала от водяной мельницы. Не самое удобное место для жизни, зато стояло у реки и подальше от Холодного Пика с его треклятыми лестницами. Увы, недолго Виктор наслаждался одиночеством. Райхана поручила ему рубить дрова, старую мебель, всё, что могло сгодиться на растопку, и чем больше приезжало Курьеров, тем больше становилось работы. Полезное дело отвлекало от мыслей, но терпеть у порога вереницу лиц, которые хотели поглазеть на «того самого Хранителя» — это было… нелегко.       — Слухи ходят, что наша новая хозяйка — ваша любовница, Виктор-гуай, — заявил Ийдра. Дело было во время обеда, в столовой, где вместо шахтёров теперь собирались беззаконники.       — Если и да, то что?       — Эх, жаль! Сам думал приударить. Худосочная она, правда, зато с норовом — не заскучаешь, — Ийдра хохотнул и отгрыз кусок вяленой рыбы.       Виктор оторвался от своей миски с супом и бросил на айрхе долгий изучающий взгляд. Пока Катерина очаровывала Курьеров, дарнеллские тоже не сидели сложа руки: на днях Лафайетт наведывался к Виктору с проникновенными разговорами и сильно расстроился, когда не нашёл в нём союзника. Ийдра спрашивал о Катерине явно неспроста — хотел разузнать, точно ли Виктор её человек. Но на чьей стороне он сам?       — Мой норов тоже тяжеловат, если я как следует разозлюсь, — хотелось надеяться, что намёк вышел достаточно прозрачным.       Ийдра не понял. Опять. Или ему было всё равно. Он жаждал драки и не успокоился даже после того, как Виктор согласился. Противник из него вышел достойный: Курьер ловко управлялся с чудо-серпом, цепь в его руках казалась живой змеёй, которая то обвивалась вокруг запястья, то стискивала шею так, что ещё чуть-чуть, и хрустнули бы позвонки — но путы тут же слабели. Вот такое общение Виктору пришлось по вкусу. Жаль, что времени на тренировки стало меньше: Курьеров в Холодном Пике перевалило за сотню, и всем нужно было обогревать дома. На складе нашлась парочка старых бензопил, но они так и не завелись. Хейд собрал бы из двух сломанных одну рабочую, не моргнув и глазом… А Виктору пришлось просить у Райханы, чтобы та поискала знающих людей.       Лишь по ночам Виктор оставался в одиночестве, но и тогда не знал покоя — кошмары преследовали его и здесь, так далеко от Дарнелла. Однажды, в очередной раз проснувшись задолго до рассвета, он в отчаянном порыве приказал бражникам воссоздать те образы, которые его терзали. Хейд сидел на подоконнике, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу. София замерла у горящего очага, строгая и напряжённая, будто собиралась судить своего Хранителя, как судила беззаконников. Они выглядели живыми, но глаза их остались пустыми, кукольными. С мастерством Ведьмы не сравнится… Спросить бы у неё совета, вдруг не отказала бы, но где её искать — загадка. К Курьерам их «мать» так и не вернулась.       Когда в одну из ночей Виктор проснулся от крика, то принял его за очередное эхо своего кошмара. За окном шумел ветер, покачивая водяное колесо. Трещал огонь в очаге. Бражники мирно копошились на потолке, они не чувствовали рядом посторонних. Виктор повернулся на бок, но крик раздался вновь — явно женский. Всё-таки не кошмар. Спал он в одежде, так что сборы не заняли много времени: натянуть сапоги, схватить с крюка пальто — и Виктор уже был на улице. Холодный Пик дремал, он возвышался чёрной громадой, из которой торчали стрелы копров, похожие на лапки насекомых. И где кричали? В городе? Но бражников тянуло к лесу — они чуяли кровь.       Цепочка из отпечатков женских сапог вела через мост на другой берег, к чаще, и у деревьев нашлось то, что привлекло рой — выпотрошенный заяц-беляк. Кровь заляпала белоснежную шкурку, все внутренности были вынуты и отброшены прочь как мусор. На охоту не похоже, скорее на бессмысленную жестокость.       Кровавые следы уходили глубже в лес. Бражники порхали чуть впереди, обволакивали собой стволы елей, кустарники и коряги, добавляли больше объёма в плоскую картину из чёрно-белых пятен — таким Виктор видел ночной лес. Маленькая хитрость, одна из многих, которой ему пришлось научиться. Скоро нашлась новая жертва — молодой кабан. Его грузная туша лежала в овраге, из распахнутой пасти вывалился язык. Несчастное животное выпотрошили так же, как и зайца, но на шкуре не нашлось других следов от оружия, кроме пореза на брюхе. Что за безумец решил завалить настолько лютого зверя голыми руками?       Раздался новый вопль, он прозвучал совсем близко. Птицы с гвалтом рванули в небо, встревоженные шумом — Виктор тоже вздрогнул, хоть и понимал, что у желтоглазого ублюдка нет здесь власти. Ели расступились, пустили к поляне на пригорке, залитой тусклым лунным светом. Парочка лис, тетерев и здоровенный лось — все они лежали здесь, как в могильнике. Из развороченного нутра лося ещё шёл пар. Загадочная крикунья сидела на коленях в окружении трупов, в одной блузе, корсете и длинной юбке — как только не околела до смерти. Она склонилась низко к земле и прижала ладони к лицу. Набирал силу новый вой, дикий и надрывный. Он крючком подцепил Виктора, тянул его на пригорок, зазывал: «Сюда, ко мне, ближе!»       — Мэм! — рявкнул Виктор. Он смог игнорировать зов, похожий на зуд в висках, но животные оказались перед ним беззащитны: птицы кружили над поляной, готовые броситься навстречу смерти, кто-то шуршал за кустами. Если не остановить крикунью, местные леса станут такими же пустыми, как Дарнелл.       — Отойди! — женщина резко подняла голову. — Прочь! Прочь!       Спутанные чёрные локоны разметались по спине и плечам. Рукава некогда белоснежной блузы пропитались кровью и липли к коже. На смуглом лице темнели багровые отпечатки ладоней. От шумного, хриплого дыхания между губ вырывались облачка пара. В широко распахнутых глазах — нет ни единой искры разума. Узнать в этой сумасшедшей Карамию вышло с большим трудом, с неё слетел весь столичный лоск, который она так старательно сохраняла. Осталось животное, голодное и алчущее крови.       — Мне кажется, вам нужна помощь, — Виктор приблизился на шаг. Бражники метались вокруг полукровки, чуяли что-то нехорошее, но сам он ничего не видел.       — Убирайся! Я почти услышала, почти… — Карамия по локоть зарылась в лосиное брюхо и вытянула на снег влажные кишки. Пробежалась по ним взглядом, будто могла читать, как книгу. — Ну же, вернитесь, скажите мне, скажите!..       Виктор достал зажигалку. Пламя раскрыло ему то, что сводило Карамию с ума: из её головы росли багровые ветви — угловатые, колючие, они напоминали ладони с тонкими крючковатыми пальцами. Одержимость? Но кем? Неужели жертвами шахты?       — Уходи! — заорала полукровка во всю глотку, когда Виктор подошёл ближе. Она неуклюже махнула перед собой окровавленным серпом — самым обычным, для жатвы.       — Оставь! Оставь! — не унималась она, когда Виктор повалил её на снег. Карамия бешено крутила головой, она выла, кусалась, пока с неё торопливо обрывали странные ветки. Иголки жгли и кололись, как настоящие, хотя ран от них не оставалось.       — Я должна услышать… Должна знать! — по щекам Карамии текли слёзы, размазывая кровь. Виктор с трудом обломил последнюю ветвь, самую толстую. Птицы разлетелись врассыпную, едва получив свободу, следом исчез и зуд в висках. Наконец-то всё закончилось. Карамия обмякла, в ней осталось так мало тепла, что от дыхания больше не шёл пар.       «Как много проблем на ровном месте», — вздохнул Виктор, разглядывая притихшую женщину в своих руках. И зачем только встал с кровати?.. Он ведь никакой не герой и не спаситель, но раз уж взялся за дело — надо закончить. Где жила Карамия, он не знал, и не будить же Курьеров в такое позднее время вопросами. Пришлось возвращаться к лесопилке, уложить гостью на кровать и накрыть своим пальто, как покрывалом, да подкинуть в очаг поленьев. Осталось только ждать. Виктор пристроился на стуле и решил занять себя газетой. Под кроватью нашлась связка древних номеров, обычно они шли в растопку, но, раз выдалось свободное время, почему бы не почитать, как жилось людям двадцать лет назад.       Спустя парочку номеров Карамия открыла глаза.       — Обычно, когда женщина не помнит, как оказалась в постели мужчины, ничего хорошего это не предвещает, — послышался её хриплый голос, сорванный криками.       — Ничего хорошего и правда не было. Помните, что творили в лесу?       Карамия повернулась на голос и вздрогнула — она стала первой, кто увидел Виктора без бинтов, он снимал их только на ночь. Швы на лице затянулись благодаря ведовской силе, но зрелище всё равно осталось малоприятным.       — Не твоё дело, — сказала она после заминки. Взгляд так и не отвела.       — Тогда простите, что не оставил вас умирать. Моя оплошность, — и Виктор вернулся к чтению. В статьях появились первые упоминания бунта аристократии, пока единичные случаи, никто тогда не знал, каким жутким поветрием всё обернётся. Может, и о его семье заметка найдётся?       Карамия зарылась пятернёй в густой каскад волос, пощупала места, где раньше росли ветви — и тут заметила окровавленный рукав блузы. И бровью не повела, только попыталась оттереть грязь с кожи.       — Если хотите, можете умыться, — Виктор кивнул в сторону табурета, на котором стоял наполненный водой таз. В том углу он брился по утрам.       Хоть Карамия и старалась не показывать слабость, всё-таки одержимость её надломила. Из движений пропала лёгкость, несколько шагов до умывальника дались ей с трудом. Виктор прислушался к копошению в своём жилище: плеск воды, стук о крючок металлического кольца, на котором висело полотенце, наконец скрип половиц, когда Карамия подошла ближе — тут он бросил взгляд поверх газеты. Спутанные локоны, осунувшееся лицо, нездоровый блеск в глазах-горечавках… Красивая, даже сейчас. Главное не забывать, что за хрупкой иллюзией уязвимости скрывается та самая хищница с кровавой поляны.       — Что я говорила, пока была одержимой?       — Только гнали меня прочь.       — И всё? — Карамия вскинула бровь. — Скверно… Я хотела узнать, какое будущее духи предрекают Курьерам. Двуглавый мне не отвечает, пришлось воспользоваться тем, что есть под рукой.       — Вы же наверняка видели на стеле, как много в шахте полегло людей. Зря вы решили потревожить мёртвых в одиночку.       — Я привыкла сама справляться, — Карамия дёрнула плечом, и пальто, слишком большое для неё, соскользнуло до предплечья. Она тут же закуталась в него снова. — Но признаю, я просчиталась. За столько лет привыкла видеть в Двуглавом опасность и забыла, что именно он всегда оберегал меня от чужого влияния, — она отвернулась к очагу, и, помолчав немного, добавила: — Спасибо. Ничего страшного со мной бы не случилось, но ты уберёг меня от неприятных последствий.       Странная выдалась ночь. Виктор собирался выставить гостью за дверь, едва та придёт в себя, а вместо этого они говорили как обычные люди и не пытались друг друга убить.       — Раз без помощи не обойтись, может, за мной присмотришь ты? — Карамия протянула ладонь. И прикусила нижнюю губу, явно сама сомневалась в том, что делает, особенно когда Виктор смерил её мрачным взглядом. — Ну же, Раймонд. Вдвоём у нас больше шансов покорить Холодный Пик. Ирма ведёт Курьеров на убой, разве тебе самому не хочется узнать, какие у нас шансы выжить?       — Я не лучший компаньон, мэм. Единственное, чего мне хочется, это лечь спать.       Раскосые глаза Карамии напоминали лисий прищур. Услышать отказ ей не понравилось, и она плюхнулась Виктору на колени — тот едва успел газету убрать, чтобы не помялась. От неё пахло кровью. Смертью. И что с ней делать? Согнать? Да как-то не хотелось. Но Виктор привык считать эту женщину угрозой, пусть и весьма привлекательной.       — Всё-таки не морок, — Карамия хлопнула Виктора по колену. — А я успела решить, что ты оставил двойника следить за мной.       — У меня такой же бездушный взгляд?       — Я могу видеть изнанку людей, и ты всегда пылал ярко, жарко, а теперь что? Остался один пепел. Даже сейчас вместо того, чтобы сжать моё горло в ответ на наглость, ты просто ждёшь, когда от тебя отстанут. Ужасно.       — Вам-то какая печаль? — Виктор устало вздохнул.       — Я, знаешь ли, жестокая, но не бессердечная. И меня тревожит то, что я перед собой вижу. Всё-таки ты часть нашей семьи, нравится тебе это или нет, — Карамия придвинулась ближе, не сводя взгляда с глаза Виктора, будто и правда могла что-то в нём прочитать. Невольно он отстранился. Выдавать свои секреты полукровке не хотелось, но было поздно. — Тем убийцей… оказался кто-то важный для тебя, верно? Я догадывалась о чём-то подобном, когда увидела, как тебя всего перекосило после моих подсказок.       У Виктора всё-таки дёрнулся угол рта. Горячая волна поднялась в сердце, но тут же исчезла без следа. Он и правда «перегорел».       — Мне не нужно ваше сочувствие, — деликатно, но настойчиво он заставил Карамию слезть с коленей, и сам встал со стула. — Я сделал то, что должен был, и буду жить с последствиями своего выбора. Надеюсь, на этом я удовлетворил ваше любопытство?       — Гаруспик верил, что ты нам поможешь, — Карамия вдруг заговорила серьёзно, без иронии и провокаций. Она была высокой, но рядом с Виктором и ей пришлось задрать голову кверху. — А я хочу верить ему. Но посмотри на себя: ты и правда как морок, такой же безвольный, послушный своей хозяйке. Что та скажет — то и делаешь. И гадать на потрохах не надо, чтобы предсказать будущее: ты сгинешь в битве с Хранителями, потому что тебя ничего не держит среди живых.       — Во-первых, мэм, у меня нет хозяев, кроме Двуглавого, — Виктор сделал шаг вперёд, и Карамия отступила, не спуская с него глаз. — Во-вторых, я слушаюсь Ирму потому, что она обещала дать мне свободу, — ещё шаг. — И в-третьих — Гаруспик сам не верил до конца своим предсказаниям. Вы тоже поменьше слушайте мёртвых: они видят больше нас, но это не делает их всезнающими, — последний шаг. Больше Карамии некуда было отступать, в очередной раз их беседа закончилась у стены.       — Ирма — и даст свободу? Ты правда в это веришь?       — Нет. Но если она вздумает меня обмануть — я сломаю ей руки и ноги и притащу к тому, кто решит стать следующим главой. И буду повторять это до тех пор, пока меня не отпустят с миром.       — А если мы проиграем? — Карамия оттолкнулась от стены и сама шагнула навстречу, едва не ткнувшись носом Виктору в грудь. Он-то отступать не собирался. — Если именно Тарнетт сделает Двуглавого вновь единым, то все Курьеры окажутся перед ним на коленях. Думаешь, такой человек даст тебе свободу? Тарнетт своих не щадит, а нас — так тем более.       Вот тут Виктор призадумался. Катерина никогда не рассказывала правила игры, в которую играет, так что и не узнаешь никак, срабатывают её планы или нет. Но Тарнетт её высоко ценил. И Гаруспик, кажется, тоже. Она могла служить императорской семье, но уступила место Даниилу — всё ради того, чтобы плести свои интриги рядом с Двуглавым. Да, Виктор верил, что только такой человек, как Катерина, может завершить историю Хранителей и Курьеров. Но оставалась вероятность осечки, роковой случайности. И что тогда?..       — Ну же, пойдём со мной, — на губах Карамии играла подозрительная улыбка. Знала ведь, чертовка, как посеять нужные ей сомнения. — Если мёртвые не захотят трогать завесу будущего, мы можем просто забрать их души. Я вижу, как поредел твой рой после… — она кивнула на пустую глазницу.       — Лестницы, — буркнул Виктор себе под нос, всё ещё колеблясь. — От них и днём много проблем. Ночью я точно шею сверну.       — Не беда, я тебя поддержу, — Карамия взяла его за руку. Довериться? Ей? Все сомнения так красноречиво отразились на лице Виктора, что он услышал в ответ хохот. — Раймонд, реши я кого-нибудь сгубить, то выбрала бы способ поизящнее, чем столкнуть со ступенек. Это тебя опасаться надо. Но я не боюсь.       И ведь правда, не боялась. Ни раньше, ни сейчас. Хотя знала, на своей шкуре испытала, какое Виктор на самом деле чудовище.       — А вам нравится играть с огнём.       — Именно. Поэтому я и надеюсь разжечь его в тебе вновь, — и Карамия потянула Виктора к выходу, зная, что ей не откажут.       За порогом их ждала морозная ночь. Ветер облизал Виктора ледяным языком — самое тёплое, что на нём было, это шерстяной жилет поверх рубашки. Но вдруг холод отступил: пальцы Карамии крепче сжали его ладонь, согревая лучше, чем костёр. Они поднимались по Хребту всё выше в гору, дорожка из следов на снегу, которые оставила Карамия пару часов назад, вела их за пределы города, туда, где люди только-только начали прокладывать лестницы, раскалывать горную породу, чтобы построить новую штольню — да так всё и забросили, как и сам Холодный Пик. Остался ещё один бездонный колодец, наполненный мраком.       Виктор прислушался к себе. В отличие от того места, где он подобрал девочку, здесь металла почти не было и ничто не сбивало чутьё. И без зажигалки он чувствовал близость мертвецов, но и те тоже прознали о гостях. Из колодца полезли руки-ветви, они цеплялись за камни, поднимаясь всё выше и выше. Виктор отступил на шаг. Если позволить этим веткам прорасти внутри него, то вместо животных он начнёт потрошить людей.       — Надо же, сами пришли. В прошлый раз я долго пыталась их выманить, — бросила Карамия с небрежностью, будто говорила о чём-то не опаснее дикой собаки.       — Не похоже, что они хотят отвечать на ваши вопросы.       — К сожалению, ты прав. Голодные… Злые… Животная кровь их слишком раздразнила, теперь они жаждут нашей, — Карамия стянула пальто с плеч и бросила его в руки Виктору. — Ты уж проследи, чтобы они не утащили меня к себе.       Из колодца вылез развесистый терновый куст. Его колючие ветви двигались дёргано, шарили по снегу, как слепые, то царапали носки сапог Карамии, то хватались за складки юбки. Голод блудных душ отзывался в Викторе далёким эхом, он звал к себе, звал за собой. Если так продолжится, то одержимых будет уже двое, но Карамия дала знак — вмешиваться пока рано.       На снегу валялся серп, такой же, каким Карамия размахивала в лесу — этот она обронила, когда не совладала с мёртвыми горняками. Плавным движением она очистила лезвие от снега, проведя им по рукаву блузы. Словно в танце, подняла серп над головой, и диск луны попался в ловушку изогнутого клинка. Спокойная, расслабленная, Карамия позволяла колючим веткам ползти по одежде, но стоило им подобраться к сердцу — шагнула назад. Рука с серпом ударила неожиданно резко и размашисто, обрисовав круг и вновь замерев над головой. Костяное лезвие обрезало души легко, как нити, и терновый куст распался на бражников — огромный пёстрый рой. Карамия покрутилась на месте, и насекомые следовали за костяным лезвием, заворожённые и покорённые.       — Забирай, — ещё один взмах серпом, и весь рой полетел к Виктору. — Считай моей благодарностью за то, что не бросил в лесу.       Сила нового роя была подобна золотистой горячей медовухе, наполнившей до краёв пустой сосуд. Исчезли холод и боль, Виктор будто очнулся от долгого, мучительного сна, в котором тонул с того момента, как нажал на курок, и Хейда не стало. Едва это осознав, он отшатнулся и махнул рукой, пытаясь разогнать бражников. Он не заслужил — ничего из этого.       — Я не очень верю в благодарность. Тем более, вашу.       — И правильно делаешь, Раймонд, — Карамия подцепила кончиком серпа пуговицу на рубашке Виктора. — Прими жертву и обрушь её силу на Хранителей. Пусть их синие мундиры станут багряными, как наша курьерская униформа. Пусть твоё пламя разгорится вновь, и ты сожжёшь в нём наших врагов, — она сжала запястье Виктора и заставила остановиться, не гнать мотыльков прочь. Снежинки на её локонах блестели, как россыпь звёзд. — Может… согреешь им и меня?       Виктор чуял кровь на рукавах блузы — горьковатый и терпкий аромат, от которого внутри пробуждался зверь. Не так уж сильно он отличался от Карамии, если смотреть правде в глаза. Виктор стиснул в руках тонкую талию, затянутую в корсет, голодно оскалился, готовый рвать и метать, но Карамия повелевала им с такой же лёгкостью, как и мертвецами — обхватила ладонями его лицо и притянула к себе, показала, как ещё можно утолить голод, стирающий последние крупицы разума.       Спустя несколько дней, в обед, Ийдра вновь дал о себе знать. Народу в столовой собралось мало, на выбор было полно мест, но уселся он именно за стол Виктора. Как обычно — без спроса.       — Слухи ходят, что Карамию стали часто видеть у лесопилки по утрам. Неужели и она вашей любовницей сделалась? — спросил, будто бы между делом. Вместо ковыля за ухом красовалась веточка можжевельника, на серо-зелёных чешуйчатых иголках остались капли от снежинок.       Виктор зачерпнул ложкой кашу, с удовольствием съел — по приправам сразу угадал, что сегодня на кухне хозяйничала Тунара, — и только тогда обратил внимание на айрхе.       — Если и да, то что?       — Смотрите, как бы наша хозяйка не приревновала. А то снесёт вам голову, как бедному Гаруспику, — хохотнул Ийдра, а сам выглядел слегка растерянным. В этот раз он не был до конца уверен, шутит Виктор или нет.       Вместо ответа Виктор пожал плечами и вернулся к еде. Он больше не видел смысла сопротивляться соблазнам, и Карамия была не худшим из них. Наверно. Близость с ней пробуждала в душе пламя, в котором сгорали и горе, и сомнения, и ненависть к себе. Когда оно опустошит Виктора, то его разрушительная сила перекинется на других, но он не думал о будущем, пока целовал по ночам смуглые плечи.       Ийдра стал первой ласточкой. В Холодном Пике было скудно с развлечениями, так что сплетни разлетались по городу охотно. Виктор не обращал на них внимания, когда его волновало мнение Курьеров о себе? А потом он пришёл к Райхане — хотелось узнать, нашла ли она человека, который починит бензопилы, — и поймал на себе настолько суровый осуждающий взгляд, что разговор у них не сложился.       — Я никогда не нравилась Райхане, — сказала Карамия следующим утром, которое встретила у Виктора в постели. — Раньше она часто говорила мне, что нужно сдерживать чертей в своей голове, иначе они погубят меня и других. Думаю, именно поэтому она смотрит с таким негодованием. Считает, что я тебя испорчу.       — А что, разве нет? — хмыкнул Виктор и плеснул на лицо воды из таза.       — Да ты и не против.       Карамия от души потянулась, разминая мышцы, и спрыгнула с кровати. Горловина её сорочки была слегка порвана, от любого движения рукав норовил соскользнуть с плеча и оголить грудь. Ещё горячее после сна тело прижалось к обнажённой спине Виктора, Карамия бросила ему улыбку через отражение в зеркале. О, сколько споров было из-за этой стекляшки… Карамия жаловалась, что без зеркала неудобно приводить себя в порядок, и Виктор сдался, но старался лишний раз на своё отражение не смотреть.       Вдруг ногти полоснули по боку Виктора, там, где остался шрам от клейма.       — Ты с меня кожу содрать хочешь? Месть за порванную сорочку? — спросил он, пока вытирался полотенцем. Карамия нырнула ему под руку и прильнула к груди. Её взгляд стал взволнованным и просящим, как у кошки, что облизывалась на свежую рыбку.       — А ты позволишь? Это единственная уродливая деталь в тебе. Я бы всё сделала аккуратно и быстро, — она накрыла клеймо ладонью. — Не бойся, залечу так, что через пару дней и не вспомнишь о ране.       — Я понимаю, почему Курьеры не любят Хранителей, — Виктор накрыл её руку своей и опустил чуть ниже, на ремень брюк, — но глубина твоей ненависти всё равно удивляет. Они забрали кого-то важного для тебя?       — Мою жизнь. Семью, друзей. Возможно, ты слышал обо мне… О собачке-ищейке на службе у приближённой, — прозвучало как начало шутки, вот только Карамия не улыбалась. — Или, может, знаешь о Звёздном ковене. Его основала моя мать. Она собрала вокруг себя талантливых ведьм, вместе мы следовали за ветрами Лунной степи и помогали людям в аулах — останавливали эпидемии, благословляли детей, успокаивали мёртвых, лечили скот… Делали всё то же, что и квадрианцы — только по-другому. Конечно, приближённые сильно разозлились, когда до них дошли слухи о конкурентах.       — Кажется… Я помню, — Виктор нахмурился, пока копался в памяти. — Байки от других Хранителей. За этим ковеном долго охотилась Клара Беннет.       — Верно. Она. Степняки берегли наш ковен, как могли, но в те годы у приближённых было больше власти, больше людей. Больше Хранителей. Я видела, как моя мать сгорела на костре. Меня пощадили: хоть я и была совсем юна, но мой дар считался в ковене сильнейшим, и Беннет решила использовать его себе на благо. Меня заставили искать других беззаконников, их жизнями я выкупала свою.       Карамия оцепенела в руках Виктора. Бражники встревоженно кружились под потолком, чувствуя закипающую в сердце полукровки ненависть.       — Беннет была старой вредной бабой, но ко мне она относилась, как к человеку. Вряд ли другой приближённый оказался бы настолько милосердным. А вот её Хранитель… — Карамия вцепилась в клеймо так, что поцарапала до крови. Ещё немного усилий, и она правда сдерёт кожу. — Её грёбаный Хранитель превратил мою жизнь в череду страданий и унижений. Однажды пришлось травами убить то отродье, что он во мне породил, — её голос стал ниже и грубее, почти сорвался на рык. — Если бы я рассказала обо всём Беннет, думаю, она бы выгнала ублюдка. Но я боялась. Синешкурый меня запугал, а я и так каждое утро просыпалась со страхом, что Беннет посчитает меня недостаточно полезной. А потом на нас напали. Беннет убили, я чудом спаслась. Её Хранитель выжил, сволочь… Каждый раз, когда я вижу синий мундир, внутри всё замирает от ужаса, как десять лет назад, и я боюсь вновь увидеть его паскудную морду.       Карамия часто заморгала, выныривая из омута прошлого. Оттолкнула Виктора и сама отошла назад. Она явно не рассчитывала выбалтывать так много, в их отношениях было лишь плотское удовольствие, далёкое от душевного единения. Виктор потянулся к рубашке и застегнулся, чтобы клеймо больше не мозолило полукровке глаза. Теперь он понимал, почему до Разделения Карамия была такой неласковой.       — Тот Хранитель мёртв. Он вернулся с Даром Квадранты леди Беннет, но Тарнетт его казнил, как и всех, кто не сберёг хранимого, — о том, что Дар потом перешёл к Софии, Виктор не стал говорить. Вдруг Карамия начнёт проводить ненужные ему параллели.       — Кроме тебя, — хмыкнула Карамия, но, несмотря на суховатый тон, было видно, как расслабились её плечи. — Спасибо, что сказал. Хоть я и знала про ваше правило, но всё равно боялась. А уж когда ты объявился… Хорошо, что ублюдок получил своё, — она рассмеялась. — Его сожгли, да? Жаль. Я бы не поленилась найти кости.       Карамия встала на цыпочки и поцеловала Виктора в уголок губ. Теперь она вновь игривая лиса, которую так и хотелось поймать, но время поджимало — скоро за дровами придёт Танмир.       — Слыхал, чё говорят? Завтра явятся последние Курьеры. Далёким их путь был, с самой северной границы пёрлись. Давненько ме земляков не видал чё да, — сказал горец после того, как они пожали друг другу руки.       Вот и кончилось затишье перед бурей. Вскоре Катерина объявила сбор в местном театре, это было самое красивое здание в Холодном Пике: в старомодном стиле, с белыми колоннами и горельефом Духовного судии, у которого снесли голову — так она и валялась у ступенек, с раскрошенным от удара носом. Беззаконники часто собирались здесь по вечерам, но Виктор не интересовался, как именно они развлекаются. Теперь под крышей театра собралось больше полторы сотни человек, почти столько же, сколько погибло горняков. Некоторые увидели в этом дурное предзнаменование.       В зрительном зале не осталось кресел, Виктор давно порубил их на дрова, пришлось Курьерам садиться прямо на пол, облокачиваться о стены, кто-то нервно вышагивал взад-вперёд. Сам Виктор сидел на краю сцены. Пусть Катерина и растеряла всё дружелюбие, их уговор оставался в силе, и сейчас новой главе как никогда нужна была защита.       Виктор вслушивался в бормотания, ругань и возгласы, толпа беззаконников напоминала растревоженный улей. Скользил взглядом по лицам, знакомым и незнакомым, обращал внимание на пластику, мимику, сразу понимал, кто нетерпелив, кто озлоблен, а кто устал от ожидания. Дарнеллцы держались особняком: Нариман казался безучастным, рядом стоял Якоб, между ними втиснулась задёрганная Веселина, она уже обкусала ногти на руках до мяса. Лиховид обнимал встревоженную Диану, на лицах Танмира с Тунарой застыла мрачная нервозность, а Лафайетт с Карамией о чём-то спорили. Наверно, Виктор должен был стоять рядом с ними. Этого явно ожидал Лафайетт — он и сейчас бросал долгие взгляды и поджимал губы, когда понимал, что Виктор своё решение не изменит.       Наконец Катерина вышла на сцену. Появилась, словно из ниоткуда, и атмосфера в зале мигом поменялись — все затихли, взгляды обратились на высокую угловатую фигуру в курьерской униформе. Скрещённые за спиной руки, идеально ровная осанка — Катерина словно стояла на плацу. Волосы зачесала назад на военный манер. Она до боли напоминала Тарнетта, и от такого сравнения у Виктора вырвался смешок. Катерина на него даже не посмотрела. Всё её внимание было направлено на Курьеров, а их — на неё.       — Со всеми из вас я успела познакомиться, так что упустим лишний трёп о том, кто я такая и зачем мы здесь собрались, — каждое слово звучало отточено и резко, как укол клинком. — Но нам всё равно есть о чём поговорить. За последние дни я услышала достаточно ваших сомнений и тревог. Многие считают, что мы не готовы противостоять Хранителям. Но вы забываете один нюанс, господа — это Хранители сейчас не готовы к серьёзной угрозе.       По залу пробежали шепотки. Катерина выдержала паузу, прежде чем продолжила:       — Все вы наслышаны о крепости Багортт, в тот день Левиафаны нанесли по Хранителям сокрушающий удар. Их всё ещё больше, чем нас, они вооружены лучше нас, но их дух сломлен. Больше Хранители не могут быть уверены, кто в синем мундире друг, а кто враг. Чужие страхи, недоверие и сомнения — лучшее оружие в руках беззаконника, не так ли?       Настроение Курьеров начало меняться: на лицах, омрачённых тревогой, мелькнул проблеск надежды. И тут Ийдра подошёл ближе к сцене, смотрел он нагло, с прищуром:       — Но если Тарнетт кончится, то Двуглавый вновь станет единым и куда сильнее, чем прежде. Вдруг он подчинит сначала вас, дорогая хозяйка, а потом и нас? Раньше Гаруспик часто байки рассказывал, какая чертовщина творилась среди Безглавых судий при старом атамане.       Виктор будто невзначай провёл пальцем по лезвию костяного ножа. Вот поэтому Ийдра вечно тёрся рядом? Оценивал его как защитника Катерины, против которой сам точил нож?       — Единым — станет, — легко согласилась Катерина. — Но подчинит нас? Вот уж нет. Я разорву этот порочный круг. Гаруспик всех вас заманил в ловушку, обещая непомерные возможности — всё, чтобы вы могли исполнить любые свои желания. Но утаил, что это не подарок, и за него придётся платить. Я же смогу подавить волю Двуглавого, при этом оставив возможность черпать через него силу. Мёртвые должны служить живым, а не наоборот!       Последние слова Катерины эхом пронеслись по залу. В ответ им прозвучал одобрительный гул, хоть и не все спешили верить в такое громкое обещание. Лафайетт тоже подошёл ближе к сцене.       — Вы будто бы выставляете нас всех жертвами, которых нужно спасти, — он старался говорить беспристрастно, но Виктор достаточно его знал, чтобы уловить злость. — Но мы хищники, а не добыча. Все понимали, на какой риск придётся пойти, если решишь ступить за грань Непреложных Законов. И Гаруспик искренне старался облегчить для нас этот путь. Не пытайтесь возвысить себя в наших глазах, принижая его!       То тут, то там раздавались гневные возгласы, толпа вновь загудела ульем, ещё чуть-чуть и Виктору придётся успокаивать людей силой, но вдруг воздух стал густым, тяжёлым как свинец. Невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни устоять на ногах. Курьеры начали задыхаться, падать на колени и сползать по стене, Виктор тоже пошатнулся — и вдруг всё закончилось. Лафайетт судорожно пытался откашляться, упираясь руками о пол.       — Вот она — власть Двуглавого над вами. Как ощущения? Всё ещё чувствуете себя хищником, мистер Атталь? Думаете, Гаруспик не пользовался этой силой? Никто и никогда не говорил ему и слова против, пока наши собратья умирали из-за его бездействия. Каждый раз любое недовольство растворялось, как кубик сахара в чае, стоило ему улыбнуться. Он управлял вами, но оставлял иллюзию свободы. Это было несложно, когда рядом маячил пример Хранителей, которыми Тарнетт вертел как хотел, совершенно не стесняясь.       Катерина обвела слушателей взглядом, каждому заглянула прямиком в душу. Курьеры молчали.       — Не думайте, что я ненавижу Гаруспика или нарочно желаю очернить память о нём, — неуловимо тон Катерины сменился на мягкий, слегка печальный. — Он сам стал жертвой Двуглавого. Десятки лет противостояния древнему духу не могли пройти бесследно. Посмотрите, до чего довели Тарнетт и Гаруспик! Наши убежища уничтожают одно за другим, черви пожирают Хранителей — и всё почему? Они были слабы, застряли в прошлом, но времена меняются. И мы должны поменяться. Только так мы выживем! Двуглавый не сможет меня подчинить, а значит, у нас есть шанс что-то изменить.       Виктор хмыкнул. Ловко Катерина перевела гнев толпы с себя на Левиафанов, но одной проникновенной речи не хватит, чтобы разом убедить всех и каждого.       — Красиво звучит, но как мы будем воплощать этот план? — послышался голос из зала.       — И правда, девочка. Как?       Последние слова гулко раздались позади Катерины. Виктор вздрогнул — он узнал голос Тарнетта. Катерина развернулась на месте, одновременно выхватив из кобуры револьвер, но стрелять было не в кого. Из пустоты появились бражники, они вихрем закружились на сцене и собрались в человеческую фигуру: она сидела в воздухе, как в кресле, одна рука лежала на воображаемом подлокотнике, другая будто держала курительную трубку.       — Неплохая речь, я проникся. Смущает только, что это против меня ты козни строишь.       — Решили нарушить парочку Законов, сэр? — на лице Катерины и мускул не дрогнул. — Ваши квадрианские друзья тому не обрадовались бы.       — Ты убила буквально мою вторую половину, и сама стала ею. Сложно оставаться безучастным, когда такие дела происходят, — Тарнетт приблизил руку к лицу и прикурил от невидимой трубки. — Ты знаешь, где я. А я всегда знаю, где ты. И мы оба понимаем, зачем ты подобралась так близко к моим землям. Не надо лишней крови, я готов сдаться без боя. Но сначала выскажу условие, которое я когда-то поставил Гаруспику — отдай мне Ведьму. Я не собираюсь умирать, пока не поквитаюсь с ней.       — Она бежала.       Тарнетт усмехнулся — до боли знакомо. Так много воспоминаний, так много прожитых под его надзором лет... Проклятье! Виктор едва успокоил дрожь в руках. Неужели этот человек до сих пор мог так на него влиять? Одного образа хватило, чтобы весь самоконтроль затрещал по швам. Что же будет, если они встретятся лицом к лицу? Виктор закусил щеку, как себе в наказание. Стоило позволить Карамии содрать с него клеймо.       — Ведьма явно знала, что я приду требовать её жизнь. Ты уж постарайся её отыскать, девочка. Если не можешь справиться с одной старой айрхе, то куда тебе тягаться с Двуглавым?       Очевидный укол, да ещё перед всеми Курьерами. Но Катерину не так-то легко выбить из колеи. Она криво усмехнулась и шагнула ближе к силуэту.       — Или я могу прийти и забрать вашу голову, сэр. Сниму с неё скальп, солью кровь, а череп брошу в колодец, Двуглавому в коллекцию. Будет валяться рядом с головой Гаруспика. Останетесь вместе и после смерти, — Катерина замерла в шаге от морока, бросила на него взгляд сверху вниз. — А потом я выпотрошу всех ваших овечек в синих мундирах и умоюсь в их крови.       — Ты звучишь безумно, девочка моя, — спокойно заметил Тарнетт.       — Мне нужна сила. Много силы! — Катерина, наоборот, растеряла всю холодность: заговорила быстрее и громче, начала жестикулировать. — Без неё Левиафанов не одолеть. Даже избавившись от вас, мне будет непросто подчинить Хранителей — добровольно они меня не примут, а постоянно держать ментальный контроль невероятно утомительно. Зачем тратить на них время, если я могу просто принести их в жертву? Двуглавый голоден, сэр Тарнетт. Не хочу его разочаровывать. В обмен он щедро одарит меня могуществом.       Тарнетт поднёс к губам трубку, затянулся. Бражники, из которых был соткан его силуэт, начали беспокойно перелетать с места на место.       — В таком случае я не стану поддаваться, — глухо отозвался Тарнетт и встал с невидимого кресла. Теперь это он смотрел на Катерину сверху вниз, если представить, что у морока есть глаза. Шаг, второй, и фигура прошла сквозь Катерину, распавшись на мгновение и собравшись вновь у края сцены. — Слушайте все! Раз мир не случился, то быть войне. Но у Курьеров нет против Хранителей и шанса, что бы эта девочка вам ни говорила. Вас ждёт только смерть. Но можете принести голову вашей атаманши, и тогда мы потолкуем ещё раз. Я готов прийти к соглашению. Сейчас и правда наступили не те времена, когда мы можем позволить себе пустую грызню.       И силуэт растворился в воздухе. В зале повисла давящая тишина, которая вот-вот обратится в бурю. Виктор встретился взглядом с Катериной — невозмутимой, как и всегда, будто и не было этого странного срыва.       — Двуглавый всё-таки сломил тебя?       — Если ты поверил, то Тарнетт тем более. Я немного поиграла на его воспоминаниях о Безглавых судьях. Ты знал, что все эти годы, пока мы резали друг друга, Тарнетт и Гаруспик мило переписывались за нашими спинами? Я отыскала в кабинете Гаруспика целую связку писем. Почерпнула из них кое-какие подробности об их прошлом атамане, Владиславе.       — Зачем ты это сделала?! — Райхана вбежала по лесенке на сцену. Виктор сжал нож покрепче, но, к счастью, та остановилась сама. — Он же теперь придёт за нами, прямо сюда! Но мы ещё не готовы!       — Будь Тарнетт взаправду уверен в своих силах, то в Холодном Пике давно гремели бы выстрелы. Но, как я и говорила, боевой дух Хранителей повержен, а это уже половина успеха. Теперь я поковырялась в старых ранах Тарнетта, и он не будет отсиживаться в особняке или прятаться за своими людьми, а захочет лично убить меня, безумную. Сам придёт в мои руки. Холодный Пик — наши охотничьи угодья, и у меня всё готово для того, чтобы поймать Хранителей в ловушку.       Катерина подошла совсем близко к краю сцены, ещё шаг — и упала бы в руки людей, по которым было не угадать сейчас, хотят они её убить или чествовать как героиню. Софиты били ей в спину, сияли ореолом вокруг головы. Будто Поющая дева сошла прямиком с квадрианских картин, озарённая лучами рассветного солнца и надеждой людей на спасение.       — И как же мы их победим? — крикнули в зале.       Катерина улыбнулась, но глаза цвета стали остались холодны.       — На стороне Курьеров всегда была не сила, а хитрость. Повергнем же наших врагов в кошмар, из которого им не найти выхода.