***
Когда Фрэнк входит в класс, то Алисия, уже сидящая в заднем ряду, начинает улыбаться ему и махать рукой. — Моя мама такая сучка, — говорит Алисия, когда Фрэнк подходит ближе. — Просто поверить не могу, что она так себя повела. — Всё хорошо, не переживай из-за этого, — отвечает Фрэнк и отдаёт Алисии бумажку с номером Майки. — Спасибо, — говорит она. — Ты лучший. — Будешь благодарить после того, как узнаешь Майки Уэя поближе, — советует Фрэнк. — Он довольно странный парень. — Мне всё равно, — говорит Алисия, — я тоже не без странностей.***
Во время перемены Фрэнк идёт в туалет (на этот раз уже один) и набирает Майки. У него весь день чесались руки снова позвонить Джерарду, несмотря на то, что каждый раз, когда он делал это, ему встречал лишь автоответчик. Ну и что, Джерард иногда забывает зарядить телефон. Особенно если проводит несколько дней подряд с похмельем. — Чего тебе? — раздаётся сонный голос Майки. — Я дал Алисии Симмонс твой номер, надеюсь, ты не против. Ты ведь в любой момент можешь сказать ей «нет, спасибо, я не голодный*», правильно? — Ага, я в любой момент могу сказать ей «нет, спасибо, я не голодный», — повторяет за ним Майки. — Джерард проснулся? — Нет, — говорит Майки. Фрэнк медленно считает до трёх, а потом спрашивает: — Как так? — Слушай, я не знаю, — совершенно невнятно бурчит Майки. — Мне кажется, ему не хочется даже вылезать из кровати. Когда его будишь, он просто переворачивается на другой бок и засыпает снова, так что он не впал в кому или что-то такое. Он просто ведёт себя как, э-э, как Джерард. Не знаю. — Ему снятся кошмары? Наигранный вздох. — Ему постоянно снятся кошмары, Фрэнк. — Ёбаный Иисус. — Фрэнк пару раз бьётся головой об стену, но старается делать это аккуратно, чтобы у него снова не появилась головная боль. — Ответь мне прямо, Майкс. Что происходит? — Я не знаю! — срывается Майки, и Фрэнк от неожиданности чуть не расшибает голову об диспенсер с бумажными полотенцами. — Он просто напивается в хлам каждый раз, когда ему предоставляется такая возможность, — продолжает Майки уже обычным для него монотонным голосом. — Такое для него нормально и вовсе не ново, Фрэнки. — Это как в прошлом году? — Кажется, да, — нерешительно отвечает Майки. — Блять, — говорит Фрэнк. — У меня слишком сильное похмелье для таких разговоров, — признаётся Майки. — Мне ещё надо суметь выжить на работе. — Блять, — повторяет Фрэнк, но Майки уже повесил трубку, и в динамике слышны только гудки. А Фрэнк забыл напомнить ему зарядить телефон Джерарда.***
Джерард целый день не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. — Он всё ещё в кровати, — говорит Майки, когда Фрэнк не выдерживает и опять звонит ему, чтобы узнать, в чём, блять, дело. — Он вставал один раз, чтобы сходить в туалет и взять пиво из кладовки. И я серьёзно, он не будет меня слушать в таком состоянии. Я даже не уверен, станет ли он слушать тебя. — Но что, если станет? — спрашивает Фрэнк. — Ты только не думай, что я отчаялся или что-то такое. — Ну, а ты можешь прийти? — тут же просит Майки. Наверное, он тоже отчаялся. — Он прямо, я не знаю, мне кажется, он серьёзно собрался сделать с собой что-то плохое. Фрэнк понимает, что как ни взгляни, с выполнением этой просьбы у него точно возникнут проблемы. Если рассуждать логически, он не знает, как ему выбраться из дома: мама вряд ли разрешит ему просто ускакать к друзьям, даже несмотря на то, что их отношения с ней гораздо улучшились. Ну а если подумать о нравственной стороне всего этого, то будет неправильно, если он возьмёт и улизнёт, ведь они только-только помирились с мамой. Полный отстой. А ещё будет полный отстой, если Джерард сейчас пиздецки… пиздецки напьётся. До такого состояния, что впадёт в кому. А Фрэнк в это время просто заламывает руки и послушно ждёт чьего-то разрешения, чтобы выйти из дома. Фрэнк продолжает сидеть точно так же какое-то время, конечно, не заламывая руки, но сгрызая ногти до крови. Его сердце бьётся как сумасшедшее, хотя он ничего такого не делал. Каким же он был тупым, что ввязывался в ссоры с мамой, ведь вместо этого он мог бы попытаться сохранять спокойствие, и тогда сейчас он держал бы ситуацию под контролем. — Твоя жизнь отстой, — сообщает Фрэнк самому себе. Вау, теперь он ещё и разговаривает с собой. — Противный маленький нытик. Фрэнк надевает наушники и включает Black Flag так громко, что через какое-то время ему начинает казаться, будто его голову атакуют роботы-убийцы. Может, Генри Роллинз [Прим. переводчика: вокалист Black Flag] через свои песни подскажет ему, что делать. Он просыпается часа через четыре, ощущая невыносимую головную боль. Сначала он думает, что не сможет встать с кровати: при каждом малейшем движении его черепная коробка словно сжимается сильнее. Фрэнку даже кажется, что он умирает. Когда становится ясно, что это не так, Фрэнк всё же поднимается, пытаясь удержаться на трясущихся ногах, и медленно-медленно идёт в ванную. Удивительно, но его даже не тошнит. Он выпивает столько воды, что ещё чуть-чуть, и он лопнет, а потом принимает три таблетки Адвила и снова пьёт. Потом Фрэнк садится на закрытую крышку унитаза и ждёт, пока таблетки подействуют. Даже если Генри Роллинз и смог передать ему какое-то послание, то оно потонуло в ужасном состоянии Фрэнка. Хотя, может, посланием было: «Пошёл нахуй, парень». Фрэнк плетётся обратно в комнату, открывает окно и высовывается из него наружу. На улице светят фонари, отбрасывая грустные грязно-жёлтые тени на землю. Такую близкую, и такую далёкую. Внезапно начинает звонить телефона, из-за чего Фрэнк чуть не вываливается из окна: его нервы просто на пределе. А когда он хватает телефон в руки, то тут же роняет его под кровать, и ему приходится ползать на животе и искать его. Фрэнк принимает звонок, не глядя на экран и продолжая лежать на полу, а когда из динамика раздаётся голос Джерарда, он от неожиданности стукается затылком об дно кровати. — Фрэнки? — зовёт Джерард. — Ауч, блять, — говорит Фрэнк. А потом добавляет: — Ох, Джи, ебать. Джерард затихает, но Фрэнк слышит его тяжёлое дыхание, такое, словно Джерарду плохо (что скорее всего так, если верить Майки), или он напуган, или пробежал марафон. Фрэнк лежит совершенно неподвижно, даже не обращая внимание на то, как пыль щекочет в носу. Он делает быстрый вдох, когда понимает, что ещё немного, и он задохнётся, а потом продолжает лежать так же. — Ты в порядке? — наконец спрашивает Джерард. Его громкое дыхание начинает напоминать всхлипы. — А ты в порядке? — переспрашивает Фрэнк. — Ты что, плачешь? — Возможно, — бормочет Джерард. — Да. Мне немного хреново. Я вроде как… спал… или что-то такое. — Майки сказал, что ты решил в конец упиться, — говорит Фрэнк, уронив голову на пол и прислонившись щекой к холодной поверхности. — Мне кажется… я всё ещё… — произносит Джерард, а потом замолкает и продолжает лишь после долгой паузы: — немного… пьян. Знаешь, прямо на последней стадии, после которой начинается похмелье. И во время которой шерсть собак кажется невероятно… невероятно красивой. — Ага, — отвечает Фрэнк. Он хорошо знаком с этой последней стадией. А ещё он знает, как Джерарду нравится собачья шерсть. — Вот поэтому я тебе позвонил, — говорит Джерард. — Я просто хотел… Блять, какой сегодня день? Ебать… — Я, блять, понятия не имею, Джи. — Мне приснился такой странный сон, ну, до кошмаров, просто приятный и тупой сон. Я вроде как работал над каким-то арт-проектом, прямо настоящим, и он был секретным, поэтому до его выставки я даже не знал, что я делал, а потом оказалось, что там просто везде-везде было нарисовано твоё лицо. Фрэнк не знает, что ему сказать, потому что это вроде бы и мило, но в то же время очень странно и даже немного пугающе. К тому же… — До кошмаров? — Мне всегда снятся кошмары, — немного беспечно сообщает Джерард. Теперь он говорит куда внятнее и немного гнусавит, но зато он больше не плачет. Наверное, Джерард даже успел забыть из-за чего начал плакать, потому что сейчас у него такой тон, каким он обычно начинает рассуждать о чём-то возвышенном. — Я просто был настолько под кайфом, что мне даже приснился такой невинный сон. Но было странно хранить тайну от самого себя. Судя по голосу Джерарда, теперь всё в порядке, и Фрэнк начинает медленно и равномерно дышать, считая секунды между вдохами. Ему кажется, он скоро заплачет, потому что ему плохо. Его успокаивает бессвязная болтовня Джерарда, но она одновременно напоминает о том, что Фрэнк не может сейчас обнять его, или кинуть в него подушкой, или даже просто взглянуть на него. — Знаешь, это была такая большая выставка, и все картины были нарисованы немного грубовато, даже примитивно, но такими мазками… Они были неплохие, на самом деле, может, я даже попробую повторить что-нибудь вживую, ну, то есть, конечно, я уже рисовал это во сне, но я даже не видел, что я рисую. Это было так непонятно, но я помню мазки… В общем, они отложились в моей памяти, но всё равно не складываются в целую картину. — А после были только кошмары, и один такой… Я проснулся, ну, мне показалось… Мне показалось, что я проснулся, но я не мог пошевельнутся, я был словно в какой-то ловушке. Я подумал, что умер. — Пиздец, — говорит Фрэнк. — Я не мог сдвинуться с места и ничего не чувствовал. Мне казалось, что я привязан к моему телу одной тонкой нитью, и она душила меня и тянула вниз, не давая уйти. И я бы оставался на месте даже тогда, когда моё тело бы гнило и отвалилось от костей. Не знаю, к чему я был бы привязан тогда — к высохшему скелету? Или я бы разложился вместе со всем остальным? Думаю, я тогда кричал, ну, то есть, мне так казалось? Но когда я спросил об этом Майки, он сказал, что ничего такого не заметил. — Джерард… — Я просто хотел поговорить с тобой, Фрэнки. Я даже не знаю, что я делаю. Я так много думал в последнее время об аде и… о том, каким он может быть. И о смерти, конечно. — Джерард, Джерард, — зовёт Фрэнк чуть громче. Он пытается встать и снова стукается головой об кровать. Какого хуя он всё ещё не вылез из-под неё? — Послушай меня, блять! — Что? — рассеянно спрашивает Джерард. — Ты можешь, ну, продержаться, пока мой домашний арест не отменят, или мне надо сбежать и прийти к вам? — У меня все в порядке, — отвечает Джерард, и Фрэнк может представить, как тот сейчас делает недоумевающее выражение лица, говорящее: «А что я? Я ничего». А ведь всего минуту назад Джерард рассуждал о смерти. Ему ещё никогда не было так страшно слушать Джерарда. У Фрэнка просто не умещается это в голове, ведь он знает, что может в любой момент прийти к Джерарду, посмеяться с ним над чем-то, или поиграть в доисторические игры у Джерарда на компьютере, или посмотреть фильм, или, ну, с недавнего времени он ещё может и потрахаться с ним. Фрэнк серьёзно издаёт рык полный отчаяния. — Да ладно тебе, — говорит Джерард. — Не переживай, Фрэнки. Просто, знаешь, я так сильно скучаю по тебе. Сильно-пресильно. Поэтому мне снятся сны только про тебя. Ну, иногда, если я волнуюсь о Майки, мне снится он. Он всё ещё общается с Питом, ты знал? Он закрывается у себя в комнате и разговаривает с ним по телефону. — Я тоже скучаю по тебе, — отвечает Фрэнк. — Они типа… снова вместе или что? Что они собираются делать? — Как я понял, они «друзья», что бы это ни значило. Я просто не представляю, что они будут делать. Но Пит, оказывается, не такой уж и плохой. Это звучит так, словно Джерард уже успел пообщаться с Питом, например, по телефону, и Фрэнк чувствует укол ревности. Алло. Это явно ничего не значит — Пита Вентца едва ли можно считать угрозой, но всё равно. Фрэнк находится всего-то в паре километрах от Джерарда, а тот, блять, треплется с Питом Вентцем. — Я хожу на занятия в церковь или что-то такое, и в моей группе есть девочка, которая влюблена в Майки. Как думаешь, его может заинтересовать девочка? — спрашивает Фрэнк, вместо того чтобы закричать «БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ГОВОРИ О ДРУГИХ ЛЮДЯХ КРОМЕ МЕНЯ». — Ну, то есть, если он больше не страдает. Он ведь не страдает? Джерард издаёт небольшой смешок, что делает всегда, когда Майки ведёт себя слишком как Майки, но отвечает он совершенно серьёзным тоном: — Я ни в чём не уверен. Ну, то есть… Я даже не знаю, сколько я спал и сколько пил до этого… Кажется, прошло несколько дней? Блять, кажется, у меня начинается похмелье. Хочется проломить себе череп. Или просто выпить пива. Ох, господи Иисусе. Блять, Фрэнк, мне надо, э-э, отойти… меня сейчас стошнит. Фрэнк, Фрэнк, я люблю тебя, я забыл тебе об этом сказать, но я помню об этом, эм, потому что я всегда это чувствую. Я постоянно думаю о тебе, даже когда пытаюсь этого не делать. Фрэнк говорит «я люблю тебя» ему в ответ, но Джерард, кажется, уже положил трубку. Желание оказаться рядом с Джерардом становится настолько сильным, что Фрэнку даже начинает казаться, будто у него сейчас буквально вырастут крылья. Или он просто выпрыгнет из окна и пробежит три километра, просто чтобы погладить Джерарда по спине, пока того рвёт. Не то чтобы Фрэнк уже не делал такое. Вообще, он уверен, что Джерард делал ему так же: у него осталась пара смутных воспоминаний о том, как они пили летом. Просто его желудку не очень нравятся самодельные коктейли. Фрэнк вылезает из-под кровати и стряхивает пыль с футболки. А потом он с силой захлопывает окно, даже не смотря на соблазнительный грязно-жёлтый свет фонарей, которые так и кричат: «Нет, тебе это нельзя!». Теперь ему становится холодно, поэтому он забирается под одеяло и натягивает его до ушей. Фрэнк чувствует напряжение в каждой своей мышце: его голова кружится, живот стянуло и у него даже дрожат коленки. Он не думает, что сможет уснуть, поэтому он просто лежит, стараясь думать о тишине, темноте, о ночи и обо всём таком. Но в его голове всё равно всплывает картина того, как Джерард рисует. В воображении Фрэнка у Джерарда белёсые радужки, как у слепых. Вообще, он напоминает того чувака из «Героев**». Хотя Джерард, в отличие от него, конечно, вовсе не выглядит как латино-американец. И он не сидит на героине. И Джерарду, разумеется, никогда не прострелят голову, ни за что, ёбаный в рот.***
* Думала, как лучше перевести «thanks but no thanks», но кроме этого доисторического баяна в голову ничего не шло. ** Возможно, речь идёт о сериале «Герои»? Я правда не знаю, извините, очень сложно.