***
Он засыпает только часов в одиннадцать, и вставать всего час спустя очень тяжело. Он всё равно не сможет просто продолжить спать после того, как уже проснулся, так что он берёт лестницу и выбирается наружу. И сразу насквозь промокает из-за хлещущего дождя; падающие на землю капли воды, наверное, размером с его кулак. — Пиздец, — бормочет он. Куртка Джерарда словно сделана из драконьей кожи, так что ему довольно уютно в ней и при такой погоде, но его джинсы противно прилипают к его коже, а в кроссовках хлюпает. Он накидывает на голову капюшон, но это не сильно меняет положение вещей. Когда он добирается до станции, ливень всё ещё не прекращается, и Фрэнк настолько промок, что ему стоило с самого начала просто надеть купальные плавки и назвать свою прогулку ночным плаванием. Двери широко раскрыты, а Джерард сидит на пороге, курит и наблюдает за дождём. Вспышка молнии на секунду освещает все вокруг, из-за чего у Фрэнка перед глазами начинают плясать розовые полосы. Раскат грома раздаётся через десять секунд. — Спускайся! — кричит он Джерарду. — Иди подыши свежим воздухом! Джерард кутается в толстовку и трясёт головой. Фрэнк в ответ ему встряхивает своей. Его мокрые волосы бьют его по лицу. Он стаскивает с себя отяжелевшую куртку и перекидывает её через розовый куст. — В тебя сейчас ударит молния, придурок! — произносит Джерард высоким и взволнованным тоном. — Вот и замечательно! — Фрэнк перепрыгивает через клумбу, при этом, возможно, обезглавливая несколько грустных и мокрых цветков бегоний или что там ещё росло. Трава под ногами скользкая и упругая, и он спинывает кроссовки, снимает носки и бежит босиком. Он такой мокрый, что это уже всё равно неважно. Если его организм собирается заболеть, то заболеет в любом случае. Джерард сделает ему кофе и даст полотенце, так что всё будет в порядке. Дождь смыл всю усталость, поэтому Фрэнку хочется бегать по кругу и смеяться. Что он и делает. — Да что с тобой не так, блять? — спрашивает Джерард, аккуратно перешагивая через клумбу. Из-за громко стучащего по крышам и листьям дождя голос Джерарда звучит так, бдуто он шепчет в бочку. — Ты пытаешься убить себя? Фрэнк просто хохочет и несётся к нему, толкая его плечами, как делают футболисты, и Джерард валится на землю, словно мешок с картошкой. При падении он взмахивает локтём и попадает Фрэнку в нос, но Фрэнк сравнивает счёты, заряжая ему коленом в живот, и они катятся по земле, а потом некоторое время лежат и успокаивают дыхание. Фрэнк кладёт голову на плечо Джерарда и полушепчет-полукричит: — Вот видишь, разве это не замечательно? — Нет, — бормочет Джерард ему в лоб. — Это больно, вообще-то. — Зато ты чувствуешь, что ты до сих пор жив, чувак. Давай, — он поднимается на ноги, пошатываясь, и протягивает Джерарду руку. Тот не отпускает её после того, как встает, и пытается потащить Фрэнка в сторону дома, но Фрэнк зарывается пятками в землю. Джерард не выглядит рассерженным, он лишь пытается спрятать ухмылку, поэтому Фрэнк удваивает свои усилия и тянет Джерарда в противоположном направлении. — Гроза — это просто замечательно. — Ага, — кивает Джерард, — ровно до тех пор, пока она не испепелит тебя. — Да какая разница, — говорит Фрэнк, сжимая тёплую ладонь Джерарда. — Блять, ну и дождь, мы словно в море! — В озере, — поправляет его Джерард, поднимая голову и открывая рот. — Вода сладкая. — Нам стоит сходить и искупаться, — произносит Фрэнк. Вода бежит по его лицу и дальше, вниз по его спине. Пальцы на ногах начинает деревенеть. — Ну, по-нормальному. — Я не пойду на ёбаный пляж, — отвечает Джерард. — Фу. — Ночью. Это самое лучшее время. И холодное. И классное, хех. Мы пойдем в выходные. Джерард закатывает глаза и начинает часто моргать, потому что в них попала вода. Фрэнк тянется свободной рукой к его лицу и вытирает его, но это, очевидно, не сильно-то исправляет положение вещей, потому что Фрэнк и сам промок до нитки. — Кажется, ты посинел, — говорит Джерард. — Боже, Фрэнки, у тебя совершенно нет инстинкта самосохранения, ты как Майки. — Боже, Джи, — произносит Фрэнк, — у тебя совершенно нет инстинкта самосохранения, ты как Фрэнк. — Вот именно, — говорит Джерард, оборачивает руки вокруг Фрэнка и наполовину несёт-наполовину тащит его в дом. Фрэнк обмякает, заставляя Джерарда прилагать больше сил для выполнения своей цели. Джерард подхватывает его под мышки и пытается поставить на ноги; в тех местах, где они соприкасаются друг с другом, становится чуть теплее, но все остальные части тела мёрзнут и отвратительно зудят. — Ну и дерьмо, ты всё делаешь неправильно, дай я, — Фрэнк высвобождается из его рук и запрыгивает на спину Джерарда, сжимая коленями его бока и цепляясь за его плечи. — А теперь продолжай идти, пожалуйста. — Блять, — пыхтит Джерард. — Подожди, твои ботинки, — он разворачивается и наклоняется, пытаясь поднять ботинки и носки. — Если ты уронишь меня на голову, моя мама убьёт тебя. — Она убьёт меня, даже если просто узнает о происходящем. — Тогда твоя мама убьёт меня за то, что тебя убили. Джерард смеётся и покачиватся вперёд-назад, из-за чего Фрэнк прижимается к нему ближе и верещит. — Не-а, ни за что, — возражает Джерард. — Мама просто обожает тебя. Ты будешь её запасным ребенком, пока твоя мама будет отбывать срок за убийство. — Тогда мы с тобой станем братьями, — произносит Фрэнк, утыкаясь подбородком в шею Джерарда. — Посмертно. — Это странно, — говорит Джерард. — Ага, странно. Джерард везёт его вверх по лестнице в коридор. Дверь в комнату Майки открыта, но внутри никого нет. Фрэнк соскальзывает на пол, он дрожит, и с него на грязный линолеум капает вода. — Майки ещё не вернулся? — спрашивает он. — Пит, должно быть, действительно хороший любовник. — Я стараюсь избегать мыслей об этом, — натянуто произносит Джерард. — Но я думаю, что они на какой-то вечеринке или ещё что-то: ему недавно звонили Боб и Рэй. — Ха, — говорит Фрэнк, — значит, нам достанется больше. — Он достаёт из кармана пакетик. Он водонепроницаемый, так что травка должна быть в полном порядке. — Давай покурим и посмотрим что-нибудь кровавое. — Блять, Фрэнки, и ты об этом ничего не сказал! — Джерард протягивает руки к пакетику, и Фрэнк пытается уклониться, но его ноги словно сделаны из желе, и он так сильно дрожит, что он чуть не стукается головой об стену. — У-у-ух, — бормочет он, сжимая челюсти, чтобы его зубы прекратили клацать. — Мн пздецки холдно. — Чёрт, мне тоже, — говорит Джерард. — Нужно снять мокрую одежду. Мы можем повесить её в ванной. Хочешь принять душ? Фрэнк принимается бороться со своем промокшей толстовкой. — Не-а, мне нужно только одеяло. И немного травки. И кофе? И тепло. И травки. И кофе. — Он сдёргивает толстовку с себя с такой силой, что кожа на руках краснеет, и кидает её на пол, трясясь от холода. — Ага, думаю, пол в коридоре так же хорош, как и ванная, — произносит Джерард. Он бросает свой свитер туда же. — Через два часа от них будет пахнуть как из спортивной раздевалки, — говорит Фрэнк. Его футболка напоминает пищевую плёнку, побывавшую в морозильнике. Он стаскивает её через голову. Ткань ползёт вверх, словно гнилая змеиная кожа или что-то такое, но ещё и холодное. — Ткань напоминает гнилую змеиную кожу, — озвучивает он свои мысли. — Только холодную. — Интересно, можно ли делать футболки из змеиной кожи, — говорит Джерард. — Чувак, твои губы синие. — Я чувствую, спасибо. — Фрэнк выскальзывает из своих джинсов. — Тебе не так холодно, поэтому можешь развесить это барахло. А я пока попытаюсь согреться. Джерард принимается собирать всю мокрую одежду, включая трусы и носки Фрэнка, что было очень мило с его стороны, и без разговоров плетётся в ванную, оставляя за собой мокрые следы. Джерард до сих пор не снял свои вымокшие вещи, потому что он невероятно смущается. Майки тоже, вообще-то. Поэтому Фрэнку непонятно осознавать то, что Майки сейчас занимается сексом с Питом Вентцем, который разденется, не успеешь и глазом моргнуть. Да один тот факт, что Майки вообще занимается сексом с кем-то, очень странный. Из-за этого Фрэнк расстраивается, что у него нет секса. Он не стеснительный. Ему часто снятся эротические сны, и он не стыдится того, что его мать стирает его простыни. Это всё совершенно естественно. — Джерард? — зовёт он, идя дальше по коридору с пакетиком травки в руках и сверкая голой задницей. — Когда ты был примерно моего возраста и тебе снились всякие мокрые сны, ты стирал сам свои постельное бельё из-за того, что тебе было неловко? Какое-то время Джерард молчит. А потом до Фрэнка доносится его тихий и приглушённый голос: — Ну, да. Мама всё равно никогда не заходит в нашу комнату. Но Майки никогда не заморачивался с этим, поэтому мне приходилось стирать и его вещи тоже. — Вот сучёнок! — говорит Фрэнк и пытается представить себе Джерарда, который бы добровольно пользовался стиральной машинкой. Должно быть, он тогда действительно сильно смущался. — Ему просто плевать, знаешь? Иногда кажется, что он вообще не воспринимает происходящего. Фрэнк фыркает. — Он точно умеет смущаться. Я знаю, потому что видел собственными глазами. Сегодня, когда я спросил его о Пите, он покраснел! — Он хватает одеяло с кровати Джерарда и закутывается в него. Ему пиздецки холодно. И это нелепо. Сейчас середина лета. Он садится на кровать. А потом ложится и сворачивается в клубочек под одеялом. — Ага, — говорит Джерард, заходя в комнату в очень смешной и поношенной фланелевой полосатой пижаме. Дедушка Фрэнка мог бы надеть похожую в холодную ночь. Джерард такой чудик. — А иногда он просто не обращает ни на что внимания. — Ха, — произносит Фрэнк. Смешок похож на прерывистое шипение, потому что его дурацкие зубы всё ещё щелкают, как кастаньеты. Он коротко смеётся, и из-за стучания зубов его «ха-ха-ха-ха» звучит безумно. — Боже, я, кажется, переохладился. В следующий раз напомни мне, что я сумасшедший. — Я напоминал тебе и в этот раз, — отвечает Джерард. — Как ты себя чувствуешь? Джерард включает кофемашину и задумчиво вертит декорированный стеклянный бонг[1] в руках, а затем водружает его обратно на вершину стопки дисков, лежащей на столе. — Как замёрзший придурок, — говорит Фрэнк. — Хотя это было весело, — безмятежно произносит Джерард. Он садится на край постели. Его щёки покраснели, и ему, кажется, довольно тепло. Ублюдок, он словно неспособен чувствовать холод вовсе. Фрэнк перемещается вперёд и прижимается к спине Джерарда. Ох, блять, да, он как грелка размером с человека. — Ах-х-х, ты тёплый, — бормочет Фрэнк в фланелевую ткань. — Я просто посижу так, угу. Блять, сворачивай косяк. Я пока попытаюсь не умереть. Джерард дрожит, держа кофейник, так что, наверное, ему тоже холодно. Фрэнк просто прилипает к его спине, пытаясь не оставлять синяки на его плечах. «Меня не оторвали бы и с помощью лома», — думает он и хихикает над своими мыслями. Он пытается засунуть ступни под ноги Джерарда, но это оказывается физически невозможным. Кроме того, Джерард вздрагивает и рассыпает травку повсюду. — Ты собираешься курить или просто будешь посыпать этим кровать? — спрашивает Фрэнк. Ему уже гораздо лучше, хотя он ещё даже не сделал и затяжки. Некоторые части его тела постепенно начинают оттаивать. Он закрывает глаза и расслабляется. — Это типа ваш тайный семейный обряд? Потому что я бы хотел попробовать эту замечательную штуку, за которую я заплатил деньгами моей мамы, что были добыты тяжким трудом, знаешь. — Блять, Фрэнк, — ворчит Джерард. — Не выпрыгни из штанов от нетерпения… Ох, точно. — Слишком поздно! — радостно вопит Фрэнк, потому что он уже выпрыгнул из своих штанов. — Ох, — театрально говорит Джерард и драматично вздыхает. Фрэнк прижимается ухом к его спине и слышит, как из его легких вырывается воздух. Круто. Джерард наконец-то заканчивает. Он передает косяк Фрэнку через плечо. — Ладно, ладно. Держи. Он выглядит как-то коряво, и Фрэнк вспоминает, почему обычно этим занимается Майки. Как Джерард может так хорошо рисовать и так отвратительно сворачивать косяки — это загадка. — Что это за хуйня? — спрашивает Фрэнк. — Не могу поверить, он выглядит как ёбаная морковка. — Камберуэллская морковка[2], — невнятно бормочет Джерард развеселённым голосом и хихикает. Его будто бы уже вставило. Фрэнк тянется рукой вниз, желая достать зажигалку, но, упс, точно, он же без штанов. Джерард протягивает ему зажигалку. — Отлично! — Первая затяжка сладкая, пряная и обжигающая, и он чуть не давится ею. Иногда его глупые больные лёгкие подкидывают ему свинью. Но он старается держаться. — Откинься назад, яйцехрен[3], нам нужно расслабиться. — Какой ещё, блять, яйцехрен? — спрашивает Джерард, но выпрямляет спину и придвигается к стене. На нём плотные термо-носки, вот слабак. Но это хорошая идея. — Понятия не имею, — Фрэнк отдаёт ему косяк. — Посмотри в зеркало и узнаешь. — Яйцехрен, — повторяет Джерард. — Что за хуйня. Фрэнк снова перемещается ближе, прилипая к боку Джерарда. — Я просто высосу ещё немного тепла из тебя, — заявляет он. Джерард затягивается так сильно, словно это последний косяк в мире. — Твоя обязанность на сегодня — быть человеком-батареей, отвратительным крутильщиком косяков, и, блять, ты сейчас докуришь косяк одной затяжкой, ёбаный яйцехрен. Это богартинг[4]. Почему это назвали богартингом? Что такого делал этот Богарт? Джерард послушно вручает ему косяк. — Я имею в виду, — говорит Джерард, наблюдая за курящим Фрэнком слегка слезящимися глазами, — это слово бессмысленно. Яйцехрен? Это же ничего не значит. — Боже, Джи, оно состоит из частей «яйцо» и «хрен», думаю, это слово может значить всё, что твоей душе угодно. — Курицы? В этот раз Фрэнк всё-таки давится затяжкой. Он начинает смеяться и складывается пополам от боли, а потом распрямляется, чтобы нормально дышать, и со стуком ударяется головой о лоб Джерарда. — Ох, чёрт, как ты вообще до этого дошёл? Джерард потирает свой лоб, а затем и голову Фрэнка. — Знаешь, ну, курицы. И яйца. Э-э, хрен… Они его едят. Джерард улыбается, совершенно расслабившись. Он уже достиг того состояния, в котором до приятного гудения в голове остаётся только несколько затяжек. Фрэнк усердно старается обогнать его. — Ты сложный, Джерард, серьёзно. Разве они не едят куриный корм? Там, ну, зерно и все такое? — И хрен. Курицы, Фрэнк. Курица. М-м-м, курочка. — Чёрт, не порти мой кайф своими мясоедческими рассуждениями. — Прости, — говорит Джерард. Он не смеётся, просто улыбается бессознательной улыбкой, немного кривой и изогнутой, из-за которой возле его глаз появляются морщинки. Фрэнк наклоняется ближе, чтобы рассмотреть это. У Джерарда длинные ресницы. И он очень тёплый. И достаточно большой и мягкий, чтобы его можно было использовать как согревающую подушку. — Ты такой тёплый, — сообщает Фрэнк, — и хороший, ага. — Спасибо, — застенчиво произносит Джерард. — Ты тоже хороший. Но не очень тёплый. — Я вообще-то начинаю отогреваться, давай, — говорит Фрэнк и пытается подтолкнуться ближе. — Серьёзно, давай, убери руку. Не дай мне умереть от холода, — он бодает руку Джерарда головой, и Джерард приподнимает её и оборачивает вокруг плеч Фрэнка. Он, видимо, какое-то время витает в облаках, потому что следующее, что он осознает, — Джерард пихает его голову своим плечом и тонко хихикает. — Подвинься, Фрэнк, мне нужно, ну, свернуть еще один. — Нет, нет! — Фрэнк перехватывает его руки, тянущиеся за пакетиком. — Я не дам тебе сделать очередную морковку. Блять. Они слабо борются какое-то мгновение, и пакетик вместе с зажигалкой и папиросной бумагой падают с кровати. — Дерьмо, — комментирует Джерард. — Да всё в порядке, — говорит Фрэнк, ползёт к краю кровати и свешивает с него верхнюю часть тела. Его руки будто налились свинцом, но он сосредотачивается и пододвигается еще на несколько сантиметров. Одеяло сползает ниже, обнажая его мгновенно замерзающую спину. — Фу, — произносит он. Он собирает разбросанные вещи и пытается залезть обратно. — Хм. — Э-э, Фрэнк? — раздается позади него голос Джерарда, который нервно елозит на своем месте. — Блять, я не могу подняться, — Фрэнк слабо пытается оттолкнуться от пола. — Подними меня, мудак! Моя голова сейчас переполнится кровью и лопнет как воздушный шарик! Джерард что-то невнятно бормочет, а затем обхватывает Фрэнка за талию и не слишком-то нежно дёргает на себя. Фрэнк старается сесть, но, ой, его сражает внезапное головокружение. Он заваливается на бок и переворачивается на спину, просто лежа, глядя в потолок и ожидая, когда оно пройдет. Джерард ёрзает, пытаясь найти удобное положение. — Иисусе, ляг, пока ты не ткнул меня локтем в яйца или еще куда-нибудь, — говорит Фрэнк. — Ха, Иисус. Иисус, Джерард. Иисус-Джерард. Джи-и-исус. Где твоя подушка? Джерард дико оглядывается по сторонам, взмахивая волосами. Блять, его глаза просто огромные. — На том краю. — Он берёт подушку и бросает её Фрэнку. А потом тоже натягивает на себя одеяло. — Спасибо, — благодарит Фрэнк и комфортно укладывается на неё. Сворачивать косяк лёжа очень интересно. На лицо Фрэнка падают хлопья травы, он начинает хихикать и в результате просыпает ещё больше. В конце концов Джерард забирает всё у него из рук и заканчивает сам. Судя по его виду, он уже согрелся — его щёки порозовели, а глаза немного застекленели. Его руки чуть-чуть трясутся, но он докручивает косяк и даёт его Фрэнку. — Ложись, — бормочет Фрэнк с косяком во рту. — Ты пиздецки дёрганный. Джерард закатывает глаза. Губы Фрэнка растягиваются в улыбке, которая затем превращается в широкую ухмылку. Он чувствует, как движутся мышцы его лица. Прямо как в клипе «Black Hole Sun»[5]. Он тоже напоминает наркоманский бред. Фрэнк выпучивает глаза. Джерард смеётся и краснеет, прикрывая рот рукой. — Серьёзно, — начинает Фрэнк, но забывает, насчёт чего он там собирался быть серьёзным. Он взмахивает косяком на Джерарда. — М-м, что там с кофе? Ты уже сделал бутерброды? — Э-э, ещё нет, — отвечает Джерард. — Попозже, — он сдаётся и плюхается рядом поверх одеяла, как безвольная тряпичная кукла. — Чур, я маленькая ложка! — быстро говорит Фрэнк и переворачивается на бок. Джерард протягивает руку, забирает у него косяк, затягивается и возвращает его Фрэнку. Он кладёт руку на талию Фрэнка и оставляет её лежать там. Фрэнк придвигается ближе, пытаясь сильнее вжаться в Джерарда. По всему его телу распространяется приятное чувство. И тепло, много тепла. Возможно, у него есть шанс избежать пневмонии, если все его конечности будут постоянно подогреваться вот так. Он протягивает руку с косяком назад, куда-то в направлении Джерарда, но тот не берёт его, а делает затяжку прямо из рук Фрэнка, прижимаясь губами к его пальцам и придерживая его запястье. Фрэнк лениво хихикает. Сейчас он ощущает недостаток сна: он весь отяжелевший, обессиленный, немного голодный, но не настолько, чтобы как-то исправить это, и снова отяжелевший, и ещё раз обессиленный, и согревшийся. Его глаза постепенно слипаются. — Докуривай, — бубнит он. — Мне хватит. Джерард ещё пару раз затягивается косяком из пальцев Фрэнка, и они оба хихикают, но их смех постепенно сходит на нет. Джерард тушит косяк об стену и засовывает его обратно в пакетик. Его рука, покоящаяся на талии Фрэнка, расслабляется, и Фрэнк ощущает его спокойное и ритмичное дыхание на коже своей шеи. — М-м-м, — произносит Фрэнк. — Боже, мне так хорошо. Джерард вздыхает ему в шею, из-за чего вниз по спине Фрэнка ползут мурашки и восхитительный прохладный трепет. Волосы Джерарда полностью высохли, и одна прядка щекочет щёку Фрэнка. Фрэнк так серьёзно задумывается о том, почему он испытывает тёплое покалывание, что позже ему хочется стукнуть себя по лицу. Он думает об этом, наверное, секунд пять, не меньше, немного елозя бедрами и прислоняясь головой ко лбу Джерарда. А потом его затуманенный мозг приходит в сознание, и Фрэнк осознаёт, что он, блять, возбуждён. Такое всегда случается с ним из-за травки, плюс, он был возбуждён даже, может быть, до того, как покурил. «Что?» — думает он. Он заставляет себя перестать вертеться и неподвижно лежит какое-то время, размышляя над тем, что происходит и где он находится. Ага, накурился до безобразия. Ага, лежит голый под одеялом в постели своего лучшего друга. Это напоминает ему об одном очень правдоподобном сне, который приснился ему то ли прошлой ночью, то ли на той неделе, то ли ещё раньше. Он точно не знает, но детали всё ещё сохранились в его голове. Он вроде был мёртв или, если он не был… Он должен рассказать Джерарду об этом. — У меня был один сон, — начинает он, и Джерард вздрагивает, выходя из сонливого состояния. — Точно, мне снилось, что я был мёртв? Или что-то такое. Короче, я лежал в церкви, как ёбаная Джульетта в фильме, знаешь, там ещё везде стояли свечи. В общем, может, я был мёртв, и я лежал там с закрытыми глазами, но я все равно видел всё, прямо как ты в своих снах. — М-м-м-м, — мычит Джерард ему в шею, посылая новую волну мурашек вниз. — Чёрт, ага, э-э… Так, и ты был в таком аккуратном костюме, в твоём лучшем воскресном. Думаю, это были мои похороны, только там были такие готичные свечи, и чёрные розы, и всякие подобные штуки. И ты так смотрел на меня, не грустно, а, ну… как-то безмятежно. Безмятежно. И ты поцеловал мои веки. — Ха, — произносит Джерард, вздыхая, и Фрэнк чувствует, как колеблется грудная клетка Джерарда, прижимающаяся к его спине. — Ага, не знаю. Это было так серьёзно и торжественно. И красиво. И, э-э, вот такой сон, конец. Он не сразу вспоминает о том, что тогда, после того, как он проснулся, ему пришлось дрочить два раза подряд. В тот день, когда ему приснился этот сон, он вовсе не задумывался об этом, потому что мастурбация — не такое уж и большое дело. Но, если оглядываться назад, может, в этом было что-то странное. — Круто, — шепчет Джерард. — И как ты себя чувствовал? — Хм. Довольно хорошо? — Теперь он ощущает усталость, но еще и возбуждение, и одеяло слишком тяжёлое и жёсткое, а его плечи не прикрыты, из-за чего они замерзают, но остальное его тело начинает потеть, и он с трудом удерживает себя, чтобы не начать потираться о Джерарда. Это странно. Но не противно. «Я накуренный и умирающий от переохлаждения, — думает он, — это не может не повлечь за собой странности». Но это тупая отговорка, а Фрэнк не использует тупые отговорки. Что происходит, то происходит. Он чувствует дыхание Джерарда на шее, тёплое одеяло и руку Джерарда на своей талии. — Ага, — говорит он, — довольно хорошо. — Он сознательно поёрзывает, и Джерард совершенно замирает. Серьезно, он даже перестает дышать. Фрэнк хихикает, немного сбиваясь с дыхания. Он начинает ёрзать сильнее, потому что ему становится горячо не только снаружи. Одеяло съезжает, и он шевелит руками, пока не освобождает их. Он не может удержаться от смеха, потому что он так серьёзно рассуждает над этим. Наверняка к Джерарду пытались забраться в штаны ещё более дурацкими способами. А потом он вспоминает одну очевидную вещь (Джерард Только-Что-Переехал-Из-Подвала Уэй), и начинает сомневаться, был ли вообще у Джерарда секс, а если и был, то с каким человеком, какого пола, возраста, с какой внешностью. Обычно они не сидят и не обсуждают секс. С Джерардом они не касались этой темы. Фрэнк больше говорит о сексе с Майки. Если он спросит об этом сейчас, то все его попытки соблазнения Джерарда перестанут быть тайными. Эта мысль заставляет его расхохотаться по-настоящему, и он обнимает руку Джерарда, прижимая её к себе, и смеётся до боли в животе. Джерард выходит из оцепенения и говорит: — Не расскажешь, над чем смеёшься? — Не получится, — выдыхает Фрэнк. — Просто всякий бред. — Угу. — Обычно, если Фрэнк смеялся, Джерард начинал хихикать тоже, но не в этот раз. Его рука немного вздрагивает в объятиях Фрэнка, а Фрэнк смеётся ещё сильнее и чмокает её тыльную часть. Он вытягивает свои ноги вдоль ног Джерарда и вспоминает, что тот какое-то время учился в колледже. А все знают, что происходит в колледжах. Хватка Джерарда вокруг его талии немного усиливается, и Фрэнк снова чувствует его сбивчивое и неровное дыхание своим затылком. Фрэнк хочет повернуться к нему, но вдруг начинает нервничать и бояться, и, чтобы унять дрожь в теле, он оборачивает пальцы вокруг руки Джерарда и сжимает её. Джерард сжимает его руку в ответ и коротко целует его в шею. Фрэнк немного сдвигает ноги и толкается бёдрами в живот Джерарда, и, да, хорошо, этот жест не так уж и сложно понять, но то, что утыкается в его ногу, тоже не так уж и сложно понять, совершенно не сложно, к тому же их разделяет всяго лишь одеяло и эта ёбаная фланелевая пижама. «Ох, боже, спасибо», — думает он, а ещё: «Пиздец, это происходит». Он настолько заведён, что его глаза скашиваются, а в животе завязывается узел, и он действительно начинает дрожать, несмотря на то, что уже потеет от жары. — Фрэнк? — очень-очень мягко зовёт Джерард, и Фрэнк поворачивает свою голову вбок, прижимаясь щекой к лицу Джерарда, и рот Джерарда скользит по его шее и скуле. — Чёрт, да, — шепчет он и пытается незаметно отопнуть одеяло. — Ага. Джерард отпускает руку Фрэнка и скользит ладонью по его груди и животу. Его движение медленное и неуверенное, но если что-нибудь не произойдет прямо сейчас, то Фрэнка стошнит или он взорвётся от нервов, поэтому он кладёт свою руку поверх ладони Джерарда и решительно направляет её вниз, как какой-то старый хрыч, пытающийся заставить маленькую невинную девочку потрогать свой член. А ведь на самом деле всё наоборот, так? От этой мысли он начинает глупо хихикать, но когда Джерард прикасается к нему — а он первый человек, потрогавший его член, если не считать школьную медсестру (о, тот ужас и унижение), — его смех застревает в горле. Джерард не пытается дразнить его, а просто делает это, словно ему все равно, чей член у него в руке. Но Фрэнку не всё равно, блять, ему совершенно не всё равно. Ладонь Джерарда немного влажная от пота, а кончики пальцев шероховатые. Фрэнк закусывает губу и зажмуривает глаза, пытаясь не кончить хотя бы до тех пор, пока не насладится ситуацией до конца. Это явно бессмысленная борьба. Одновременно с этим Джерард трётся об его ногу, и это странно, и, может, не очень удобно для Джерарда, но Фрэнк ничего не может с этим поделать, в его голове летает пятьдесят различных мыслей, и он бессознательно толкается в руку Джерарда, а потом чертовски сильно кончает. Ему кажется, что он издал какой-то пищащий звук, но, если его когда-то спросят об этом, он будет отрицать. В его голове становится совершенно пусто, и он чувствует только тёплую усталость и гул от удовольствия. Джерард снова замирает, коротко и отрывисто дыша и охлаждая вспотевшую шею Фрэнка. «Ох, вау, — думает Фрэнк, — ёбаный в рот, мы только что…» А потом: «О да, я должен…» И когда он просыпается, ему всё ещё тепло, и он лежит под горой одеял, которые пахнут Джерардом, а тот сидит в компьютерном кресле, читая «Синфест»[6], и пьёт кофе. Джерард оборачивается, когда Фрэнк садится на кровати. Волосы Джерарда напоминают осиное гнездо, и он выглядит совершенно разбито, ну, не от того, что он отошёл от кайфа, а потому что пиздецки устал, его лицо болезненно бледное, под глазами фиолетовые синяки, а щеки лихорадочно покраснели. — Я долго спал? — спрашивает Фрэнк. Его голос хриплый ото сна, и он звучит так, как сейчас выглядит Джерард. — Пару часов, — отвечает Джерард, сосредоточенно изучая кофейную кружку хмурым взглядом. — Сейчас три тридцать. Э-э, утра. — Вот дерьмо. — Ага, я уже собирался тебя будить. — Кофе? — А ты потом заснёшь? — Алло, я могу спать, вися на дереве вниз головой. — Фрэнк корчит гримасу. Джерард машет кружкой в сторону кофемашины. — Я делал кофе… какое-то время назад. Фрэнк соскальзывает с кровати и плетётся к столу, и, честно, он не помнил, что он полностью обнажён, пока не заметил, как Джерард быстро опускает голову вниз. Фрэнк не уверен, как они будут вести себя после произошедшего, но он думает, что время пугаться наготы давно прошло. Но Джерард иногда ведёт себя странно. К тому же, как Фрэнк слышал, есть негласное правило о некоторых вещах, которые происходят между парнями, — делать вид, что ничего не было. Он надеется, что это ситуация не подобного рода, но он не против подыграть. Он тут самый отстающий, ему уже шестнадцать, а он ещё ни разу не целовался. Фрэнк знает, что даже Майки повезло с Трэйси Как-Её-Там, когда он был даже младше, чем Фрэнк сейчас. И нужно признать, Майки довольно симпатичный, но у него проблемная кожа, он носит очки, а ещё начинает заикаться и становится неуклюжим, когда волнуется, так что согласно общепринятым стереотипам Майки может перепасть что-то только благодаря удаче. — Мне нужна какая-то одежда, — говорит Фрэнк. Джерард на коротко мгновение смотрит ему в глаза. — Да, э-э… Посмотри, есть ли у Майки какие-нибудь чистые джинсы. А я поищу футболку, — он бредёт по комнате со своей кружкой, вороша кучи разбросанных вещей ногой. Фрэнк пожимает плечами и отправляется за джинсами. Потом раздаётся голос Джерарда: — Ах, да, может, тебе не стоит, ну, идти туда голым… — но уже поздно, потому что Фрэнк и сам видит вернувшегося Майки. Майки сидит напротив собственного компьютера, он всё ещё в тех смехотворно узких джинсах и обтягивающей голубой футболке, вокруг его глаз размазана чёрная подводка, а его светлые волосы взъерошены и свешиваются на лицо. Его губы опухли и покраснели. Он по-совиному моргает, глядя на Фрэнка сквозь очки. — Фрэнк, ты… голый… — медленно произносит он. — Я не знал, что ты здесь, — говорит Фрэнк. — Я забыл сказать ему! — кричит Джерард. — Прости! — Да, но… — говорит Майки, махнув рукой в сторону Фрэнка. — Скажи мне, что этому есть какое-то не мерзкое объяснение. — Э-э. Смотря, что ты подразумеваешь под словом «мерзкое», — отвечает Фрэнк, но чувствует, как по всему его лицу моментально разливается румянец, и он знает, что покраснел до самой груди. Он глубоко вздыхает. — Моя одежда промокла под дождём. — Ладно, ладно. — Майки выглядит успокоенным. — Дождя уже нет. И не надевай мои джинсы без нижнего белья, хорошо? Серьёзно. И не бери моё нижнее бельё, Фрэнк. Серьёзно. — Моё слишком большое! — отзывается Джерард. — Блять, — произносит Майки. — Мерзость. Фрэнк достаёт из шкафа Майки джинсы и нижнее бельё и берёт относительно чистую футболку с Бэтменом и Робином, которую Джерард откопал у себя на полу. Они немного смеются над ней, и всё вроде бы становится хорошо, исключая правило «ничего не происходило». Когда он едет на велосипеде домой уже в четыре часа утра, и он понимает, что, да, ему всё ещё шестнадцать и он ни разу не целовался, но зато он только что получил удивительный оргазм, и тогда он останавливается и начинает прыгать посреди дороги, потому что у него, блять, был секс! Он пытается повторить каждый момент в голове, чтобы помнить всё в деталях и после, но всё как-то перемешалось, хотя он помнит, как всё это чувствовалось — одним словом, пиздецки великолепно. Двумя словами. Ему легче вспомнить, как тело Джерарда прижималось к его спине, чем как рука Джерарда прикасалась к его члену, и это странно. «Даже если этого официально не происходило, это наверняка может неофициально повториться, если немного постараться», — думает Фрэнк. Джерард ни за что не будет по-мудачески относиться к этому, потому что он не такой чувак.***
[1] Бонг — устройство для курения каннабиса, табака и прочих травяных веществ. [2] Камберуэллская морковка взялась из фильма «Уитнэйл и я». Там присутствовал примерно следующий диалог: Дэнни: — Косяк, который я собираюсь скрутить, требует особого умения. В нем должно быть двенадцать слоев. Эта штука называется камберуэллская морковка. Марвут: — Невозможно использовать двенадцать слоев бумаги в одном косяке. Дэнни: — Невозможно использовать меньше слоев в камберуэллской морковке. Уитнэйл: — А кто сказал, что эта штука называется камберуэллская морковка? Дэнни: — Я. Я изобрел ее, когда был в Камберуэлле, и она выглядит как морковка. (Камберуэлл — жилой район в южной части Лондона, Англия.) [3] Ладно, возможно, никто не разделит моего счастья, но, господи, я перевела шутку. В оригинале там было “nutcocker”. Nut — это орех, но это еще и яйца, те самые, рядом с членом, а cock — член и петух. [4] Хамфри Бо́гарт — это американский актёр. В английском языке есть сленговый глагол to bogart, который вроде как произошел от привычки этого актера курить, не вынимая сигарету из рта между затяжками, а сам он означает что-то типа «непозволительно долгое время курить общий косяк». Естественно, в русском языке нет ничего такого, зато теперь вы знаете, как курит Богарт. [5] Black Hole Sun — песня американской рок-группы Soundgarden, написанная фронтменом группы Крисом Корнеллом, была выпущена в 1994 году третьим синглом с четвёртого альбома Soundgarden, Superunknown (1994). [6] Синфе́ст (англ. Sinfest — Праздник Греха) — веб-комикс, который сочиняет и рисует художник Тацуя Исида, американец японского происхождения. Первый эпизод появился в интернете 17 января 2000 года. Изначально новые эпизоды публиковались достаточно часто, с 10 июля 2006 года — каждый день, на веб-сайте Sinfest.