***
Он раздумывает над тем, чтобы сделать с помощью геля ирокез и воспользоваться маминой подводкой, но это, вероятно… нет, это несомненно не лучшее время для того, чтобы злить её. Достаточно уже того, что он задержался в ванной, за что мама, кстати, смерила его своим я-знаю-чем-ты-там-занимался-извращенец взглядом, который она усовершенствовала за последний год. Но Фрэнк занимался этими извращёнными делишками в ванной куда дольше, чем год, так что он должен быть счастлив, раз мама не начала с таким подозрением глядеть на него раньше. В конце концов, он все равно умудряется разозлить её, дважды заснув во время мессы, при этом каждый раз его голова падала на её плечо. Во второй раз она щипает его руку с такой силой, что там наверняка остаётся красная отметина. Фрэнк прячет телефон между ног и, притворившись, что усердно молится, пишет Джерарду «* ***** *** *** ** [это смс зацензурено БОГОМ] xxxФ». На обратном пути домой (ёбаный Джордж за рулём, хотя это мамина машина, и он покачивает своей огромной блондинистой головой в такт тошнотворному дерьму из топ-40 песен, который крутят по радио) мама поворачивается назад и протягивает руку Фрэнку, который снова находится в полудрёме. Он распахивает глаза. — Твой телефон, — командует она. — Нет! — говорит он, но естественно отдаёт его. Он невероятно счастлив, что благодаря своей паранойе привык удалять все входящие и исходящие сообщения. Мама была бы ужасно разочарована, если бы прочитала их. — Я правда думала, что мы пришли к согласию, — произносит она. Фрэнк говорит, что ему действительно жаль, потому что иногда незамедлительное и торжественное извинение срабатывает. Ему правда жаль, что он постоянно засыпал. Это было не очень круто. — Не думаю, что это так, Фрэнк, — отвечает она. Ауч. У неё на лице очень огорчённое выражение. Ёбаный Джордж делает вид, что он не слушает, но его большие красные уши аж подёргиваются. — Я просто… Я не понимаю тебя. Ты не кажешься обозлённым на мир, но продолжаешь выкрутасничать, ты безответственный и грубый… Ты можешь быть лучше, я знаю, что можешь. Фрэнк сжимает зубы, чтобы не сказать чего-нибудь, потому что любые его слова ещё больше ухудшат ситуацию. Было бы лучше, если он и правда был разозлён, но сейчас он испытывает лишь вину за то, что дерьмово ведёт себя и не собирается прекращать это. За сдержанным макияжем мамы прячется уставшее лицо. Фрэнк надеется, что она не будет выглядеть настолько же разбито, как миссис Уэй. Фрэнк понятия не имеет, что послужило этому причиной, потому что ни Майки, ни Джерард не ведут себя как скрытные мудаки, в отличие от Фрэнка, а миссис Уэй вроде не приходилось переживать у себя дома кучу драмы. Папа Фрэнка однажды сравнил её лицо с тридцатью километрами плохой дороги. При этом он смеялся и с нежностью покачивал головой. Фрэнку кажется, что его папа знал миссис Уэй ещё с детства: они оба родились и выросли в этом городе. — Я заберу его на какое-то время, — говорит мама, поджав губы. Для похода в церковь она собирает волосы в тугой пучок и из-за этого выглядит более старомодно и строго, становясь похожей на какую-нибудь директрису детского дома из мюзиклов про сирот. — Ты не под домашним арестом, но, думаю, будет справедливо лишить тебя некоторых привилегий. — Хорошо, — отвечает он, наклоняя голову и мысленно с облечением вздыхает. А потом до него доходит, что когда Джерард проснётся, то прочитает его сообщение и, наверное, хотя, даже наверняка, ответит на него. Дыхание Фрэнка замирает. Он сжимает руки в кулаки, чтобы не стукнуть себя по лбу. Почему такое случается с ним? Он уверен, что видел, как подобное дерьмо происходило во всяких тупых офисных комедиях, но там всё приводит к какой-нибудь нелепой ситуации, в которой главный герой оказывается запертым в офисе своего босса, а при этом на нём надеты одни только шёлковые боксёры в красный горошек. В реальной жизни всё заканчивается военной школой или исправительным лагерем. Он обливается холодным потом всю поездку и придумывает простое решение этой проблемы только тогда, когда они оказываются дома. Как только на него перестают обращать внимание, он хватает домашний телефон, запирается с ним в ванной и звонит Джерарду. Тот принимает вызов лишь на десятый раз, говоря шатким и хриплым голосом. — Я не могу сейчас говорить, — тут же произносит Фрэнк. — Просто прошу, не отвечай на моё сообщение, пожалуйста, моя чёртова мать забрала мой телефон. — Чт… А? Дерьмо. Ты опоздал? — Ох, блять, нет. Этого разговора бы вообще не было, если бы такое произошло. Я бы уже был за решёткой. Или был бы посажен на цепь в подвале до своего совершеннолетия и прочее. Ладно, блять, мне пора. Просто предупредил тебя. Не пытайся позвонить мне! Я не под домашним арестом, ясно? — Ясно — За этим следует короткая пауза и какое-то шебуршание, возможно, Джерард почёсывает голову. — Ага. Э-э. Ладно, пока? Люблю тебя, Фрэнки. И он отключается. Фрэнк какое-то время пялится на телефон. Слова звучали обыденно. Может, они и звучали обыденно, но Джерард постоянно слишком много размышляет обо всём… Фрэнк грызёт ноготь и думает. Ёбаные бойфренды, точно. Он набирает Джерарда снова. — Эм, — произносит Джерард. — Просто, знаешь, — оттараторивает Фрэнк, — я тоже тебя люблю, хорошо? Ты знаешь? Ага, хорошо. Пока. Он вешает трубку. Ну вот, ещё кольцами бы обменялись. Грёбаная Мег Райан.***
Он не под домашним арестом, но ему и нельзя свободно уйти из дома. — Думаю, ты можешь прожить без Майки Уэя пару дней, — говорит его мама. Ну конечно он может. Он даже может прожить пару дней без Джерарда, но он, блять, не хочет. — Но Майки сейчас переживает эмоциональную подавленность, мам, — начинает он, хотя знает, что это ничего не изменит. — Его, э-э, девушка типа порвала с ним. Это было довольно жестоко. — Тогда Майки может прийти сюда и переживать свою эмоциональную подавленность здесь, — отвечает мама, хотя по её виду кажется, что её саму не особо-то устраивает своё предложение. — Послушай, Фрэнки, я просто хочу, чтобы ты немного успокоился, хорошо? Проведи какое-то время со мной и Джорджем. Мы можем поиграть в скрэббл[1]. Пусть Майки придет и поиграет в скрэббл с нами, как тебе эта идея? — Ага, да, — говорит он. — Это наверняка остановит его слёзы. Выражение её лица становится грустным, когда она слышит его слова, из-за чего Фрэнку становится стыдно, хоть и после нескольких часов, проведённых в своей комнате, он готов уже лезть на стены от разочарования. Спустя ещё пару часов он сдаётся и звонит Майки. — Пожалуйста, — жалобно просит он, — просто потусуйся тут несколько часов и попытайся не… Э-э. Я хочу сказать, ну, помой волосы и сделай нормальную причёску! И никаких грязных футболок. И пожми руку Джорджу. — Прекрати, Фрэнк, — произносит Майки настолько скрипучим голосом из-за похмелья, что в нём не слышно ни капли раздражения, но он точно может быть раздражён. — Сейчас ты словно путаешь меня с Джи, и это довольно меня пугает. — Ладно, тогда просто вымой волосы, — отвечает Фрэнк и смеётся. — Сегодня утром они выглядели довольно жутко. Просто говорю. — Я попал под дождь, — объясняет Майки. — Джи смотрит на меня безумными глазами. Думаю, он хочет что-то сказать. — Чёрт, нет, — говорит Фрэнк. — Враг дышит мне в затылок. Повторяю: враг дышит мне в затылок. Просто передай ему, э-э… Ну, знаешь. Кхм. Что я расстроен тем, что не могу познакомить его с моей матерью? — О боже, это уже слишком, — отвечает Майки. Затем до Фрэнка доносятся его слова, сказанные не в динамик: — Он тоже там пиздецки распускает сопли, так что у вас всё в порядке, Джи.***
Майки появляется в почти чистой и почти не мятой голубой рубашке и в джинсах, которые он носил пару лет назад, до того, как оценил все прелести джинсов с женским фасоном. Он совсем не намазал волосы гелем, поэтому они просто висят прядями, и он похож на самого большого ботаника в мире. Это невероятно. Фрэнк видит, как его мама моргает, ведь сейчас ломаются все её представления о мире. Последний раз она видела Майки тогда, когда он проходил через одну из своих недолговременных готических фаз. «Мне просто иногда нравится вся эта готическая эстетика, ну, иногда», — как-то признался он Фрэнку. К несчастью, со всей этой готической эстетикой Майки становился похожим на ходячего мертвеца. Его и так бледному лицу хватало всего капли белого тонального крема, чтобы с него пропал последний проблеск жизни, а его глаза в окружении чёрной подводки почти исчезали в глубоких глазницах. Сейчас он выглядит более вменяемо, но очень занудно. — Я похож на придурка, — говорит Майки, как только мама Фрэнка переключает своё внимание на что-то другое. — Ага, — подтверждает Фрэнк. — Спасибо, что пришел и всё такое. Я тут правда схожу с ёбаного ума. — Следи за языком, Фрэнк, — встревает мама, потому что у неё слух как у летучей мыши. — Майкл, хочешь содовую? Я надеюсь, ты пополнял свой словарный запас! — Хм, — произносит Майки, улыбаясь своей я-потерял-нить-этого-разговора улыбкой. — Конечно. — Замечательно, — говорит она. — Ты хорошо себя чувствуешь? Фрэнк рассказал, что ты пережил болезненное расставание. Это всегда грустно, но, наверное, к лучшему. Когда ты молод, отношения на расстоянии действительно сложно сохранить. Майки окидывает Фрэнка совершенно лишенным эмоций взглядом. — Я в порядке, — после паузы отвечает он. Из-за этой заминки, отстранённости и небольшой хрипотцы в голосе кажется, будто он пытается сдержать слезы или что-то такое, поэтому мама Фрэнка серьёзно кивает и немного качает головой. Наверняка она думает что-то типа «бедный мальчик». Фрэнк буквально видит, как её стереотипы продолжают рушиться. — Привет! — Появляется ёбаный Джордж, заполняя своим телом чуть ли не все пространство прихожей. Он проталкивается мимо Фрэнка и протягивает Майки руку. — Я Джордж Зоботка. Вы с Фрэнком из одной школы, так? — Майки, — представляется Майки, едва притрагиваясь к ладони ёбаного Джорджа. — Уэй. — Не любишь, когда тебя называют Майклом, да? Майки пожимает плечами. — Все просто зовут меня Майки. — Ха! Когда мне было тринадцать, я отучил свою семью называть меня Джорджи! Я завёл банку, куда они должны были класть четвертак, если называли меня так! — Вау, — отзывается Майки.***
Майки на удивление отстойно играет в скрэббл, не потому, что он не умеет орфографически правильно составлять слова (хотя он не совсем умеет), и не потому, что у него маленький словарный запас (он не меньше, чем у Фрэнка, в любом случае), но потому, что он абсолютно недальновиден. Через какое-то время ёбаный Джордж просто подвигается к нему ближе и без согласия Майки начинает ему помогать. Фрэнку аж больно от того, что он так долго сдерживает смех. Майки просто выглядит беспристрастно. Если ему и смешно, то он прячет это где-то очень глубоко внутри. Майки лишь хмурится, глядя на игровую доску и на свои буквы, а потом составляет что-то типа «коса», или «стол», или «пол», не обращая никакого внимания на Джорджа, корчащего сумасшедшие гримасы и пихающего его в бок локтём. — Как поживает твоя мать, Майкл? — спрашивает мама Фрэнка. Сейчас как раз его ход, поэтому он не может понаблюдать за выражением лица Майки. — Я давно не видела её. — Она работает, — отвечает Майки. — На заправке. И в своём салоне. — Ты ведь передашь ей привет от нас, ладно? Я надеюсь, что Фрэнк хорошо себя ведёт, когда он у вас. И что он не доставляет ей проблем. — О нет, — говорит Майки, и уголки его губ подёргиваются. — Она любит Фрэнка. — Ага, — соглашается Фрэнк. Он может собрать слово «эрекция», но он уверен, что это неподходящее время и место для такого. Если бы у него были буквы «д» и «а», то он мог составить «редакция». Но у него их нет. — Она думает, что я очарователен. — Ну, ты и так очарователен, — говорит мама, переводя взгляд с него на Майки и обратно, видимо пытаясь найти какой-то подвох. — Итак, раз он ведёт себя нормально, всё хорошо. Чем ты обычно занимаешься? — Гуляю, — отвечает Майки. — Играет в компьютер, — говорит Фрэнк. «Яйцо». Все еще звучит немного непристойно, но не настолько. — Так ты не очень любишь быть на свежем воздухе? — интересуется ёбаный Джордж. — Футбол, бейсбол, плавание… Я был в команде по лакроссу в старшей школе. Теперь там есть такие виды спорта, которые заставляют сердце биться чаще. — В них слишком много насилия, — морщится мама. — Иногда я хожу на пляж, — признаётся Майки. Он опускает пояснение, что плавает там только тогда, когда пьян. Фрэнк останавливает свой выбор на слове «яйцо». — Его персонажи из Warcraft любят тусоваться на свежем воздухе, — заверяет Джорджа Фрэнк.***
Майки выпивает так много диетической колы, что Фрэнк уверен, пузырьки уже должны мерещиться ему перед глазами. Он постоянно улыбается маме Фрэнка, из-за чего она явно начинает оттаивать к нему и считать его хорошим мальчиком. Последнее Фрэнк определил по тому, что мама заварила дорогой кофе, который Майки выбулькал ещё быстрее, чем колу. Майки как раз приканчивает вторую чашку, когда выражение лица мамы сменяется на что-то, значащее «а, точно», и она спрашивает: — Твой брат, Джерард… Когда он собирается обратно в колледж? Он же всё ещё живет с вами, ведь так? Прежде невозмутимый Майки словно замирает, и Фрэнк доволен, что сумел заметить это. Тишина перед ответом Майки затягивается, и Фрэнк видит, что его мать уже открывает рот, чтобы сказать что-то ещё настолько же неловкое, когда Майки наконец говорит: — Он до сих пор рассматривает свои варианты. — Это было невероятно, эм, — начинает она, нерешительно наклоняясь вперед, — невероятно мило, что он проявил заботу и сделал перерыв в учебе, чтобы помочь вашей матери? Фрэнк отпивает собственный кофе, чтобы не одёрнуть её вслух за любопытство, а Майки просто отвечает «ага». — Хорошим человеком является тот, кто уважает свою мать, — довольно громко высказывается ёбаный Джордж. Если бы Фрэнк не знал его лучше, он бы подумал, что ёбаный Джордж пытается сменить тему, потому что тот продолжает: — По крайней мере, так говорила моя мама. Ха. Ха. — Ха, — произносит Фрэнк. — Я полностью уважаю тебя, мам. Майки просто пялится на свой кофе.***
Фрэнку не удаётся провести ни секунды наедине с Майки, поэтому он просто постоянно бросает на него извиняющиеся взгляды, но Майки остается таким же безэмоциональным, в нужных местах разговора кивая или говоря «ага». Также он каким-то образом выпивает четыре чашки кофе, не вызывая при этом никакого подозрения и никаких расспросов от мамы Фрэнка. Кроме того, он ещё и ни разу не отлучался в ванную, так что его мочевой пузырь наверняка размером с Манхэттен. Фрэнк выпил две банки колы и одну кружку кофе, а он уже сходил в туалет и теперь ему хочется ещё раз. Безумие. Когда Майки распрощался со всеми, серьёзно пообещав передать приветы, любовь и пушистых кроликов своей безбожной матери и сумасшедшему брату, и ушёл, ёбаный Джордж говорит: — Скуп на слова. А мама Фрэнка добавляет: — Мне кажется, раньше он был не таким милым. — Ему стоит заняться каким-нибудь спортом, — продолжает ёбаный Джордж. — Но он мне нравится. Я удивлён, что мы так редко его видим, Фрэнк. Он же твой лучший друг, так? Вы не хотите как-нибудь «потусоваться» здесь? — Фрэнк в том возрасте, когда принято стыдиться своей матери, — отвечает мама без упрёка в голосе, но Фрэнк всё равно ощущает укол вины, потому что она не так уж далека от правды. Он в том возрасте, когда мама является огромным препятствием на пути к выпивке, наркотикам и сексу. Наверное, она каким-то образом осознаёт это.***
Понедельник С утра мама и ёбаный Джордж подбрасывают его до магазина Боба, а сами отправляются покупать обои в рабочий кабинет или делать ещё что-то настолько же увлекательное. На часах всего полдесятого, так что магазин даже не открыт, но Фрэнк знает, что Боб всегда приходит сюда в восемь или около того, потому что он безумный трудоголик и потому что он относится к магазину как к живому человеку. Боб выпустился из школы этим летом, и магазин, на самом деле, ещё не его, но однажды это изменится, поэтому Боб считает его за свой уже сейчас. Боб открывает дверь чёрного входа через пять минут непрерывного стучания в неё. — Блять, Фрэнк, — говорит он. Он не впускает Фрэнка внутрь, вместо этого он сам выходит на улицу и прикуривает сигарету. Фрэнк делает огромные щенячьи глазки, а Боб пожимает плечами и протягивает ему пачку. — Маленький попрошайка. — Эй, чувак, я отплачу тебе, знаешь, когда смогу сам покупать сигареты. — Забавно, очень забавно, — Боб отвешивает ему лёгкий подзатыльник. Он тоже довольно неразговорчив, но бывает смешным, и он много знает о музыке. — Какие новости? Вы с Майкиуэем не часто захаживали сюда этим летом. — Ага, э-э… Ну, знаешь. — Точно, — отвечает Боб, выпуская пару дымовых колец. — Итак, нам тут с Торо пришла в голову одна идея, знаешь? — О нет. — Мы решили, что стоит попытаться вытащить Майки куда-нибудь на его семнадцатилетие и повеселиться. Мы подумали, что ты можешь уговорить его отшельничающего братца присоединиться к празднованию. Фрэнк сосредотачивается на попытках тоже сделать кольцо из дыма. У него ужасно получается. — Почему вы думаете, что у меня это получится? Ну, то есть, ага, ты же сам подметил: он ведёт затворнический образ жизни. Джи точно не станет главным заводилой вечеринки. — Да ладно, — беззлобно говорит Боб. — Ты его буквально кормишь со своих крошечных раздражающих ручек, Айеро. Это довольно известно. — Довольно известно кому? Всем в радиусе пяти километров? — Довольно известно мне, Рэю и грёбаному Майкиуэю. То есть вовлечённым сторонам. — Он кидает окурок в переполненную урну, стоящую возле крыльца, впускает Фрэнка внутрь и заставляет его помочь поставить диски на их изначальные места, потому что некоторые тупые посетители, взяв диски с полки, засовывают его в совершенно другое место. — Я думаю, не будет ничего серьёзного, несколько приятелей, немного пива, немного травки, немного хорошей музыки, а не того дерьма, что слушают в этих местах. — Боб приподнимает диск, на котором, кажется, Бенни Гудмен, но это он делает точно в шутку. — И что-нибудь, что нравится нашему Майкиуэю. Может, пейнтбол. — Что? — Просто мои размышления о том, что мы можем сделать. — О, чувак, мы можем заняться этим и на мой день рождения, — произносит Фрэнк, чувствуя прилив радости. У Боба всегда замечательные идеи. Грёбаный пейнтбол. Это одна из тех вещей, которые Фрэнк хочет попробовать, но забывает, пока ему не напомнят. Стрелять в людей, при этом не убивая их. Наносить увечья и не нести за это никакой ответственности. Лучшее изобретение человечества. Он подбегает к Бобу, обнимает его и одновременно пытается забраться на него, чтобы поцеловать его в макушку головы. — Мы просто убьём Уэев внутри здания, а потом начнется ёбаная ВОЙНА, Брайар. Я покажу тебе настоящий Омаха-бич[2]. Боб даже не пытается осадить его. — Вот видишь, ты так говоришь, словно Джерард Уэй уже упакован и доставлен в мой почтовый ящик. Я знал. — Ага, чувак, знаешь, я просто, ну… умею убеждать, — говорит Фрэнк, соскальзывая со спины Боба на пол. — Очаровывать, знаешь. Холить и лелеять. И делать прочие вещи, о которых тебе лучше не знать. — Он делает выразительный жест, пародируя минет. — Ага, — отвечает Боб и брезгливо поправляет свою одежду.***
Когда мама и ёбаный Джордж заезжают за ним, у Фрэнка хорошее настроение, он полон радости и надежды и решает попытать удачу, спрашивая: — Так, э-э, есть ли какая-нибудь возможность высадить меня на заправке? Мама и ёбаный Джордж обмениваются отвратительными родительскими взглядами, из-за чего Фрэнку хочется закричать «Я ГОВОРИЛ С МАМОЙ!», но сейчас он просит об одолжении, так что лучше не злить тех, на ком лежит решение. — У тебя два часа, Фрэнки, — говорит мама. — И это значит, что ты уже должен быть дома через два часа. Ты понял? — Понял, хорошо, мэм, — отвечает он и кивает, пытаясь состроить невинное выражение лица.***
Он дожидается, пока машина исчезнет за холмом, а потом начинает скакать вверх-вниз и вопить «свобода-а-а-а-а-а-а-а-а» в серое, холодное и совершенно равнодушное небо. Какой-то пожилой мужик, забирающийся в грязный внедорожник, кидает на него злобный взгляд. Фрэнк радостно машет ему в ответ. — Здравствуйте! Замечательный день! Ему кажется, он слышит, как мужик говорит «чёртов панк», захлопывая дверь автомобиля, но он не прислушивался, к тому же, он и есть чёртов панк. — И горжусь этим, — произносит он, не обращаясь ни к кому. Он направляется к магазину, чтобы заглянуть внутрь через витрину. Хмурый Джерард сгорбившись сидит за прилавком, своим видом напоминая смерть, которая побывала ночью на поле битвы. — Святые угодники, — говорит Фрэнк и вваливается внутрь через дверь. Он останавливается у порога. Джерард поднимает глаза. — Привет, — говорит Фрэнк. Он знает, что его глаза сейчас распахнуты до невозможности и он похож на полного придурка. Джерард тоже по-странному выпучивает глаза, что в какой-то степени успокаивает. Фрэнк кидает взгляд на парковку. Теперь, когда раздражённый старик укатил на своём перемазанном грязью монстре, в поле зрения нет ни одной машины. В магазине тоже никого нет. — Привет, — отвечает Джерард. Фрэнк мысленно говорит себе: «Тут никого нет, парень, давай, сделай это, не надо просто стоять на месте», и делает то, чем несколько раз пугал Майки: он запрыгивает на прилавок, при этом умудрившись не столкнуть с него ничего на пол и не убиться. Он даже перебрасывает ноги на другую сторону, но вот при этом уже сбивает коробку с жвачкой «Фантастическая четверка». Джерард отступает шага на три и на секунду кажется испуганным, но потом он подходит обратно и встаёт между висящих в воздухе ног Фрэнка, и создаётся ощущение, словно они делают подобные вещи постоянно. — Блять, чувак, — говорит Фрэнк. — Нам нужно быть более осторожными, — очень тихо произносит Джерард, наклоняясь ближе. — Твоя мама будет просто в ярости, если узнает. — Да ладно. — Он думает, что ему стоит подождать, пока Джерард сделает что-нибудь, или что-то типа того, но спустя полсекунды он уже целует Джерарда, запустив руки в его волосы. Фрэнк и так терпел эти последние несколько дней. Ох, ебать, ему кажется, что Джерард не достаточно близко, поэтому он старается прижаться к нему как можно сильнее, словно желая выбраться из кожи. Он оборачивает ноги вокруг талии Джерарда, и тот дёргает его руками за плечи. Джерард делает это так безумно, но в то же время небрежно, что мозг Фрэнка отключается, пока он пытается забраться под футболку Джерарда и одновременно потереться об него всем своим телом. Когда они отрываются друг от друга из-за нехватки воздуха, Джерард выдавливает: — Чувак, чёрт возьми, Фрэнки, сука. — Чточточто? — бормочет Фрэнк. К этому моменту он тяжело дышит, словно собака. Он всё ещё сидит на прилавке, если это вообще можно назвать «сидением», ведь его задница и поверхность прилавка вовсе не соприкасаются. Весь вес Фрэнка перенесён на Джерарда, за которого он цепляется как мартышка. Смертельная бледность Джерарда уступила место румянцу, что Фрэнк находит хорошим знаком. — Просто, блять, напоминаю, что позади тебя находится огромное ебучее окно. — Тем не менее он не отпускает Фрэнка, будто его тело и мозг не связаны между собой. И Фрэнк сейчас находится примерно в таком же состоянии. — Ага, дерьмо. Они целуются снова, потому что, ну, а что им ещё делать? Но где-то в подсознании начинает тихонько скрестись беспокойство, поэтому Фрэнк расслабляет ноги и соскальзывает на пол, чувствуя разочарование и небольшую дрожь в коленях. — У меня осталось где-то, не знаю, часа полтора? — говорит Фрэнк, вытирая рукой свое обслюнявленное лицо. — Но, думаю, я могу улизнуть сегодня ночью. Джерард прикасается пальцами к собственному рту, проводя их кончиками по губам. — М-мх, — отвечает он. — Э-э. Ага. Чёрт, раньше я не так сильно волновался о том, где ты. — Ну, а я да. Я имею в виду, когда мы не… Я задумывался о тебе или даже о вас с Майки обоих, наверное. Хотя больше всё-таки о тебе. Потому что ты всегда дома, верно? Так что я знал, что могу просто прийти сюда и потусоваться с тобой. — Думаю, я пиздецки предсказуемый. — Джерард негромко смеется. — Ты эталон предсказуемости. — Фрэнк выскальзывает из-за прилавка и проходит пару кругов по помещению, потому что иначе он снова начнет лезть к Джерарду, но, ага, гигантское окно. — О да, — продолжает Фрэнк, возвращаясь к прилавку. — Хотя такого я не мог предвидеть. С какого хрена ты сам обслуживаешь клиентов? Это отвратительное место для поцелуев. — Ма повезла Майки покупать школьную форму, — угрюмо отвечает Джерард. Фрэнк замирает, чтобы посмаковать это изображение в голове во всех красках. — Ага, — говорит Джерард. — Представь себе это, если сможешь.***
Они выходят наружу, чтобы покурить. Воздух довольно холодный, а небо за десять минут потемнело еще сильнее. — Этой ночью я снова промокну, — комментирует Фрэнк. Он расслаблено прислоняется к стене и засовывает ладонь в задний карман джинсов Джерарда. Тот одаривает его взглядом с приподнятой бровью. — Что? — Может быть, ты, даже не знаю, наденешь плащ? — Ох! — говорит Фрэнк. — Ты невероятно умный, детка, ты весь такой, не знаю, предусмотрительный и замечательный.***
Когда в магазин входят люди, Фрэнк прячется в подсобке, или залезает под прилавок, пытаясь не рассмеяться, или шныряет между полок с видом малолетнего преступника. Джерард даже стал похож на живого человека и начал улыбаеться посетителям, но по какой-то причине он, кажется, всё равно вызывает у них неловкость, потому что каждый продолжает подозрительно коситься на него, словно его улыбающееся лицо просто маска и, стоит им отвернуться, её сменит Нечто. После того как две девушки в белых рубашках и юбках с цветочным принтом наконец-то уходят (кто вообще так долго может выбирать воду в бутылках, серьёзно), Фрэнк подходит к Джерарду, пихает его в бок и говорит: — Нам нужно заняться сексом. — Эм, — отвечает Джерард. — То есть, ну, это... Чего? — Ладно, нет, на самом деле, — продолжает Фрэнк. — С точки зрения Билла Клинтона я все еще грёбаный девственник. Это плохо. Не могу дождаться того момента, когда буду, ну, хорош в этом. Я хочу, чтобы секс был замечательным и ещё волнительным. Понимаешь, о чём я говорю? — Да, — говорит Джерард. — И чтобы он понравился и тебе, а не просто напоминал, не знаю, обучение новичка. — Он машет рукой на Джерарда в жесте я-буду-оспаривать-все-твои-возражения-до-тех-пор-пока-ты-их-не-забудешь. — Я полностью готов к этому, и ты это знаешь. Я не как те девицы из телешоу, которые, знаешь, беспокоятся о том, что их тупые парни бросят их, если они не потрахаются, и поэтому они все такие «ах, ах, ах, мне нужно заняться сексом!». И это важное дело, но они никогда до него не доходят, если только это не телешоу о подростковой беременности. Ненавижу это дерьмо. В общем, я не такой, понятно? — Понятно, — говорит Джерард, по-видимому, пребывая в ошеломлении после речи Фрэнка. — Э-э… Ты мне нужен не только из-за секса. — Именно это те тупые парни всегда повторяют тем девицам, — произносит Джерард, но он улыбается, немного потрясённо улыбается.***
Фрэнк вовремя добирается до дома, вызывая у мамы благодарное выражение на лице. На секунду он испытывает сомнение в своём коварном плане побега — он не настолько тронут, чтобы ощущать вину, но это чувство исчезает, как только в его голову проскальзывают мысли о Джерарде, даже не пошлые мысли, а просто о Джерарде в целом: о том, как он улыбался сегодня, о том, как он выглядит, когда пьёт кофе, о том, как его волосы спадают ему на лицо, или вообще о чём угодно. Он добровольно помогает маме на кухне, а после обеда прибирает свою комнату и пылесосит везде, даже под кроватью и в шкафу. Когда он спускается вниз с пылесосом, мать стоит в коридоре со скрещёнными на груди руками и с таким видом, словно не знает, стоит ли ей рассердиться или просто расслабиться и посмеяться. — Тебе не нужно подлизываться, — говорит она. — Я отдам тебе твой телефон через пару дней. — Я не подлизываюсь! — Он не обратил внимание на последние несколько ступенек и едва избежал перелома шеи. Его действительно задевает, что она относится к нему с таким подозрением. — Да ладно, мам. Мне просто стыдно за то, что я дерьмово вёл себя. На самом деле, она кажется немного грустной, и она нежно поглаживает его по щеке, но не пытается обнять или что-то такое и говорит: — Я знаю, малыш. Я просто хотела бы… — она замолкает на полуслове и не продолжает мысль. — Если ты всё ещё чувствуешь стыд, то вынеси пылесос наружу и помоги Джорджу с машиной. Пока он ползает по задним сиденьям автомобиля, пылесося каждый шов и даже фиксаторы ремней безопасности, его осеняет, что ёбаный Джордж слишком часто бывал у них этим летом, а вот теперь он моет машину матери Фрэнка, а до этого он красил забор, а ещё подстригает газон. Мама с ёбаным Джорджем не говорили об этом с Фрэнком, всё просто само происходило. А он был слишком занят, планируя свои ночные вылазки, чтобы заметить тревожные знаки. Хотя теперь ясно, что это всё приведет к каким-нибудь отвратительным последствиям, например, ёбаный Джордж может переехать к ним и попытается заменить ему отца. — Ты собираешься переехать к нам? — спрашивает Фрэнк, выбравшись из машины и выключив пылесос. Ёбаный Джордж вытирает окно тряпкой, низко склонившись над ним, чтобы добраться до всех капель воды. Он немного вздрагивает, когда Фрэнк задаёт вопрос. — Почему ты спрашиваешь? — говорит он, явно пытаясь уклониться от ответа. — Ты собираешься переехать к нам? — повторяет Фрэнк, потому что он тоже умеет играть в эту ебучую игру. Ёбаный Джордж встряхивает тряпку, потом просто пожимает плечами и промокает свое большое потное лицо тканью. — Мы ещё не планировали ничего конкретного, — говорит он. — Ладно, — отвечает Фрэнк, но продолжает пялиться на Джорджа. Ёбаный Джордж ростом под метра два, и он точно посещает спортзал, но Фрэнк не может не вспомнить тот случай с Питом Вентцем и Гейбом Сапортой, потому что удар в голову, чёрт возьми. Но для Фрэнка это точно несбыточная мечта, разумеется. Он ни разу не побеждал в какой-либо драке, хотя поучаствовал в куче. Обычно они заканчивались тем, что его запирали в шкафчике, или пихали в унитаз, или его полностью одетого засовывали под душ. Эти размышления напоминают ему о том, что ему ещё придется вернуться в школу, хотя из-за летней учёбы у него появилось чувство, что он уже покончил с ней на этот год. Ходить в Хилл немного лучше, чем в общую школу, если забыть о глупой форме и о строгих учителях. Даже ученики тут не настолько плохие. Никто не пытался побить его, да их бы и исключили за это, потому что, несмотря на то, что парням типа Трэви ничего не делают за то, что они торгуют наркотиками прямо на территории кампуса, у школы есть чётко выраженная позиция по отношению к дракам. В начале лета начальство школы позвонило в полицию, когда какой-то чувак избил другого, хотя подобное дерьмо происходит буквально каждый день во всех школах города. — Но я очень люблю твою маму, — добавляет ёбаный Джордж. — Ага, вау, это явно не то, о чём я хочу слышать, боже, — торопливо произносит Фрэнк, потому что, чёрт, нет. Он старается вовсе не думать о том, что его мать и ёбаный Джордж занимаются сексом, потому что это будет уже слишком. — Без обид, — лжёт он. — Я понимаю, — говорит ёбаный Джордж и улыбается, тоже понимающе. Фрэнк смотрит на него в ответ с серьёзным лицом и думает о том, что сегодня он отсосёт Джерарду. Он правда сделает это. Сегодня. Пошел нахуй, ёбаный Джордж. В следующее мгновенье он хочет ударить себя по лицу за эту мысль, потому что низко использовать Джерарда для какой-то дурацкой мысленной мести Джорджу. Фрэнк почти готов написать Джерарду сообщение типа «Я хочу сосать твой член не из-за того, что я не должен это делать». — Я довольно расстроен, что ты так не любишь меня, — говорит ёбаный Джордж. — Серьёзно. Я думаю, ты хороший парень, Фрэнк, но ты так стараешься придерживаться этой своей позиции. «Я так стараюсь не побить тебя этим пылесосом», — думает Фрэнк. — Я знаю, когда тебе шестнадцать, нелегко думать о будущем, а такие вещи, как колледж, работа и семья кажутся безумно далекими. Ёбаный Джордж явно собрался обрушить на него целую гору родительских советов, и Фрэнк не готов мириться с этим сегодня. Или вообще когда-нибудь. Он говорит: — Послушай, Джордж, серьёзно, не надо, бл… не надо изображать из себя моего отца. — Фрэнк, я не… — начинает Джордж. — Ты не, — обрывает его Фрэнк, чувствуя себя так же спокойно, как море перед штормом, — мой отец. Ого, он прямо как Люк Скайуокер. На какую-то отвратительную долю секунды он даже может представить, что Джордж доказывает, что он И ЕСТЬ отец Фрэнка, потому что он перешел на Тёмную сторону, и потом его лучший друг столкнул его в вулкан, а злой император после этого превратил его в блондинистого двухметрового поляка. Хотя нет. Фрэнк правда внешне очень похож на отца. Он такой же низкорослый, смуглый и немного коренастый, и он знает, что он постоянно напоминает маме отца, так что его участь спасена от этого ужасного сценария. Блять, иногда хреново иметь воображение. Джерарда, наверное, оно просто убивает. Это можно заметить и просто взглянув на него, но ведь снаружи видно только верхушку айсберга. У Фрэнка внезапно появляются два сильных желания: во-первых, позвонить отцу, поговорить с ним и убедиться, что он, блять, до сих пор помнит, что у него есть сын, а во-вторых, убежать от сюда на заправку и сделать что-нибудь с Джерардом — заняться сексом, напиться, наблюдать за тем, как он рисует, поговорить о комиксах или что-нибудь ещё, всё что угодно. Он роняет шланг от пылесоса, который держал так долго, что руки начали болеть, и просто уходит из гаража, пока шторм в самом деле не начался и не случилось какое-нибудь дерьмо. Он идёт в дом, поднимается по лестнице, заходит в свою комнату, осторожно закрывает дверь и бьёт кулаком в стену рядом с ней. Хотя он делает это не изо всех сил, ведь он не достаточно зол, чтобы сломать себе кости. Но ему всё равно больно, поэтому он принимается ходить туда-сюда по комнате, облизывая повреждённые костяшки и чувствуя себя мудаком. Он ненавидит терять самообладание. Ему нравится делать глупости ради веселья, а не потому, что его мозг затуманился от злости. Чтобы успокоиться, он вытаскивает украдкой купленный диск с фильмом «Техасская резня бензопилой» из тайника, который находится позади стола и в котором лежат ещё и веревочная лестница, запас травки на чёрный день, небольшая коллекция порно-журналов и презервативы, оставленные на может-быть-когда-нибудь, которые он, блять, обязательно использует до того, как истечёт их срок годности. Он включает фильм на компьютере, надев наушники, закрыв шторы и выключив свет, чтобы сразу заметить, если кто-то откроет дверь. Когда на экране появляются финальные титры он чувствует себя значительно лучше. Бензопильная терапия — лучшая вещь в мире. Когда он спускается вниз на ужин, ёбаный Джордж постоянно кидает на него продолжительные и немного задумчивые взгляды, но мать Фрэнка не закатывает истерик и не звонит в военную школу, так что, видимо, Джордж ещё не рассказал ей о случившемся и выжидает удобного случая. Фрэнк ест свою вегетарианскую лазанью (Ёбаный Джордж типа хронический мясоед или что-то такое, и с тех пор, как он появился, мама начала готовить два варианта каждого блюда: без мяса и молока для Фрэнка, а другой для Джорджа, который готов поглощать всё, что движется. Хотя пока Джорджа не было, мама тоже не ела мясо.) и молчит. После ужина он возвращается в комнату и принимается просто сидеть на кровати. Ему жутко скучно, но он так нервничает, что не может ничем заняться. В конце концов он решает составить плейлист из песен о сексе, что, на самом деле, не так уж и сложно, потому что есть куча песен о сексе. Хотя большинство из них о сексе с девушками. Он гуглит песни о сексе с парнями, но по запросу выходит лишь куча статей о том, что из-за прослушивания песен с непристойными текстами подростки начинают раньше заниматься сексом. Единственный вопрос, который возникает у Фрэнка, — почему такое не сработало с ним? Он тратит полтора часа на поиски всех песен с непристойными текстами в своём плейлисте, но буквально каждая из них подходит под эту категорию, так что скоро ему это надоедает. К тому моменту на часах уже полдевятого. Мама и ёбаный Джордж смотрят телевизор внизу, и Фрэнк слышит, как они смеются одновременно с закадровым смехом. Фрэнк подпевает песням Nine Inch Nails. Ему очень хочется покурить. Он прямо готов выпрыгнуть из собственной кожи. Он старается не думать о Джерарде вообще, а то зудящее желание съебаться отсюда прямо сейчас, сейчас, сейчас станет совсем невыносимым. Он снова спускается вниз и досматривает с мамой и ёбаным Джорджем старый эпизод «Друзей», хотя он бы предпочел вместо этого выколоть свои глаза вилкой. Но ёбаный Джордж бросает на него удивлённо-радостный взгляд. Когда «Друзья» заканчиваются, мама листает каналы до тех пор, пока не натыкается на другой комедийный сериал, ебучий «Сайнфелд». — Я пойду и приму душ, — говорит Фрэнк, потому что больше не может выдерживать это дерьмо. Мама глядит на него Таким Взглядом, но ничего не говорит. Ёбаный Джордж тоже смотрит на него Таким Взглядом, но вот в значении его взгляда Фрэнк не очень уверен. Он задумчивый и немного любопытствующий. Иногда кажется, что ёбаный Джордж близок к разгадке чего-то. Он моется довольно быстро, а потом просто стоит в душе, держа член в руке, раздумывая, стоит ли делать это или нет, и взвешивая все варианты. С одной стороны, если он снимет напряжение сейчас, то будет абсолютно спокоен какое-то время и, может быть, даже поспит. С другой стороны, ему не хочется впустую растрачивать свои оргазмы сейчас. Но ему всё равно не удаётся остановиться, потому что он уже прикоснулся к своему члену. Сначала он убирает руку прочь, но он так возбуждён, что готов кончить лишь от осознания того, что он голый, мокрый и думает о сексе. Хотя и двух пунктов будет достаточно. Наверное, даже только одного. Он возвращает руку назад, проводя большим пальцем по головке, и сдаётся, вспоминая тот первый раз, когда они были безумно накурены, а Фрэнк каким-то образом оказался голый в постели Джерарда. Он пытается вспомнить, каково было смотреть на Джерарда и не знать всего этого. Это как пытаться вспомнить свою предыдущую жизнь или что-то такое. Он был бы совершенно другим. Зато он помнит момент, когда он осознал, как потрясающе и замечательно было наконец добраться до главного. И он помнит то ощущение, которое он испытал, когда ладонь Джерарда первый раз оказалась на его члене, помнит дыхание Джерарда на своем затылке, и то, как Джерард лежал позади него, и как всё происходило, как тяжело было сделать вдох из-за удушающей жары. Фрэнк прислоняется к стене, откидывая голову назад. Вода теперь попадает по большей части на его грудь, она всё ещё теплая, но становится всё холоднее и холоднее. Он водит рукой по члену так же, как делает это обычно, — с силой и в одном темпе, потому что прямо сейчас ему не хочется экспериментировать и всё такое, потому что сейчас всё должно быть чисто функционально. Хотя он немного трогает свою грудь, потому что его всегда интересовало, что происходит с сосками у парней. Мягкое прикосновение не приносит никаких особых ощущений, но когда Фрэнк ловит сосок двумя пальцами, щиплет и скручивает его, это приносит боль, но вместе с тем и всплеск удовольствия, отдающийся прямо у него в паху, из-за чего Фрэнку одновременно хочется и остановиться, и продолжать. Он сжимает член и думает, что ему нужно поинтересоваться у Джерарда о его сосках, и из-за этой мысли в его мозгу сразу всплывает изображение того, как Джерард кусает его за соски. Он с яростью ведёт рукой по члену один раз, второй, а затем кончает. Когда он выходит из ванной комнаты в одном полотенце, обёрнутом вокруг талии, то сразу же врезается в ёбаного Джорджа, появившегося из маминой спальни. У того с собой тоже полотенце. Мамино полотенце, если точнее. — Надеюсь, там ещё осталась горячая вода, — немного беззаботно произносит ёбаный Джордж. — Не очень много, — отвечает Фрэнк. Его запал ненависти на ёбаного Джорджа угас, по крайней мере, на сегодня, так что он добавляет: — Прости, не знал, что ты пойдёшь мыться. Ёбаный Джордж засовывает под мышку полотенце, которое правда ещё с давних пор принадлежит маме Фрэнка, но она никогда им не пользовалась, потому что из него повсюду лезет розовый пух. Потом Джордж прислоняется к дверному косяку и смотрит на Фрэнка так, словно хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать. Фрэнк ещё не совсем высох, и кожа кажется такой тонкой и чувствительной, а по телу до сих пор разливается нега от оргазма, из-за которой он чувствует покалывания то здесь, то там. Фрэнк с невозмутимым видом упирает руки в бока, просто чтобы убедиться, что полотенце не спадёт с него во время разговора, и начинает пялиться на футболку Джорджа, потому что он не собирается глядеть в глаза этому мудиле. Пялиться, в общем-то, не на что, потому что на Джордже простая серая футболка. — Фрэнк… — начинает ёбаный Джордж. — Джордж? — произносит Фрэнк, приподнимая бровь и не отводя глаз от груди Джорджа. — Мне правда жаль, что из-за меня у тебя появилось впечатление, будто я пытаюсь занять место твоего отца, — говорит Джордж, и Фрэнк приподнимает взгляд, чтобы увидеть его лицо. Тот хмурит свои густые светлые брови. Он действительно выглядит довольно искренне. — Это не входило в мои намерения. А вот Фрэнк искренне удивлён, потому что он ожидал услышать что-то типа того, какой он засранец. Теперь он не знает, что ответить, потому что ему всё ещё не нравится этот парень, но, если ёбаный Джордж собрался из кожи вон вылезти, чтобы понравится ему, может, стоит сделать шаг навстречу. Он глядит прямо в глаза Джорджа, хотя для этого ему и приходится запрокинуть голову назад, отчего у Фрэнка появляется ощущение, что он смотрит на верхушку небоскрёба. — Всё нормально, — говорит он. Не верьте никому, кто скажет вам, что Фрэнк Айеро не может быть любезным. — У меня просто было плохое настроение. Не беспокойся. По его ощущениям, это был огромный шаг. Ёбаный Джордж наверняка будет счастлив неделю. — Спасибо, Фрэнк, — отвечает ёбаный Джордж. — Может, я могу помочь тебе с чем-нибудь? Вау, серьёзно, сейчас он просто выпрашивает себе дополнительные баллы. — Нет, у меня всё хорошо, — говорит Фрэнк. — Хотя, возможно, тебе стоит взять другое полотенце. Джордж так и продолжает стоять и глядеть на розовое полотенце с нахмуренными бровями, когда Фрэнк направляется обратно в свою комнату. Фрэнк вешает свое полотенце на спинку компьютерного стула и голышом ложится на кровать, чувствуя тепло и комфорт. Из-за оргазма на него напала сонливость, но он всё ещё ощущает какое-то напряжение, словно впереди что-то надвигается. Он поворачивает голову набок и смотрит в окно, и, может, надвигается вот эта грёбаная гроза. Он видит, как по квадратному куску тёмного серо-голубого неба тянутся облака. Окно открыто, но ветра совершенно нет. Мимо окна пролетает пара ворон, и от их крыльев на покрывало отбрасываются расплывчатые и кривые тени. Чуть позже они пролетают за окном снова, но на этот раз их трое. «Наверняка позвали приятеля, чтобы вместе совершить убийство», — думает Фрэнк и чувствует, как тяжелеют его немного воспалённые веки. Он заставляет себя сесть и начинает искать в ящиках стола свой старый будильник, затем проверяет, работает ли он, и устанавливает его на полночь.***
[1] Скрэббл — настольная игра, в которой от двух до четырёх играющих соревнуются в образовании слов с использованием буквенных деревянных плиток на доске, разбитой на 225 квадратов. В русскоязычной среде известна также под названиями «Эрудит» или «Словодел». Ладно, хорошо, хочу отметить вселенскую несправедливость, сосредоточенную в скрэббле: там можно использовать ВСЕ слова. В «эрудитах» и прочем говне можно составлять только существительные, потому что русский сосет. [2] Омаха-бич — кодовое название одного из пяти секторов вторжения сил союзников на побережье оккупированной нацистами территории Франции в ходе операции «Оверлорд» во время Второй мировой войны.