* * *
Костюм был слишком красным. И слишком бархатным. По мнению Эскеля, он вообще был… слишком. Белая полумаска, черный шейный платок, бутафорский меч на боку, привлекший особенно пристальное внимание стражи на входе, ― это все тоже определенно было слишком. Он выбрался из кареты и подал руку Флоренс Бибервельт, беспокойно обшаривая взглядом других гостей. С немалым трудом разглядел в пестрой толпе у подножия широкой лестницы Фрейю в компании высокой блондинки в алом, украшенном розами платье. Судя по резким движениям блондинки, часть фисштеха уже пошла в дело. Она наклонилась к Фрейе и что-то сказала той на ухо, указывая веером на широкоплечего островитянина, перепоясанного клетчатым шарфом, несмотря на жару. В ушах уроженца Скеллиге покачивались тяжелые блестящие кольца, на руках красовались разномастные перстни и браслеты. Обе девушки засмеялись. Блондинку звали Доротея Сенжак, и в будущем она должна была стать первой женщиной-ректором Оксенфуртского университета. Но сейчас она представлялась всем как Душечка, вела веселый образ жизни, хотя и крайне переживала относительно закрытия университета в общем и кафедры Алхимии в частности. Оказываясь в Оксенфурте, Эскель частенько заказывал ей кое-какие составы для эликсиров и даже пару раз галантно отбивал от излишне настырных клиентов. Кроме того, Душечка-Доротея не видела ничего дурного в сочетании фисштеха с водкой, без зазрения совести пользовалась университетской лабораторией для того, чтобы делать вытяжки для половины аптекарей города по крайне привлекательным для них ценам, и была достаточно ненормальной, чтобы согласиться стать приманкой в охоте на вампира. Ощутив движение воздуха рядом, Эскель повернулся и едва успел подхватить женщину в зеленом платье и серебряной полумаске. ― Как неловко! Я чуть не упала! ― с придыханием сказала она, прижав ладонь к сердцу. Он невольно проследил за ее движением и нервно сглотнул: казалось, что полушария её груди вот-вот вырвутся из изумрудной пены кружев. ― Э-э-э… кхм… ― глубокомысленно ответил Эскель. ― Вы мой спаситель! Я должна вас отблагодарить! Дама жеманно повела плечиком, подхватила Эскеля под локоть, увлекая за собой так стремительно, что он успел лишь рассеянно кивнуть Арбальду и Флоренс. Впрочем, чете Бибервельт было не до него ― они уже церемонно с кем-то раскланивались. Пока ведьмак раздумывал над тем, что сказать своей нечаянной спутнице, чтобы потом можно было развернуться и сбежать, но не показаться при этом грубым, он успел пройти половину лестницы. Мироздание пришло ему на помощь, избрав воплощением Фрейю, которая преградила им путь. ― О, вот ты где! ― проворковала она, обращаясь к Эскелю. ― Тебе срочно необходимо поприветствовать мэтра Анджея. Изумрудно-серебряная дама осторожно отпустила локоть ведьмака, вопросительно на него глянув. ― Прошу прощения. Дела, ― откланялся Эскель. ― Что за мэтр Анджей? ― шепотом спросил он, когда они отошли на достаточное расстояние и окончательно смешались с толпой. ― Понятия не имею, я назвала первое пришедшее в голову имя, ― процедила Фрейя. ― А между тем, пока ты развлекался, я узнала, когда точно будет выступление труппы из Новиграда и все соберутся внутри. Идеальное время для нашего плана. Эскель хмыкнул. Он последовал за чародейкой в сад, высаженный в виде большого лабиринта ― вечно модная тема среди аристократов. В пышных зарослях они довольно быстро затерялись, отрезанные от излишне любопытных глаз и ушей стеной зелени. Фрейя молча шла впереди, безошибочно сворачивая в нужном направлении. Центром лабиринта оказалась круглая, вымощенная белой плиткой площадка шагов пятидесяти в диаметре с деревянной беседкой и полудюжиной каменных скамеек. На удивление, совершенно пустая. ― Стражники вряд ли будут проверять оружие еще раз, так что вот твой меч. А вот то, что ты просил. Я оставлю это здесь, за клумбой с пионами и наложу иллюзию. Она вытащила длинный сверток из сумки, которая сейчас казалась небольшим расшитым жемчугом и золотой нитью кошелем. Поменяв бутафорский меч на настоящий, Эскель внимательно проследил за тем, куда именно Фрейя положила эликсиры и бомбы. ― Через два с половиной часа начнется представление, тогда сад опустеет. Спустя еще двадцать минут я дам Душечке порошок псилоцибе и настойку мандрагоры, после этого у тебя будет примерно сорок минут. Дольше я просто не смогу поддерживать ее в сознании колдовством. ― Я успею, мы это уже обсуждали. Фрейя обломала веточку с ближайшего куста и нерешительно покрутила ее в руках. ― Хорошо. ― Она глубоко вздохнула. ― Я не говорила этого раньше, но мне придется быть рядом с ней… Привести ее… Заклинание требует физического контакта, понимаешь? Эскель посмотрел на нее холодным, пугающе-неприятным взглядом. Фрейя невольно поежилась. ― У меня такое ощущение, что ты меня сейчас придушишь. Ведьмак продолжал смотреть не моргая. ― Я недалек от этого, ― ровно сказал он. ― Еще что-нибудь? ― Нет, ― кротко ответила Фрейя, выбрасывая изломанную веточку.* * *
― Ты только погляди на его руки! ― Извини, голубушка, но я не могу оторвать взгляда от его ног. ― Ах! Мне нужен лед, срочно! Я горю! ― Какие длинные пальцы… ― Да не пяльтесь вы так! Это неприлично! ― Ах! Он наверняка принц! Заколдованный принц, поэтому носит маску! И лишь поцелуй истинной любви… ― Мы на маскараде, дорогуша, я уверена, это единственная причина, по которой он носит маску. Группка девиц в ярких разноцветных масках, стоящая неподалеку от дверей в сад, захихикала. Эскель стиснул ножку бокала с вином. Ведьмачий слух немилосердно знакомил его с размышлениями юных и не очень дам относительно его рук, ног, мужественного подбородка и прочих частей тела. С ним шесть раз как бы случайно столкнулись, дважды попытались облить шампанским и дюжину раз роняли подле него платок или веер. Естественно, тоже случайно. Он поглядел вниз на танцующих. Душечка лихо отплясывала с рыжим островитянином, на ее запястье уже красовался один из его браслетов. Они оба казались полностью поглощенными друг другом. Чародейка обнаружилась в компании высокого носатого мужчины, одетого в цвета Ковира. Мужчина, несмотря на тронутые сединой виски и явно военную выправку, эмоционально жестикулировал, что-то говоря. Фрейя в ответ улыбалась. Тепло и искренне ― так, как никогда не улыбаются просто случайным знакомцам. Наблюдать это было неприятно. Эскель нахмурился и отвернулся. Украшавшие стену гигантские часы, циферблат которых был составлен из множества перламутровых шестиугольников, показывали четверть одиннадцатого, когда мимо него в сад выскользнули две девушки. Эскель выждал чуть-чуть и пошел за ними, ориентируясь лишь на слух и проклиная дурацкий красный костюм, слишком приметный даже в темноте. Девушки заходили все глубже в лабиринт, ведьмак бесшумно крался следом. Для вампира было слишком рано, но Эскель предпочитал не рисковать. Они остановились, а Эскель замер за поворотом изгороди, напряженно прислушиваясь к разговору. ― Еще не поздно передумать, Кристина. Мы можем вернуться, и никто ни о чем не узнает. ― Нет, Мег. Для меня все кончено, пути назад нет. Ты не представляешь, каков он и на что он способен в гневе. Не будем об этом больше, времени совсем не осталось. Ты сделаешь то, о чем я просила? Поклянись, Мег, поклянись самым дорогим, что передашь виконту мое письмо. ― Конечно, я… Ведьмачий медальон задрожал сильно и ритмично, одновременно Эскель услышал гудение открывшегося портала. Невероятно мелодичный и в то же время холодный мужской голос произнес: ― Вы готовы, Кристина? ― Да! ― воскликнула девушка. ― Но знайте, хоть вы и обманом добились моей любви, хоть ввергли меня в пучину супружеской неверности, я все же иду с вами по доброй воле. ― Я непременно напишу для вас оперу об этом, дорогая моя, ― саркастично пообещал мужчина, ― «Мэтр Эрик торжествующий». Пойдемте уже, удерживать открытый телепорт крайне утомительно. ― Вы страшный человек! Страшный и великий! Ведьмак поморщился и отошел от изгороди: он недолюбливал излишне экзальтированных особ. За стеной зеленого лабиринта чья-то неверная жена по имени Кристина бурно, кажется, даже слезно прощалась со своей подругой. Наконец все стихло и медальон успокоился. Скорчившись за клумбой с пионами, Эскель пропустил вперед вторую девушку, которая осталась в одиночестве, и проследил за тем, как она, то и дело печально вздыхая, пошла прямиком на каретный двор и вскоре покинула бал в экипаже с реданским гербом.* * *
У входа в бальную залу на него накинулась встревоженная Фрейя. ― Что случилось? ― Ничего особенного, ― пожал плечами ведьмак, ― но, боюсь, некий виконт сегодня лишился жены. ― Неужели?.. ― ахнула чародейка. ― Не в этом дело. ― Эскель подхватил с ближайшего подноса бокал и галантно подал ей. ― Старая как мир история об адюльтере. Фрейя облегченно выдохнула и пригубила вино. ― Я бы порасспросила тебя подробнее, но, сдается мне, сейчас момент неподходящий, ибо ты зануден и раздражителен даже больше, чем обычно. ― Не люблю светские мероприятия и неверных жен. ― Напрасно. По крайней мере, относительно первого. Похоже, здесь ты имеешь ошеломительный успех у женщин, ведьмак. Эскель, отвернувшись, облокотился о перила балюстрады. ― Они думают, что я какой-то заколдованный принц в изгнании. Несусветная глупость. ― Может, не такая уж и глупость, ― пробормотала она. ― Даже мне иногда кажется, что ты заколдованный принц в изгнании. ― Скажешь тоже. Они оба замолчали. Фрейя рассеянно крутила в руке полупустой бокал. ― Ты ведь на самом деле и не собираешься выполнять этот контракт так, как хочет господин Рин? ― Нет, не собираюсь. ― Я так и думала. ― Чародейка положила свою ладонь на его и слегка сжала. ― Мне пора, вот-вот начнется представление. ― Постой… ― сказал Эскель, с невыразимой тоской глядя на ее тонкий силуэт в светлом бальном платье. ― Будь осторожна…* * *
Фрейя уводила шатающуюся Душечку вглубь лабиринта, крепко придерживая под локоть. Пару раз они останавливались, и Фрейя накладывала на нее заклинание за заклинанием. На несколько минут взор алхимички прояснялся, а походка снова обретала твердость, но этот эффект быстро сходил на нет. Эскель достал из-за пазухи маленький флакончик с «Черной Кровью», рванул зубами пробку и, глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, залпом выпил все содержимое. Когда в голове немного прояснилось, он наконец услышал то, что должен был услышать уже давно: тихие шаги за спиной. Рыжий островитянин, обнажив в ухмылке заострившиеся клыки, мягко, по-кошачьи, обходил его по дуге. Многочисленные побрякушки на его руках позвякивали. Эскель сделал шаг назад и вбок. Потом еще один, сохраняя между собой и вампиром дистанцию. Катакан прыгнул внезапно, из совершенно невозможного с человеческой точки зрения положения, меняясь прямо в полете. Приземлился там, где мгновение назад стоял ведьмак, нелепо взмахнул длинными лапами, полоснув когтями воздух. И сразу же отскочил, опередив удар Эскеля на сотые доли секунды. Серебряный клинок обрушился на плиты дорожки, высекая искры. Эскель крутанулся вокруг своей оси, набирая инерцию для следующего удара и одновременно уходя от выпада вампира. Катакан снова прыгнул. Они завертелись в бешеной пляске, оба неуловимо быстрые, смертоносные. И все же кровосос был чуть быстрее и, судя по всему, на порядок опытней. Он отшвырнул ведьмака, как следует приложив спиной и боком о мраморную кадку с цветами, и, не мешкая, вцепился ему в горло. Эскель, с трудом балансируя на грани потери сознания от боли, выставил перед собой руку, наугад ударил Знаком Игни. Клацнув зубами совсем рядом с ухом ведьмака, катакан взвыл… и исчез. Поминая всех вампирьих родственников до седьмого колена и те многочисленные противоестественные отношения, в которых они состояли друг с другом, Эскель поднялся. Стряхнул каменное крошево с лица, зажал рукой укус и прихрамывая поспешил к центру лабиринта, куда направились Фрейя с Душечкой. Он успел вовремя. Бледная как смерть чародейка стояла у входа в беседку, вцепившись в деревянную колонну дверного проема. Чуть поодаль катакан, нежно обняв Душечку за талию, самозабвенно пил ее кровь. Эскель сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Вампир нехотя оторвался от девичьей шеи. ― Эй! ― крикнул Эскель. ― Мы с тобой еще не закончили! Отпихнув бесчувственную Душечку, катакан метнулся почему-то не к нему, а к чародейке. Та тонко завизжала, бестолково всплеснула руками, пустила в сторону вампира пучок молний и кинулась внутрь беседки. Кровосос нырнул следом за ней. Эскелю оставалось преодолеть еще около пяти саженей, когда что-то оглушительно громыхнуло, и беседка, чуть подскочив на месте, неаккуратной кучей сложилась внутрь. Он растерянно остановился. Медальон с силой рвануло, и прямо за спиной ведьмака из телепорта выпала всклокоченная Фрейя. ― Дюввельшайс! ― прошипела она, поднимаясь, потом посмотрела на то, что осталось от беседки. ― Демоны меня задери, если я знаю, как это у меня получилось. В этот же миг куча досок зашевелилась. Совсем по-человечески вздыхая, вампир выбирался из-под обломков. Скинув с себя последние доски, он широко расставил лапы и как-то неуверенно зашагал в сторону ведьмака. Его заметно шатало. Эскель выставил перед собой меч, подпуская его поближе ― «Черная Кровь» должна была вот-вот подействовать. Оставалось только дожить до этого момента. Не дойдя до ведьмака буквально десяток шагов, катакан зарычал, демонстрируя внушительный комплект острейших клыков. Эскель жутко ощерился, зарычав в ответ, и тут же рванулся вперед и вниз, проехался коленями по плитам сада, подныривая под взвившегося в прыжке катакана. Коротко вспыхнули руны на серебряном клинке. Скрючившись, вампир опустился на землю, его обильно вырвало кровью. Сотрясаясь в агонии, он катался по плитам сада, размазывал кровь и желчь, не в силах подняться. Ведьмачий эликсир вкупе с гремучей смесью, которой накачалась Душечка, сделали свое дело. Эскель осторожно приблизился к кровососу. Тот уже был настолько одуревший и истощенный от боли, что даже не попытался бороться, когда ведьмак вогнал в его сердце меч. ― Он мертв? Эскель поднял голову. Фрейя сидела рядом с Душечкой, прижимая к ее шее темный, покрытый руническими знаками камень, смотрела на Эскеля. В ее взгляде читался настоящий страх пополам с чем-то еще. Он отвернулся, сплевывая на белые плиты сгусток крови вперемешку со слюной. ― Мертв, ― хрипло сказал он. Разорванное горло саднило так, что слова давались с трудом. Фрейя поднялась, вытянула руку, произнося заклинание. Прямо перед Эскелем разгорелся оранжевым овал портала. ― Постарайся не истечь кровью до моего возвращения. Эскелю показалось, что она хотела добавить еще что-то, но вместо этого склонилась над потерявшей сознание Душечкой. Он ухватил катакана за жилистые ноги и втащил внутрь телепорта.* * *
Фрейя пришла лишь под утро, просто с тихим гудением магии появилась посреди комнаты. Уставшая, с темными кругами вокруг глаз, по-прежнему в бальном платье, заляпанном грязью и бурыми потеками, она напомнила Эскелю сорванный чьей-то грубой рукой цветок. ― У Доротеи сильная интоксикация плюс потеря крови ― у вампиров в слюне совершенно дьявольская концентрация антикоагулянтов. И то, и другое требует много времени, ― отрывисто сказала она, подходя к кровати. Эскель понимающе кивнул. Фрейя оглядела его цепким взглядом целителя, задержавшись на пропитавшейся кровью повязке на шее, затем, бормоча что-то себе под нос, принялась колдовать. Эскель прикрыл глаза. Было щекотно и тепло. В общем-то было очень приятно. Убаюкивающе приятно. Задремав, он не сразу понял, что медальон больше не вибрирует, а Фрейя просто молча сидит рядом и держит его за руку. ― Нам с тобой, ― произнесла она тихо, ― опять надо уносить ноги. Причем как можно скорее. Это уже становится традицией, как я погляжу. ― Я ведьмак, ― просто ответил Эскель. ― Я привык. Чародейка раздраженно передернула плечами и встала, повернувшись к нему спиной. ― Твой фатализм в этом вопросе меня удручает. Расстегни, пожалуйста, вот этот вот крючок, я сама не дотянусь. Он покорно расстегнул указанный крючок, после чего Фрейя потянула за какой-то шнурок, и Эскель не понял, как это получилось, но платье осело на пол светлой кляксой. ― Уф-ф-ф… как же хорошо. В одной тонкой нижней рубашке она упала на кровать, блаженно потягиваясь. Эскель положил руку ей на бедро и снова закрыл глаза. Он слишком устал. ― Знаешь, ты меня порядком напугал сегодня, ― сказала Фрейя. ― В какой-то момент мне даже показалось, что ты кинешься и сам укусишь этого вампира. ― Чтобы сражаться с чудовищами, нужно самому стать чудовищем, ― медленно изрек он, с трудом подбирая слова, чтобы объяснить все то, над чем столько лет размышлял. ― Тот, кто создавал ведьмаков, это знал. Чародейка положила голову ему на плечо. ― Мне страшно, ― наконец заговорила она. ― Я боюсь, что однажды ты свихнешься, не выдержав таких танцев на краю. ― Рано или поздно так и случится. Наверное, поэтому ни один ведьмак не умер в своей постели, ― пробормотал Эскель уже в полусне, краем уха слушая сверчков и вялые переругивания охранников-краснолюдов за окном.* * *
Он проснулся от неясного чувства тревоги и бьющего прямо в глаза полуденного солнца. Рывком сел, нащупывая у изголовья кровати мечи. В дверь забарабанили. ― Эй, ведьмак, открывай, давай! ― раздался зычный бас одного из краснолюдов-телохранителей. Чертыхаясь, Эскель натянул штаны и поспешил открыть. Краснолюд оглядел с ног до головы Эскеля, потом, вытянув шею, посмотрел на обнаженные ноги Фрейи, едва-едва прикрытые задравшейся во сне сорочкой, хмыкнул себе в бороду и, похабно осклабившись, подмигнул ведьмаку. ― У-ха-ха, а госпожа Флоренс твою зазнобу-то ищет везде, переживает. А она вон где. Что-то ты неважно выглядишь, затрахала тебя, поди, вусмерть. Мож, нам с ребятами тебе подмогнуть, а? Фрейя возмущенно заворчала, натягивая простынь. Краснолюд снова подмигнул, на сей раз ей. ― Ладно, ― в миг посерьезнев, сказал он, ― хозяин зовет тебя, ведьмак, на разговор. Так что кончайте тут миловаться, и иди уважь господина Бибервельта. Он ждет тебя в кабинете. ― Иду. ― Эскель нелюбезно захлопнул дверь прямо перед его носом. ― Одевайся, ― бросил он чародейке. ― Жди меня возле того постоялого двора с дурацкой вывеской. Помнишь? ― «Дельфин и русалка», ― кивнула она, садясь на кровати. ― Конечно помню, там еще… ― Там, ― с нажимом перебил ее Эскель, ― ты будешь меня ждать до трех. Если не приду, возьмешь у хозяина лошадь и повозку ― я заплатил ― и поедешь на север. Я нагоню тебя позже. «Надеюсь», ― прибавил он про себя. Фрейя поджала губы, откинулась на подушки. Остатки прически за время сна превратились в кучу беспорядочных темных локонов, кольцами спадавших ей на лоб и шею, солнечные лучи путались в этих кольцах, расцвечивали их бликами, придавая чародейке совсем наивный и юный вид. Эскель застегнул куртку и поднял мечи. ― Эскель? ― тихо позвала она, протягивая руку. Он сел рядом, сплел свои пальцы с ее, поглаживая. ― Я все сделаю, поеду на север, как ты просишь. Но знай, я буду ждать, ― прошептала она, прижалась всем телом так крепко, что на миг у него перехватило дыхание. ― Я очень-очень буду ждать. Эскель зажмурился, зарывшись лицом ей в волосы. Будет, подумал он, она ведь действительно будет ждать.* * *
Каэдвен. 1274 год. ― Неужели он так просто тебя отпустил? Никто не попытался остановить тебя? ― Никто, ― покачал головой Эскель. Он подкинул еще сухих веток в костер и потер щеку, как делал всегда в моменты задумчивости. Фрейя щелкнула пальцами, отгоняя очередную мелкую лесную гнусь. Заклинание, впрочем, быстро иссякало, и через час-полтора вся мошкара снова собиралась вокруг чародейки. ― Мне это не нравится. ― Ты предпочла бы, чтоб меня убили? ― поднял бровь Эскель. ― Конечно же нет. Не делай вид, будто ты меня не понял. Эскель снова покачал головой, посмотрел с едва заметной усмешкой на Фрейю. ― За последний месяц я, кажется, нажил столько врагов, сколько не нажил за всю жизнь. ― Хочешь сказать, это я виновата? ― сощурила глаза она. ― Нет, не хочу. В костре треснула головешка, взметнувшись искрами к небу, на миг подсветила все вокруг ярким оранжевым светом. Фрейя вздрогнула от резкого звука, невольно посмотрела в сторону телеги, где завернутый в мешковину лежал труп катакана, и придвинулась ближе к ведьмаку. ― Он точно дохлый? ― спросила она, ежась. ― Точно. ― Тогда зачем вообще мы тащим его с собой? ― Хочу показать Весемиру и, если получится, Геральту с Ламбертом. ― Я думала, что ведьмаки собираются вместе только к зиме. Он же протухнет и разложится к тому времени. Эскель приложился к фляге с вином и нехотя ответил: ― Вампиры долго не протухают, а в Каэр Морхене к тому же холодно. Чародейка задумчиво потерла кончик носа указательным пальцем, вновь посмотрела на телегу. ― А почему так? ― Потому что горы, ― назидательно изрек Эскель. ― Я про вампира! ― зашипела Фрейя. ― Понятия не имею. ― Ну неужели тебе хоть чуточку не интересно? Он зевнул. ― Нет. Не интересно. Фрейя смотрела на него, кусая губы. На ее лице явно читалась вся гамма чувств по поводу его нелюбознательности. «Я ведьмак, а не ученый. Мое дело ― умертвить тварь, за которую мне платят, и сделать это как можно быстрее и эффективнее. Нет у меня, да и ни у кого из оставшихся ведьмаков, знаний для того, чтобы выяснять природу вещей. Мы всего лишь осколки прошлого, даже более редкие, нежели чудища, ради убийства которых нас создали», ― хотел бы сказать ей Эскель, но вместо того молча подкинул веток в костер. Поняв, что никакой реакции не дождется, Фрейя громко вздохнула. ― Если позволишь, я возьму образцы его тканей. Возможно, мне удастся… ― Ну и зачем тебе нужно все усложнять? ― Послушай, Эскель, я знаю, какого ты мнения о чародеях, но в мире свирепствует куча болезней, люди умирают в страданиях, а вот тут лежит штука, которая сильнее и живучее любого человека, к тому же не разлагается после смерти. Из нее ты наверняка сделаешь один из своих знаменитых ведьмачьих эликсиров и пойдешь дальше убивать таких, как он, как та водяница. Снова убьешь, извлечешь мутаген, сделаешь эликсир. И ни разу тебе не придет в голову, что если копнуть чуть глубже, то можно найти что-то такое, что поможет людям справиться с холерой или чумой. Я возьму ткани этого вампира, я исследую их и… Эскель выпрямился, скрестив руки на груди. ― Неужели ты думаешь, что никто до тебя не пытался этим заниматься? ― спросил он. ― Неужели ты думаешь, что ты первая из всей магической братии, кому в руки попал высший вампир? Или же водяная баба? ― Но… ― Когда я был маленьким, нас учил мэтр Люций. Чародей, алхимик ― он был единственным кроме Весемира, кто отсутствовал в Каэр Морхене, когда крепость разрушили. Он уже тогда был стар, но все равно достаточно силен, чтобы провести Трансмутацию. Думаешь, что у него не было возможности препарировать катакана? ― Эскель не заметил, как наклонился к Фрейе почти вплотную, схватив ее за предплечья. ― Или, быть может, ты думаешь, что среди всех тех утопцев, гулей, вилохвостов, останков элементалей, бесов и прочей дряни, которую ему притаскивали, не было ни единой особи, из которой можно было взять образец тканей для анализа, чтобы потом облагодетельствовать человечество? Фрейя резким движением высвободилась из хватки Эскеля, глядя на него с яростью. ― Сколько тебе лет, ведьмак? ― сквозь зубы процедила она. ― Сколько? Пятьдесят? Шестьдесят? ― Девяносто, ― тихо сказал он. ― Девяносто! Ты выглядишь на сорок, по силе дашь фору любому двадцатилетнему лбу и, готова побиться об заклад, ничем никогда не болел! И ты еще что-то говоришь про облагодетельствование человечества? Посмотри на себя, ведьмак! Да ты словно живая иллюстрация к тому, каким должен быть человек! Вы прятали все это ото всех, тряслись над своими знаниями, пока не стало поздно и не осталось никого, кто мог бы этим воспользоваться! А теперь продолжаете прятать, вместо того чтобы открыть свои секреты миру, потому что вам, видите ли, неинтересно! ― Замолчи, ― бесцветно произнес Эскель, поднимаясь. Фрейя, уже открывшая рот, чтобы продолжить, прикусила язык. Эскель просто стоял перед ней, не делая ни шага, ни единого движения, но во всей его позе чувствовалась напряженность готового к прыжку взбешенного хищника. Ей вдруг захотелось с воем убежать в лес. Примерно так же она чувствовала себя вчера перед катаканом. ― Прости, ― прошептала Фрейя, зажмурившись. Когда она открыла глаза, ведьмак снова сидел у костра и выглядел совершенно спокойным. ― Я… ― откашлялась она. ― Мне… Я сейчас. Отойдя от поляны, Фрейя в изнеможении прислонилась к стволу молодой лиственницы. В горле стоял комок, а глаза предательски щипало. На ее плечо легла теплая широкая ладонь. Фрейя вздрогнула и инстинктивно дернулась. ― Посмотри на меня, ― сказал Эскель, разворачивая ее к себе. ― Посмотри на мои глаза. Тебе нравится? Это одиннадцать дней безумной боли. Я не помню ни один из этих дней, ничего, кроме боли, не помню. Что их было одиннадцать, мне сказал Весемир. Обычно бывает семь. Но в моем случае было одиннадцать. Дьявол… я не мастер объяснений, вот Геральт или Ламберт растолковали бы лучше. ― Не надо. ― Фрейя протянула руку и осторожно, самыми кончиками пальцев, дотронулась до его щеки. ― Не говори ничего. Эскель чуть повернул голову, поймав губами ее ладонь, нежно погладил по запястью. Фрейя уткнулась лбом ему в грудь. ― Тебе правда девяносто лет? ― глухо спросила она. ― Девяносто один, если быть точным. Фрейя застонала. ― Я, наверное, кажусь тебе ужасно глупой. ― Нет, ― чуть помедлив, ответил он в своей обычной манере. ― Не кажешься. Во всяком случае, ужасно. ― Я люблю тебя, ― сказала Фрейя едва слышно, по-прежнему пряча голову у него на груди. Эскель застыл. Это было похоже на удар под дых и одновременное погружение в ледяную воду. Он молчал. Не потому, что ему нечего было сказать ей. Наоборот, слишком много слов и мыслей теснились в его голове, но ничего из этого не могло полностью отразить и описать то, что он чувствовал. Те слова, что были такими простыми и естественными в юности, теперь, по прошествии стольких лет, стольких горьких разочарований, обретали ни с чем не сравнимую хрупкость и ценность. ― Я… ― начал он. ― Ничего не говори, ― снова попросила Фрейя. ― Поцелуй меня, ведьмак. Пожалуйста, просто поцелуй, тогда я пойму твой ответ. И он поцеловал. Так, чтоб у нее точно не осталось никаких сомнений.