* * *
Внутри ведьмачий замок производил еще более удручающее впечатление, чем снаружи: темный, холодный, заросший паутиной и многолетним слоем пыли. Фрейя стояла в лучшей в Каэр Морхене комнате, перед лучшей в Каэр Морхене кроватью ― такой же древней развалюхой, как и все здесь. В окно ворвался порыв ветра, взметнул дырявый гобелен, видавший, кажется, еще времена Первой высадки. По потолку прошмыгнуло что-то длинное, быстро перебирая множеством тонких лапок. Фрейя закрыла глаза, крепче сжала магическую сумку и подавила в себе желание заорать. «Нет, ― подумала она, спускаясь по узкой лестнице. ― Ни секунды я не останусь в этом продуваемом всеми ветрами скворечнике!» Эскель обнаружился вместе с Весемиром во дворе замка. Они негромко переговаривались, и Фрейя тут же насторожилась, уловив слова «целительница» и «Йеннефер», но при ее приближении ведьмаки разом замолчали. Она натянула на лицо самую милую из своего арсенала улыбок: ― Эскель, можно тебя? Оставив Весемира в одиночестве, они отошли к колодцу. Рядом щипал траву невероятно чистый и белый козлик. Фрейя удивленно уставилась на него. ― Колокольчик, ― кивнул на козлика Эскель, заметив ее взгляд. ― Десятый или одиннадцатый уже. Сколько себя помню, Весемир все время притаскивает их из долины ― берет там то ли у вдовушки какой-то, то ли у дочки этой вдовушки. А может, уже и у внучки, ― с долей сомнения в голосе прибавил он. ― А это?.. ― Чародейка указала на меланхолично карабкающуюся по развалинам стены козу. ― Это тоже Колокольчик, ― отрезал Эскель с таким видом, что Фрейя проглотила напрашивающийся вопрос, почему так много Колокольчиков в ведьмачьем хозяйстве. ― Так что ты хотела-то? ― А… эм-м-м… Скажи-ка, нет ли у вас другой комнаты, пусть и не самой лучшей в Каэр Морхене, но чтобы было не так высоко и холодно? ― томно затрепетав ресницами, поинтересовалась она. Эскель задумчиво потер щеку. ― Ну есть вроде что-то пристойное в другом крыле, но там потолок залатать надо бы. ― Вообще, я имела в виду… мы могли бы… а ладно, неважно. Показывай, где это «пристойное» находится.* * *
Уставшая физически и почти истощенная магически, Фрейя задумчиво рассматривала прямоугольники лунного света от окна, лежащие на стенах и потолке. Привести в относительный порядок стылое и заброшенное помещение стоило ей огромных сил. Ведьмачья крепость была построена рядом с пересечением нескольких интерсекций, и наверняка где-то неподалеку было Место Силы. Но водную жилу Фрейя так и не обнаружила, а из земной, проходившей прямо под замком, тянуть магию было ужасно трудно. И физически неприятно. Посох под внимательным взглядом Весемира она почему-то не рискнула доставать. Старый ведьмак вызывал у нее противоречивые чувства. Он вроде бы был подчеркнуто обходителен, но что-то такое то и дело проскакивало в его поведении и словах, что Фрейя почти была уверена: глядя на нее, он думал про безмозглых, капризных, своенравных чародеек. «И все же интересно, при чем тут погибшая в Ривии Йеннефер? Чем она так напакостила ведьмакам, что ее поминают спустя столько лет? Святая Мелитэле, какой же здесь гребаный холод!» Фрейя вздохнула, мужественно стиснула зубы, вылезла из-под пушистого шерстяного одеяла и, порывшись в своей безразмерной сумке, вытащила еще одно. Она только успела закутаться в оба одеяла разом, как со стороны окна показалась макушка Эскеля. Ведьмак подтянулся на руках, легко перемахнул через подоконник. ― И что это значит? ― проворчала Фрейя из своего импровизированного кокона, не без зависти глядя на одетого лишь в рубаху и штаны Эскеля. Казалось, он даже не замечает ночной холод. ― Весемиру до сих пор не спится, ― сказал Эскель, плюхнувшись на кровать рядом с Фрейей. На его лице появилась совершенно несвойственная ему озорная ухмылка. ― К тому же мне никогда не доводилось лезть в окно к даме. Выпрыгивать из окна ― да, но вот чтобы в окно… Ха! ― Но почему все-таки не через дверь? ― Я же говорю, Весемир сидит внизу. Он не одобряет, когда, кхм… ― Он подмигнул. Фрейя фыркнула. ― Когда его мальчики приводят домой чародеек, надо полагать. Опасается блуда и разврата? ― Нет, ― покачал головой Эскель. ― Блуда и разврата Весемир точно не опасается. ― Тогда чего же он опасается? Он протянул руку, провел по ее волосам, обвел пальцем скулу. Фрейя невольно подалась вперед, прикрыв глаза от острого, пробирающего до самого позвоночника удовольствия. Эскель склонился, выпутывая ее из одеял. ― Вот этого, ― едва слышно выдохнул он прямо в ее приоткрытые губы.* * *
Обнаружив библиотеку, Фрейя часто проводила там время, с огромным удовольствием читала старинные трактаты о различных чудовищах, а после приставала к ведьмакам с обсуждением прочитанного, отчасти подкупив этим Весемира. Старик, несмотря на постоянное ворчание, любил присущую молодости любознательность. В чародейке он нашел благодарного слушателя и приятного собеседника. Нового собеседника, что было немаловажно. Все же последние годы были довольно скучными: все ведьмаки уже давно пресытились обществом друг друга. Что касается Эскеля, то ему необычайно нравилось вдруг почувствовать себя влюбленным юнцом. Прятаться вместе с Фрейей в полуразрушенных комнатах замка, предварительно захватив толстый меховой плащ. Он будто вернулся в те времена, когда его застигла врасплох та самая, первая, весна на большаке. Его снова любили, жарко, искренне; он снова позволил себе роскошь любить в ответ. В один из таких наполненных пьянящим счастьем дней он нашел Фрейю, как обычно, в библиотеке. Наморщив лоб, она читала огромную, незнакомую Эскелю книгу. ― Что на сей раз? ― спросил он, прислонившись к дверному косяку, пригляделся к потрепанным временем страницам. ― Вчера были ослизги и вилохвосты, а сегодня драконы? Чародейка подняла голову и с любопытством посмотрела на него. ― Да, это действительно про драконов, ― медленно сказала она, захлопывая книгу. ― Список с эльфийского перевода кого-то из вранов. Они всегда так пишут, словно хотят довести читателя до эпилептического припадка. Ты это уже читал? ― Что ты! Я простой ведьмак, «Драконы: предтечи магии» ― слишком сложно для меня. Наверняка там нет картинок. ― Ну надо же, ― Фрейя засмеялась, ― простой ведьмак без труда прочел название, написанное на старом диалекте Hen Llinge. ― Некоторые бестиарии эльфов так никогда и не были переведены, приходилось читать как есть, ― невозмутимо пожал плечами Эскель. Фрейя прищурилась и задумчиво потерла кончик носа. ― То есть ты хочешь сказать, что понимаешь написанное здесь? ― Я сказал, что могу это прочесть. Про понимание я ничего не говорил. ― Хм-м-м… Вдруг Эскель повернул голову, прислушался, и быстрым шагом прошел мимо чародейки прямо на залитый золотистым августовским солнцем балкон. Фрейя напрягла слух изо всех сил, но, так ничего определенного не услышала. Озадаченная она вышла следом. Во дворе мужчина в черной кожаной куртке, активно размахивая руками, препирался с Весемиром. За его плечом красноречиво торчали рукояти двух мечей. ― Ламберт, ― тихо сказал Эскель, глядя на него. Было в том, как он произнес это имя, что-то такое, что Фрейя замерла от неожиданности. Эмоции и мысли Эскеля, порой прорывающиеся сквозь стену самоконтроля, всегда были необычайно яркими и сильными. Ослепительной вспышкой она ощутила его радость, облегчение и колотящееся молоточками где-то в области сердца: «Жив». Это длилось всего мгновение, лишь один короткий миг ― и совершенно невозмутимый Эскель направился к лестнице вниз. За время общения с ведьмаками, Фрейя привыкла к немногословному Эскелю, к вежливо-доброжелательному Весемиру и даже к галантной отстраненности Геральта, но она оказалась совершенно не готова к тому, что ведьмаки бывают такими, как Ламберт. ― Эскель! ― воскликнул он вполне дружелюбно, сильно и крепко обхватив того за плечи. А затем увидел притулившуюся за спиной Эскеля Фрейю, и остаток вечера оказался безнадежно испорчен. ― Неудивительно, ― сказал Ламберт за поздним ужином, размахивая куском подстреленной по пути косули, ― с твоей рожей, Эскель, что ты притащил чародейку-целительницу. Фрейя поперхнулась вином. Весемир неодобрительно покачал головой. Эскель молча и совершенно равнодушно продолжал пережевывать мясо. ― Только не говори, ― Ламберт паскудно ухмыльнулся, ― что ты тоже загадал желание джинну. ― Госпожа Фрейя лишилась крова, ― сказал Весемир. ― Эскель любезно пригласил ее перезимовать с нами. Сам знаешь, что сейчас творится в Редании и на юге. ― Устроить приют для бездомных, снятых с костра чародеек ― отличная идея, Эскель! Давно нас не осаждали толпы фанатиков с вилами. ― Никто меня не снимал с костра! ― возмутилась Фрейя. ― Интересно, почему. ― Потому что никто не жег, ― пробурчала она, уткнувшись в кубок. ― Вот я и говорю: интересно, почему тебя до сих пор никто не сжег. Я бы на их месте не тянул. ― Достаточно, ― спокойно, но с ощутимой угрозой в голосе сказал Эскель, поднимаясь. Ламберт прищурился, но все-таки замолчал. ― Пойдем, Фрейя, я провожу тебя, тут по ночам шастают… ― он осекся, глядя на то, как она изменилась в лице, ― шастает всякое. Пока Эскель уверенно шел впереди с факелом, Фрейя очень надеялась, что стремительные темные силуэты, которые то и дело мелькали в колеблющемся свете огня, были всего лишь игрой воображения и не имели ничего общего с тихим писком, который она иногда слышала сквозь сон. ― Не обращай на Ламберта внимания, ― проворчал Эскель не оборачиваясь. Фрейя осторожно перешагнула через разрушенную часть стены. ― Он всегда такой? ― Нет, ― подумав, ответил Эскель. ― Но зачастую его бывает трудно… выносить. Проще не обращать внимания. Или как следует дать ему в зубы, ― прибавил он едва слышно. ― Да он прямо как один знакомый мне эльф, ― понимающе кивнула Фрейя.* * *
Не обращать внимания на Ламберта было гораздо сложнее, чем на Йорвета. В отличие от того, Ламберт много разговаривал и почти ничем не был занят. Во всяком случае Фрейе казалось, что Ламберт тотчас появляется везде, где и она. Это невероятно раздражало. ― А я-то думал, что чародейки таким не занимаются. Может, ты и не чародейка вовсе, а обычная прачка? Надурила беднягу Эскеля. То-то он удивится. Склонившаяся над колодцем Фрейя обернулась. Ламберт стоял рядом с корытом, в котором кучей было свалено грязное белье, и гадко ухмылялся. Она отвернулась, резко развела руки и произнесла заклинание. Из колодца медленно выплыл ком воды почти правильной шарообразной формы. Фрейя из чистой вредности развеяла чары в полуметре над корытом, и Ламберта окатило ледяными брызгами. ― Вот курва, ― с чувством выругался он, отряхиваясь. Фрейя улыбнулась, щелкнула пальцами. Вода в корыте забурлила, над ней пошел пар. ― И точно прачка, ― прошипел Ламберт, но на всякий случай отошел подальше. ― Так почему ты думаешь, что чародейки таким не занимаются? ― не обратив внимания на его тон, спросила она. ― Ни разу не видел ни одной чародейки за стиркой. Вода была горячей, намыленная ткань под пальцами приятно скользила. Фрейя сосредоточилась на этом ощущении. ― А мне вот часто приходилось этим заниматься во время войны. По-моему, ведьмачьи портки ничем принципиально не отличаются от грязных бинтов в военном лагере. ― Я начинаю догадываться, что в тебе нашел Эскель. Ты такая же… пресная. Как треска. Фрейя хмыкнула, методично отжимая серую от времени рубашку. Ни мыло, ни даже отбеливающее заклинание на нее не подействовали. ― Я однажды закидала главоглаза пуговицами. Сойдет за перчинку? ― Зачем? ― после небольшой паузы спросил Ламберт. ― Он пытался сожрать Эскеля. ― Дай-ка я догадаюсь, что было дальше. Главоглаз лопнул от смеха? ― Почти угадал, ― раздался со стены голос Эскеля. ― О, а вот и наш герой! Эскель спрыгнул вниз. Он был без куртки и весь покрыт мелкой серой пылью. ― Отстань от нее, Ламберт, ― буркнул он, вытянул из колодца бадью с чистой водой, отфыркиваясь умылся. ― А то что? На пару закидаете меня пуговицами? Эскель взял из рук Фрейи очередную мокрую рубашку, отжал, швырнул Ламберту. ― Вешай давай. Хватит языком чесать. Ламберт снова скривился, но все же аккуратно расправил на веревке видавшую виды линялую рубаху. ― Занудный ты, Эскель. И скучный. Как жопа тролля. Фрейя неожиданно расхохоталась. ― А баба у тебя еще и ненормальная, ― сплюнул Ламберт.* * *
С приездом Ламберта ничего особенно в немного сонном течении жизни Каэр Морхена не изменилось. Разве что иногда по вечерам, когда Фрейя привычно устраивалась подле камина с книгой, ведьмаки, склонив головы друг к другу, едва слышно переговаривались. И все чаще она улавливала имена Геральта и Йеннефер. И еще Цири. Про Дитя-Неожиданность благодаря Лютику не знал только глухой и скорбный умом. Балладу перепевали, добавляли свое. Фрейя, к примеру, знала минимум четыре разные версии этой истории. Однако же при приближении чародейки ведьмаки замолкали или переводили разговор на другое. Что-то назревало. Фрейя чувствовала это в каждом дуновении заметно похолодавшего ветра, в шелесте листвы, но предпочитала делать вид, что ничего не происходит. Она цеплялась за мгновения беззаботного счастья, справедливо полагая, что лишнее знание ― лишние проблемы. Иногда, бродя по полуразрушенной стене замка, Фрейя пыталась представить себе, каким было здесь все раньше. Неужели овеянные мрачными легендами ведьмаки были такими же, как и те, кого она наблюдала ежедневно? Такими же равнодушными ко всему, что не касалось контрактов на чудовищ и их собственного аскетичного существования в Каэр Морхене? Сами ведьмаки, казалось, не особенно интересовались даже друг другом, разбредаясь днем кто куда. Ламберт довольно быстро оставил Фрейю в покое, то ли уяснив для себя все, что хотел, то ли все-таки получив в зубы от Эскеля. Чаще всего Фрейя видела его уходящим через провал в стене в сторону озера. Весемир дремал в библиотеке. Эскель пропадал в лесу. Даже вечерние посиделки за стаканом чего покрепче оказались вовсе необязательными. Единственное время, которое они неизменно проводили все вместе, ― время тренировок. Наблюдать за быстрыми, отточенными, практически совершенными движениями сражающихся друг с другом ведьмаков было необычайным удовольствием, ради которого Фрейя вытаскивала себя по утрам из теплой постели и спускалась во двор. Сжимая от напряжения кулаки так, что ногти впивались в кожу, каждое утро Фрейя смотрела за очередным завораживающим представлением: финт, выпад, пируэт, знак Аард ― Ламберт отлетает к стене. Сгруппировавшись, как кошка, перекатывается, уходя от меча Весемира. Не мешкая, атакует подобравшегося сзади Эскеля, но тот уже пригнулся, отклонился буквально на полкорпуса, перетек с одного места на другое. И снова звон стали, искры скрещивающихся клинков. И снова пляска, убийственный в своей красоте танец. Она знала, что мечи затуплены, что ведьмаки более чем искушены в подобных поединках, что ничего плохого не может произойти ― максимум пара ушибов и царапин, но все же каждый раз вздрагивала.* * *
― Присядь со мной, девочка, поговорим. — Весемир махнул рукой на кресло позади его собственного. Фрейя отложила здоровенный и очень замусоленный «Бестиарий брата Адальберта» и послушно пододвинула кресло. ― Как тебе Каэр Морхен? Она прикусила губу. Это все напоминало экзамен в Аретузе. Вот только сейчас она не имела ни малейшего представления ни о предмете экзамена, ни о правильных ответах. ― Здесь очень холодно, ― осторожно ответила она, теребя кончик косы. Весемир коротко хохотнул, хлопнув себя по колену. ― Это точно. И с каждым годом становится все холоднее. Может, и впрямь близится Час Белого Хлада и Белого Света, Tedd Deireadh? ― Сомневаюсь. Скорее замок ветшает и выстуживается. ― Все-то вы, чародейки, знаете наперед, ― сказал Весемир, и Фрейе показалось, что что-то очень личное промелькнуло в его словах. Она молчала. Во дворе, судя по ритмичным ударам, кто-то из ведьмаков тренировался на гребенке, Фрейе со своего места не было видно, кто именно. ― Я до сих пор помню их детьми. Сорванцами, полными надежд и сознанием своего предназначения. А теперь их осталось лишь трое. И они давно уже похоронили свои надежды на болотах, в выгребных ямах, на погостах, вместе с водяницами, гулями и риггерами. Нет, девочка, это мы ветшаем и выстуживаемся. Tedd Deireadh для нас уже почти наступил. ― Он с тоской уставился на заснеженные пики Синих Гор. Фрейя нахмурила брови. Ей не нравился этот разговор и то, к чему клонил старый ведьмак. Снаружи раздалось громкое блеяние козла, звук падающего тела и затейливая ругань Ламберта. ― Всем будет лучше, если весной ты уедешь, ― произнес внезапно Весемир. ― И тебе, и ему. Не надо мучить друг друга тем, что все равно обречено. Поверь, я знаю, о чем говорю. Древнее кресло натужно скрипнуло, с силой проехавшись ножками полу. Фрейя быстрым шагом вышла из библиотеки. Весемир посмотрел на позабытый на столе «Бестиарий» и с досадой покачал головой.* * *
Горные шапки переливались в свете закатного солнца всеми оттенками оранжевого, синего и розового, ниже линии снега золотились сосны, словно мазками гигантской кисти нанесенные то тут, то там по всему пейзажу. Обычно свинцово-серая, а сейчас блестящая насыщенным синим Гвенллех будто бы подводила черту под этим великолепием. ― Невероятная красота! Просто невероятная! ― Фрейя подошла к краю обрыва и раскинула руки в стороны, счастливо засмеявшись. ― Боги, Эскель, как бы я хотела запечатлеть этот вид, вот так, до мельчайшей детали, каждую тень, каждый полутон! Ведьмак отложил фляжку с вином, поднялся с большого валуна и встал рядом с ней. Еще в юности он случайно поодаль от узкой, почти полностью заросшей травой тропинки, что вилась среди деревьев, уходя куда-то вверх, обнаружил это место. Оно столько лет было его личным маленьким секретом, и вот теперь, видя радостное лицо чародейки, он жалел, что никого не приводил сюда раньше. Фрейя повернулась. ― Спасибо… ― прошептала она, приподнимаясь на цыпочки. Ее губы были прохладными и сладкими от вина. Эскель закрыл глаза. Ему было так спокойно и хорошо, как никогда не бывало до того. «Мы переждем войну здесь, ― подумал он чуть позже, глядя на медленно заходящее за горы солнце. ― А потом, когда все успокоится, спустимся в долину. Вместе…» ― Сталь и магия на большаке? ― Фрейя почему-то грустно улыбнулась и прижалась к его боку, крепче закутываясь в теплый плащ. ― Ты опять читаешь мои мысли без спросу. ― Прости. Эскель вздохнул, снова отхлебнул из фляги. ― А если война дойдет сюда? Если над Каэдвеном, ― Фрейя махнула рукой в сторону замка, ― развернутся штандарты Нильфгаарда? Что вы будете делать? ― Ничего. ― Я серьезно! ― Я тоже. ― Он пожал плечами. ― Радовид или Эмгыр ― какая разница мантикоре или жряку? Нас слишком мало, чтобы вмешиваться в чужие войны. ― Забавно. Мое знакомство с ведьмачьим цехом началось как раз с ведьмака, который по уши влез в, как ты выразился, чужую войну. ― Геральт, ― хмыкнул Эскель, ― всегда лезет куда не следует. ― Он спасал Трисс Меригольд. ― О да. Это дело Геральт любит. Фрейя забрала у него фляжку, сделала хороший глоток. ― Не знаю, Эскель. Здесь так тихо и спокойно, что кажется, будто ничего и не происходит. Но я-то знаю, что там, в Редании и Каэдвене, жгут чародеев, что Аретузу разрушили, что Капитула больше нет. Мы живем в хаосе, где каждый сам по себе. Мне страшно думать о будущем. ― Не бойся, я с тобой. Последний луч солнца подсветил горные пики, и стало совсем темно. Неподалеку завыли волки. В руке чародейки появился сгусток пламени, она нервно заозиралась по сторонам. ― Убери, ― пробурчал Эскель. ― Тут пещера вилохвоста совсем рядом. Привлечешь еще. Она закатила глаза. ― Только ведьмак мог устроить романтический ужин посреди дикого леса, по соседству с волчьей стаей и вилохвостом. Знай, если меня сожрут сегодня, я буду сожрана счастливой. ― Никто тебя не сожрет. Стая идет на запад, минуя нас. ― Наверняка тут еще кто-нибудь хищный водится. ― Давай, залезай в седло. Ничего не случится. ― Эскель, я уже говорила… ― Много раз. Я тебя тоже.* * *
А на следующий день в блеске портала, окутанная аурой силы, на растрескавшиеся от времени плиты внутреннего двора ступила Йеннефер из Венгерберга. В Каэр Морхен пришел Час Безумия и Час Презрения.