Not Strong Enough

      — Поверить не могу, что ты это делаешь, — пробормотал Курт, завороженно глядя на небольшую глянцевую бумажку в своих руках.       — Я не даю пустых обещаний, — скупо улыбнувшись, ответила Рейчел: что ни говори, расставаться с такой вещью, как купон на сотню бесплатных вещей, всегда тяжело. — Просто постарайся потратить его, ничего со мной не обсуждая.       Курт бережно сложил листок, засунул его в задний карман джинсов, усмехнулся и поправил спадающую с плеча сумку.       Они с Берри встретились на парковке и уже подходили к крыльцу МакКинли. Погода была не ахти, так что Хаммел все время ежился и старался засунуть голову поглубже в свой теплый вязаный шарф.       — Вот уж не дождешься, — довольно проговорил он. — Я буду рассказывать тебе про каждую купленную — ах нет, прошу прощения, полученную совершенно бесплатно — вещь, которую решусь заказать.       — Ты самый худший лучший друг, Хаммел.       — Это оскорбление! — возмутился Курт, шутливо пихнув подругу в бок локтем.       — Эй, не бей мою девушку, — откуда ни возьмись нарисовался Финн. Он тут же положил свою большую руку на плечо Берри, и она улыбнулась так, как улыбаются девушки, которые знают, что им достался лакомый кусочек. — Мы вроде бы договорились, что ты будешь по утрам дожидаться меня на парковке, — тут же посерьезнел Хадсон.       Курт закатил глаза.       Если перед первой игрой футболисты либо держали себя в руках из-за угрозы Фиггинса быть отстраненными от матча, либо просто были слишком заняты, чтобы приставать к кому-то, то теперь им ничего не мешало вновь обливать лузеров слашем и некоторых из них кидать в мусорный бак.       Не то чтобы Курт надеялся, что после того, как они с футболистами потанцуют немного под одну музыку и подышат одним и тем же воздухом, пропитанным запахом травки, то те станут относиться к нему лучше, но и то, что Великая Вечеринка совсем уж ничего не поменяла, тоже стало неожиданностью.       Когда на следующее же после Вечеринки утро Гибсон и компания вновь отправили Хаммела в свободный полет до царства канцелярских, пищевых и прочих отходов, всерьез рассердившийся Финн тоном настоящего старшего брата запретил Курту ходить по МакКинли и прилегающим территориям в одиночестве.       — Во-первых, мне надоедает сидеть в машине одному, пока ты в целях, видите ли, поддержания тонуса и иммунитета, ходишь по такому холоду до самой школы пешком, во-вторых, вчера миссис Честертон сделала мне выговор за опоздание, — проворчал Хаммел, поднявшийся по ступенькам и остановившийся у входа.       — Ты несправедлив, Курт, — заступилась за своего парня Рейчел. — Финн просто хочет помочь. Я думаю, это правильно. После того, как мы побывали на Вечеринке, лучше к нам относиться никто не стал. По-моему, Гибсона просто бесит, что неудачники из Хора тоже смогли прийти туда.       — Мне наплевать, что бесит Гибсона и его дружков. Я хочу чувствовать себя безопасно в своей школе без охраны за спиной. Спасибо, Финн, но я уже справился с Карофски, справлюсь и с этим, — отрезал Хаммел. После чего поспешил скрыться за стенами МакКинли, как бы доказывая, что ему не нужны ни Финн, ни Рейчел, чтобы чувствовать себя здесь уверенно.       Курт не мог сказать, что именно так раздражало его в попытках друзей помочь. В прошлый раз, когда ни одна живая душа не замечала, как ему одиноко и страшно, парень по-настоящему страдал, а теперь, когда все вдруг решили ему помочь, захотелось как никогда прежде побыть одному, разобраться со всеми проблемами самостоятельно.       Пожалуй, фраза «справился с Карофски» звучала слишком самоуверенно, ведь все прекрасно знали, что Курт просто сбежал в другую школу от проблем с тем, кто угрожал ему. Но именно в этот год, который стал для Курта годом открытия в себе новых способностей и возможностей, годом подъема уверенности в своих силах, ему очень хотелось справиться со всем самому, никуда не убегая и не прячась за спину более авторитетных ребят.       И пусть никто после принятия таких радикальных внутренних решений никогда и ни за что не усомнился бы в храбрости Хаммела, отвергая помощь более физически подготовленных членов Хорового кружка, он совершал большую ошибку. Футболисты словно хищники чувствовали уязвимость своей добычи и то и дело подстерегали Курта по углам.       Так дни, когда Гибсон и компания по какой-то непонятной причине (везение или просто их личная инициатива) обходили лузера-хориста-педика стороной, Курт считал удачно прошедшими и едва ли не помечал красным цветом в календаре — такими они были знаменательными и редкими.       Именно так случилось и сегодня. Настроение у Курта было не очень с самого утра. На протяжение всего учебного дня его подстерегало неприятное предчувствие чего-то ужасного, пожалуй, более ужасного, чем просто полет в мусорный бак, и Хаммел уже мысленно готовился к замазыванию синяков тональным кремом, когда после занятий направлялся к машине (путь его лежал как раз мимо толпы в красных спортивных куртках).       И Хаммел просто поверить не мог своей удаче, когда осознал, что до машины осталось всего несколько шагов, а никто из футболистов не окликнул его, не назвал принцессой и не преградил дорогу. Они будто бы его и вовсе не заметили, просто стояли и шумели возле крыльца, бурно что-то обсуждая и активно жестикулируя.       Быстро запрыгнув в автомобиль, Курт мигом захлопнул окно и только тогда понял, что все эти несколько футов от крыльца он не дышал от волнения и… страха.       — Как глупо, — проворчал он, расправляя плечи и вставляя ключ зажигания.       Его все сегодня злило.       И, пожалуй, не только сегодня. В последние дни он злился на футболистов, от которых никогда не знаешь, чего ожидать, злился на Финна, потому что тот весь из себя такой храбрый и хочет помочь, не понимая, что Курта это оскорбляет, злился на Рейчел с этим ее жалостливым взглядом, злился на себя за то, что слишком боится.       Этому Гибсону, чертову Андерсону и всем остальным наплевать на него, он для них даже не мальчик для битья, а просто развлечение, способ покрасоваться друг перед другом и перед самими собой, а для Хаммела эти едва ли не ежедневные унижения в школе значили много, слишком много.       Да ведь это, черт возьми, большая часть его жизни!       Разве нормально, что день, когда тебя не кинут в мусорный бак, когда на тебя не выльют стакан слаша, когда вечером ты посмотришь на свое лицо и не увидишь фиолетовых пятен или кровоподтеков, считается особенно счастливым днем? Никто не заслужил такой жизни.       Но Курт был не из тех, кто ждет сочувствия от кого-либо или сам себя жалеет, а потому он, как и всегда, когда голову наполняют мысли о несправедливости, собрал всю свою силу, волю и храбрость в кулак, постарался натянуть на лицо улыбку, чтобы создать хоть какую-то иллюзию уверенности, и тронулся с места. Сегодня был рабочий день, а начальница, хоть она и святая женщина, не терпит опозданий.       По дороге какой-то тип подрезал Хаммела, и он чуть не впечатался в фонарный столб. Настроение окончательно испортилось, и на работе Курт появился с таким хмурым лицом, что, взглянув на него, Холден предпочел вообще ничего не говорить, хотя в обычные дни его не так-то просто заткнуть.       В офисе явно что-то происходило: из кабинета в кабинет сновали нагруженные папками люди, практически все двери были настежь распахнуты, а лифт то и дело оповещал о своем прибытии приевшимся звоном. Такая шумиха мигом вырвала Курта из его пессимистичных мыслей и заставила подойти к столу Холдена, который тоже сидел с ужасно озабоченным видом и перебирал какие-то бумаги. Три телефона на его столе разрывались, но он не обращал на них внимания.       — Что тут такое творится?       — Конец недели, — бросил коллега таким тоном, будто это все объясняло.       Курт вопросительно поднял брови.       — Прошлый номер плохо раскупался, Клер боится, что журнал теряет актуальность. Через два дня сдаем следующий выпуск, а сенсации у нас до сих пор нет. Вот она и гоняет всех по очереди в свой кабинет, ждет, пока кто-нибудь удивит ее новостью.       — И как успехи?       Не успел Хаммел задать вопрос, как из кабинета начальницы пулей вылетела низенькая кучерявая светловолосая девица в нелепых очках, словно из восьмидесятых, и с кипой вываливающихся из ухоженных рук листочков. Она выглядела ровесницей Курта, если не брать в расчет высоченные каблуки и слишком уж яркий макияж.       Девица, тяжело дыша, добежала до ближайшего столика, который ей явно не принадлежал, но за которым все-таки в данный момент никто не сидел, и с облегчением вывалила всю эту гору прямо на какие-то документы.       — Не очень, как видишь, — хмыкнул Холден, с сочувствием поглядывая на девушку.       Она как раз сняла очки и рухнула на стоящее возле стола кресло, закрыв лицо руками. Курт поспешил на помощь.       — Ты в порядке? — он придвинул стул от другого столика и сел рядом, не решаясь положить незнакомке руку на плечо.       — Нормально, — та шмыгнула носом.       — Да уж, видно. За что она тебя так?       — Сказала, что моя статья настолько примитивна, что по ней можно учить английскому иностранных детей.       — Уверен, она не так плоха. Ты новенькая?       — Прохожу стажировку в отделе журналистики. Я Сэм.       — Моего друга зовут Сэм, — зачем-то вставил Хаммел, не сразу поняв, как это глупо звучит.       Ему захотелось ударить себя ладонью по лицу. Но, к его удивлению, новая знакомая не просто не уставилась на него как на полного придурка, но даже рассмеялась. Наверное, это нервное.       — А я Курт, — добавил он, как только ее приступ смеха закончился.       — Меня выгонят из-за этого, как думаешь, Курт?       — Ты шутишь? Чтобы Клер кого-то выгнала, надо очень сильно постараться. Она только строит из себя строгую начальницу, но на самом деле ей очень тяжело уволить даже самых непутевых работников. А ты не из таких, раз тебе не все равно.       — Клер? — Сэм недоуменно уставилась на него своими большими и чуть выпуклыми глазами.       — Миссис Бейкер, Кларисса, — уточнил Курт, памятуя, что девушка все-таки новенькая. — Мы так ее зовем между собой — Клер. Главное только случайно в лицо ее так не назвать, а то может сделать выговор за несоблюдение субординации.       Сэм улыбнулась и в последний раз шмыгнула носом.       Курт хотел было ее уже приобнять, как вдруг услышал яростный топот каблуков. Звук явно приближался, поэтому Хаммел поспешил встать и обернуться — как раз вовремя, чтобы столкнуться нос к носу с миссис Бейкер и ее метающим молнии взглядом.       — Хаммел! — словно удивившись тому, что ее ассистент решил появиться на работе в рабочее время, воскликнула она. — Тебя-то я и искала.       Курт встал по стойке смирно и готов был отдать честь. Сэм мигом проглотила все свои сопли и слюни и молча, забывая дышать, наблюдала за происходящим. Холден усиленно делал вид, что он чертовски занят, но тоже навострил уши.       Дело все в том, что обычно какие-либо поручения Клер обсуждала со своим ассистентом наедине в кабинете, из которого она вообще выходила довольно редко. А тут сама вышла, сама подошла, сама обратилась. Ситуация обещала быть просто из ряда вон.       — Ты ведь поешь в школьном хоре, не так ли?       Курт неуверенно кивнул.       — Отлично. Где пение, там и танцы, верно?       Курт непонимающе нахмурился.       — Танцевать умеешь? — напрямую уточнила начальница.       Курт кивнул, все еще не понимая, как его умение танцевать может пригодиться в модном журнале.       — И ты согласился бы мне помочь не только потому, что я плачу тебе пятнадцать долларов в час, но и потому, что уважаешь меня как начальника и ценишь как человека?  — начала она издалека.       Курт улыбнулся и снова кивнул.       — Замечательно. Тогда у меня к тебе поручение: сегодня (и когда я говорю «сегодня» я имею в виду «сейчас же») ты должен съездить вот по этому адресу, — она сунула ему в руку плотный маленький листок бумаги из своей записной книжки. — Моя сестра встретит тебя и все объяснит.       — Мне стоит подготовить отчет? — на автомате задал вопрос Курт, засовывая листочек с адресом в нагрудный карман.       — Это не касается компании, но если вдруг тебе очень понравится, то я разрешаю записать впечатления в личный дневник, — и она, сухо улыбнувшись, удалилась восвояси.       — Ну и что это только что было? — удивленно приподняв бровь, поинтересовался Холден.       — Если бы я знал, — пробормотал Курт.       — Удачи, — пикнула Сэм.       — Спасибо. И тебе тоже — со статьей. Холден, — он улыбнулся молодому человеку на прощание и снова направился к машине.       «Двадцатая западная, 110, свадебный салон „Клайнфилд“» — гласила записка с адресом пункта назначения.       Свадебный салон?       Курт недоумевал, что его начальнице могло понадобиться в таком месте. Это никак не касалось журнала, да и, насколько Хаммел знал, сама Клер уже лет пятнадцать как замужем.       «А сколько лет ее старшему сыну? Где-то в районе двадцати пяти. Самое время для свадьбы, если не брать во внимание тот факт, что парень учится в морской академии и сейчас должен быть полностью погружен в заботы о получении диплома. Выпускной год все-таки. Дочь? Но ей еще и восемнадцати нет. Хотя кого этим удивишь? Если Куинн успела забеременеть и родить ребенка в шестнадцать лет, то почему кто-то не может выйти замуж в семнадцать?»       А Двадцатая западная, судя по навигатору, начиналась за ближайшим поворотом, так что времени поразмышлять у Хаммела больше не оставалось. Он припарковался на углу, потому что дальше улица была слишком узкой и переполненной всевозможным транспортом, так что проехать не представлялось возможным.       Пройдя мимо источавшей восхитительный запах корицы и ванили булочной, непрезентабельной, но тоже разносящей кругом непревзойденные ароматы, кофейни, и, совершенно не обратив внимания на висящую на углу одного из домов неприметную вывеску «Гей-клуб „Уикенд“, режим работы с 20:00 до 8:00», Курт наконец-то оказался прямо у входа в свадебный салон.       Он много слышал об этом месте. Безумно дорогое и безумно известное, оно проклятием повисло над семьей Хаммелов-Хадсонов, когда дело дошло до выбора свадебного платья Кэрол. Она не кричала об этом на каждом углу, но ей всегда хотелось одеться к свадьбе именно здесь. Конечно, все понимали, что даже продай они и дом, и дачу, и две машины, и даже одежду Курта, им едва-едва хватит денег на самый незамысловатый наряд.       Поэтому, избегая разговоров о месте, где за стеклянными дверями невест наряжают в шелка и усыпают настоящими бриллиантами, все дружно решили, что главное — любовь, а свадьба — это всего лишь шумное событие, которое может быть похожим на осуществившуюся мечту и без баснословно дорого платья. Кэрол одели в салоне Лаймы.       И вот Курт здесь.       Это место вызывало трепет даже у него. Сложно представить, что чувствовали девушки, которым посчастливилось хотя бы прикоснуться к этим — непозволительно говорить «платьям»! — произведениям искусства. Кипы белоснежных, бежевых, с розовыми и голубыми оттенками, переливающихся и сияющих чистотой и драгоценными камнями…       Курт прошел по пустому залу, боясь прикоснуться к ним. Это была не просто дорогая одежда. Каждое платье выполнено на заказ, индивидуально для каждого случая, для каждой девушки или женщины, а потому словно хранило воспоминания о своей хозяйке.       — Кто-нибудь здесь есть? — тихо позвал Хаммел. Громко спросить ему совесть не позволяла: кричать в этом месте — это все равно что кричать в библиотеке. Никто не ответил, и он пошел дальше.       Конечно, для человека, давно сдавшегося в плен модной индустрии и видевшего уже едва ли не все, что она может предложить, такое благоговение перед какими-то свадебными платьями — большая странность, если не глупость. Но для Курта находиться здесь было то же, что уличному художнику-самоучке вдруг посетить Лувр.       Хаммел обошел просторный зал по периметру, так и не решившись к чему-нибудь притронуться, и остановился перед дверью напротив входа. Поначалу он подумал, что это дверь в подсобку или на склад, но, чуть приоткрыв ее, увидел уходящий вдаль темный коридор и понял: в конце — примерочная. Одна, потому что «Клайнфилд» никогда не работает над двумя проектами сразу.       Записываться сюда нужно раньше, чем подавать заявление на бракосочетание, чтобы успеть попасть в очередь до конца текущего года. Удивительно, что кто-то действительно идет на это, платя еще такие огромные деньги. Никогда не поймешь, что творится в голове у богачей.       Темнота коридора была непривычной и даже неприятной после прямо-таки ангельского освещения большого зала. Пройдя несколько футов, Курт наконец-то услышал чьи-то голоса и вернулся в реальность, мигом понимая, что по залу бродил словно лунатик.       Говорили две женщины — одна была чем-то не слишком довольна, а вторая по-птичьи щебетала комплименты ей в ответ.       Дойдя до конца коридора, Курт заглянул за угол.       В просторной, но не такой, конечно, большой, как тот зал, комнате, на помосте и в окружении огромных, на все стены, зеркал, спиной к двери стояла девушка. На ней было белое платье, без каких-либо оттенков, простое (Курт бы даже сказал «классическое»), но при этом все равно казавшееся похожим на волшебное облако.       — Мне кажется, оно меня полнит, — ворчала невеста. — Мы можем вот здесь еще сделать вытачки?       — Я уточню, — с улыбкой в голосе ответила ей та, что с птичьим голоском. Она бегала вокруг помоста и что-то записывала в блокнот.       — Украшения на спине можно опустить пониже — я хочу, чтобы их было видно, но волосы собирать не планирую.       Курт хмыкнул — он бы тоже не захотел забирать наверх такие волосы: рыжие (не как у мисс Пилсбери, а яркие, наверняка крашеные), густые, блестящие здоровьем и весело вьющиеся.       — Сделаем, — быстро записывая, кивнула птичка.       — И еще можно… кто это? — она, наконец, заметила в зеркале отражение стоящего за спиной незнакомого молодого человека.       Курт, опомнившись, поднял на нее испуганные глаза, и только теперь понял, что невеста вовсе не молодая девушка. У нее здоровые красивые волосы, совсем не подходящий ей по возрасту девичий голосок и неплохая фигура, но по лицу даме смело можно было дать сорок с хвостиком. А еще ее лицо Хаммел как будто уже где-то видел.       Птичка оторвала голову от своих заметок и устремила на Курта такой же испуганный взгляд, каким и он одарил богатую клиентку.       — Я от миссис Бэйкер, — поспешил внести ясность Курт.       Лицо невесты моментально разгладилось, но потом ее брови так же стремительно сдвинулись на переносице.       — Ты один?       — Д-да.       — Ну Кларисса, — сердито пробурчала женщина. — А ты не слишком молод для учителя танцев?       — Учителя танцев?! — Курту показалось, что он услышал стук своей упавшей на пол челюсти.       — Она тебе не сказала? О, в этом вся Клер! — еще больше рассердилась дама. — Ладно, оставьте нас, — бросила она птичке, которая все это время в полном недоумении переводила взгляд с нее на Хаммела и обратно, как за мячом на теннисном корте.       Та быстренько выбежала.       — Как тебя зовут?       — Курт.       — Что ж, зови меня Мел. Итак, Курт, мы с тобой оказались в сложном положении.       — Я был бы благодарен, если бы Вы объяснили мне, что вообще происходит, — признался Хаммел, с интересом разглядывая спустившуюся к нему с помоста невесту. Женщина с каждой секундой казалась ему все более и более знакомой, и он сломал себе голову, стараясь догадаться, где мог ее видеть.       А Мел тем временем продолжала:       — Как ты и сам мог предположить, я выхожу замуж. Это не первая моя свадьба, но я, учитывая все предыдущие ошибки, намереваюсь сделать ее идеальной. Я хочу отработать танцевальную часть, вернее, хочу, чтобы ее отработали мой жених и сын, понимаешь?       — Почему нельзя было нанять профессионального преподавателя? Я всего лишь занимался танцами в младшей и средней школе, а после ставил вальс на свадьбе своего отца. У Вас явно есть… — Курт хотел было сказать «деньги», но вовремя притормозил, решив, что это немного бестактно, — …есть все возможности, чтобы пригласить специалиста. Насколько я знаю, «Клайнфилд» предоставляет целый список кандидатов.       — Я все это тоже прекрасно знаю, не первый раз пользуюсь местными услугами, — нетерпеливо проговорила Мел. — Но дело все в том, что мой будущий муж — очень известный и влиятельный человек, политик. В преддверии выборов он особенно тщательно оберегает свое личное пространство и старается как можно меньше иметь дело с журналистами. Когда мы наняли для свадьбы флориста в одной из самых известных нью-йоркских компаний, он случайно услышал часть разговора моего будущего мужа с его коллегой по работе. На следующий день об этом писали все местные газеты. К тому же, тот флорист даже не понял половины и изрядно приврал. Про нас ходили такие слухи, что предвыборная кампания моего жениха опустилась на несколько голосов. Мы не можем доверять кому попало.       — Но почему я? — все еще недоумевал Курт.       — Я попросила свою сестру Клер предоставить мне кого-нибудь из своего персонала, кто мог бы организовать достойное выступление, но при этом кого она могла бы шантажировать увольнением за проникновение хоть какой-нибудь информации касательно нашей семьи в прессу. Не думала, что она пришлет студента, — с недовольством оглядывая парня, припечатала Мел.       — Вообще-то, — эх, была — не была, — я учусь в выпускном классе.       — То есть — в школе? — приподняла бровь женщина. Казалось, она готова была не то засмеяться, не то заплакать.       Курт опустил голову в знак согласия и принялся делать вид, что ему до ужаса интересны собственные ботинки.       — Что ж, — дрожащим, едва сдерживаемым голосом тихо сказала Мел, — значит, школьник, — и, сказав это, она надолго замолчала, что-то обдумывая.       — Думаю, мне пора идти, — спустя минуту не выдержал Курт.       Было видно, что ему здесь не рады, и, как бы Хаммел на самом деле не мечтал остаться в этом месте, по всем законам вежливости стоило выметаться.       — Нет-нет, ты останешься, — отмерла Мел. Она растянула полные губы в улыбке, и вдруг показалась очень естественной и по-молодому счастливой. — Если Клер тебе доверяет, то и я тоже могу рассчитывать. Только ты должен понимать, Курт…       — Хаммел!       — …ты должен понимать, Курт Хаммел, какая большая ответственность на тебя возлагается. Ни одна живая душа не должна знать о том, что происходит в нашем доме, что бы ты там не услышал. Даже ерунда вроде поломки крана, о которой ты случайно обмолвишься своим друзьям, может быть раздута конкурентами.       Курт усмехнулся.       — Без шуток! — серьезно воскликнула Мел. — Ты не знаешь, какие порой встречаются люди.       — Не переживайте. Уж что-что, а хранить тайны я умею, — как-то слишком уж недовольно пробормотал Хаммел, непроизвольно проматывая в голове отдельные эпизоды их с Андерсоном вечерних встреч.       — Это в твоих же интересах, — кивнув, добавила невеста.       На том и порешили. Курт всем, чем только мог, поклялся новой работодательнице, что никому и никогда не скажет ни единого словечка об ее семье. Он старательно избегал мысли о том, что у Мел все-таки мания преследования.       Она же в свою очередь посвятила его в детали предстоящей работы. Как было сказано ранее, сама невеста уже имела подобный опыт, а потому станцевать вальс для нее было делом несложным, но вот ее будущий супруг, хоть он и в возрасте, под венец шел впервые и танцевать совершенно не умел.       С сыном ситуация была аналогичной: на первых нескольких свадьбах Мел он был еще слишком мал, чтобы как-то участвовать в организации, а теперь, когда он вырос и стал уже практически ровесником самого Курта, пора было включаться во всеобщую суматоху.       Кстати информация о том, что сын Мел был совсем на чуть-чуть младше Хаммела, была единственной личной информацией, которую Курт услышал. Ни имен, ни места работы или учебы, ни увлечений, — все было строго конфиденциально. Впрочем, услышанной информации вполне хватало для того, чтобы приступить к работе завтра же вечером. Естественно, сестры договорились между собой, и в редакции Курт мог пока не появляться.       Мел дала ему бумажку с домашним адресом, и велела появиться к шести вечера, после чего Хаммел наконец покинул свадебный салон. Настроение у него почему-то поднялось. Казалось бы, кого обрадует внезапно свалившаяся и вроде бы неоплачиваемая (это они как-то забыли обговорить) работа, требующая сверхсекретности и возни с «очень уважаемым человеком, политиком» и вполне вероятно избалованным подростком (а только такие и вырастают в семьях, где мать может себе позволить несколько раз одеться к свадьбе в «Клайнфилде»)? Но Хаммел чувствовал какой-то подъем, предвкушение чего-то нового и интересного.       Мода и журналистика — это, конечно, здорово, но, будем откровенны, в журнале он был всего лишь мальчиком на побегушках, а здесь его ждет уважение и получение важного опыта в том виде деятельности, которому он действительно мечтал посвятить свою жизнь, — искусстве.       День, как оказалось, пролетел незаметно и, как только Курт покинул все так же мягко и волшебно освещенный зал, полный постельного цвета облаков, он обнаружил, что на улице уже совсем темно, а повсюду зажглись разноцветные огни.       Доля секунды понадобилась на то, чтобы вспомнить, где он оставил машину.       По дороге ему снова попалась на глаза та вывеска с названием гей-клуба. Теперь, в темноте, когда каждая буква горела ярко-красным, как звезда на вершине новогодней ели, табличка уже не казалась такой невзрачной. Она прямо-таки кричала, бросала вызов смелости всех юных, но пока не искушенных подобными заведениями геев.       И да, Курт был из таких. В Лайме не слишком-то много открытых гомосексуалистов, вернее сказать, их там вообще практически нет. По крайней мере, так казалось Хаммелу, ведь тот единственный раз, когда однокурсник из Далтона вытащил его в какой-то гей-бар за городом, показался куда менее скандальным, чем ожидалось, и куда более унылым, чем можно было предположить: это место практически пустовало. Кроме трех трансвеститов на сцене, двух спящих за барной стойкой тучных бородачей и одного пьяного Себастьяна посреди танцпола, за всю ночь больше никого не появилось и ничего интересного не произошло.       А тут такое интересное стечение обстоятельств: Берт уехал, а Финн скорее всего у Рейчел и вряд ли будет взволнован отсутствием брата. К тому же, Курт уже здесь, разве можно не воспользоваться случаем? Взглянуть всего одним глазком, а потом сразу уйти, чтобы на утро, краснея, поведать все Мерседес и Тине.       «Да не будь я Курт Хаммел, если просто струшу сейчас и поеду домой!» — мысленно крикнул на самого себя Курт. Он подошел к двери с торца длинного дома на Западной улице и взялся за ручку.       И забыл, что он всего лишь школьник, который даже не целовался никогда.       Весь следующий день Курт провел в приятном предвкушении вечерних занятий. Конечно, он волновался, все-таки учить вальсу ему предстояло не абы кого, но осознание того, что твои действия по-настоящему кому-то полезны, а ты сам — действительно кому-то нужен, — бесценно.       Удивительно, но этот день словно был солидарен с Хаммелом в том, что все должно быть идеально, и в школе было очень, даже как-то слишком тихо и спокойно.       Футболисты, ожидавшие, видимо, какой-то передышки в тренировках после первой выигранной игры, были неприятно удивлены тем, что Бист, оказывается, разработала какую-то новую тактику. Теперь они вынуждены были работать в поте лица, чтобы как следует отработать ее к следующему матчу.       Спокойствие в хоре было похоже на затишье перед бурей: все сидели молча, поджав хвосты, и боялись послезавтрашнего соревнования. Отборочные «Новые горизонты» еще не проигрывали, но и столько факторов разом раньше им не препятствовало. Естественно, Сью и до этого пыталась всячески поспособствовать их поражению, а ребята из «Вокального адреналина» и раньше забрасывали их тухлыми яйцами, но чтобы все это сразу…       В общем, напряженная обстановка заткнула даже рот Рейчел, и, как мистер Шустер не старался расшевелить ребят, Хоровую все покидали с весьма удрученным видом.       Видя, что все ребята крайне несобраны, руководитель отпустил их почти на час раньше.       Перед уходом Курт зашел в туалет, снова заметил рядом с раковиной не самое приличное высказывание в свой адрес, и не смог не вспомнить, как они с Андерсоном оттирали уже однажды что-то похожее. При мысли о Блейне у Курта почему-то по спине пробежали мурашки. Наверное, так бывает, когда вспоминаешь про какой-то жутко важный секрет и понимаешь, что потерял бдительность, слишком долго не думая о нем.       Пройдя мимо душевой, Хаммел услышал шум воды и громкий смех парней. Видимо, тренировка только что закончилась.       В коридорах уже никого не было, лишь в комнате для отсидки после уроков в качестве наказания раздавались какие-то негромкие голоса и тихий храп надзирателя. Проходя мимо раскрытой двери, Курт столкнулся с выскочившей из помещения Куинн. Скорее всего, она и ее новые подруги, тихо перешептываясь, чтобы не разбудить горе-сторожа, решили сбежать пораньше.       — А ты что здесь делаешь? — с презрением поинтересовалась одна из «стерв», очень толстая и с грязными черными волосами.       От неожиданности Курт не сразу сообразил, что ему следует ответить.       — Идите, я догоню, — приказным тоном бросила им Фабре.       — Мы будем ждать тебя под трибуной, — ответила толстая, еще раз смерив Хаммела надменным взглядом. Похоже, увиденное не слишком ее удовлетворило, потому что покидала коридор она с таким видом, будто Куинн осталась поговорить с гоблином.       — Они милые, — поджав губы, ненатурально соврал Курт, как только за «стервами» захлопнулась входная дверь.       — Они не так плохи, как кажутся, — подняла уголок губ девушка. — Действительно, Хаммел, что ты тут забыл? — она заинтересованно подняла аккуратные брови.       — Если ты намекаешь на то, на что намекаешь, то расслабься, я просто был на репетиции Хора.       — Сантана с Бриттани заглядывали сюда, репетиция полчаса как закончилась.       — Я не спешил.       — Видно.       — Мне не нужно домой, есть еще дела в городе. По работе.       — Ты нашел работу? — удивилась Куинн.       Курт забыл, что она не в Хоре, а потому не знает последних новостей.       — В журнале, пара часов отсюда.       — Ого, поздравляю, — искренне порадовалась Фабре. — И твой рабочий день начинается в… восемь?       — Вообще-то обычно в пять, но сегодня у меня немного другое поручение. К шести надо быть в одном… месте. Не так далеко.       Куинн кивнула. На протяжении всего этого не слишком нагруженного смыслом диалога она не сводила с друга глаз и это, конечно, трудно было игнорировать. Курт даже слегка стушевался.       — Ты хочешь что-то сказать? — не выдержал он, когда она с минуту непрерывно испепеляла его взглядом.       — Просто размышляю, — хмыкнула она, тут же опустив глаза в пол.       Курту это показалось странным, особенно учитывая тот факт, что Фабре была единственным человеком, который был в курсе их с Андесоном ночных репетиций. Тема уже избитая и пора бы давно выбросить ее из головы, но Хаммел не мог. Он старался не думать об этом, но вот уже пару дней, как раз после вечеринки, он время от времени напарывался на колющий взгляд старой подруги, который как будто призывал к чему-то, но не мог сказать ничего конкретного.       Это выводило из себя, но Курт просто предпочитал думать, что ему показалось. Один раз, второй, третий. С каждым разом все сложнее. Этот прохладный, но настойчивый взгляд словно пел в унисон с внутренним голосом Хаммела, который, как ни старайся его заглушить, время от времени все равно звучал в голове и задавал все время один и тот же вопрос: а что было бы, если?..       Когда Курт пришел в школу на утро после Вечеринки, когда он делал вид, что его на ней ничего не впечатлило, когда он показывал всем, как же ему хочется поскорее забыть все там произошедшее, когда он просто жил, общался, ходил на работу с совершенно беззаботным видом, — все это время, каждую секунду, противный голосок буквально царапал его изнутри:       «А что, если бы мне стало плохо хотя бы на пять минут позже?»       — Он для меня ничего не значит! — сам себе возмущенно ответил Курт, и ему понадобилось несколько миллисекунд, чтобы по лицу Фабре понять, что он сказал это вслух.       Она ничего не ответила, но, честное слово, лучше бы ей что-нибудь пошутить. Ее лицо с губами, расплывшиеся в широкой улыбке чеширского кота, еще несколько бесконечных минут стояло перед глазами Хаммела, когда девушка молча развернулась и ушла догонять подруг, а он остался посреди темного коридора наедине с совершенно непонятными, а потому буквально разрывающими на части чувствами.       И словно в насмешку над тем, какая каша творилась сейчас у Курта в душе, судьба прямо в этот же вечер подкинула ему еще один весьма не забавный случай…       Как только Хаммел, все-таки с небольшим опозданием, прибыл по указанному Мел адресу, он с удивлением отметил, что это не жилой дом, а что-то похожее на его старую танцевальную студию, только совершенно пустую.       Возле входа темнокожий мужчина с большим шрамом на лице, одетый как швейцар в дорогом отеле или ресторане, спросил его документы. Курт показал паспорт, и служащий, сообщив, что его уже ждут, велел следовать за ним. Они прошли несколько пустых залов с огромными окнами прямо в коридор, повернули, поднялись на второй этаж, после чего остановились перед чуть приоткрытой деревянной дверью. Окон в коридор в этой комнате не было.       — Прошу, — мужчина жестом опытного швейцара открыл перед Куртом дверь, и тот едва сдержался, чтобы быстро не приложить холодную ладонь ко вспыхнувшем щекам.       Помещение внутри не было похоже на другие залы, скорее, оно напоминало кабинет Фиггинса, только мебель вся выглядела раз в десять дороже. А так — стол, книжный шкаф, диван и кожаные кресла — ничего необычного. Из освещения была включена только слабая настольная лампа. У окна, спиной к вошедшему, в сером спортивном костюме стоял довольно высокий мужчина.       — Мистер Хаммел? — не оборачиваясь, спросил он.       Голос показался Курту невероятно знакомым и даже приятным, но прозвучал с такой львиной дозой самоуверенности и превосходства, что Хаммел едва сдержался, чтобы не ответить саркастичное «так точно, сэр», ограничившись негромким, но внятным «да».       Мужчина развернулся, и Курт чуть в обморок не упал.       — Боже мой, — одними губами проговорил он, разглядывая такое знакомое лицо. — Я знаю вас. Вы мистер де Блазио, верно? Вы один из кандидатов в мэры Нью-Йорка? Я смотрел ваше выступление, у вас убойная программа по обустройству города и регионов! Мой отец хотел за вас голосовать.       — Это все очень приятно, молодой человек, но я должен быть уверен, что могу доверять вам. Вы, я вижу, и сами понимаете, в каких кругах мне приходится вращаться и с какими людьми иметь дело. Журналисты, папарацци, пресса не преминут воспользоваться Вами как надежным источником информации.       — Я уже обещал вашей невесте, но могу поклясться и Вам.       Мужчина тихо рассмеялся, отчего его строгое лицо вмиг стало добродушным и простым. Ему было уже порядком за пятьдесят, и вот с такой улыбкой он отлично походил на счастливого дедушку.       — Я серьезный человек, мистер Хаммел. Если бы я полагался на обещания…       — Мне придется что-то подписать? — догадался Курт.       — Небольшой контракт. Пунктов немного, но они обязательны, — он взглядом велел Хаммелу сесть, а сам достал из ящика стола черную папку. — Вот, ознакомьтесь. Если вас что-то не устраивает, мы это обсудим.       Курт сглотнул, принимая документ. Надо же, он и не подозревал, насколько все серьезно.       Пунктов в договоре действительно было совсем немного, и большинство из них касалось конфиденциальности. Так же присутствовали графы, в которых указывались права работодателя, а именно право на отмену, смену времени или места занятия в любой день без объяснения причины. Когда взгляд Хаммела наткнулся на графу «оплата», его глаза полезли на лоб. Он вообще считал, что его обязали помогать родственникам начальницы совершенно бескорыстно, но сумма, обозначенная в договоре, была не просто не меньше той, что платили в журнале, а превышала ее едва ли не в десятки раз.       — Думаю, меня все устроит, вот только… сообщили ли Вам, сэр, что я учусь в выпускном классе? Почти ни в один из дней недели я не могу заниматься в первой половине дня.       Мужчина понимающе хмыкнул.       — Время занятия может быть перенесено лишь на более позднее, все-таки моя работа тоже по большей части утренняя или дневная. Но, если вдруг я вытащу вас прямо с уроков, будьте уверены, что администрация школы не заметит этого пропуска, — и он многозначительно поднял бровь. Курт улыбнулся. — Тогда по рукам?       — По рукам, — уверенно ответил Хаммел, ставя размашистую подпись в нужном углу. — И можете обращаться ко мне на «ты». Пожалуйста.       — Идет. Зал можешь выбрать любой.       — Думаю, нам понадобится пространство побольше, по крайней мере на первое время.       — Начнем прямо сейчас.       Они вышли в коридор, швейцара там уже не было.       — Мистер де Блазио! — вспомнил вдруг Курт. — А ваш… пасынок будет заниматься в другие дни?       — Пожалуйста, зови меня Билл.       — Почему? — не понял Хаммел.       — Это мое имя, — с улыбкой отозвался де Блазио. Курт готов был удариться головой об стену из-за собственной глупости. — Его задержали немного в школе, думаю, он с минуты на минуту подъедет.       Курт кивнул, и они спустились вниз.       Это «с минуты на минуту подъедет» показалось Хаммелу каким-то слишком пафосным и точно подразумевало наличие частного водителя. Курт еще не видел этого мальчишку, но уже заочно его недолюбливал. Ему представлялся такой самоуверенный, нагловатый тип, хвастающийся всем своим телефоном последней модели и носящий носки стоимостью с Куртову машину. Он и учится наверняка в крутой частной школе, вроде Далтона, только еще престижнее и дороже.       Зал, выбранный Хаммелом, был просторным и хорошо освещался. Окон в коридор здесь не было, и Курту показалось, что так уютнее. Дверь тоже была деревянной, массивной и закрывалась так плотно, что швейцару пришлось постараться, чтобы открыть ее, когда тайный избалованный ребенок наконец-то соизволил подъехать. Часы над дверью, к слову, показывали без двадцати семь.       — Ты? — хриплым голосом произнес Хаммел, уставившись на вошедшего. И этого человека он в своей голове называл «ребенком»?       — Ты, — неуверенным эхом отозвался Блейн Андерсон.