Not Strong Enough

Ты хватаешь тонкую нить, Обрывая ее навсегда, Давая розам себя убить И сжигая скафандр дотла. (с) NW - Вспоминай

      Когда машина Себастиана подъехала к большому зданию, Курт выглянул в окно и ужаснулся: огромная очередь толпилась возле входа, где сурового вида охранники время от времени буквально отбрасывали в сторону самых наглых и беспринципных фанатов. И Хаммел даже не знал, что опаснее — эти строгие секьюрити или все-таки почти статичный поток людей, где, несмотря на мнимое спокойствие, время от времени для кого-то возникала опасность быть раздавленным.       — Сделай лицо повеселее, — улыбнулся Смайт. — Эту ночь ты запомнишь на долго!       — Прибереги эту фразу для своих «одноразовых парней», — усмехнулся в ответ Курт. — А мое лицо достаточно веселое для человека, которого не пойми куда вытащили буквально посреди ночи.       — Непонятно куда?! — наигранно возмутился Себастиан. — Ты очень долго будешь просить прощения у Адама Левина, когда я передам ему твои слова.       — Разве что на том свете, — фыркнул Курт, которому в голову даже и мысли не закралось о том, что их места на сегодняшнем концерте могут быть ближе к сцене, чем на милю.       — А вот и нет, — Смайт с многообещающим видом запустил руку во внутренний карман пальто и вынул оттуда два билета, на которых Хаммел сразу же заметил переливающиеся в уголках вставки с надписью «VIP-гость».       — Да ты шутишь, — каменным тоном прокомментировал происходящие он.       — Скажем так, я действительно раздобыл эти билеты не без помощи своего отца…       — О, даже если ты прибег к помощи Сатаны, это не имеет значения! — отошел от секундного шока Курт, протягивая руки к билетам и беря один из них с таким видом, будто тот сделан как минимум из хрусталя. — «Вип-зона» — это очень близко?       — Ближе, чем ты можешь себе представить, — довольным полушепотом произнес Себастиан, вытаскивая ключ зажигания и ловко выскакивая из машины на немного спертый, но все-таки прохладный городской воздух. Курт последовал за ним. — Держись поближе ко мне, — серьезно произнес друг, опасливо косясь на охранников, которые грубо отставили в сторону какую-то мелкую девчушку в большой серой толстовке.       Хаммел тоже бросил на нее взгляд и сразу так некстати подумал о Блейне. Чертовы серые толстовки, похоже, преследовали его. У этой, конечно, вряд ли был такой же теплый хвойный запах, но Курту вдруг невыносимо захотелось подойти к незнакомке и уткнуться носом в капюшон.       «Да что это еще за мысли?..» — мигом одернул себя парень, послушно следуя за Себастианом прямо в начало очереди, к тем недружелюбным ребятам в форме.       Смайт протянул одному из них билеты, тот вгляделся в них так, словно обладал рентгеновским зрением, после чего передал второму бугаю и кивнул парням — мол, заходите.       — Пойдем, — быстро обернулся Себастиан, по-хозяйски беря Курта под руку.       Хаммелу этот жест не то чтобы не понравился, но стало как-то немного не по себе, будто случилось нечто неправильное, неестественное и непозволительное. Он решил не обращать внимания.       — Так, — неуверенно протянул Смайт, когда они вошли в огромный зал.       Здесь повсюду были люди — не протолкнуться — и почему-то пахло то ли парафином, то ли жженым воском. Дышать пока было нетрудно, все-таки такие помещения хорошо вентилировались, но Хаммел сразу подумал, что буквально минут через десять после начала это место станет похоже на большую сауну. Ну да ничего, ради Maroon 5 и не такое можно потерпеть, верно?       — Наш сектор — второй, — пояснял тем временем Смайт. — Я хотел быть поближе к сцене, но не так, чтобы нам приходилось выбирать между затекшей шеей и перспективой видеть только снующие туда и обратно ноги парней на сцене.       Ему приходилось кричать, потому что народу было так много, что не слышно было и своего собственного голоса. Курт все равно не слушал, с благоговением оглядывая все вокруг, будто это место прекрасно, как Собор Святого Петра. На самом-то деле, это был просто огромный просторный зал, где потолок и стены сливались в виде полусферы.       — Пойдем, проберемся поглубже в толпу, нечего стоять с краю, — крикнул Себастиан, снова хватая Хаммела, только теперь уже за руку ниже локтя.       Они пробирались сквозь толпу, как через густые заросли каких-то очень колючих растений. Курта то и дело резали по лицу и рукам чьи-то брелоки, свисающие с замков на рюкзаках, шипы на браслетах (кто сейчас такое еще носит?), длинные острые ногти на пальцах рук и все такое. Ему было бы очень неприятно, если бы он обратил внимание, но его, к счастью, занимало совсем другое.       Когда Смайт протащил парня почти в самый центр толпы, где слышать друг друга уже вообще не представлялось возможным, Курт по его губам прочитал «стой», и послушно остановился, хотя он и так бы встал, Себастиан ведь шел впереди. В следующую секунду из динамиков, которые Хаммел не мог видеть, громыхнула какая-то непонятная музыка, похожая на слишком скоро оборвавшуюся барабанную дробь. Курт хотел закрыть уши руками, но не смог — так крепко его зажали между собой Смайт и какой-то незнакомый высокий парень.       У Себастиана на лице было странное выражение, которое Хаммелу совсем не понравилось — смесь предвкушения и волнения, — но он старался об этом не думать. Состояние было похоже на то, что Курт уже испытывал когда-то, когда накурился на Вечеринке в доме Блейна: кружащаяся голова, тошнота, нехватка воздуха. Ничего хорошего это не сулило, но путей к отступлению не было, так что Хаммел просто постарался развернуть свое тело лицом к сцене и сосредоточиться на том, что, судя по всему, вот-вот должно было начаться.       Музыка громыхнула еще раз, отчего из глаз посыпались искры, а потом на сцене начали появляться люди, среди которых Курт, к своей огромной радости, заметил знакомые лица музыкантов когда-то обожаемой группы.       — Это Левин! — крикнул он, зная, что его никто не слышит.       Толпа людей превратилась в море во время шторма — все принялись двигаться, махать руками, кричать, так оглушительно, что весь предыдущий шум показался на фоне этого ну просто гробовой тишиной.       И Хаммел тоже кричал, визжал, срывал голос до хрипоты, потому что когда такое еще случится?       — Вы готовы?! — голос со сцены.       Толпа отозвалась диким ревом.       Адам Левин хищно улыбался.       Со своего, надо признать, действительно очень неплохо ракурса Хаммел видел его во весь рост, мог разглядеть одежду, прическу, черты лица. И пребывал от этого просто в экстазе. Кто-то очень сильно толкнул его, но Курт не заметил, потому что как раз в этот момент заиграла музыка и вскоре начались слова первой песни.       Парень не знал ее, потому что со времен перевода из Далтона не слушал ни одного нового альбома Maroon 5, но это было совсем не важно. Когда находишься на самом настоящем концерте, слышишь живую музыку и буквально собственным телом чувствуешь невероятно огромную толпу поклонников вокруг, не имеют значения такие мелочи как незнание слов в той или иной песне.       Важно только быть там, кричать что-то непонятное, размахивать руками над головой, улыбаться до ушей и чувствовать момент, вот и весь секрет.       И Курт отдался этому моменту, как не отдавался ничему и никогда в своей жизни.       Когда-нибудь он тоже будет вот так стоять на сцене, а толпа поклонников — рукоплескать внизу, у его ног. Курт будет кричать им, что любит их, а они — то же самое в ответ. Курт будет улыбаться, а люди внизу — падать в обморок от счастья.       — Клянусь Богом, когда он подошел к краю сцены на финале «Wake up call», я был уверен, что он бросится в толпу, и его растерзают на части, как парфюмера в конце книги, — усмехнулся Хаммел.       Светало.       Они с Себастианом сидели в номере отеля, который Смайт снял, потому что обоим надо было поспать, прежде чем добираться до дома. Все-таки вести машину, когда не смыкал глаз целые сутки — не так уж просто.       Только вот сон не шел после испытания такой бури эмоций.       Поэтому они пили чай, сидя на диване за маленьким стеклянным журнальным столиком, и обсуждали пережитое, будто это был последний в их жизни концерт. Более эмоционален был, конечно, Хаммел, потому что Смайт-то прежде бывал уже на концертах, хотя он признался, что такого реально зажигательного шоу не доводилось видеть даже ему.       — И когда та девчонка вырвалась на сцену!.. — восхищался Курт. — Я готов был поспорить, что она грохнется в обморок, когда он ее приобнял. Ты видел ее лицо? Нет, ты видел? Она же и в самом деле едва чувств не лишилась.       — Да, я видел, — усмехнулся Себастиан.       Он сходил в душ и теперь сидел напротив Хаммела весь довольный собой. В одних джинсах. Хотя будь он тут даже совсем голый, Курт не обратил бы внимания, потому что кому есть дело до потрясного пресса Себастиана Смайта, когда всего час назад сам Адам Левин расписался у вас на плече?       — Ты не пойдешь в душ?       — Ты шутишь? — Курт поднял бровь. — Ни в этой жизни, — он оттянул немного ворот своей кофты, чтобы еще раз полюбоваться размашистой надписью, пересекающей ключицу и уходящей в сторону шеи. Парень напротив проследил за его взглядом и криво усмехнулся.       — Может, тебе пойти подрочить на эти каракули? — беззлобно пошутил он, откидывая голову назад, на спинку дивана, и устремляя взгляд в потолок.       — Очень смешно, — Курт нахмурился, но потом снова взглянул на автограф, и его лицо автоматически разгладилось и приняло блаженное выражение. — У тебя-то он не расписался.       — Переживу, — фыркнул Себастиан.       Когда после выступления толпа фанатов повалила на сцену в надежде пробраться за кулисы и когда Хаммел со Смайтом оказались в числе оказавшихся по ту сторону концерта счастливчиков, последний счел ниже своего достоинства стоять в огромной очереди за какой-то простой подписью, так что, сообщив другу, что подождет в машине, убрался на улицу.       Курт сдаваться не собирался и теперь вот был счастливым обладателем воспоминаний о сегодняшнем дне.       — Жаль, что его нельзя сохранить, — печально протянул он, отпуская наконец край кофты и тоже откидываясь на спинку дивана.       — Что тебе мешает его сфотографировать?       — Черт, — констатировал Курт, поняв, что действительно здорово ступил.       Сфотографировать автограф на собственном теле на память — что может быть проще, чем сохранить его таким образом? Хаммел пошарил в карманах в поисках собственного телефона и с удивлением обнаружил, что его нигде нет.       — Черт, — повторил он, теперь уже взволнованно. — Я, кажется, телефон потерял.       Смайт сел прямо.       — Где ты его видел в последний раз?       — Не помню, — задумался Курт, продолжая бесцельно хлопать себя по бедрам.       Берт наверняка звонил тысячу раз. Если это так, то парня снова ждут большие проблемы дома, а ведь только, казалось бы, со всем разобрались.       — Точно! — осенило вдруг Хаммела. — Я его бросил в карман пальто.       — Ты не был в пальто, — прищурился Смайт.       — Оно в машине лежит, я его так и не надел, — пожал плечами Курт, вскакивая с дивана. — Где ты ее оставил?       — На парковке, — Себастиан тоже встал. — Да успокойся ты, я схожу.       — Хорошо, спасибо, — спокойно выдохнул Хаммел, надеясь, что телефон все-таки там, где должен быть, потому что если это не так, то проблем будет еще больше.       Он упал обратно на диван и сел прямо, как струна, сложив руки на нетерпеливо дергающихся ногах, пока Смайт быстрым движением накидывал толстовку. Как только парень скрылся за дверью номера, Курт встал и подошел к окну. Оно не выходило на парковку, так что он просто стоял и любовался огнями вдалеке. Их было так много, что это было бы похоже на млечный путь, не будь цвета фонарей такими теплыми.       Интересно, что сейчас делает Андерсон?       Наверняка мирно спит в своей комнате, под окном в звездное небо, и даже не подозревает, что где-то в целом мире про него думает один Курт Хаммел. Причем, совершенно неясно, почему.       Курт тряхнул головой, недовольный своими мыслями.       Сердце билось тихо, мирно и как-то даже лениво, но на душе было как-то неспокойно, словно что-то внутри предчувствовало надвигающуюся опасность.       Когда Хаммел оказался в запертом классе с футболистом и придурком Блейном Андерсоном, он ни на минуту не задумался, что может быть подвержен реальной опасности. Физически он хотел очутиться дома, где тепло, есть еда и мягкая кровать, но морально — чувствовал себя на своем месте. В то же время теперь, когда он здесь, в уютном маленьком номере хорошего отеля, с Себастианом, которому вроде как можно доверять, внутри что-то неприятно, опасливо сжималось.       Дверь хлопнула, и уверенный громкий голос Смайта мигом оповестил:       — Все в порядке!       Курт облегченно выдохнул, отошел от окна, взял протянутое ему пальто и порылся в карманах. Телефон почти умер, но оставшихся процентов зарядки хватило как раз чтобы увидеть один-единственный пропущенный звонок от Берта, часов в одиннадцать вчерашнего вечера. Наверное, хотел узнать, как ребята добрались. Сейчас звонить не было смысла, еще слишком рано, так что Курт быстро сделал снимок, после чего положил телефон прямо в центр стола, чтобы из виду не пропадал.       — Давай ложиться, — устало предложил он.       — Что-то ты не в настроении, — насторожился Себастиан.       — Просто вымотан, — пожал плечами Курт, приподнимая уголки губ для убедительности.       Ему не хотелось, чтобы друг подумал, что Хаммелу с ним некомфортно. Особенно после такого замечательного вечера. Никто не делал для Курта ничего подобного, и это было очень-очень приятно.       Они легли на одну кровать и укрылись одним одеялом. Свободных номеров с раздельными спальными местам в отеле не оказалось. Себастиан предлагал лечь на полу, но Курт сказал, что это глупости. В конце концов, в прошлом он уже спал в общежитии Смайта на одной с ним постели, и с тех пор мало что изменилось.       — Почему ты устроил все это? — спросил Хаммел, когда погас свет.       Было уже почти совсем светло, так что они могли хорошо видеть друг друга, и Курта, как это часто бывает под утро, если ночуешь с друзьями, потянуло на душевные разговоры.       — В смысле? — Смайт лежал все еще в джинсах, на спине, подложив согнутую в локте руку под голову.       — Купил дорогущие билеты, сорвался посреди недели с учебы, вытащил меня, проделал весь это путь… — принялся перечислять Курт, загибая пальцы и глядя в однотонный скучный потолок.       — Ну, я хотел попасть на концерт, потому что люблю эту группу, — загнул палец Смайт. — Сорваться посреди учебной недели – вообще мое любимое дело, а ты, ну… — он повернулся и взглянул прямо на Хаммела. — С тобой мне просто приятно проводить время.       Курт почувствовал, как краснеет под этим взглядом. Захотелось накрыть лицо одеялом и притвориться спящим.       — В любом случае, — он неловко крякнул, поправляя севший вдруг голос, — спасибо. Это был очень-очень классный концерт. Я рад, что выбрался.       — И я рад, — тихо ответил Смайт, не отрывая взгляда. Ресницы у него были густущие, красивые, а глаза карие. И это был не тот теплый карий цвет, который навевает мысли о шоколаде и чашке горячего чая — нет, это был обжигающий, опасный, дьявольски темный, будто гипнотизирующий карий. Если смотреть в такие глаза у любимого человека, можно утонуть, а если у кого-то, к кому у тебя нет нежных чувства, — сойти с ума.       Курт почувствовал, как к горлу подкатил ком, а кончики пальцев защипало. Он не знал, что было сейчас у Себастиана на уме, но, видимо, выражение лица Хаммела кричало таким неподдельным ужасом, что он передумал делать все, что бы там ни собирался, ухмыльнулся и, улегшись поудобнее, спокойно и по-доброму произнес:       — Спокойной ночи, Курт.       — Спокойной ночи, Себ, — неуверенно отозвался Хаммел, медленно переворачиваясь на бок и прикрывая глаза в желании прогнать этот морок.       Он думал, что вообще не сможет заснуть из-за бешенного стука собственного сердца, пульсирующей в висках крови и кишащих в голове мыслей, на первый план среди которых явно вырывалась: «ЧТО ПРОИСХОДИТ?!», но, вопреки ожиданиям, сон очень быстро накрыл его. Все-таки сутки без отдыха — это вам не просто так.       Наутро, или, точнее сказать, далеко после обеда, когда парни проснулись, на улице творился какой-то кошмар. Серо-синее небо висело так низко над городом, что, казалось, встань на крышу высотки и протяни вверх руку — сможешь его пальцами коснуться. Но никому бы не захотелось вставать на крышу высотки под таким яростным, густым дождем, тяжелые капли которого метал сумасшедший ветер. Происходящее за окном напоминало сцены из фильмов про апокалипсис, того и гляди сейчас дома начнут рушиться, и все человечество будет погребено под землей на несколько сотен лет.       — Что-то не очень хочется туда выбираться, — обреченно поджал губы Смайт, когда они сидели все на том же диване, за тем же журнальным столиком и ели заказанную в номер пиццу.       — Да уж, — хмыкнул Курт. Он проверял почту в своем телефоне. Берт звонил еще всего один раз — видимо, старался дать сыну свободу и не беспокоить его своим волнением понапрасну, раз уж Хаммел-младший на таком «серьезном деле». — Но ничего не поделаешь, — продолжил он, поднимая глаза от экрана. — Мы обещали моему отцу быть сегодня, и у нас осталось не так много времени, чтобы вернуться хотя бы к ужину.       — О, какой ты нудный, — поморщился Себастиан, переставая жевать. — Только, казалось, вытащился из своей раковины, как уже заползаешь обратно, ну кто так делает.       — Нет у меня никакой раковины, — отмахнулся Хаммел. — Просто я обещал.       — Знаешь, как я часто обещаю что-нибудь своим родителям? — поднял бровь Смайт.       — Знаю, — саркастично отозвался Курт. — А еще я знаю, что ты не видишься со своими родителями по полгода, так что не нужно сравнивать наши семьи.       Парень сказал это и сразу пожалел, поняв, что это, наверное, было достаточно грубо. Ему ли не знать, как Себастиан порой переживал по поводу взаимоотношений в его семье, как он часто чувствовал себя забытым и ненужным, как отгораживался от всего мира, заливал проблемы и переживания алкоголем, закуривал дорогими сигаретами, закидывал нелегальными веществами, заполнял беспорядочными связями и все в таком духе.       Но Смайт ничего не ответил и даже ухмылочку с лица не стер.       — Ладно, — он закинул в рот последний кусочек пиццы, бросая корочку обратно в коробку, быстро встал, изящно потянулся и бросил на Курта такой взгляд, будто тот был жуком на подошве его ботинка. — Пойдем собираться, верну тебя в твою казарму, а то Берт меня в следующий раз и на порог не пустит.       Хаммел усмехнулся, но не стал ничего отвечать, ведь вообще-то Смайт не во многом ошибался. Отец дал ему вчера вечером последний шанс на искупление вины, и нельзя было облажаться, если Себастиан по-прежнему планировал с Куртом общаться.       Они быстро собрались, и уже через полчаса ехали по покрытой туманом, пугающе пустой трассе. Хаммел пытался смотреть в окно, как и вчера, но было такое чувство, будто они едут под водой — ничего дальше фута не разглядеть. Поэтому парень уснул. Проснулся только когда на въезде в Лайму Себастиан пихнул его в бок локтем.       Здесь погода была получше, но ненамного. Туман остался далеко позади, а вот дождь и ветер никуда не делись.       Смайт вполне мог сегодня подъехать прямо к крыльцу Хаммелов, но в старой привычке останавливаться возле дома миссис МакМиллан было что-то настолько символичное, что он решил и сегодня ей не изменять. Курт опасливо взглянул за стекло, поежился, представляя, как продрогнет под этим ветром, и через полминуты решительно отворил дверь.       — Погоди, — внезапно подал голос Себастиан. — Увидимся в выходные?       — Можно, — улыбнулся Курт, прикидывая, не занят ли он.       — Я возьму билеты в кино, на какую-нибудь комедию, — предложил Смайт.       — Ну, если только комедию, — подозрительно сощурился Хаммел, прогоняя в голове вчерашний, вернее, уже сегодняшний слегка неловкий (или так только Курту показалось?) момент там, на кровати в маленьком отеле. — И я сам за себя плачу, — быстро на всякий случай добавил он.       Себастиан как-то странно на него посмотрел.       — Да ладно, я же приглашаю тебя, — отмахнулся было он.       — Нет уж, тогда это будет свидание.       — А почему нет? — парень игриво дернул бровью.       — Потому что нет, — решительно отрезал Курт. Этого ему еще не хватало.       — Почему ты не даешь мне?..       — Потому что мы друзья, Себ, — Курт опустил глаза, заливаясь краской и стыдясь этого больше, чем самого разговора. Как будто ему тринадцать лет, ну в самом деле! — Я знаю, как ты ведешь себя с людьми, которых вознамерился заполучить во всех известных тебе смыслах, и не собираюсь в этом участвовать.       Воцарилась неприятная тишина.       — Вау, — через несколько секунд выдавил Смайт.       — Прости, но меня не интересуют одноразовые отношения.       — Да, я понимаю, — парень как-то задумчиво и удивленно смотрел на дорогу перед собой и чему-то кивал. Он как будто был в шоке от того, что он, такой великий и прекрасный, мог кого-то не заинтересовать.       — Прости, — еще раз произнес Курт для убедительности.       Он прищурился, глядя на друга и силясь понять, что же у того творилось в голове, но проще было слетать на Луну и обратно, чем увидеть какие-то правдивые эмоции под огромным слоем амбиций и уверенности в себе. И почему, интересно, Хаммела окружают такие люди, по которым ничего не видно сразу? Когда же на горизонте появится такой открытый и простой человек, у которого вся истина ну просто на лбу написана?       — Нет, все в порядке, — улыбнулся вдруг Себастиан. — Спасибо, что составил компанию, — как ни в чем не бывало продолжил он. Этот парень был из того редкого типа людей, которые, если уж решили сделать вид, что ничего не было, делают это просто мастерски. — Обсудим фильм ближе к выходным, выберем что-нибудь… нейтральное. Идет?       Они что, просто не будут ничего больше обсуждать? Не такой уж плохой вариант.       — Идет, — кивнул Хаммел, неуверенно поднимая глаза.       Парень, сидящий напротив, был все такой же уверенный, красивый и спокойный, будто не ему только что дали понять, что в этом направлении ничего, кроме френдзоны, ему не светит. Значит, он не переживает, а это, в свою очередь, означает, что Хаммел не ошибся в намерениях друга. Курт не собирался быть одной из тех «недостижимых целей», которые так любил ставить себе Смайт.       Помнится, в общежитии Далтона у него над кроватью висел список самых недоступных парней школы. К концу года почти в каждой строке стояла галочка. Для Себастиана, избалованного жизнью просто донельзя, это был такой вид спорта, своего рода развлечение. Разбивать девственные сердца — что может быть веселее?       Курт не раз говорил другу, что это низко, подло и мерзко, но ни один голос не докричится до совести Себастиана Смайта, если она вообще где-то существует, так что все оставалось как есть. Хаммел продолжал возмущаться, а Смайт продолжал ломать молодым парням жизнь, но как раз после первого знакомства с этим списком Курт раз и навсегда распрощался с нежными чувствами к своему тогда еще просто новому знакомому.       И не планировал возвращаться к ним снова. Слишком уж они хорошо были знакомы, чтобы Курт снова имел глупость влюбиться в этого придурка. Так что простите, мистер-я-круче-всех, но эту вершину вам не покорить.       — Тогда до выходных? — вклинился в его мысли Смайт.       — До выходных.       Хаммел выбрался наконец на этот ужасный холод, и просто обалдел от силы ветра, который первым же недружелюбным порывом чуть не снес его с ног.       — Может, тебя проводить? — крикнул Себ из машины, опуская стекло.       — Все в порядке, — постарался улыбнуться Курт, морщась от ветра.       Он уверенно двинулся в сторону дома, подняв ворот пальто и прищурив глаза. Кругом было серо и мокро, дома казались одинаково бесцветными, а деревья, которые буквально два дня назад пестрели теплыми, уютно-золотистыми цветами, начали сбрасывать свои бледные листья с сухих тощих веток прямо в лица редким прохожим.       Интересно, в какой это момент Смайт вдруг надумал приударить за старым другом? Заскучал в таком маленьком городке или просто закончились совсем уж все варианты? В Лайме геев, тем более открытых, было просто по пальцам сосчитать, и вряд ли хоть кто-то из них не был еще знаком с Себастианом из Далтона, завсегдатаем «Скэндалс». А тут Курт, который, может, даже сам того не осознавая, здорово повзрослел и даже возмужал с их последней встречи. Ну чем не вариант?       Хаммел ухмыльнулся. Справедливости ради, стоит заметить, что внимание Смайта ему польстило. Когда ты кого-то привлекаешь — это приятно, но когда на твой свет летят не просто мотыльки, а красивые, крупные, редкие бабочки — это просто упоительно. Курт даже подумал, что мог бы поиграть в эту игру и дальше, просто чтобы набраться опыта общения с парнями, а то он ведь никогда даже ни с кем не встречался. Главный девственник Нью-Йорка — не самый привлекательный статус. Да, он мог бы, вот только…       Вот только что?       Дома свет в окнах не горел, хотя уже начинало темнеть. Отец должен быть еще на работе, но где опять Хадсоны? Курт задумался, но быстро забыл эти мысли, потому что ему показалось, что на ступеньках крыльца кто-то сидит. Одинокая темная фигурка, слишком маленькая для Финна и слишком широкая для Кэрол.       Хаммел напрягся, подходя ближе. Фигура была вся в черном, с капюшоном на голове. Внезапно она подняла голову, затем сразу опустила ее, но перед Куртом на мгновенье мелькнуло знакомое лицо. Он быстро направился к дому.       — Андерсон? — с адской долей сомнения в голосе спросил парень.       — Хаммел? — зачем-то спросил в ответ Блейн.       — Что ты тут делаешь? — Курт обхватил себя руками, он весь дрожал от холода.       — Я писал тебе, — вместо ответа произнес Андерсон.       Он выглядел так, как будто его дом вчера сгорел, и пришлось всю ночь ошиваться где ни попадя: мокрая одежда, бледное лицо, слишком темные и как-то болезненно блестящие глаза. Да уж, этот парень явно переживал не самый лучший свой день.       Курт достал телефон, который успел зарядить в машине, новых сообщений не было.       — Вчера, — уточнил Блейн.       — Мне ничего не приходило, — Хаммел нахмурился, автоматически оборачиваясь назад и вглядываясь в конец улицы, где минуту назад стояла машина Смайта.       Он был единственным, кто брал вчера куртов телефон, так неужели?.. Нет, в этом стоит разобраться потом. Здесь, судя по всему, нарисовались проблемы посерьезнее.       — Что случилось? — Курт подошел к крыльцу и сел рядом.       Ступеньки были грязными и мокрыми, а пальто было черным и красивым, но Хаммел почему-то готов был пожертвовать им сейчас. Шестое чувство подсказывало, что Блейн вряд ли согласится зайти в дом и обсудить все там, где не так мокро и холодно.       — Отец приехал, — очередной порыв ветра сбросил с Андерсона капюшон, и Курт смог получше разглядеть его изможденное лицо и сильнее обычного взъерошенные волосы. — Узнал, что я отослал резюме в творческие колледжи, и примчался на следующий же день.       — Как узнал? — не понял Хаммел. — Мы же все отослали с моего адреса, от моего имени!       — Видимо, есть иные способы отслеживания, — устало пожал плечами Блейн. — Имя и данные на бумагах были мои, так что никому нет дела до того, с чьего адреса приходили письма. Я думал, он просто отслеживает почту, но нет, эта сеть гораздо масштабнее, — он повернулся лицом к Курту, и того обдало легким запахом алкоголя.       — Ты что, опять пил?       — Хватит делать из меня алкоголика, Хаммел, — зло бросил Андерсон. — Я бы посмотрел, что ты делал, если бы твой отец, с которым вы не виделись несколько месяцев, появился на пороге твоего дома и с ходу принялся ставить ультиматумы: либо я забираю заявления и подаю документы туда, куда хочет он, либо я ему больше не сын.       — Мне очень жаль, — Курт почувствовал покалывание в сердце.       Ему не хотелось, чтобы все было так, чтобы у этого человека, которому только-только представился шанс исправить свою жизнь, все опять пошло коту под хвост. Блейн слишком долго проживал не свои годы, он заслужил выйти в большой мир самостоятельным человеком       — И нет, я не пил.       — Да ладно, — отмахнулся Хаммел. Он все прекрасно понимал.       — Нет, правда, — Блейн достал из внутреннего кармана зажигалку и пачку дешевых сигарет, ловко вытащил одну, затянулся. Еще лучше. — Мы с отцом поругались, и я свалил, не хотелось даже с ним под одной крышей оставаться. Поехал в знакомый бар, собирался нажраться в хлам, заказал немного. И после первого же глотка понял, что так не пойдет.       — Что же тебя остановило?       Хаммел морщился от непривычного сигаретного дыма и посильнее закутывался в свое холодное, продуваемое всеми ветрами пальто.       — Сам не знаю, — пожал плечами Блейн, проводя рукой по волосам. Курт не видел этого, потому что смотрел на свои руки, но такой уже знакомый жест буквально плечом почувствовал. — Может, просто не то настроение. Может, именно сегодня мне не хочется уходить от реальности. Может, я решил вдруг стать до черта взрослым и решать все свои проблемы нормальными способами, а не… таким. Кто знает. А может, ты.       Хаммел дернулся, как от легкого удара током.       — Я? — он оторвал взгляд от замерзших пальцев.       — Да, — просто и искренне ответил Блейн.       Настолько просто и настолько искренне, что захотелось снова его обнять, чтобы почувствовать, как тогда, этот запах, это тепло, это… да какого черта вообще?!       Курт чувствовал себя лицемером. И ладно бы он лицемерил перед родственниками, друзьями, посторонними людьми — о нет, все было значительно хуже: Курт Хаммел целыми днями только и занимался тем, что лгал самому себе.       Хочется увидеть Андерсона? Да просто скучно, не хватает приключений. Хочется помочь футболисту, который априори должен ненавидеть и унижать тебя? Да просто у Курта большое и доброе сердце, ему жизненно необходимо вытаскивать чужие задницы из пекла. Хочется остаться на ночь в доме, куда ему, казалось бы, путь заказан? Да просто из интереса, когда такое еще будет!       Но все это было обманом, и пора было наконец это признать.       Он просто хотел проводить время с Блейном Андерсоном. Хотел смотреть на него, видеть эти смешные волосы, следить за рукой, перебирающей их время от времени, чувствовать запах и говорить, говорить, говорить. Шутить, обсуждать серьезные вещи или зло подкалывать друг друга — неважно, главное слышать этот голос и чувствовать, что тебя понимают.       Вот что действительно имело значение.       Курт моргнул и взглянул на Андерсона как будто видел его в первый раз.       — Ты, — повторил Блейн, отворачиваясь, чтобы не выдыхать дым Хаммелу в лицо.       Курт расслабился, поняв, что слишком долго не дышал.       — Просто ты заставляешь меня верить в себя, — объяснил Андерсон. — Ты говоришь и делаешь такие простые вещи, но это все реально помогает, как будто я там, где мне нужно быть, всегда в своей тарелке. Я отвык от этого за столько лет. Мне очень не хватало такого… друга.       Сердце Курта упало.       — Здорово, — только и ответил он, понимая, как это было глупо, но что еще он мог сказать? Блейн говорил приятные вещи, но это было не то, что Хаммел хотел услышать.       — Я и не думал, что найду кого-то такого в выпускном классе. И уж точно не думал, что этим кем-то таким окажется…       — … лузер, которого вы несколько лет бросали в мусорный бак? — усмехнулся Курт.       Он тряхнул головой, вдруг почувствовав, как слезятся глаза.       — Какого черта, Хаммел, это не смешно, — улыбнулся-таки Блейн, бросая окурок на дорожку и притаптывая его ногой.       Больше не пахло хвоей. Теперь кругом царил противный, горький запах дешевого сигаретного дыма и немного — вишни или арбуза, не разобрать. Курт ничего в запахах не понимал. Он вообще больше не ничего не понимал.       — Пошли в дом, — просто предложил он, вставая и стараясь не стучать зубами.       — В дом? — Блейн тоже встал, засунул ладони подмышки.       — Напою тебя чаем, — пожал плечами Курт, доставая ключ.       Все должно быть как обычно.       Они вошли в пустой дом и сразу почувствовали приятное, обволакивающее тепло и запах дерева и машинного масла.       — Иди наверх, я поставлю чайник.       Курту хотелось рвать волосы у себя на голове. Или кричать. Или и то, и другое, но он лишь скупо поднимал уголки губ и отдавал вежливые распоряжения, какие принято отдавать гостю, впервые пришедшему к тебе домой. Разливал по маленьким чашечкам чай, объяснял, кто это там на плакате над его кроватью, предлагал домашнюю одежду, угощал печеньем.       Но вот только когда Блейн, сытый и согревшийся, после трех добрых кружек ромашкового чая, мирно засопел на его кровати, парень взял посуду, отнес ее вниз, на автомате загрузил в посудомоечную машину и подошел к окну. Дикий ливень все не переставал, серой и плотной стеной окутывая маленький городок и все его окрестности.       Блейн Андерсон назвал его другом. Кто бы мог подумать, а?       Что-то кольнуло тыльную сторону ладони, Курт опустил глаза, увидел капельку на коже и только тогда поняш, что плачет. Одна за другой горячие слезы капали вниз, на ковер или на подоконник, а Хаммел все стоял с бесцветным выражением лица, смотрел на унылый пейзаж перед собой и не понимал, что это тут такое с ним происходит.       Когда вернулся Берт, было уже совсем темно. Кэрол была с ним, а Финн сегодня где-то шатался. Курт не стал спускаться встречать их, решил просто притвориться спящим, потому что разговаривать с кем-то не очень хотелось. И думать тоже не хотелось.       Он лежал на своей кровати, а рядом мирно сопел Блейн. У него во сне немного открылся рот, ресницы слегка подрагивали, крылья носа смешно шевелились. Спящий Андерсон был похож на ребенка или даже ангелочка, совсем не то, что днем. Его не хотелось ударить по лицу, встряхнуть, чтобы перестал пороть всякий бред. Нет, у Курта возникало желание только смотреть и умиляться, даже руками не трогать, будто музейный экспонат.       Собственно, этим он и занимался.       Разглядывал все черты, запоминал лицо в мельчайших деталях. Возле глаз и краев рта можно было увидеть едва-едва заметные морщинки — это потому что Блейн часто смеялся. Он ведь, и правда, почему-то все время улыбался, ухмылялся или усмехался. Курту это нравилось. Это и многое другое, о чем он не хотел сейчас рассуждать. Да вообще никогда не хотел, более того — не имел на это никаких прав.       Парень перевернулся на спину и посмотрел на потолок своей комнаты.       Эта жизнь как будто смеялась над ним. Какой-то очень важный хрен, решающий судьбы людей, просто развлекался, подкидывая Курту очередную свинью, потом психовал, что Хаммелу удалось справиться с этой проблемой, и выдавал что-то еще более стремное. И попробуй потом решить все эти проблемы, когда тебе восемь, а мама — твой самый близкий друг, или когда тебе шестнадцать, а отец не поймет, или когда тебе восемнадцать, а ты по уши…       Ну все, хватит!       Курт моргнул несколько раз, прогоняя морок, и закрыл глаза. Нужно было поспать и подумать обо всем этом утром, а лучше, в истинных традициях Себастиана Смайта, просто забить на все. Если бы все проблемы так решались, в мире не было несчастных, больных или бедных. И одним счастливым Куртом Хаммелом стало бы больше.       Он не заметил, как уснул, а наутро действительно стало немного проще. Вернее, стало бы проще, если бы часов в семь утра Берт не заглянул пожелать сыну доброго утра. Вчера они так и не увиделись, даже по телефону не поговорили, так что отцу, наверное, многое хотелось узнать. Но все эти вопросы по поводу «выступления» и поездки вообще отпали сами собой, когда он увидел спящего Курта, а рядом с ним — какого-то совершенно незнакомого взрослого парня в его же, Берта, домашних спортивных штанах.       Пришлось разбираться и с этим. Хаммел-младший как мог объяснил отцу, какие у Блейна проблемы и как ему сильно требовалась помощь, а потом, поняв, что с оправданиями выходит не очень, поспешил убраться в школу. Андерсона он захватил, конечно, с собой, хотя у того не было ни учебников, ни готовой домашки. Сам всевышний помогал им, потому что Финн, как выяснилось, остался на ночь у Пакермана, и столкнуться с Андерсоном, выходящим из комнаты Курта рано утром, не имел ни малейшего шанса.       Парни распрощались за два квартала до школы, где Хаммел высадил Блейна, чтобы тот дошел пешком. Этот день, как и следующий, прошли тихо для хора и МакКинли вообще, но очень бурно для Курта. В его голове, или сердце, или душе — не разобрать — творилось что-то очень-очень странное. Порой ему хотелось летать и петь, а порой — кричать и плакать.       Он с головой ушел в постановку мюзикла и предвыборную кампанию. Здесь все шло очень хорошо, как-то даже гладко, не о чем беспокоиться. «Ходячие неприятности» оправдывали свое название, но так было даже веселей, у хористов из «Новых горизонтов» появился достойный соперник, и это зажгло наконец потухший в начале этого года соревновательный огонек в их сердцах.       В среду Курт снова встретился с Блейном, на занятиях по танцам. Билл привел свою будущую супругу и дочь от первого брака, и они принялись танцевать парами. Получалось у всех очень-очень хорошо, так что на следующем занятии Хаммел объявил, что это их последняя встреча. Ему было радостно и грустно одновременно, и тому было множество причин.       Грустно, потому что эти занятия всегда были очень интересными, даже несмотря на то, что Блейн, особенно первое время, стремился не научиться танцевать, а подпортить своему учителю жизнь. Еще потому, что здесь Курта уважал взрослый и очень важный человек, а такое не могло не льстить.       А радостно? Главным образом потому, что больше ему не придется как минимум два раза в неделю общаться с Блейном Андерсоном. Не из-за того, что он был Курту неприятен, а как раз наоборот. Когда эта кудрявая макушка просто мельтешит у тебя перед глазами в школе, гораздо проще не наделать и не наговорить глупостей, чем когда вы буквально заперты в танцевальной студии.       Порвать все ниточки, связывающие с Андерсоном, казалось хорошей идеей, хотя и сложноватой для выполнения. Курт пытался поговорить с Блейном о поступлении на самом последнем занятии, но тот сказал, что им просто придется сворачивать эту аферу, все пойдет так, как должно было: спортивный колледж и счастливый отец.       Билл с Мелиссой вручили Хаммелу приглашение на свадьбу, и это было очень приятно и трогательно. Курт пообещал прийти, а потом выбросил пеструю бумажку на первой заправке по дороге домой. Обрывать — так обрывать.       И все бы шло хорошо, все их общение, всю их «дружбу», как назвал ее Блейн, можно было бы прекратить, если бы в конце недели, в воскресенье вечером, телефон не оповестил о новом сообщении:       «Надеюсь, ты помнишь о нашей завтрашней встрече», — от Джордана.       Хаммел мысленно чертыхнулся откинулся на подушки.       Вот уж о чем о чем, а об этом он совершенно забыл. Что ж, придется еще как минимум один раз поговорить с Андерсоном. Подловить его после тренировок или перед школой, но потом — все, никакого контакта, никаких переписок и уж тем более никаких больше совместных ночевок. Все это было неправильно. Курт должен проводить время, сплетничая с подругами или гуляя с Себастианом, а не ночуя с чертовым Блейном Андерсоном и не попивая с ним чаек, как будто все в порядке.       Курт крепко-крепко закрыл глаза.       В какой момент все вдруг резко полетело к чертям?       В какой момент он умудрился так влюбиться?..