Not Strong Enough

      Со Дня Благодарения прошла уже почти неделя, близилось Рождество. Дома через один горели разноцветными гирляндами, во дворах, дружелюбно улыбаясь, стояли и махали руками-ветками снеговики, в воздухе стоял приятный запах глинтвейна, а в МакКинли началась предпраздничная суета.       Елки установили почти в каждом классе, даже в Хоровую Пак откуда-то достал одну, слишком пушистую и высокую, чтобы можно было поверить, что он ее просто нашел на дороге. Скорее всего, стащил из торгового центра, но все тактично об этом помалкивали, потому что елка создавала настроение, а это самое главное накануне Рождества.       Для Курта дни после Благодарения были похожи один на другой.       Тогда он послушно спустился к ужину, честно съел свой кусок индейки, похвалил пирог и даже улыбнулся в ответ на шутку отца про последний футбольный матч, но все разговоры, смех, звук работающего телевизора слышались как будто откуда-то из-под воды. Кровь пульсировала в висках с такой силой, что казалось, будто голова сейчас лопнет.       И это длилось уже несколько дней.       Зато никаких мыслей. Вот совсем.       Только острая боль по всему телу, внутри, под кожей и даже глубже.       Никаких желаний, кроме одного — лечь на кровать, свернуться калачиком и уснуть, а лучше — впасть в кому. Заболеть, чтобы не пришлось идти в школу, смотреть на лица людей, видеть улыбки, слышать дурацкие разговоры о подростковых проблемах, как будто прыщи, поступление или домашнее задание — это самое ужасное, что может быть в жизни.       Ему не верилось, что люди могут просто продолжать жить, общаться, прятаться по укромным уголкам, чтобы пообниматься, когда у него, Курта, словно смерч по душе прошелся. Снес все, что только было можно, а потом мирно растаял в пустоте, оставляя после себя смертельный холод.       Курту казалось, что он больше никогда ничего не почувствует. Словно то, что случилось, отключило в нем какие-то жизненно важные функции. Он ел, но без особо аппетита, спал, но никогда по-настоящему не высыпался, разговаривал с людьми, но только когда человек обращался к нему напрямую.       А еще совсем перестал петь.       Поначалу этого никто не замечал, потому что в хоре кому-то одному редко удается петь на нескольких занятиях подряд, и зачастую бывает так, что какой-то человек в течение двух или даже трех дней не выступает перед коллективом, но этим человеком очень редко являлся Курт. Как и Рейчел, он обычно норовил выступить перед публикой, как только появлялась возможность.       Но не на этой неделе. Сначала мистер Шу списывал это на небольшой стресс из-за отстранения от участия в выборах, но потом, когда он сам лично попросил Курта исполнить что-нибудь рождественское из старых мюзиклов, а тот вежливо отказался, учитель действительно насторожился.       Хаммел стал похож на тень себя прежнего, и с каждым днем это замечало все больше и больше людей. Рейчел, всегда такая бойкая, оживленная и даже немного бестактная, начала обращаться с другом так, словно он был хрупким фарфоровым сервизом, готовым разбиться от одного неаккуратного прикосновения. Она не понимала, что Курт и так уже давно просто груда осколков.       Остальные тоже видели, что что-то не так, но не задавали вопросов.       Однажды, когда Курт сидел на облюбованном месте на трибуне и пытался решать задачи по математике, чтобы подготовиться к итоговой контрольной работе по всем темам первого семестра, к нему подошла Куинн. Они в последнее время почти не общались, так что Хаммел даже не знал, как у девушки дела с дочерью и вообще, но сейчас он не то чтобы горел желанием узнать.       К счастью, Фабре явно не собиралась с ним чем-то делиться.       Она молча села рядом, достала из внутреннего кармана куртки пачку сигарет, вынула две, одну зажала во рту, а вторую протянула Курту. Он, не колеблясь, взял, неумело раскурил, но больше так и не сделал ни затяжки, просто держа сигарету в руке над скамейкой так, чтобы пепел падал в проход.       — Его отстранили? — через минуту спросила девушка.       Хаммел почувствовал, как по ногам к самой спине пробежали мурашки, поежился. Он не хотел говорить о… нем. Вообще ни о ком и ни о чем не хотел говорить, да Куинн и не настаивала. Она просто сидела рядом и курила. Сейчас это выглядело не так гармонично, как когда она носила кожу и красилась как проститутка, но ее это вряд ли заботило.       — Я слышала, это он хотел тебя подставить, — снова попыталась Фабре.       — Не хочу об этом говорить, — сухо бросил Курт.       Куинн кивнула.       — Есть планы на вечер? — поинтересовалась она.       Хаммел покачал головой, засовывая заледеневшие руки в карманы. Нет у него никаких планов. Ни на этот вечер, ни на завтрашний, ни на какой-либо другой в этой жизни.       Два дня назад Курт уволился с работы.       Миссис Бейкер была очень разочарована, и это было слышно в каждой нотке ее голоса (он сообщил о своем решении по телефону), но все равно напоследок сказала, что всегда будет рада, если Хаммел надумает вернуться. Ему стало так стыдно после подобного прощания, так что он на всякий случай добавил, что, если ей вдруг срочно понадобится помощь, он будет рад выручить.       — Один знакомый хочет зависнуть сегодня в баре, отметить Рождество в кругу друзей, — она ухмыльнулась. — Отголоски прошлой жизни, сам понимаешь, — многозначительно взглянула на сигарету. — Пойдем? Развеешься.       — Нет, спасибо, — вежливо улыбнулся Курт. — Буду готовиться к математике.       — Да ладно тебе, — протянула Фабре. — Ты ее уже с закрытыми глазами напишешь. Идем, будет весело. Хватит тебе себя закапывать.       — Я себя не закапываю, — ровно ответил Хаммел. — Просто не хочу идти в место, где будет полно незнакомых людей, выпивки или еще чего похуже.       — Так познакомишься, — пожала плечами девушка. — В этом и смысл. Новые люди, новые ощущения…       Ощущения.       Курт уже успел забыть, что это такое — ощущать.       — Или приводи друзей, — пожала плечами Куинн. — Только не Берри, — усмехнулась она.       Хаммел тоже не сумел подавить смешок, представив Рейчел на подобном мероприятии. В прошлый раз, когда они устроили вечеринку, она выглядела сначала как сбежавшая жительница дома престарелых, а потом — как поддатая сбежавшая жительница дома престарелых.       — Ладно, я подумаю, — кивнул Курт, поднимаясь со скамьи. Руки у него замерзли, а ноги затекли.       Куинн тоже встала, стряхнула микроскопические частички пепла с острых коленок, бросила окурок куда-то между скамейками и сунула руки в карманы.       — Ты в порядке? — вдруг счел нужным поинтересоваться Хаммел.       Он со своими душевными терзаниями даже как-то и не заметил, что девушка выглядит серьезнее, чем обычно. Ее как будто мучил какой-то сложный, неразрешимый вопрос. Куинн неуверенно повела плечом.       — Не знаю даже, — она направилась к проходу, чтобы спуститься на поле. Курт — следом. — Шелби сказала, что я могу видеться с Бет. Я была там почти сразу после Отборочных, держала ее на руках, — Фабре улыбнулась. — Она идеальная.       — Это замечательно.       Куинн с сомнением качнула головой.       — Но она моя, — жестко сказала девушка. — Моя дочь, Хаммел, — она остановилась посреди поля. Тренировки сегодня не было, так что кроме них и газонокосильщика кругом не было ни души. — Я хочу забрать ее.       Курт вдумался в смысл сказанного, но ничего не почувствовал.       — Ты меня не осуждаешь? — тихо спросила Куинн.       «Мне плевать», — пронеслось в голове.       — Нет, — произнёс он, продолжая путь в сторону школы. Все-таки стоять здесь было слишком холодно. — Если ты считаешь, что так будет правильно, то кто я такой, чтобы тебя судить?       — Но у меня нет никаких прав. Я отдала ее, подписала документы.       Курт неопределенно дернул плечом.       — Ну так придумай что-нибудь, — негромко сказал он.       — Я хотела подставить Шелби, но Пак помешал. Он постоянно все портит. Считает, что я не должна претендовать на большее, чем просто встречи с Бет два раза в неделю.       — Тогда не посвящай его в свои планы, — непонимающе нахмурился Курт. — В чем проблема?       — Кто ты и что ты сделал с Куртом Хаммелом? — усмехнулась Фабре.       Курт ничего не ответил.       Раньше он бы сказал, что Пакерман прав, что у Куинн нет никаких прав на эту девочку, и она должна либо довольствоваться тем, что есть, либо смириться и уйти с дороги, потому что Шелби действительно хорошая мать. Он отругал бы Фабре за то, что та вообще пыталась подставить мисс Коркоран. Но это было в те времена, когда весь его характер основывался на комбинации из сочувствия и жажды справедливости. Теперь же, после разочарования в обоих этих чувствах, от Курта осталась лишь горстка пепла, не способная сделать что-либо правильное.       Блейн Андерсон не просто ранил. Он убил.       Попал в яблочко, знаете.       Финн вдруг стал необычайно чутким. В отличие от большинства окружавших Хаммела людей, он не пытался выяснить, что же такое с Куртом стряслось, ни о чем не спрашивал и не делал вид, будто его брат смертельно болен. Он просто все время торчал где-то поблизости, ненавязчиво приглядывая за парнем, иногда интересуясь, как ему спалось или как там погода, а потом снова становился тише воды, ниже травы.       Если бы Курту не было все равно, он был бы благодарен.       — Привет! — Рейчел поймала друга возле шкафчика перед последним уроком. — Есть планы на вечер?       Хаммел поднял бровь. Это что, заговор?       — Да, — соврал он. — Иду на вечеринку к другу Куинн.       Берри вытаращила глаза.       — На вечеринку?       Курт кивнул.       — К другу Куинн?       Снова кивок.       — Ты совсем с ума сошел?       — А что такое? Хочу повеселиться.       — Послушай, у Куинн Фабре есть два типа друзей: мы, участники хорового кружка, и те жуткие девушки, которые суют использованные тампоны в вентиляцию женского туалета, воруют карманные деньги у тех, кто не может за себя постоять, и курят травку на заднем дворе школы. Это с ними ты собрался повеселиться? — она уперла руки в бока и стала похожа на разъяренную курицу-наседку.       — Не уверен, что они там будут, — хмыкнул Хаммел.       — Курт! — воскликнула Рейчел, возмущенная тем, что ее речь не оказала особого влияния.       — Ну что? — равнодушно отозвался Курт. — Все веселее, чем сидеть дома.       — С каких пор тебе стало скучно сидеть дома?       — С недавних, — хмыкнул Хаммел. — И это мое дело, Рейчел, — добавил он.       — Ах так! — нахмурилась подруга. — Тогда, если тебе вдруг понадобится помощь, если какой-нибудь мужик в татуировках и с серьгой в носу будет приставать к тебе посреди бара, полного пьяных извращенцев и наркоманов, мне можешь не звонить!       С этими словами она резко развернулась.       Берри после каждого разговора уходила так, будто это был последний в ее жизни диалог с этим человеком. Правда, при следующей же встрече делала вид, что все в порядке, но злоупотреблять этим, наверное, не стоило. Когда-нибудь она по-настоящему обидится. Курт поставил себе мысленную галочку подумать об этом как-нибудь потом, когда ему будет дело.       На улице сегодня было хорошо.       Школа находилась недалеко от городской площади, так что, когда Хаммел шел домой, он решил свернуть туда, прогуляться немного по центральному парку, домой все равно не хотелось.       На площади было непривычно много народу, а благодаря снегу, который валил мягкими пышными хлопьями с самого утра, создавалось ощущение, что кругом просто невообразимая шумиха. Посреди улицы установили круглый деревянный помост, на который водрузили большущую елку. Она уже пестрела различными украшениями, а у подножья пел детский хор из местного приюта. Возле него Курт на несколько минут задержался.       Мальчики и девочки, раскрасневшиеся от пришедшего в город мороза и удивительно счастливые для обделенных сирот, весьма недурно исполняли Синатру. Их высокие голоса приносили успокоение. Однажды Курт уже такое чувствовал. Тогда отец лежал в больнице с сердечным приступом, а Мерседес потянула друга в церковь.       Может, снова сходить?       Хаммел улыбнулся собственным мыслям, бросил в стоящую на земле коробку с надписью «Пожертвования» несколько долларов, и пошел в сторону парка.       Здесь тоже было полно людей. Для детей на пустой площадке отстроили ледяной городок с горками и даже трамплинами, а остальную часть парка, не считая дорожек, залили под каток. Его еще не отшлифовали как следует, но некоторых это не останавливало. Какая-то девушка в гордом одиночестве выделывала всякие пируэты и кружилась вокруг деревьев.       Вдоль дороги стояли лавочники. В одной пожилой женщине Курт узнал ту самую, которая когда-то продала им с Себастианом восхитительную домашнюю выпечку, а потом сказала, что они прекрасная пара. Она стояла на том же самом месте, продавала те же булочки с корицей и пирожки с яблоками и дружелюбно улыбалась прохожим.       — С наступающим, — улыбнулся Курт, подходя к небольшом лотку, над которым возвышался темно-синий навес от снега. — Мне одну булочку с корицей, пожалуйста.       — С наступающим! — весело отозвалась старушка, наклоняясь, чтобы достать выпечку.       — А мне пирожок с маком, — раздался над ухом знакомый голос.       Курт вздрогнул от неожиданности и резко развернулся. Улыбка тут же сошла с его лица.       — И я рад тебя видеть, — заметив это, протянул Смайт.       После Нью-Йорка они не общались.       Себастиан пару раз звонил ему, но Хаммел эти попытки упорно игнорировал, потому что был слишком горд, чтобы делать вид, будто все в порядке, и слишком труслив, чтобы поддерживать хотя бы виртуальное общение с человеком, который, как оказалось, видел его насквозь.       Все то, что Курт так старательно пытался себе внушить, вдребезги разлеталось от одного только голоса Смайта, ну кому бы такое понравилось?       — Ты один? — как будто удивившись, поинтересовался парень.       — Один, — коротко ответил Курт.       Он расплатился за булочку и быстро зашагал прочь по усыпанной снегом парковой дорожке, надеясь, что этот намек будет красноречивее всяких слов, но Себастиан был бы не Себастиан без своей фирменной наглости и бестактности, так что он, получив свой горячий пирожок с маком, догнал Хаммела и подстроился под его шаг.       — Давно не виделись, — улыбнулся он.       — Давно, — безразличным эхом отозвался Курт. Есть расхотелось.       — Как поживаешь?       — Нормально.       — Как учеба?       — Нормально.       — Что нового?       — Ничего.       Смайт ненадолго умолк. Хаммел уж было подумал, что тот поймет — ему не рады, и отстанет, но оказалось, что он просто обдумывал следующую фразу:       — Слышал, твоего друга отстранили.       Курт будто налетел на стену.       — Что? — он повернулся. — Откуда ты знаешь?       — Прочитал в его твиттере, — беззаботно пожал плечами Смайт.       Хаммел облегченно выдохнул.       — Ты что, подписан на него в твиттере? — недоверчиво поинтересовался он.       — Он сам ко мне добавился.       — Серьезно? — поднял бровь Курт.       Он не знал, что там происходит у Блейна. Андерсон пытался звонить ему, но Хаммел быстро кинул его номер в черный список, чтобы не было искушения. Туда же полетели и страницы в социальных сетях.       — Ревнуешь? — ухмыльнулся Смайт.       Хаммел промолчал. Ему не хотелось вступать в эти словесные игры, не то настроение.       — Что произошло? — не отставал Себастиан.       Курт раздраженно вздохнул, но тут же смягчился. В конце концов, Смайт ничего плохого не сделал, и тогда, в Нью-Йорке, он был абсолютно прав. Просто его слова были той неприятной истиной, которую никогда бы не хотелось услышать. Наверное, поэтому Блейн постоянно так злился на Курта: когда пытаешься себя обмануть, а кто-то упорно не позволяет тебе этого сделать, волей-неволей начинаешь ненавидеть этого человека всеми фибрами души. По крайней мере, пока не станешь честен хотя бы перед собой.       — Он подставил меня на школьных выборах, — коротко пересказал Хаммел. — Потом признал… его спалили. Там были камеры, так что пришлось во всем сознаться.       — И как? Ты выиграл? — Смайт развернул свой пирожок и откусил сразу половину.       — Меня отстранили от участия.       — Пошему? — жуя, поинтересовался он.       — Сначала Фиггинс подумал, что это я, так что меня сразу сняли. А когда правда открылась, голоса уже были подсчитаны, а победитель объявлен. Было бы жестоко отбирать победу у человека, который уже ее празднует.       — А разве не жестоко отбирать ее у того, кто этого заслуживает?       Курт пожал плечами — мол, от него ничего не зависело.       — И разве они не могли сначала посмотреть эти камеры, а уже потом бросаться обвинениями?       — Наверное, они не подумали, что это может быть кто-то другой, — предположил Курт, хотя ему это тоже показалось странным. До сих пор он об этом не задумывался, а ведь действительно было бы так просто сразу посмотреть камеры. — В любом случае, все уже давно решено.       Они дошли до конца парка, Смайт доел свой пирожок.       — Не хочешь по чашечке? — он взглянул на манящую вывеску Старбакса.       — Можно.       Внутри было тепло, пахло кофейными зернами, а из стоящего на одном из столиков старого магнитофона тоже лилась композиция Синатры. Народу было много, все отогревались после улицы, болтали и веселились.       Двое особенно крикливых детей носились между столами. Сейчас Курту как никогда захотелось поворчать на родителей, которые не могут уследить за своими невоспитанными чадами, но вместо этого он пробрался к единственному свободному столику, занял места и принялся ждать, пока Себастиан отстоит бесконечную очередь.       Пока сидел, в кармане завибрировал телефон. Это Куинн скинула смску с адресом и временем проведения вечеринки. Хаммел собирался было уже закрыть сообщение и забыть про него, хотя и сказал днем Рейчел, что непременно туда пойдет, как вдруг в голову ему ударила шальная мысль: а не сходить ли?       Напиться в хлам, дать себя полапать какому-нибудь любителю молоденьких симпатичных мальчиков, возможно даже попробовать что-нибудь запрещенное. Может, хоть тогда он начнет уже наконец чувствовать?       — Твой горячий шоколад, — Себастиан поставил стакан перед Хаммелом, а сам сел напротив.       Курт кивнул в знак благодарности и молча сделал глоток, всерьез раздумывая над предложением Фабре. Но одному идти не хотелось…       — Ты не занят сегодня вечером? — как бы между делом поинтересовался он.       — Хочешь пригласить меня на свидание? — Смайт игриво повел бровью. — Я всегда согласен.       — Серьезно, — Курт без тени улыбки поставил стакан обратно на стол и поднял глаза. — Одноклассница пригласила меня на вечеринку к своим друзьям. Я никого там, кроме нее, не знаю, так что она разрешила прийти с другом. Не составишь компанию?       — Как друг? — с сомнением протянул Себастиан.       — Как друг.       — Договорились. Что за место?       — Какой-то клуб, — Хаммел быстро разблокировал телефон, где на экране все еще висела вкладка с сообщением. — «Город грехов».       — О-о-о, — явно со знанием дела протянул Смайт. — Вечеринка в месте с таким названием, должно быть, просто боевое крещение для тех, кто решил включиться в клубную жизнь.       — Я ничего такого не решил, просто хочу развеяться. Ты там был?       — Нет, но слышал про это место. Думаю, даже вспомню дорогу.       — Хорошо. Только не нужно приставать ко мне и интересоваться, с чего это вдруг я решил сходить на вечеринку, ладно? Просто захотелось. Без причины.       — Понял-понял, — Себастиан поднял руки, сдаваясь. — Никаких вопросов.       Курт недоверчиво прищурился, но больше ничего говорить не стал. В конце концов, Смайт наверняка и так все понимает. Он не в курсе подробностей, но зато знает, что Блейн подставил Хаммела на выборах, которые были так важны, и точно догадался, что парни, должно быть, в ссоре. Оставалось только надеяться, что Смайт не подумает, будто Курт дает ему зеленый свет.       — Во сколько идем? — поинтересовался полный нездорового энтузиазма Смайт.       Он, может, немного и повзрослел со времен учебы Курта в Далтоне, но при словах «вечеринка» или «клуб» глаза у него загорались точно так же, как и раньше. Некоторые вещи с годами совсем не меняются.       Курт снова разблокировал телефон и глянул на время.       — Где этот клуб?       — На углу Восточной аллеи, — Себастиан чуть нахмурился, припоминая.       — Это почти в другом конце города, — хмыкнул Хаммел. — Если пойдем пешком, то лучше выходить сейчас.       — Тогда хватит пить! — восторженно воскликнул Смайт. — Выпьем уже там. Поднимайся!       Курт нехотя встал и натянул пальто, недовольный тем, что его так грубо оторвали от потрясающе теплого, сладкого, умопомрачительно шоколадного напитка.       На улице было совсем хорошо. По-зимнему яркое солнце совсем не грело и просто слепило глаза, а морозный воздух слегка пощипывал щеки и кончик носа, но ветра совсем не было, а кругом было так чисто и красиво, что ребята, ни секунды не сомневаясь, приняли героическое (и, как оказалось впоследствии, довольно глупое) решение пойти через весь город пешком.       Курт старался ни о чем не думать, поэтому ему приходилось разговаривать. К счастью, с таким человеком как Себастиан Смайт это вообще никакой проблемы не составляло. Ему всегда было что сказать и почти всегда находилось, о чем спросить, так что проговорили они почти всю дорогу до клуба.       — Как дела у Соловьев? — скорее из вежливости, чем от большого интереса, спросил Хаммел, как только они ушли подальше от центра, где было не так много людей, а потому достаточно тихо, чтобы слышать собеседника.       — Отлично, конечно, — хмыкнул Смайт. — Я ведь вернулся.       — Правда? — изумился Курт.       — Да, мы с Кларингтоном… нашли компромисс, — судя по тону Себастиана, Хаммел догадался, что решение их было не совсем взаимовыгодным.       — И к чему же вы пришли? — на сей раз с неподдельным интересом спросил он.       — Ну, Хантер отменил ежедневные репетиции перед занятиями, (а это, на минуточку, семь часов утра!), возобновил права на участие в голосовании по выбору песен всех участников хора, а также позволил не называть его «сэр», — последнее слово Смайт произнес так, будто хотел его выплюнуть, но оно прилипло к зубам.       Курт не сдержал смешок.       — Ну а ты?       — А я, — Смайт едва ли зубами не скрипнул, — я отказываюсь от претензий на соло. Во всех номерах он будет главной звездой.       Курт удивленно поднял глаза на парня.       — И ты пошел на это ради… ради чего вообще? Мог ведь просто уйти.       — Я люблю хор, — пожал плечами Себастиан. — И мне было больно видеть, как парни страдают под его руководством. Уэс заснул прямо на контрольной, а Рику так промыли мозги, что он готов был этому Кларингтону честь отдавать. Ты бы разве не поступил так ради своих друзей?       Хаммел был по-настоящему удивлен. Конечно, он поступил бы так ради друзей. Собственно, он из раза в раз так и поступал, отдавая все соло Рейчел Берри, потому что в глубине души он понимал, что она — их тайное оружие, и именно с ней команда обязательно победит.       Но Хаммел никогда не думал, что Смайт тоже командный игрок. Ему казалось, что для этого парня школьный хор, тем более такой крутой как «Соловьи», — всего лишь место реализации собственных амбиций. И уж точно ему не приходило в голову, что Себастиан считает парней из Далтона своими друзьями.       Если честно, ему казалось, что Себастиан вообще никого по-настоящему своим другом не считает.       За оставшуюся часть пути они успели поговорить обо всем на свете. Курт узнал, как дела у тех преподавателей, которые ему очень нравились в Далтоне, и попросил передать им всем привет в надежде, что хоть кто-то вспомнит своего бывшего ученика. Смайт рассказал, что новая учительница английской литературы не справила еще и тридцатилетие и, будь он натуралом, непременно запал бы на нее, как и подавляющее большинство старшеклассников. Еще были новости о парнях, интрижках с девчонками из института по соседству, вечеринках в общежитии, скандалах, расставаниях и многом-многом другом.       Большую часть этих вещей Курт не запомнил, да что уж там, он и половину людей-то, о которых рассказывалось, знать не знал, но зато, когда они подошли к дверям клуба, здорово замерзшие и уставшие, Хаммел обнаружил себя улыбающимся и даже почти расслабленным. Конечно, как только он включил маленький противный генератор собственных мыслей, первыми пришли такие, от которых хотелось закричать.       Именно поэтому он, без лишних слов и сомнений, сразу же уверенно шагнул внутрь помещения, над дверью которого висела такая маленькая и невзрачная вывеска, что, пройди Курт мимо нее, даже внимания бы не обратил.       Внутри было на удивление приятно.       Насколько вообще приятным может быть подобное заведение.       Курт ожидал увидеть здесь толпу пьяных байкеров, в татуировках и косухах, полуголых девиц, танцующих под сумасшедшую музыку, льющийся рекой алкоголь и сигаретный дым, стоящий в воздухе, словно смог. Но вместо этого им с Себастианом предстала совершенно очаровательная картина: небольшая, уютно затемненная комнатка, была набита самыми разными людьми, большую часть которых составляли обыкновенные студенты. Были среди них и неформалы, но не больше, чем можно ежедневно увидеть на улицах.       Все эти абсолютно адекватные молодые люди расположились на стоящих повсюду мягких диванчиках, деревянных стульях, подоконниках и прочих плоских поверхностях, потому что мест явно не хватало. Самая большая компания, сидящая вокруг деревянного стола в центре, играла в какую-то настольную игру. Остальные выполняли роль зрителей.       Музыка играла достаточно громко, чтобы задавать толпе настроение, и достаточно тихо, чтобы не давить на мозг сумасшедшими басами. Эта была какая-то веселая композиция, слов в которой Курт не мог толком разобрать, потому что группа уже явно подвыпивших парней на подоконнике недружным, но громким и уверенным хором подпевала исполнителю.       Кругом стояли разговоры и смех, пахло деревом.       — Не очень-то греховно, — шепнул Смайт.       — Но это потрясающе, — отозвался Хаммел.       Возле входа стояла вешалка для верхней одежды, но она вся была завалена настолько, что некоторые куртки просто валялись на тумбочке рядом. Курт разделся, ища глазами Куинн, повесил свое пальто на оставшийся никем не замеченным маленький гвоздик, торчащий между досками, и неуверенно пошел к барной стойке.       За ней никого не было — очевидно, бармен был где-то среди играющих, но, как только Хаммел взял в руки меню, словно из ниоткуда нарисовался расторопный паренек ростом чуть ниже самого Курта. У него были русые волосы, собранные в пучок на затылке, большие черные тоннели в ушах и длинный хипстерский свитер.       — Добро пожаловать! — радостно крикнул он, влетая на свое положенное место по ту сторону бара и расплываясь в добродушной, широкой улыбке с ямочками.       — Привет! — отозвался Курт, стараясь перекричать не столько музыку, столько шум ребят за столом, у которых, очевидно, наметился какой-то несерьезный, внутриигровой конфликт.       — Вы новенькие?       — Так заметно? — удивился Хаммел.       — Просто я почти всех здесь знаю в лицо, — снова улыбнулся бармен. — Я Томми, кстати. Что будете заказывать?       — Курт, — поднял уголки губ Хаммел, продолжая разглядывать меню — совершенно бесцельно, потому что названия всех этих коктейлей были ему незнакомы.       — Элвендорк, — представился Себастиан. Курт фыркнул. — Для друзей просто Эл!       Томми усмехнулся, явно неубежденный, после чего снова переключился на Курта, видя, в каком тот замешательстве. Он подробно рассказал ему, из чего какой коктейль состоит, и даже помог сделать окончательный выбор. Напиток парню так понравился, что он заказал еще один, к концу которого почувствовал, как поднимается настроение.       Примерно в это время люди начали потихоньку сворачивать свою игру, двое парней подхватили стол и отодвинули его куда-то в сторону, после чего высокая девчонка с африканскими косичками забралась на него сверху. Она без труда дотянулась до какой-то панели, висящей под потолком, нажала комбинацию клавиш, и музыка сразу стала в разы громче. Все одобрительно зашумели.       Томми воспользовался портативным пультом, чтобы погасить приглушенные лампы в виде старых кованых фонарей, развешанные тут и там на деревянных стенах, и включить диско-шар. Курт удивился, как это он сразу его не заметил.       Себастиан, уже выпивший баночку не то пива, не то энергетика, потащил Хаммела к остальным, танцевать. Курт не стал сопротивляться. В конце концов, он сюда веселиться пришел, а не грустить за барной стойкой.       В какой-то момент он заметил Куинн. Она отделилась от танцующей толпы, вся раскрасневшаяся и довольная, и теперь разговаривала с Томми, сидя на высоком стуле у барной стойки.       — Я сейчас! — крикнул Курт Смайту. Тот кивнул, и парень поспешил к подруге.       — Классное место! — крикнул он вместо приветствия.       Девушка дернулась от неожиданности, но, повернувшись, тут же улыбнулась и даже обняла Хаммела, вся сияя от радости, как будто только ради него сюда и пришла.       — Привет! — воскликнула она. — Рада, что тебе нравится. Ты один здесь?       — С Себастианом.       Куинн изменилась в лице.       — Это тот, из-за которого ты чуть не ослеп в прошлом году?       — Да, он самый, — усмехнулся Курт. — Не волнуйся, ему можно доверять.       — Как знаешь, — недоверчиво поджала губы девушка. — Извини, мне нужно в уборную, — она неловко встала и Хаммел понял, что Фабре уже совсем пьяная. — Веселись!       Курт улыбнулся, помогая ей найти равновесие, обменялся смеющимися взглядами с Томми, после чего вернулся к Смайту.       Все так веселились, что просто невозможно было сидеть на месте, поэтому парни танцевали и танцевали, не замечая, как пролетает время. Эта вечеринка совсем не была похожа на ту, что устраивали Титаны МакКинли. Они были школьниками, многие совсем еще детьми, и для них, конечно, самым важным было напиться до неадекватного состояния, переспать с кем-нибудь или покурить чего-то запретного. Здесь же все было иначе. Почти все были либо трезвые, либо просто слегка навеселе, потому что людям не хотелось напиваться, им хотелось отдыхать и хорошо проводить время вместе.       После второй бутылочки непонятно чего Себастиан начал приставать.       Курт, поняв, что сопротивляться — дохлый номер, просто скинул друга на какого-то рядом стоящего парня, и вернулся к бару.       — Твой приятель немного перебрал, кажется, — сочувственно заметил Томми, протиравший бокалы.       — Он всегда такой, — отмахнулся Курт. Он был в том приятном состоянии легко опьянения, когда хочется не спать или творить всякие глупости, а просто танцевать и улыбаться каждому встречному.       По ногам потянуло прохладой — похоже, кто-то открыл входную дверь. Хаммел бросил беглый взгляд в ту сторону, собираясь не придавать этому значения, но вдруг почувствовал, как болезненно сжалось все внутри. Блейн стоял возле вешалки для верхней одежды и неуверенно оглядывал танцующих, явно кого-то разыскивая.       Курт мигом спрыгнул с высоко стула и пригнулся, чтобы остаться незамеченным. Он быстро нашел глазами Куинн — к счастью, она танцевала буквально в двух шагах от бара — и бесцеремонно выхватил ее из толпы за руку выше локтя. Девушка возмущенно дернулась, но Хаммел был непреклонен в своем желании затащить подругу куда-нибудь, где ее можно будет размазать по стенке.       Так они и оказались в маленьком темном закутке возле туалета.       — Какого черта, Хаммел! — возмутилась Фабре.       — Нет, это ты мне скажи: какого черта, Куинн? — прошипел Курт. — Ты знала, что он будет здесь? Ты пригласила его? Как ты могла мне не сказать?!       — А ты бы тогда пришел? — повысила голос девушка, не привыкшая к тому, чтобы на нее вот так вот орали ни за что ни про что. — Он попросил меня, потому что сказал, что вам надо поговорить. Так что разбирайтесь между собой! Нечего впутывать меня в эти проблемы.       Курт от возмущения даже дар речи потерял. Нет, ну это нормально разве? Буквально обманом затащить человека на разговор с тем, кого он знать не хочет, а потом сделать вид, будто ее это не касается!       Тем временем Куинн, не желающая дожидаться еще каких-либо грубостей со стороны Хаммела, ловко вырвалась из ослабшей хватки, и скрылась в зале, оставляя парня стоять в этом темном углу, вжавшись в стену, и надеяться, что его здесь никто не заметит.       В проходе мелькнула какая-то тень, так что Курт, решив не испытывать судьбу, заскочил в мужской туалет. В привыкшие к темноте глаза тут же неприятно ударил яркий, навязчиво голубоватый свет. Хаммел прищурился, сполоснул горящие ладони в прохладной воде и посмотрел в зеркало.       Оттуда на него глядел испуганный, неуверенный мальчишка. Курт нахмурился, и мальчишка тут же стал словно бы сбитым с толку.       Нет, он не может прятаться здесь. Нечего бегать от своих проблем, рано или поздно им придется столкнуться. Не здесь, так в школе, тогда какая разница?       Хаммел отрывисто выдохнул, прежде чем открыть дверь и снова вернуться в зал. Он быстро нашел Блейна, который уже снял свою усыпанную снегом куртку и теперь пробирался сквозь толпу танцующих, постоянно осматриваясь.       Курт сглотнул.       Кожу неприятно закололо, словно тело помнило ледяные липкие капли. В животе что-то болезненно свернулось, в висках запульсировало. Хаммела вдруг охватила такая злость, такая беспредельная ярость и ненависть к человеку, которому он имел глупость довериться, что Курт принял, наверное, самое смелое за всю свою жизнь решение.       Он быстрым, уверенным шагом направился в сторону Андерсона. Тот заметил его, и Курт краем уха, сквозь громкую музыку, услышал свою фамилию, но не оглянулся. Просто пролетел мимо парня, обдавая того волной прохладного воздуха и даже не оборачиваясь, словно тот был фонарным столбом, и остановился перед Себастианом, который, судя по всему, уже устал танцевать, а потому просто стоял возле стены и оглядывал зал. Он, видимо, заметил Блейна, потому что выглядел не слишком довольным.       А потом Курт выкинул такое.       Он привстал на цыпочки, потому что Смайт был выше него, обхватил парня руками за шею и поцеловал.       Себастиан так охренел, что даже не сразу сообразил, что должен делать, но, когда очнулся, ответил с такой страстью, будто только этого и ждал всю свою жизнь. Курт на несколько секунд даже забыл, с кем имеет дело.       Когда он через добрых полминуты оторвался от Смайта, мельком заметил, что тот улыбается, но это было сейчас не так важно. Он развернулся, чтобы оценить произведенный эффект, но Блейна на прежнем месте уже не было.       Снова потянуло холодом по ногам. Хлопнула входная дверь.       Легче почему-то не стало.