Not Strong Enough

      — Подожди… что ты сделал? — Мерседес оторвалась от зеркала и повернулась к Курту.       Один глаз у нее остался не накрашенным.       — Поцеловал его, — покорно повторил Хаммел.       Он сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки и обнявшись с большой розовой подушкой. Берри сидела напротив, внимательно слушая, а Джонс пристроилась на мягком пуфе возле трюмо. Через час девушкам надлежало быть на небольшой рождественской вечеринке, которую Пак, втайне от мистера Шу, решил устроить в хоровой прямо в Сочельник. Курт идти не хотел.       — И что он? — нетерпеливо закусила губу Рейчел.       — Да ничего, — пожал плечами Кури. — Себастиан был слишком пьян, так что вряд ли вспомнил что-то на следующее утро.       — А если вспомнил? — глядя в зеркало, поинтересовалась Мерседес. Хаммел заметил в отражении ее настойчивый взгляд и тут же опустил глаза, всматриваясь в выбившиеся розовые ниточки на наволочке.       — Тогда скажу, что я был слишком пьян, — усмехнулся Курт.       — А что Андерсон? — снова спросила Берри.       Хаммел напряженно выдохнул и упал назад, приземлившись головой на подушку. Он и сам не знал, когда и зачем вдруг решил посвятить подруг во все подробности их с Блейном отношений. Вернее, никаких отношений, конечно, не было, но рассказать действительно стоило многое, и именно поэтому теперь, за несколько часов до самой волшебной ночи в году, он не помогал родителям и Финну готовить праздничный ужин, а сидел здесь, в комнате Рейчел, и облегчал душу.       Рождество всегда означало начало чего-то нового, новую жизнь, чистый лист. И, чтобы совсем уж начать сначала, стоило разобраться со всеми секретами. Кроме, естественно, тех, которые предусматривал договор о конфиденциальности.       — Не знаю, — честно ответил Курт. — Он просто ушел.       — Ушел, потому что не нашел тебя? Или потому что увидел? — подняла бровь Мерседес.       — Не знаю, — повторил Хаммел. Ему одновременно хотелось и не хотелось верить в то, что именно он демонстрацией своих ложных чувств заставил Блейна так быстро сбежать с той вечеринки. — Он точно все видел, — медленно принялся рассуждать Хаммел. — А потом ушел. Но он же гомофоб, может, ему просто стало противно или типа того…       — Ты сам-то в этом веришь? — фыркнула Джонс.       Курт опять сел.       Он не знал, во что ему верить. Страшно было думать, что дело действительно может быть не только в гомофобии, потому что такие мысли давали надежду, а Хаммелу она была не нужна. Гораздо легче пережить утрату, разочарование или отказ, если ты даже никогда и не позволял себе думать, что может быть лучше. Но вот только разум коварен, особенно разум влюбленного — он подсовывает тебе эту веру в счастливый финал, какими бы ни были обстоятельства.       Курт махнул головой, прогоняя все эти мысли. Они не имели никакого значения.       — Нужно с ним поговорить, — предложила Рейчел, вставая. У нее высох лак на ногтях, и теперь девушка собиралась примерить платье.       — Поддерживаю, — добавила Мерседес.       — Протестую, — усмехнулся Хаммел. — Я даже не уверен, что хочу с ним видеться. И абсолютно уверен, что он со мной — не хочет.       — Или делает вид, — многозначительно протянула Рейчел, крутясь перед зеркалом, висящем на дверце высокого шкафа.       — Он облил меня слашем, — напомнил Курт. — Вряд ли у него ко мне теплые чувства.       Подруги переглянулись, но больше ничего говорить не стали. Видимо, у них не нашлось контраргументов на это, а жаль — Хаммелу уже не хватало собственных сил, чтобы оправдать Блейна.       — Я готова, — Мерседес крутанулась на стуле, оказавшись лицом к Курту и Рейчел.       Те одобрительно улыбнулись, и девушка встала. Она не рассматривала вечеринку Пакермана в Хоровой как нечто грандиозное, а потому надела простые темно-синие джинсы, розовый топ и один их тех восхитительных стильных пиджаков, которые (по крайней мере, в глазах Хаммела) делали ее похожей на звезду с обложки Вог.       — И я… тоже, — прокряхтела Рейчел, неловко застегивая маленькую молнию на спине своего коктейльного светло-голубого платья. — Вот так, — она еще раз посмотрела в зеркало, расправила складочки на юбке, смахнула с нее невидимые пылинки, после чего расправила плечи и очаровательно улыбнулась своему отражению.       Мерседес закатила глаза.       — Ты точно не хочешь пойти? — она повернулась к Курту, который сидел на кровати в чем пришел. — Последняя рождественская вечеринка в Хоре.       — Да, знаю, — Хаммел со вздохом поднялся. — Но я уже пообещал отцу остаться дома.       — Если наскучит с предками — заглядывай, — улыбнулась Джонс.       — Непременно, — улыбнулся в ответ Курт, заранее уверенный, что точно не заглянет.       Они спустились вниз, где отцы Рейчел, выразив восхищение красотой дочки, пожелали всем ребятам не попадать в неприятности и наказали разойтись не позже девяти вечера. Хаммел не знал, чего подруга им наговорила, что они отпускали ее в мир пьянства и разврата Ноа Пакермана с такими теплыми семейными улыбками, но сделал себе мысленную заметку позаимствовать этот способ.       Курт вызвался подвезти подруг до МакКинли, чтобы не тратиться на такси хотя бы в одну сторону, а, когда девушки вышли возле входа в школу, пожелал им удачи и мирно поехал домой. Вся Лайма горела рождественскими огнями, домики вдоль дороги казались пряничными, кругом слышались музыка и смех, так что настроение у Хаммела поднялось, и на крыльцо собственного дома он ступил с улыбкой.       Внутри тоже царило умиротворение — насколько может быть умиротворенным спешное приготовление традиционных праздничных блюд. Кэрол бегала от плиты к столу, а Берт что-то яростно вымешивал в глубокой миске. Финна отпустили на вечеринку, но только до восьми. Отец и Курту хотел предложить такой вариант, но он решил, что не горит желанием напиваться. И общаться с людьми. Любыми.       — Не понимаю, как по консистенции можно определить готовность песочного теста, — негодовал Берт, не отрывавший взгляда от разложенной перед ним огромной старой поваренной книги. — Кэрол!       — Милый, у меня нет на это времени! Нужно успеть порезать овощи, пока индейка не готова.       — Помощь нужна? — Курт оперся плечом о дверной косяк и принялся с полуулыбкой наблюдать за этой очаровательной суетой.       — Курт! — радостно воскликнул отец. Его голос прозвучал как последний крик утопающего. — Ну-ка давай сюда, покажи старику, как это делается.       Парень напустил на себя снисходительный вид и подошел. Незаметно для себя самого втянулся в процесс готовки и опомнился только тогда, когда в прихожей зашумел Финн.       — С Рождеством! — весело крикнул он, разуваясь.       — С Рождеством! — дружно отозвались Берт, Кэрол и Курт.       — Как вечеринка? — поинтересовался Хаммел-старший, когда Финн прошел через гостиную на кухню и уселся за стол.       Курт бросил на брата укоризненный взгляд, когда тот потянулся за имбирной печенькой в форме рождественской ели, и Хадсон послушно одернул руку.       — Да ничего особенного, — пробормотал Финн.       — Надеюсь, ты не пил? — Берт прищурился.       — Нет, я ведь за рулем, — честно ответил парень.       Мистер Хаммел упер руки в бока.       — То есть, если бы ты не был за рулем?..       Дослушивать Курт не стал, потому что телефон голосом птички Паваротти оповестил его о новом сообщении.       «Я заеду? Хочу поздравить лично», — прочитал он, усаживаясь на диван в гостиной.       Хаммел перечитал сообщение трижды, прежде чем заблокировать телефон. Потом снова разблокировал его, еще раз прочитал, покрутил в руках, но так и не смог придумать, что написать. Он знал, что если Себастиан Смайт не получает прямого отказа, то он принимает это за согласие, а Курт после произошедшего был не в том положении, чтобы отказывать. Через пять минут раздался звонок в дверь.       — Кого это принесло? — удивился Берт, выглядывая в гостиную. У него на щеке была сахарная пудра, и Курт не смог не улыбнуться.       — Это ко мне, ненадолго, — он прошел в прихожую и поспешил открыть дверь.       Улыбка еще оставалась на лице Курта, когда с улицы вместо веселого и уверенного Себастиана в их дом ввалился Блейн, которого совсем не держали ноги.       — Андерсон? — в ужасе не то спросил, не то воскликнул Хаммел.       — Как видишь, — пробурчал Блейн.       Он ужасно выглядел. И был зверски пьян.       — Что ты тут делаешь? — прошипел Курт, то и дело бросая опасливые взгляды в сторону гостиной, которая была единственным, что отделяло Блейна от провала в виде гнева Берта Хаммела.       — Я пришел… — важно начал Андерсон, но в следующую секунду, когда он попытался сделать шаг навстречу Курту, ноги его подвели, и футболист едва успел ухватиться за тумбочку для обуви.       — О, это я заметил, — саркастически вставил Хаммел, подставляя Блейну плечо. — Ты один здесь?       — Да, — коротко ответил тот, наваливаясь всем весом на подставленную руку. Курт и предположить не мог, что в таком коротышке может быть столько фунтов.       — Твой отец еще дома? Я могу вызвать такси и отправить тебя туда вот в таком состоянии?       Блейн изо всех сил попытался сказать что-то, но язык, как и все остальное тело, не слушался, и на выходе вместо четких и хоть сколько-нибудь понятных ответов получались какие-то скомканные шуршащие звуки.       — Ладно, — сжалился Курт, поняв, что из Андерсона он сейчас ничего не вытянет. — Пойдем наверх. Только я тебя умоляю, тихо! — шепотом добавил он.       — Есть, кэп, — криво улыбнулся Блейн, хватаясь за Хаммела, как утопающий за спасательный круг.       С горем пополам они поднялись наверх. Андерсон дважды споткнулся на лестнице и чуть не полетел кубарем вниз, заодно захватив с собой и Курта, для которого такая ноша едва не оказалась непосильной. Им просто повезло, что Берт был слишком занят украшением имбирного печения, Кэрол — индейкой, а Финн — тасканием всяких вкусностей со стола, иначе были бы проблемы.       Хотя они и так были. В стельку пьяный Блейн, валяющий на кровати в комнате Курта — это проблема, пусть уже и классика. В прошлый раз он лежал здесь после того, как в первый и последний раз назвал Хаммела другом. Он тогда явно нуждался в помощи, а Курт чувствовал себя обязанным помочь, но теперь все было совсем иначе.       Блейна сюда занесли какие-то непонятные обстоятельства. А еще теперь они не были друзьями. Никогда, скорее всего, но об этом Курту думать не очень хотелось.       Он сбросил Андерсона на кровать, как получилось, а сам сел рядом. Футболист сразу же закрыл глаза, а Хаммел еще некоторое время сидел и разглядывал его, прикидывая, каким ветром этого парня вообще сюда занесло. После всего случившегося ему казалось, что их дорожки никогда уже не должны пересечься.       — Что смотришь? — вдруг четко спросил Андерсон, не открывая глаз.       Хаммел дернулся от неожиданности, потому что этот голос прозвучал слишком трезво.       — Ничего, спи, — холодно ответил он, вставая. Нужно было вернуться на кухню, до праздника оставалось несколько минут.       — Не хочешь остаться? — снова пробормотал Андерсон куда-то в подушку.       Курт поджал губы и вздохнул, скрещивая руки на груди.       — А ты хочешь этого?       Он бы остался. Он бы что угодно сделал, если бы Блейн попросил.       Но он больше ничего не сказал.       Хаммел снова подошел к кровати, укрыл Андерсона своим теплым красным пледом, бросил последний взгляд на его лицо, слегка раскрасневшееся от выпитого алкоголя и морозного воздуха, подавил желание прикоснуться и спустился вниз, предварительно заперев дверь в комнату на ключ. Обычно без стука или, тем более, в его отсутствие, в комнату Курта никто не входил, но мало ли.       — Ну наконец-то, — громогласно объявил Берт, когда Курт появился в дверях гостиной.       Стол с кухни перетащили сюда, в самом центре красовалась огромная, аппетитно подзолотившаяся индейка, а вокруг нее стояли тарелки с салатами и десертами. Курту казалось, что он наелся, пока готовил, но при виде такого изобилия потекли слюнки. За спиной у отца пестро сияла огоньками рождественская ель, а по телевизору крутили «Мулен Руж».       — Кто приходил? — спросила Кэрол, когда Курт устроился на свободной части дивана и принялся оглядывать стол в поисках наиболее привлекательного блюда.       — Да так, — отмахнулся он. — Ребята из Далтона зашли поздравить.       — Опять этот Себастиан? — нахмурился Берт.       — Па-ап, — закатил глаза Курт. — Мы же решили, что ему можно доверять, помнишь? В конце концов, сегодня Рождество. Время начинать новую жизнь и забывать старые обиды. Особенно те, которые были сто лет назад. И нет, это был не Себастиан, но он тоже может заехать, — при этих словах парень слегка запнулся, потому что представил, как будет весело, если Блейну вздумается дать знать о себе именно в тот момент, когда приедет Смайт.       — Ладно, — миролюбиво улыбнулся Берт. — У меня растет не по годам мудрый сын. Нужно уметь прощать — это верно подмечено. Не только в Рождество, а вообще. Ты всегда умел видеть лучшее в людях, сынок.       — Он что, уже выпил? — усмехнулся Курт, пихая Финна в бок локтем.       — Самую малость, — улыбнулся тот.       Несмотря на то, что Курт время от времени отвлекался на проверку своего телефона в ожидании гневных сообщений типа «Выпусти меня немедленно!», вечер прошел по-семейному тепло. Он начался с длинной речи Берта Хаммела, продолжился веселыми тостами и завершился танцами, групповыми объятиями и даже попытками родителей подпеть героям мюзикла.       Курт от души посмеялся, когда отец попытался исполнить финальную песню, а потом они с Финном в четыре руки уволокли его в постель. Кэрол, которая была слегка навеселе, порывалась помыть посуду и убраться, но мальчики уверили ее, что это сможет подождать до утра, а там они и сами все сделают.       Стрелки часов едва подобрались к двум часам ночи, когда родители уже мирно сопели в своей спальне, а Финн ушел в комнату, чтобы поздравить Рейчел по скайпу. Курт после трех добрых бокалов шампанского тоже был приятно опьянен, поэтому некоторое время сидел на диване, глядя пустыми глазами в черный экран телевизора и боковым зрением замечая размытые огоньки на ели. Под ней лежали подарки, которые стоило открыть только утром, так что, не желая мучить себя таким искушением, он решил подняться в свою спальню.       Там было все также тихо, как и когда он уходил, только Блейн уже не спал. Он лежал на кровати, укрывшись красным пледом и обняв подушку, и смотрел на потолок. Курт нарочно громко захлопнул дверь, чтобы Андерсону не показалось, что он наблюдает или типа того.       — Как отпраздновали? — как ни в чем не бывало спросил футболист.       — Отлично, — хмыкнул Курт. — Папа слегка перебрал и предлагал пойти на улицу, поиграть в снежки. Финн согласился, но это и не удивительно, потому что он сам пил еще с часов с семи-восьми вечера, хотя отцу сказал, что за рулем. На самом деле его подвозил Майк. Ты, наверное, хочешь есть? Там осталась еще половина индейки, какой-то салат, пудинг и гора имбирного печенья.       Настроение у Хаммела было просто превосходное, и ему хотелось говорить без умолку.       — Да ладно, — растерянно отозвался Блейн. — Не стоит.       — Слушай, — Курт в два шага преодолел расстояние от двери до кровати и запрыгнул с ногами на кровать, садясь возле Андерсона по-турецки, — если тебе неловко или типа того, забей. Между нами уже было столько всего, что то, что ты пришел в мой дом пьяный в Сочельник — вообще ерунда.       — Не было между нами ничего, — буркнул Блейн.       — Ты понял, о чем я, — закатил глаза Курт. — Ты взбесил меня, я взбесил тебя, мы квиты, ладно? Давай просто сделаем вид, что не было двух последних недель. Из нас ведь вышла неплохая команда, да?       Хаммел поднял бровь, ожидая ответа. Будь он чуточку трезвее, ни за что не сказал бы всех этих слов, но под ненавязчивым действием алкоголя они выходили так легко, будто были тщательно отрепетированы перед зеркалом. Блейн, явно еще не до конца отошедший от выпитого накануне, сомнительно прищурился:       — И ты готов просто забыть то, что я?..       — … облил меня слашем, — раздельно, но с понимающей улыбкой проговорил Курт. — Да, это и значит сделать вид, что ничего не было. Друзья?       — Друзья, — усмехнулся Блейн.       — А теперь, друг, расскажи-ка мне, что ты все-таки забыл в такое время в Лайме и где успел так надраться?       — Расскажу, — кивнул Андерсон. Он неуклюже сел напротив, продолжая обнимать подушку.       Это, кстати, была любимая подушка Курта. На ней, под наволочкой, красовался радужный единорог из детского мультфильма. Хаммелу оставалось только надеяться, что наволочка нигде не слетит, обнажив тем самым его маленькую тайну.       — Конечно, папа узнал о нашей поездке в Нью-Йорк. Ему сообщили об этом, когда мы завтракали, и он тут же взбесился. Орал так, чтобы было слышно в Лайме, наверное, а, когда я попытался сопротивляться, он впервые в жизни замахнулся на меня. Нет, даже не ударил, но эту поднимающуюся руку я как сейчас вижу перед своим лицом. В дрожь бросает. Я был в таком ужасе, да и он сам, наверное, тоже, что мы разругались пуще прежнего. И тогда я просто взял и ушел. Денек пожил у Вудса, парня из команды, другой — у Рыжего, третий — у Кева Фарлинга, но запас близких приятелей у меня ограничен, на четвертый день идти оказалось некуда. Домой возвращаться не хотелось, поэтому я решил сходить в ночной клуб и посидеть там. Сначала я просто сидел, болтал с барменом и смотрел на людей, но потом какой-то парень, искавший компанию, предложил выпить с ним немного, и я согласился. Дальше уже смутно помню. Кажется, мы на спор перепробовали почти все, что было в меню, а потом нас выперли на улицу, потому что заведение, видите ли, не работает до утра в ночь перед Рождеством, — Блейн скривился. — Мудаком оказался этот бармен, в общем. Кроме нас двоих народу там не было, а он просто хотел поспать.       — И как ты оказался здесь? — внимательно выслушав, спросил Курт.       — Ну, утром меня Кев довез до школы, а потом я просто слонялся по городу. Этот Бар недалеко от центра Лаймы. Ближайшие дома, которые я тут знаю, это твой и Тайлера Джордана, — он усмехнулся. — Я просто выбрал меньшее из зол.       — Ноа Пакерман живет в нескольких домах к западу, — резонно заметил Хаммел.       — Думаешь, у Пака нашлось бы для меня местечко? — хохотнул Блейн. — У него такая огромная семья, что я бы даже на порог не влез. Помню, бывал у них на Дне Благодарения пару лет назад, познакомился с тетушкой Суиткок. Если когда-нибудь услышишь это имя, то беги. Беги из страны и не оглядывайся. Она просто еврейский дьявол в юбке.       Курт усмехнулся. О странной родне Пака он и от Финна был наслышан, поэтому довод Андерсона показался ему весьма убедительным.       — Когда теперь собираешься домой?       — Не знаю, — Блейн сразу посерьезнел. — Отец хотел остаться на Рождество, а потом уехать, все-таки у него работа, но теперь я не знаю, может и задержится. Мы не общаемся, я даже не знаю, дома он или нет. И у меня нет денег, чтобы доехать в Вестервилль, потому что я, кажется, вчера потратил все, что было на карте.       — Да ты просто молодец, слов нет, — съязвил Курт. Он хотел еще немножко покидаться в Андерсона сарказмом, потому что он того явно заслуживал, но тут в заднем кармане его штанов зачирикал Паваротти.       — Птички? — поднял бровь Блейн.       — Долгая история, — отмахнулся Хаммел, глядя на экран. «Стою под твоими окнами». — Мне надо отойти. Не выходи отсюда, я ненадолго. Вернусь с едой. Ничего не трогай и ни с кем не разговаривай. Дверь я закрою, но если кто-то постучится — прячься в ванную, а то у папы есть ключ.       — Есть, сэр, — Блейн шутливо поднял руку к виску, отдавая честь.       Курт фыркнул, но все равно улыбнулся, а потом, бросив короткое «Я быстро», спустился вниз. На улице было холодно, но приятно, потому что без ветра. Морозный воздух едва ли не потрескивал. Смайт стоял возле скамейки и не решался присесть, танцуя на одном месте, чтобы согреться.       — Движение — это жизнь, да? — улыбнулся Курт, подходя ближе.       — Несомненно, — улыбнулся в ответ Себастиан.       Он вытащил руки в митенках из карманов и обнял Хаммела.       — Я бы с радостью тебе ответил, но, боюсь, в таком случае мне придется пожертвовать безукоризненной гладкостью мои прекрасных ладоней.       — О, я не стою таких жертв, — усмехнулся Смайт.       — Точно, — шутливо хмыкнул Курт. — Ты праздновал дома? С семьей?       — Ага, — фыркнул парень. — Только я и X-box, мы провели вместе несколько незабываемых, волшебных праздничных часов. Утром вышлю тебе фотки с нашей улетной вечеринки, — усмехнулся он.       Хаммел улыбнулся. Если бы это говорил не Себастиан, а кто-то другой, то он бы начал волноваться, потому что праздновать Рождество в одиночестве — очень грустно, но это Смайт, а у него, Курт знал, просто стальные яйца. Иногда казалось, что этот парень способен вытерпеть что угодно.       — А как у вас?       — Теплый семейный круг, — пожал плечами Хаммел. — Отец выпил, развеселился и весь вечер веселил остальных, так что будет, что вспомнить.       — Ты, я смотрю, тоже выпил, — Себастиан внимательно заглянул в его лицо. — У тебя глаза блестят. Мне нравится, — он подошел поближе.       — Себ, не под окнами моего дома, — Курт уперся ладошкой в грудь парня, когда тот подошел слишком близко, почти касаясь кончиком носа его лица.       — Ты им не сказал? — каким-то вдруг охрипшим голосом спросил Смайт.       — Отцу это не понравится, — Хаммел сделал шаг назад, опуская глаза. — Он только начал доверять тебе, не хочу ставить его перед таким фактом вот так… так сразу.       — Но ты расскажешь? — Себастиан чуть свел брови к переносице, становясь слишком, непривычно серьезным.       — Конечно, — кивнул Курт. — Как только выдастся момент, обещаю, я расскажу.       — Ладно, — Смайт тут же улыбнулся. — Мне тогда стоит пока тоже никому не говорить? Потому что я хочу, чтобы весь мир знал, что у меня самый красивый, самый умный, самый смелый и самый сексуальный парень на свете.       Хаммел смущенно улыбнулся. Себастиан, кажется, так счастлив, а ведь Курт даже лучшим подругам не смог признаться, что они теперь вместе. И даже не понимал, почему.       — Говори, кому хочешь, но только не за пределами академии.       — Идет. У меня, кстати, для тебя подарок.       — Себ, не стоило, — растерянно протянул Курт. Он не думал, что они смогут увидеться в эту ночь, поэтому ничего не приготовил в ответ. Ненавидел такие моменты.       — Да ладно, это просто мелочь, — он быстро расстегнул верхние пуговицы пальто и достал из внутреннего кармана маленький замшевый мешочек. — Чисто символическая, но все-таки мне будет приятно, если ты наденешь, — продолжил Смайт, замерзшими пальцами пытаясь развязать маленький бантик.       В мешочке оказался браслет. Простой и изящный, из какого-то светлого металла, с почти ажурными переплетениями. Явно дорогой.       — С ума сошел? — Курт обалдело уставился на эту «чисто символическую мелочь», которая наверняка стоила больше, чем его жизнь.       — Да я не покупал, — расслабься, — поспешил заверить Смайт. — Это что-то вроде семейной ценности. Черт знает сколько веков назад какой-то мой дальний родственник сделал два таких, для себя и своей любимой. Она носила его всю жизнь, и, когда он умер, сняла с его руки, чтобы передать своему старшему сыну. Он отдал его невесте, и так они передавались из поколения в поколение. Мой дед надел их на руку моей бабушке, а вот мать носить отказалась. Когда они с отцом женились, у нее было такое дорогое платье, что она решила, что такая дешевка к нему не подойдет, — он хмыкнул, — и браслеты забросили куда-то к остальному барахлу. Мне было пять, когда я их нашел, родители тогда уже постоянно ругались и собирались разводиться, так что их просто отдали мне. И вот я хочу поделиться с тобой. Я не суеверный, но просто пусть это будет моим обещанием тебе, Курт Хаммел.       — Обещанием? — прищурился Курт.       — Хочу поклясться никогда не причинять тебе боль, — серьезно сказал Смайт. — Не разбивать тебе сердце и прикладывать все усилия, чтобы быть рядом в трудную минуту.       — Я чувствую себя как невеста у алтаря, — усмехнулся Хаммел.       Ему отчего-то было не по себе. Себастиан надел подарок ему на руку и улыбнулся. Курт улыбнулся в ответ, но на душе у него было паршиво. Он не знал, нужно ли ему тоже все это пообещать, но всей душой надеялся, что нет, потому что знал — это было бы ложью.       — Спасибо, — вместо этого сказал он. — Это очень романтично.       — Знал, что ты оценишь, — поднял уголок губ Смайт.       Он несколько секунд смотрел Курту в глаза, а потом резко перевел взгляд ниже. Хаммел не успел даже ничего понять, как вдруг Себастиан чуть наклонил голову, и его губы мягко, почти невинно коснулись губ Курта.       — С Рождеством, — прошептал он в поцелуй.       — С Рождеством, — улыбнулся Хаммел.       А потом Смайт развернулся и пошел в сторону машины.       Курт чувствовал себя козлом. Он поднял глаза на окна своей спальни. Свет не горел, но прямо у окна четко виднелся знакомый силуэт.       «Черт», — мысленно выругался он.       Быстро вернулся в дом, скинул пальто, шарф, шапку, как попало бросил обувь куда-то в угол и едва ли не бегом поднялся наверх. Ключом в замочную скважину получилось попасть не сразу, потому что руки отчего-то тряслись. Он и сам не знал, чего так боится.       Блейн снова сидел на кровати. И его лицо ничего не выражало.       Хаммел вспомнил, что обещал вернуться с едой, но что-то в Андерсоне говорило ему, что это уже не актуально.       — Привет, — аккуратно начал Курт, не решаясь присесть рядом.       Он не знал, что Блейн успел увидеть и какая у него будет реакция. Вроде как они все решили, забыли и все такое, но этот парень непредсказуем, как чертов ураган, поэтому ожидать стоило чего угодно.       — Привет, — каменным голосом отозвался Андерсон, не поднимая глаз.       — Слушай, это просто…       — Да плевать, — быстро прервал он, вставая. — Зря я сюда пришел.       — Не-ет, — поспешил заверить Курт. — Все в порядке.       — Стоило дойти до Пака, — продолжал Блейн, избегая смотреть Хаммелу в глаза. Его взгляд метался по полу и стенам, время от времени задерживаясь на двери, как будто футболист продумывал план побега. Скорее всего, так и было.       — Эй, Блейн, — Курт сделал шаг ближе. — Все нормально? — он поднял руки и положил их парню на плечи, чтобы успокоить, держась при этом на расстоянии.       — Не трогай меня! — Андерсон грубо вывернулся, натянул маску презрения.       — Что случилось? — повысил в ответ голос Курт.       — Ты серьезно или притворяешься?       — Да о чем ты вообще?       — Не прикидывайся, что делаешь это не специально!       — Делаю что? — искренне недоумевал Хаммел.       — Все твои слова — сплошная ложь! Ты строишь из себя святошу, кричишь на каждом шагу о справедливости, о том, что нужно верить в себя и все это прочее дерьмо. Притворяешься моим другом, даешь обещания, а потом забиваешь на все это. «Давай сделаем вид, как будто ничего не было», — передразнил он. — Сделаем вид, что ты не пытался вывести меня из себя тем, что сделал на вечеринке. Конечно, так и поступим! Дадим тебе еще один шанс!       — Ты сошел с ума? — опешил Курт. — Да какое это вообще имеет к тебе отношение?!       — Я не слепой, Хаммел! И не дурак.       — По-моему, как раз наоборот.       — Ты знаешь, как меня бесит вся эта ваша пидорская хрень. Хочешь быть другом, но при этом продолжаешь демонстрировать мне все это дерьмо? Раз за разом?       — Мир не крутится вокруг тебя! И хватит называть меня пидором! Не тебе говорить это.       — Что? — краски мигом сошли с лица Андерсона.       — Что слышал, — бросил Курт. — Я видел тебя в гей-баре в начале осени.       «Это место оказалось намного чище и больше, чем «Скандалы». Здесь было полно людей, а человек на входе действительно напоминал секьюрити.       Курт неловко пробирался сквозь толпу. Он заметил в другом конце зала свободный столик. Отлично местечко, с которого будет видно все помещение.       Присел, заказал безалкогольный мохито.       Симпатичный официант принес его вместе с салфеткой. На ней был номер телефона. Хаммел смущенно улыбнулся.       — Ты здесь новенький? — внезапно раздалось над ухом.       Парень дернулся и поднял голову. Подошедшему мужчине на вид было лет тридцать, и выглядел он очень и очень хорошо. Его волосы были уложены идеально, а дизайнерская темно-синяя рубашка и знакомый Хаммелу лишь по пробникам, сумасшедше дорогой парфюм выдавали в их владельце обеспеченного человека.       — Так заметно? — улыбнулся Курт, подвигаясь и приглашая собеседника присесть.       — Выглядишь как пион среди кактусов.       — Неуместно?       — Невинно.       Хаммел покраснел.       — Могу я тебя угостить? — беззастенчиво продолжал мужчина.       — Я за рулем, — предупредил Курт.       — Не проблема. Можем съесть по десерту. Как тебя зовут?       — Курт.       — Рик. Очень приятно, — очаровательно улыбнулся собеседник.       Он заказал Хаммелу чизкейк, себе — какой-то десерт с коньяком, и они принялись болтать обо всем на свете. Оказалось, Рик — потомственный бизнесмен. Его семья разбогатела на спекуляции после гражданской войны. Тогда люди о них сплетничали и не приглашали на всякие общественные мероприятия, но потом то ли дед, то ли прадед Рика мигрировал в Англию, где королева за какие-то заслуги пожаловала ему титул. Он вернулся на родину уважаемым человеком, и с тех пор все семейство спокойно занималось своим бизнесом — торговлей между континентами. Продукцию мужчина называть не стал, как и свою фамилию, потому что она фигурировала в названии фирмы, а факт того, что ее генеральный директор — гомосексуалист, мог оттолкнуть инвесторов.       Курт не знал, правда все это или просто красивая сказка, чтобы пустить пыль в глаза наивному мальчику, а потом затащить его на заднее сиденье машины, но слушать Рика было интересно, так что он просто делал это, уверенный, что в нужный момент сможет за себя постоять.       — Может, уйдем отсюда? — почти через час предложил мужчина.       Хаммел сглотнул. Улыбнулся.       — Не думаю, что это хорошая идея.       — Брось, Курт, — Рик вдруг положил руку на его ладонь на столе. — Мне просто нравится с тобой общаться. Я не хочу напугать тебя.       — Я не напуган, — соврал Хаммел. — Просто…       Он замолчал на полуслове.       Ему вдруг показалось, что он заметил у входа… нет, не может быть. Андерсон?       Невысокий силуэт в другом конце зала. Наполовину скрыт толпой, но рост, комплекция, походка, эти кудряшки — Хаммел не мог ошибиться. Он встал, стараясь разглядеть парня, быстро двигавшегося к выходу.       — Курт?.. — крикнул Рик, когда тот вышел из-за стола, не отрывая взгляда от знакомой фигуры и, лавируя между людьми, быстро направился к выходу.       Пока он шел, тот парень уже вышел из помещения. Курт выскочил на прохладный вечерний воздух, но на улице никого не было. Он чертыхнулся. Ему ведь просто показалось, да? Не мог Блейн здесь быть. Только не он.       — Курт! — Рик выскочил следом за ним. — Все в порядке? — взволновано спросил он.       — Да, — продолжая оглядывать улицу, отозвался он. — Прости, мне… мне нужно идти.       — Все в порядке?       — Да. Я… я позвоню, — растерянно бросил он, уже направляясь к машине.       Только приехав домой понял, что Рик не оставлял ему телефона. Но это вообще уже не имело значения».       На самом деле, Курт блефовал. Он понятия не имел, кого видел тогда в гей-баре, но лицо Блейна сказало само за себя.       — Не знаю, что ты там делал и мне плевать, но прекрати делать вид, что я — единственный гей в твоей жизни, который не боится демонстрировать свои предпочтения на людях!       — Как будто это не доставляет тебе удовольствия! Делать все это при мне. Постоянно.       — Ты не поверишь, но об этом я думаю в последнюю очередь, — слукавил Курт. — Прости, если тебе что-то не нравится, но вся эта «пидорская хрень» — огромная часть моей жизни. Я не заставляю тебя смотреть на это, но, будь добр, держи свои эмоции при себе. И не смей обвинять меня во лжи, — последние слова он почти прошипел Блейну в лицо. Непривычно низким для себя голосом.       — Ты лицемер, — процедил Андерсон в ответ. — Врешь мне, врешь даже самому себе. Скажи мне, что ты не нарочно поцеловал того мудака на вечеринке на моих глазах, и я извинюсь на коленях.       Курт растерянно посмотрел на Блейна, не зная, что ответить. Весь его запал мигом исчез. Сердце забилось где-то в горле, а по телу от ног побежали мурашки.       — Так я и думал, — фыркнул Андерсон. — Признайся, что тебе нравится выставлять все это напоказ. И нравится даже получать за это, потому что ты любишь строить из себя жертву.       — Знаешь, сложно не чувствовать себя жертвой, когда тебя обливают слашем каждый день на протяжении трех лет. И это только в лучшем случае. Побои и унижения — тебе это даже не снилось, а? Давай, обвиняй меня во всем, в чем только сможешь, но это не отменит того, что ты сделал. Мы оба лицемеры и лжем самим себе. Ты пытаешься свалить все на меня, но не выйдет, Блейн. Тебя грызет совесть за то, что ты сделал в туалете, и, спешу тебя разочаровать, от того, что ты сейчас делаешь, легче не станет!       — Да мне плевать, тебе ясно? Плевать на то, что я сделал. Хватит переоценивать себя, Хаммел!       — Хватит пытаться свалить свою вину на другого, Андерсон! Тебе, наверное, нелегко приходится, да? Ты подвел человека, который верил тебе. И не просто подвел, а унизил, растоптал, да еще и на глазах у всех. Ты хуже их всех, потому что они хотя бы не врут о том, что им это нравится. А ты с ума, должно быть, сходишь, — голос Курта был тихим и твердым, он скрестил руки на груди и стоял так близко к Блейну, что слышал, как тот тяжело дышит. — Думаешь, если сможешь возненавидеть меня, полегчает?       — Я уже тебя ненавижу, — сквозь зубы выдавил Андерсон. Желваки у него на скулах яростно задвигались. — Я ненавижу тебя, Хаммел. Так сильно, что готов убить.       — Ну так вперед, — полным злости голосом почти прошептал Курт.       На одно бесконечное мгновение между ними повисла звенящая тишина.       Глаза у Андерсона были как вулканы с плещущейся на дне лавой.       А потом — взрыв.       Блейн дернулся вперед и на секунду Курту показалось, что тот его ударит. Он закрыл глаза, готовясь к боли, но вместо этого почувствовал на своих щеках теплые, сухие ладони, а потом его накрыло.       Блейн Андерсон целовал его, и это было похоже на падение с высоты.       Внутри все перевернулось, когда вслед за прикосновением мягких, обжигающе горячих губ пришло осознание. И оно стало последней каплей. Курт подался вперед, как будто собирался взлететь, но сразу почувствовал, что все его жизненные силы, все нервы, все, что помогало стоять на ногах, рванулось в этот момент к губам.       Он ухватился за плечи Блейна, боясь упасть, когда тот углубил поцелуй.       В голове один за другим взрывались фейерверки. Курт чувствовал себя совсем пьяным.       Он врезался спиной в стену, но это не отрезвило.       Ничего не имело значения, только эти губы, руки, горячее дыхание. И пусть у него есть парень, а у Блейна — предрассудки. И пусть весь мир будет против, сегодня это подождет.       Андерсон прижался к Хаммелу всем телом, запуская руку ему в волосы. Он словно пил его и не мог напиться, а Курт был наполнен до краев.       Когда Блейн отстранился, их взгляды снова столкнулись. Понадобилось некоторое время, чтобы сфокусироваться. Это больше не было похоже на бой на мечах. Это вообще не поддавалось никаким сравнениям.