Not Strong Enough

      Курт сидел на самой верхней скамейке трибуны школьного стадиона, мерз, нервно болтал ногой и стучал холодными пальцами по твердой обложке книги, лежавшей на коленях.       Внизу, словно рой бело-красных жуков, бегали «Титаны МакКинли», передавая друг другу коричневую точку — футбольный мяч. В самом низу, ближе всего к полю, сидела стайка первокурсниц. Они хихикали, не обращая никакого внимания на пронизывающий ветер, строили глазки парням и вздыхали, когда кто-то улыбался им в ответ.       Тренер Бист, и так пылающая праведным гневом, время от времени бросала на них раздраженный взгляд, но потом ее внимание обязательно отвлекал какой-нибудь Джордан, не сумевший вовремя поставить блок, или Андерсон, пропускающий один мяч за другим из-за вывихнутого Гибсоном плеча. Ах да, еще команде не хватало Стива — не как неплохого игрока, а как человека, которого все боялись. Да, был еще Финн, иногда умеющий произносить воодушевляющие речи, но он был выпускником и не мог разобраться даже со своими проблемами, что уж говорить о команде?       Когда в ворота Блейна забили очередной, особенно обидный гол, тот рывком снял с головы шлем и в сердцах швырнул его на промерзшее поле, вызвав взволнованные шепотки девочек и новую волну негодования Бист. Курт не слышал, что она говорила, но, видимо, отправила Андерсона к медсестре, потому что после пары ответных грозных реплик, футболист поднял шлем и быстро ушел в раздевалку. Тренер нервно гаркнула на застывших ребят, Джордан встал на ворота, и тренировка продолжилась.       — У Андерсона нелегкие времена, — раздалось откуда-то сверху.       Курт поднял голову, щурясь от холодного, но яркого мартовского солнца.       — У него не бывает легких времен, — со смесью недовольства и сочувствия проворчал он.       — Ты несправедлив, — Куинн присела рядом и поежилась, поглубже засовывая руки в карманы горчичного пальто и прижимая друг к другу острые коленки в тонких черных колготках.       Хаммел фыркнул. Он несправедлив! Он!       — Ты ничего не знаешь, — максимально спокойно произнес он. — И не будем об этом.       Куинн пожала плечами — мол, как хочешь. Они еще немного помолчали, наблюдая за игрой. Фабре несколько раз осторожно поглядывала на Курта, как будто хотела что-то сказать и не знала, стоит ли, но каждый раз отводила взгляд обратно на поле и принималась с особенным вниманием наблюдать за игрой, хотя Хаммел прекрасно знал, что она ненавидит футбол.       — Что? — не выдержал он, когда заметил очередной ее взгляд.       — Ты знаешь, почему исключили Гибсона? — внезапно спросила Куинн. Курт резко повернулся.       — Только то, что написали в «Чистильщике». Мол, какое-то давнее дело, вроде что-то серьезное, криминал. Наверное, хранил травку или приставал к пьяной и злопамятной девчонке на вечеринке, — пожал плечами Хаммел.       — Он чуть не убил человека в шестнадцать лет, — глядя на поле, спокойно произнесла Фабре.       Курт взглянул на нее как на сумасшедшую.       — Какой-то парнишка в средней школе поцарапал байком его новую машину, — игнорируя взгляд, продолжила девушка. — Стив и его тогдашняя компания так хорошо поработали над ним, что парень оказался в реанимации: врачи боролись за его жизнь несколько дней.       — Он жив?       — Жив, — грустно кивнула Фабре. — Только вот уже два года не встает с инвалидной коляски и неизвестно, встанет ли вообще.       — Почему никто ничего не делал? — возмутился Курт, заламывая бесчувственные пальцы.       — Потому что у семьи Гибсона есть деньги, — просто ответила Куинн. — Связи. Положение.       — Это невероятно! — Хаммел на эмоциях хлопнул ладонью по книге на коленях и даже не почувствовал боли. — И этот человек сидел с нами в одном классе! Ходил по одним коридорам! Играл с ребятами на одном поле! — Курт махнул в сторону стадиона.       — Дело сейчас не в этом, — Куинн повернулась к нему и заглянула прямо в глаза. — Этот человек угрожал конкретно тебе, Курт. Твоей жизни и твоему здоровью.       — Откуда ты?.. А-а, — Хаммел расслабил руки, чуть запрокидывая голову назад. — Это Блейн тебя попросил. Подтвердить свою теорию о коварных планах Гибсона на мой счет, да? Мол, Стив хотел злостно разделаться со мной, а Андерсон-герой пожертвовал нашими отношениями ради моей неприкосновенности? Плохая попытка, можешь так ему и передать!       Фабре раздраженно фыркнула.       — Он ни о чем меня не просил, — она достала из кармана руку и придержала пальто, которое раскидывало во все стороны от каждого сильного порыва ветра. — Он вообще не хотел… — Куинн осеклась.       — Чего? — нахмурился Курт.       — Ничего.       — Говори уже.       — Он не хотел, чтобы ты знал. Чтобы лез в это, пока он сам со всем не разберется.       — Ах, он не хотел, чтобы я лез? — завелся Хаммел. — Так скажи, чтобы радовался, я больше к нему и близко не подойду! Собирался разобраться со всем сам? Отлично, я дал ему такую возможность. Пусть разбирается в чем угодно, мне больше нет до него дела!       — Да он же о тебе заботился!       — Очень великодушно с его стороны! — фыркнул Курт, хватая со скамейки сумку и яростно запихивая в нее несчастную книгу. — Только я его об этом не просил. А он не просто решил все за меня и сам разбирался с моими проблемами, а еще и не счел нужным сказать мне об этом! — Хаммел встал.       — Это ведь и его проблемы! — Куинн тоже вскочила, загораживая проход. — Он сам хотел во всем разобраться, потому что знал, как ты отреагируешь!       — О, и как бы я отреагировал? — развел руками Курт. — Попытался бы ему помочь? Предложил бы решать общие проблемы вместе? Ужас, как я посмел!       — Нет, ты бы попытался решить все сам, потому что вы два упертых придурка, не умеющих слушать кого-то кроме себя!       — Вот как, — выдохнул Хаммел. Он почему-то вдруг успокоился, а затем упал обратно на скамейку. Куинн сделала то же самое, бросая сердитый взгляд на девочек с первого ряда, которые все это время с интересом наблюдали за развернувшейся сценой.       — Прости, Курт, — без тени сожаления произнесла Фабре, — но если ты подумаешь хоть секундочку, то и сам это поймешь. Да, Андерсон решил за вас обоих, и, вероятно, ошибся, но зато сейчас ты цел и невредим, а проблема… устранена. Может, он и накосячил, но какая теперь разница, если все хорошо закончилось?       Курт теребил пуговицу на пальто и хмурился.       — Разница в том, — спокойно произнес он, — что я больше не могу ему доверять. Я всегда ему верил, понимаешь? И всегда прощал, кто бы что ни говорил. Теперь же я слушаю тебя, но не могу поверить. Хочешь честно?       Куинн пожала плечами — вроде как «да» сказала.       — Мне кажется, что мы так долго и старательно разбивали то, что между нами было, что это уже никто и никогда не сможет склеить. Я пытаюсь верить, но просто не могу. И простить не могу, понимаешь? Даже сейчас я сижу здесь и вроде бы уже не злюсь, но внутри все равно что-то кричит о том, что вся эта история с Гибсоном и парнем в реанимации — шутка Андерсона, чтобы заставить меня доверять ему снова. Я слишком часто обжигался. Больше не сработает.       — Я бы не стала тебе лгать, — голос у Куинн дрогнул, словно она собиралась заплакать, но сдержалась.       — Ты — нет, — кивнул Курт. — А вот Блейн — запросто. Почему он тебе это рассказал? Потому что знал, что ты не станешь скрывать от меня, мы ведь друзья. Знал, что так эта новость точно до меня дойдет, и тогда я снова брошусь к нему в объятия, позабыв все обиды. Не сработало.       Куинн сочувственно взглянула на него. Стоит ли рассказать о стычке в раздевалке? О том, что Андерсон вообще не хотел никому ни о чем говорить? Или это уже ничего не изменит?       Видимо, эти внутренние метания отразились на ее лице, потому что Курт поднял бровь и осторожно спросил:       — Что-то еще?       — Ничего, — пожала плечами девушка. Нет, она и так уже слишком много сказала. Раз уж это не помогло… — Хотела спросить, придешь ли ты сегодня на репетицию?       — Уроки уже закончились, а я сижу здесь. Чего я жду, по-твоему, если не репетиции?       — Кто тебя знает, — пожала плечами Куинн, ни капельки не обижаясь. — Ты в последнее время не очень часто к нам заглядывал.       — Я приду, — смутился Курт.       — Хорошо, — она довольно кивнула и встала. — Тогда пойдем, нечего здесь мерзнуть. Тем более Андерсон уже ушел.       — Я здесь не из-за него! — возмутился Хаммел и встал.       — Кто бы сомневался, — с улыбкой протянула Куинн, спускаясь.       Курт улыбнулся и ускорил шаг.       В Хоровой уже почти все собрались. На этот раз они не устраивали никаких тайных срочных совещаний. Финн сидел за барабанами и пытался разучить новую мелодию, Брэд аккомпанировал ему на рояле, а Джо и Сэм — на гитарах. Рейчел и Мерседес распевались, Майк танцевал и кривлялся, веселя Тину, а остальные просто сидели на своих местах и болтали о ерунде.       В груди Хаммела разлилось обволакивающее тепло.       На секунду он подумал, что еще три месяца, и он не сможет вот так просто взять и прийти в Хоровую, чтобы поговорить и попеть с ребятами. Да даже просто посмотреть на них! На то, как они сидят, все такие увлеченные и очаровательные в своей уникальности, и даже не подозревают об этом. Как Курт мог так долго просто отказываться от всего этого?       — Хэ-эй, — Пак вкатил в комнату Арти. — Это что, Kiss? Клянусь, если я не буду петь эту песню…       — Даже не мечтай, красавчик! — Сантана указала на него пальцем. — Это будут петь Неприятности.       — Девчонки? — фыркнул Пак. — Только через мой труп!       — О, это я могу тебе устроить, — коварно улыбнулась девушка, с вызовом откидываясь на спинку стула.       Бриттани незаметно положила руку ей на колено.       Финн застучал, наверное, в два раза громче, чтобы ребята не смогли больше ничего друг другу сказать. Рейчел с Мерседес поняли его, переглянулись и принялись вытягивать такие рулады, что зазвенело в ушах. Курт усмехнулся.       Впрочем, потасовка все равно бы не успела перерасти во что-то серьезное, потому что в тот самый момент, когда Пакерман примостил Арти в первом ряду и повернулся к Сантане, чтобы что-то ответить, в класс вошел мистер Шу. Вместе с ним вошла и Бист, вся запыхавшаяся после тренировки, но они с преподавателем попрощались прямо в дверях, и женщина, махнув хористам, ушла к себе.       — Ребята, — мистер Шустер потер ладони, кашлянул и встал в центр комнаты. Мальчики перестали играть, Финн отложил палочки, Рейчел села, а Тина, смеясь, утянула Майка на второй ряд. — Рад сообщить, что мы с тренером Бист уладили все наши разногласия, и теперь тренировки команды, — он коротко взглянул на Хадсона, — не будут пересекаться с занятиями в клубе!       Ребята радостно зашумели, кто-то даже похлопал.       Мистер Шу поднял руки, призывая к тишине.       — Помимо этого, у меня есть для вас сюрприз, но о нем я объявлю ближе к середине занятия, — мужчина окинул взглядом своих подопечных. Некоторые взволновано ерзали на своих стульях, но в целом восприняли новость без особого энтузиазма, в ужасе предвкушая исполнение учителем очередной рэп-композиции. — Надеюсь, — он выделил это слово, — вы отнесетесь к происходящему со всем пониманием. А теперь приступим к занятию! Финн, мальчики, — он улыбнулся парням с гитарами, — вы, кажется, что-то приготовили?       Ребята начали играть.       Курт хмурился. В отличие от остальных, воспринявших новость о сюрпризе довольно-таки безразлично, он нутром чувствовал какую-то беду, хотя конкретных мыслей в голове не возникало. Хаммел постарался не думать об этом и в кой-то веке сосредоточиться на самом занятии, и, о чудо, у него получилось. Он с удовольствием посмотрел выступление мальчишек, с улыбкой послушал балладу в исполнении Рейчел, но, когда учитель спросил, не хочет ли Хаммел выступить сам, Курт вежливо отказался.       И загрустил. Он уже и не помнил, когда пел в последний раз. Ну, после Региональных. Конечно, он подпевал любимым исполнителям, когда слушал музыку дома, но это же совсем не то. Выступать перед друзьями и публикой было как полет, а после всех событий последнего месяца Хаммел чувствовал себя так, будто ему подрезали крылья. Если не оторвали совсем…       Первая часть занятия пролетела быстро и весело, а потом, после заводного выступления Сантаны, Бриттани и Куинн (Курт даже не понял, когда это они успели помириться), мистер Шу глянул на часы на руке, хмыкнул, выглянул в коридор, вернулся с вполне удовлетворенным видом и с улыбкой напомнил о своем сюрпризе, призвав ко вниманию и тишине.       — Итак, я понимаю, что до Национальных осталось совсем немного времени, но мы, по большому счету, пока не начали серьезных репетиций, а люди с талантом и хорошими навыками никогда не помешают, поэтому…       «О Боже», — маленький кузнечный цех в голове Курта заработал на полную.       — … спешу представить вам…       «Только не это!»       — … нового участника хора…       «Нет-нет-нет-нет-нет-нет!»       — … Блейна Андресона!       Не успел учитель произнести это имя до конца, как Блейн собственной персоной, немного запыхавшийся после тренировки, но все-таки тот же, привычный и вроде бы адекватный Блейн, пекшийся о своей дражайшей репутации больше, чем кто бы то ни было на этой планете… с улыбкой вошел в Хоровую. Он смотрел на всех просто и даже немного с вызовом, но Курт знал его слишком хорошо, чтобы заметить — Андерсон напуган и смущен.       «Да он и сам не знает, что творит!» — в ужасе подумал Курт, во все глаза глядя на футболиста и никак не находя в себе сил оторваться.       — Признаюсь, этот парень меня удивил, — Шустер по-свойски хлопнул Блейна по плечу. — Ему недостает практики, но, думаю, он станет достойным противником Финну в битве за соло!       Курт ожидал, что ребята загудят, завозмущаются, сделают, в конце концов, хоть что-нибудь, чтобы прогнать врага со своей территории, но большинство из них не выглядели даже удивленными! Рейчел сначала просто улыбалась, а потом бросила взгляд на Мерседес, все в лице которой так и кричало «План удался!». Хаммел с возмущением посмотрел на подруг.       — Вы все знали? — шепотом прокричал он, чувствуя нехватку воздуха.       Девочки ничего не сказали, только еще раз улыбнулись и оглядели остальных. Курт пораженно застыл. Все — Куинн и Джо, Сантана и Бриттани, Майк и Тина, Арти и Уэйд, Финн, Сэм и даже Пак — все обо всем знали! Они все это устроили!       Блейн тем временем, поправляя на плече рюкзак, спокойно поднялся на верхний ряд и сел через сиденье от Курта. Тот не шарахнулся от него в сторону только потому, что и так сидел в самом углу и двигаться было уже просто некуда, поэтому он просто впечатался в стул и сидел до конца занятия, как приклеенный, боясь пошевелиться или лишний раз вздохнуть. И еще иногда бросал на Андресона такой взгляд, будто только что узнал, что это он убил президента.       Блейн же не обращал на него никакого внимания. Он вообще вел себя так, словно для него это обычное дело — тусить с лузерами в Хоровой. Слушал выступления других, улыбался, даже пару раз похлопал (!). И в конце занятия встал, попрощался со всеми спокойно, будто со старыми друзьями, и вышел в коридор.       Курт какое-то время еще сидел на своем стуле, словно врос в него за эти полтора часа, а потом вскочил, будто его что-то ужалило в одно место, и, не сказав никому ни слова, вылетел из класса. Ребята, оставшиеся в Хоровой, многозначительно переглянулись.       — Андерсон! — Курт догнал его возле мужского туалета.       Того самого мужского туалета, где всего полгода назад Блейн сказал, что никогда — никогда! — не вступит в хоровой клуб.       — Да? — мирно отозвался футболист, разворачиваясь и чуть приподнимая бровь.       — Какого черта? — глупо, но больше Курту в голову ничего не лезло. — Ты что творишь?       — Если ты об этом, — он глянул в сторону Хоровой, — то, думаю, ты и сам все понимаешь. Я знаю, ты злишься на меня и, возможно, даже ненавидишь (я бы ненавидел), но ты ведь не думал, что после вчерашнего я просто сдамся, верно? — Андерсон ухмыльнулся своей старой хулиганской улыбкой. В его глазах плясали чертики. — Больше я не стану кормить тебя пустыми обещаниями. И это, — он указал на хоровую, — только первый шаг.       — Это ничего не меняет! — Курт повысил голос, чтобы скрыть… улыбку.       Блейн выглядел таким довольным, что хотелось ему врезать. И обнять.       Он подошел поближе. Слишком близко, как показалось Хаммелу. Наклонился так, как будто собирался поцеловать, и тихим, до мурашек пробирающим шепотом, по которому Курт так скучал, произнес:       — Ну, это мы еще посмотрим, — а потом лихо развернулся, поправил рюкзак, прошелся пятерней по волосам (о боже), и зашагал вдаль по коридору, оставляя Курта одного.       Сбитого с толку, но совершенно довольного.       Второй шаг не заставил себя долго ждать: вечером того же дня все семейство Хаммелов-Хадсонов, предварительно запасшееся двумя солидными пачками сырного попкорна, собралось на диване в гостиной за просмотром какой-то новой семейной комедии.       Фильм оказался весьма неплохим, все смеялись, и даже Курт, хотя его мысли, несложно догадаться, вертелись вокруг совсем других вещей.       Блейн вступил в хор.       Вот так просто, спустя несколько месяцев уговоров, отказов, ссор, взял и сделал это. Да еще и вел себя, будто бы ничего особенного не произошло.       И на что он теперь рассчитывает? Думает, раз Стива больше нет в школе, репутация не так важна? Курту казалось, что свой этот «образ» Блейн строил уж точно не для одного человека, а теперь у него будут проблемы. И конечно же Хаммел будет винить в них себя. Он уже начинал чувствовать себя виноватым, хотя ему полагалось гордо обижаться еще долгое-долгое время.       Самым страшным было то, что Курт не знал, чего от Андерсона можно ожидать. Что из всей этой истории было ложью и было ли вообще что-то? В голову Хаммела разом свалилось так много новой информации, что начинало казаться, будто еще чуть-чуть и она просто взорвется. Лопнет, как воздушный шарик, и придется собирать по частям.       Внезапно на втором этаже послышался недвусмысленный стук.       Все подняли головы, а потом уставились на Курта с немым вопросом на лицах.       — Наверное, забыл закрыть форточку, — мигом покраснел парень, отдавая свой попкорн папе и вскакивая с дивана. — Ветер, — пояснил он, еще раз взглянув на полные недоумения лица. — Я быстро, — и умчался наверх с такой скоростью, словно у него турбина заработала в одном месте.       Кэрол с Бертом со смешком переглянулись, Финн ничего не понял.       Курт вбежал в комнату, чуть оскальзываясь на той части пола, которую не покрывал ковер, и подлетел к окну, раздвигая плотные шторы. Блейн стоял на покатом карнизе и держался за ненадежные оконные выступы снаружи. Его руки побелели от напряжения, и Хаммел поспешил открыть окно. Он постарался сделать это максимально бесшумно, ведь внизу все должны думать, что он просто прикрыл форточку.       Андерсон вложил в это нелегкое балансирование все свои силы, поэтому, как только в комнату ворвался свежий мартовский воздух, Блейн, издав какой-то странный каркающий звук, рухнул прям на Хаммела, и они вдвоем с безобразным шумом повалились на ковер. Курт выругался про себя и прислушался к звукам внизу, боясь услышать чьи-то шаги на лестнице. Это было непросто, потому что Андерсон все еще прижимался к нему… везде. И вроде как даже не думал вставать.       Собрав всю свою силу, волю и обиду в кулак, Курт довольно грубо столкнул его и сел на ковре, демонстративно стряхивая с домашней одежды невидимые пылинки и несуществующий снег.       Блейн закатил глаза.       Он лежал на спине, в расстегнутой куртке, с покосившейся шапкой, из-под которой беззастенчиво выбивались вьющиеся волосы, и раскрасневшимися щеками. Такой очаровательный и такой родной.       — Ну и чего ты пришел? — взял себя в руки Курт, поднимаясь с пола и оставляя Блейна валяться там одного.       Андерсон посмотрел на него с насмешкой, а потом состроил такое жалостливое лицо, что Хаммелу мигом захотелось его переодеть, накормить и согреть ягодным чаем. Но нет, больше Курт на это не купится.       — Я принес, — Блейн сел и принялся шарить рукой в кармане куртки, — подарок.       Курт сел на кровать, всем видом выражая незаинтересованность, но когда в руке у Андерсона показалась маленькая бархатная коробочка, его голова точно сама повернулась, а бровь поползла вверх.       — Ты что, собираешься сделать мне предложение? — фыркнул он.       Это было весьма иронично, потому что Блейн все еще не до конца поднялся с пола и теперь сидел на коленях. Не так, как садятся, чтобы сделать предложение, но все-таки.       — Не совсем, — улыбнулся он. — Возьмешь?       Курт покосился на протянутую руку. Он что же, вздумал его купить?       — Нет.       — Курт.       — Ты зря пришел.       — Ку-урт, — Блейн встал и сунул подарок прямо Хаммелу под нос. Тот отвернулся.       — Ладно, как хочешь, — еле скрывая раздражение, бросил Андерсон. А потом поставил коробку на тумбочку рядом с кроватью и пошел обратно к окну.       Курт поджал губы, скрестил на груди руки и яростно запыхтел.       Блейн нарочито медленно повернул ручку окна.       Курт встал.       Блейн снова впустил в комнату холодный воздух. Шагнул одной ногой на карниз. Схватился за рамы и подтянулся всем телом.       — Ладно, стой! — не выдержал Хаммел.       Андерсон быстро спрыгнул, захлопнул окно, можно подумать, только этого и ждал, и развернулся со своей дурацкой улыбкой на все лицо.       — Хватит делать вид, будто ты тут жертва!       — Я ничего такого не…       — И будто тебе не все равно.       — Да конечно мне не все равно! — Блейн удивленно округлил глаза. — Ты серьезно так думаешь?       — Я уже не знаю, что мне думать, — развел руками Курт. — Ты говоришь одно, а делаешь другое! Сначала даешь обещания, а после посылаешь меня на все четыре стороны! Говоришь, что заботишься обо мне! Как я могу верить тебе, Андерсон? Как я могу думать, что тебе не все равно?       Блейн поморщился. Курт редко называл его по фамилии. Плохой знак.       — Потому что если ты хотя бы на секунду перестанешь себя жалеть и подумаешь, почему я все это делал, то поймешь, что у меня не было других причин поступать так, кроме заботы о тебе, придурок! — выпалил он, срывая с головы шапку и убирая порядком отросшие волосы с лица.       — Жалеть себя? — взвился Курт.       — Слушай, я не это хотел сказать, — плечи Блейна опустились и губы странно выгнулись, словно он уже так устал перед всеми объясняться. Наверное, так оно и было.       — Но сказал это, — железным тоном вымолвил Хаммел. — В этом и вся проблема. Ты никак не научишься сначала думать, а потом говорить. Тогда бы тебе не пришлось давать обещания, которые не сможешь сдержать. И не пришлось бы предавать других людей, а потом лезть в их жизнь, заполняя даже то единственное место, где они могут от тебя спрятаться!       Андерсон покачал головой, грустно усмехаясь.       — Я вступил в хор только ради тебя. Если ты попросишь, уйду, — тихо произнес он. — И я не предавал тебя, Курт.       — Наверное, у нас просто разные понятия о предательстве.       — Да, — Блейн снова натянул шапку. — Наверное так и есть. Прости, если отвлек. И если из-за меня у тебя будут проблемы, — он кивнул в сторону первого этажа, намекая на Берта.       — О, мне не привыкать, — съязвил Курт. И тут же пожалел, потому что на лице Блейна отразилась такая неподдельная боль, как если бы эти слова были тем, чего он боялся услышать больше всего на свете.       — Всего хорошего, Хаммел, — с этими словами Андерсон снова открыл окно, только теперь уже гораздо быстрее и ловчее, в два счета забрался на карниз, стискивая зубы от боли в вывихнутом плече, и, не посмотрев больше на Курта, с характерным хлопком спрыгнул в сугроб под окном.       — Всего хорошего, Андерсон, — грустно произнес Курт, закрывая окно.       Ну, вот и все, кажется.       Поговорили.       Хаммел растеряно оглядел комнату. Вместе с Блейном из нее как будто ушло еще что-то очень-очень важное.       Он обессиленно рухнул на кровать и сразу заметил бархатную коробочку, примостившуюся на краю тумбочки. Курт взял подарок, повертел в руках, открыл крышку.       Сразу пожалел.       Внутри лежала маленькая брошка.       Курт обычно носил совсем другие — вычурные и яркие. Надевал их со сдержанными костюмами и называл самовыражением и изюминкой скромного образа.       Эта же была совсем крохотной, едва ли больше запонки, серебристая и с мелкой гравировкой «Курту Хаммелу с любовью» по ободку. Рисунка на ней не было, вместо него красовались слова: «Продолжай верить». Было ли это намеком на песню группы Journey, неоднократно исполненную «Новыми горизонтами» и ставшую уже чуть ли не гимном этого хора, или чем-то личным, Хаммел не знал. Вот только в носу защипало, а губы задрожали сами собой.       Надо же, а Курту уже начало казаться, что в нем исчерпан запас слез на ближайшие лет десять. Он приложил пальцы к носу, закрыл глаза, на секунду задержал дыхание и вроде бы отпустило. Уже ясным взглядом коротко посмотрел на брошь, захлопнул крышку и поставил коробочку обратно на тумбочку.       Было во всем этом нечто настолько трогательное, что кошки снова начинали скрести на душе.       А может, он ошибается? Упускает сейчас что-то важное и даже не понимает этого. Ему и надо-то просто верить, только и всего. А он строит тут из себя непонятно что, собственными же руками отталкивая счастье. Ну не придурок ли, в самом деле?       Курт вскочил с кровати как ужаленный, подбежал к окну, распахнул его и вгляделся в вечернюю темноту. Никого не было, во дворе потрескивал старый фонарь.       Хаммел выругался, схватил телефон и побежал вниз по лестнице, попутно набирая номер. Абонент недоступен. Ну конечно, Блейн же все еще без телефона! Курт стрелой пронесся мимо ошарашенных родителей и Финна и вылетел на крыльцо в одних тапочках. Улица пустовала.       — Черт! — отчаянно крикнул он. — Черт-черт-черт! — пнул ногой какой-то камень на кирпичной тропинке к дому, выбежал на дорогу.       — Курт, немедленно вернись в дом!       Хаммел обернулся. Отец стоял в дверях. Его взгляд был жестким, но когда Курт повернулся с таким грустным и потерянным видом, Берт смягчился.       — Быстрее, — уже спокойнее добавил он. В руках у него был плед из гостиной.       Курт послушно укутался в него, проходя в комнату и садясь рядом с Кэрол.       — Что за срочные дела на улице?       — Телефон выронил из окна, — рассеяно бросил Курт.       — Нашел?       — Да, — он поднял зажатый в руке мобильный.       — Не смей так больше делать, хоть бы оделся. Не президент же тебе должен звонить, — ворчал Берт. — Ты закрыл форточку?       — Да, — повторил Курт.       Отец недовольно посмотрел на него и сел рядом. Спрашивать, почему сын так долго торчал в своей комнате, почему-то не стал. К слову, за это время та комедия закончилась и теперь все с таким же единодушием хрустели попкорном под ужастик.       Хаммел весь оставшийся вечер сидел как на иголках.       Он успокаивал себя, думал, что до завтра все равно ничего страшного не случится, а там они уже нормально поговорят с Блейном, без эмоций и истерик. Андерсон расскажет ему подробно о той истории с Гибсоном, а Курт поверит ему, потому что, господи, он же любит этого придурка больше собственной жизни.       И тем не менее плохое предчувствие никак не оставляло его.       Когда в первом часу ночи все разошлись по комнатам, Курт остался сидеть в гостиной и еще несколько часов переключал каналы, смотрел какие-то мультики и дурацкие передачи про чьи-то свадьбы и разводы. Уснуть не получалось, в комнату подниматься тоже не хотелось.       В третьем часу из своей спальни вышел Берт. Он был совсем сонным и чесал затылок, когда вдруг наткнулся на звук телевизора в гостиной и завернул туда вместо туалета, в который направлялся.       — Курт? — отец удивленно поднял глаза. — Ты почему до сих пор не спишь?       — Не могу заснуть, — парень тут же сел и выключил телевизор. Плед стек с его плеч, и Курт поежился.       — Почему? — ничего не понимая ото сна спросил Берт.       — Потому что я люблю одного человека, — честно сказал он, поднимая на отца большие блестящие глаза. — И сегодня послал его на все четыре стороны.       Как гора с плеч.       — Точно любишь?       — Точно, пап.       — Тогда скажи ему об этом завтра же утром, — хмыкнул Берт. — Он от тебя никуда не денется.       — У меня плохое предчувствие, — Курт нервно перебирал одной рукой пальцы другой, а потом наоборот.       — Это просто волнение, сынок. Признаваться в чувствах всегда нелегко, но это дело важное, так что тебе лучше выспаться. Иди-ка в свою комнату и будь завтра с утра огурцом, договорились? — и Берт улыбнулся.       — Договорились, — улыбнулся Курт в ответ, поднимаясь. Его уже немного пошатывало от недосыпа.       Он был на середине лестницы, когда Берт окликнул его:       — И еще, Курт…       — А? — парень обернулся.       — Скажи этому «одному человеку», что у нас в доме имеется входная дверь, ладно?       — Ладно, — Курт покраснел до кончиков ушей и улыбнулся, чувствуя себя полным дураком. — Спасибо, пап! — шепотом крикнул он, убегая к себе.       Берт покачал головой и тихо усмехнулся чему-то своему.       Что ж, не вышло.       Блейн покрепче сжал руль и откинул голову назад, ожидая зеленого сигнала.       Курт выгнал его. В принципе, чего-то подобного он и ожидал. Конечно, нельзя сразу взять и простить человека, который буквально смешал себя с грязью в тот момент, когда ты ему больше всего доверял. Это Блейна не пугало. Пугало другое — причина, по которой Хаммел не желал его видеть и не хотел прощать.       Если бы Курт просто злился из-за того, что Андерсон обманул его, прикрываясь благими намерениями, то в этом бы еще не было ничего такого страшного, но Хаммел не был зол. Да, он пытался сделать вид, пытался строить вокруг себя неприступную стену из гордости и обиды, но, если взглянуть в самую суть… Курт его просто боялся. Боялся, потому что не знал, чего ждать. Потому что не доверял больше.       Блейн готов был справиться с какой угодно реакцией, но что ему делать с этим?       Сзади послышался настойчивый гудок и Андерсон отмер, опуская голову. Зеленый сигнал давно загорелся, и очередь водителей позади него негодовала.       Путь до дома — эти обычно безумно долгие сорок с лишним минут — пролетел на одном дыхании. Вернее, на одной мысли: что делать дальше? Шаг один — устранить Гибсона — кое-как, но выполнен. Шаг два — вступить в «Новые горизонты» и превратиться в человека слова — выполнен. Шаг три — сделать что-то романтическое и внезапное — тоже выполнен, хотя и не с самым желаемым исходом. У Блейна — да что там, у всей его дружной команды (в лице Рейчел Берри, Мерседес Джонс и Куинн Фабре), занимающейся операцией под кодовым названием «Примирение» — не осталось почти никаких идей.       И все же Андерсон не собирался сдаваться.       Чтобы вернуть доверие человека, нужно всего лишь быть с ним честным до самого конца, верно?       Так он и сделает. Приедет завтра в школу, разыщет Курта и скажет ему обо всех своих чувствах прямо, без игр и увиливаний, без всех этих секретов. И даже если на них будет смотреть полшколы, все равно скажет, потому что один Хаммел стоит дороже всех этих придурков, строго придерживающихся своей идиотской кастовой системы. Блейну было стыдно даже думать о том, что когда-то он был таким же.       Пока не встретил Курта.       Ну разве мог он теперь потерять его?       Андерсон припарковал машину и вышел, улыбаясь и поигрывая ключами. Мысль о признании перед всей школой не вызвала у него ни страха, ни волнения — лишь предвкушение и азарт, словно он был игроком в покер, уверенным, что завтра сорвет большой куш.       Курт простит его.       Курт должен его простить.       Иначе что это будет за жизнь?       В порыве вдохновения Блейн подбросил ключи в воздух, будучи уже у входной двери, но поймать их не успел, потому что в этот момент от высоких, скрытых в тени, кустов возле дома отделилась какая-то высокая тень, приблизилась к нему, резко развернула на себя и коротко, но ощутимо ударила в живот.       Андерсон настолько не ожидал ничего подобного, что чуть не потерял равновесие, и просто чудом устоял на ногах.       Впрочем, второй удар, на этот раз с другой стороны, пришелся под дых. Блейн согнулся и упал на колени, поднимая глаза.       Он был возле двери в собственный дом, буквально в полуметре от нее, а вокруг него, поигрывая ухмылками на откровенно злобных лицах, стояли люди, некоторых из которых он всерьез считал когда-то своими друзьями. Люди, которых он ни раз прикрывал перед учителями или тренером Бист, когда им вздумывалось надраться за день до игры или важной контрольной. Люди, которые помогали ему разгребать ужасный бардак, учиненный гостями Великой Вечеринки. Люди, которые в день его рождения, самыми первыми, раньше родных отца, матери и брата, примчались в его дом с выпивкой и девчонками.       Друзья. Ребята. Парни из команды.       Первым, кто ударил, был Джордан. На этот удар Андерсону было в принципе все равно, но вот получить под дых от Озимио, по ребрам — от Шейна, по лицу — от Криса, когда Блейн попытался сопротивляться и налетел на кого-то из них с кулаками, оказалось очень и очень обидно. Он быстро понял, что давать отпор бесполезно — ну что он может против пяти человек?       И все же до того момента, как его повалили на землю и начали пинать по ребрам, Андерсон вырывался. Он даже умудрился порвать рукав футбольной куртки Джордану, поставить хороший фингал Озимио и разбить губу Крису. В нем откуда-то взялось столько силы и энергии, будто внутри открылся какой-то потайной отсек с топливом. Но даже этого топлива не хватило надолго.       И когда Блейн, буквально размазанный по крыльцу собственного дома, с переломанными ребрами и кровавым месивом вместо лица, лежал и сплевывал кровь, Джордан наклонился прямо к нему и своим противным голоском выдал короткое:       — Это за Стива.       После чего еще раз пнул Андерсона напоследок, развернулся и ушел. Блейну было тяжело держать глаза открытыми, но он все-таки сделал над собой усилие, чтобы видеть выражение лица каждого, кто к нему подходил. Все они говорили о Гибсоне, даже толком не зная, что тот на самом деле натворил, и Андерсона просто поражало такое слепое единодушие.       Но поражало оно его на следующий день, и через месяц, и еще много-много лет после выпуска, а в эту самую секунду он просто лежал на мерзлой земле, не чувствуя холода и боли, и думал только о том, что так и не успел сказать Курту все, что творилось у него в душе на самом деле. Черт, даже не извинился перед ним как следует! Идиот, какой же идиот…       А потом он просто отключился.       — Эй, — чей-то грубый тычок в плечо и взволнованный голос. — Андерсон! — знакомый тон, растягивающий гласные. — Андерсон, твою мать! — шлепок холодной рукой по щеке.       Блейн весь сократился, когда чьи-то пальцы задели ссадину под глазом, и тело мигом отозвалось отвратительной режущей и давящей болью. Шлепок повторился, и Андерсон попытался открыть глаза. Один не послушался, но второй чуть дрогнул, и перед его лицом предстал тот, кого Блейн ожидал и желал увидеть здесь меньше всего на свете.       — Очнулся? — каждое слово Себастиана Смайта было как плевок в его покалеченное лицо. — Кто это тебя так?       — Друзья, — прокряхтел Блейн, щупая рукой то место, куда предположительно упали ключи от дома.       — Хорошие у тебя друзья, — без тени сарказма хмыкнул Смайт.       Андерсон переоценил свои возможности, выпрямил вывихнутую еще Гибсоном руку и зашипел от боли. Себастиан проследил за его рукой, взял ключи и быстро подошел к двери, ища в связке нужный.       — Самый длинный, — попытался помочь Блейн.       Смайт молча открыл дверь, глянул на Андерсона, как на кучку, наложенную невоспитанной собачкой в неположенном месте, а затем наклонился, схватился за куртку Блейна в плечах и потащил на себя. Когда тело Андерсона подскочило на возвышении порожка, тому захотелось отчаянно взывать, но он только стиснул зубы покрепче и сжал кулак на здоровой руке.       — Нечего геройствовать, — фыркнул Себастиан, захлопывая дверь.       Он оставил Блейна на теплом полу в коридоре, а сам сел на кресло возле двери и положил ногу на ногу. Андерсон попытался встать, но у него сразу же заболело даже в тех местах, о которых он прежде не подозревал, и парень со злобным рычанием повалился обратно.       — Лежи спокойно, сейчас приедет скорая, — Смайт окинул его снисходительным взглядом.       — Ты вызвал скорую? — Блейн прищурился, поворачивая голову. Разговаривать приходилось с ботинками (ладно они хотя бы были начищены до зеркального блеска).       — А что я, по-твоему, совсем чудовище?       Андерсон недвусмысленно хмыкнул, Себастиан нахмурился.       Повисла тяжелая, капающая на мозг тишина, изредка прерываемая вопросами Смайта и язвительными отговорками Блейна, или наоборот. Диалог у них явно не клеился. Впрочем, долго мучиться не пришлось, потому что через полчаса приехала скорая.       Миловидная медсестра с длинной и крепкой косой и тонкими запястьями, помогла перетащить пострадавшего на диван, раздела его, ощупала, перебинтовала все, что только было можно. Оказалось, что ребра у Андерсона не сломаны, но здорово повреждены. Девушка вколола Блейну обезболивающее и велела отлежаться дома хотя бы недельку.       Хотя говорила она в основном не с Андерсоном.       После того как в кровь Блейна вошла ударная доза обезболивающего, его тело расслабилось, а взгляд снова затуманился, медсестра увела Смайта в коридор и принялась давать ему какие-то инструкции. Сквозь пелену сна Андерсон слышал, как Себастиан отнекивается, ссылаясь на спешку, и даже сам хотел сказать, что лучше умрет тут в одиночестве, чем позволит этому человеку остаться в своем доме, но заснул, так и не увидев, как совершенно сбитый с толку нежданный гость проводил врача, принял бумажку с инструкциями из ее рук, закрыл дверь и вернулся в гостиную.       Недовольно глянул на Блейна, поморщился, злобно выдохнул и пошел ставить чайник.       Ночка предстояла долгая.