Not Strong Enough

      Когда на следующее утро Блейн не пришел в школу, Курт подумал, что ошибся. Он до самого звонка на первый урок и еще несколько минут после бродил по коридорам, заглядывая во все закутки: мужские туалеты, столовая, класс математики, кабинет медсестры, Хоровая. Он даже в раздевалку рискнул зайти, но там вообще никого не было.       Это что, еще одна глупая шутка судьбы? Или попытка огородить его от совершения очередной ошибки, пока не стало слишком поздно?       Курт не понимал.       На уроке он сидел просто сам не свой, даже учительница это заметила и, надо отдать ей должное, не поставила Хаммелу двойку, когда тот совершенно не ответил на вопрос по прочитанной литературе.       Время от времени он снимал блокировку телефона и смотрел на экран. Непонятно, с чего вдруг решил, что Блейн вздумает ему позвонить, но мало ли. А тут еще и Себастиан занимал сеть, названивая уже, наверное, в десятый раз за это утро. Курту было настолько не до него, что в какой-то момент он просто психанул и забросил номер Смайта в черный список. Его бы даже грызла за это совесть, если бы он не знал, как друг любит поговорить о чем-то совсем неважном в самое неподходящее время. Недавно он позвонил в пять утра, чтобы рассказать, какой красивый над Далтоном рассвет, если смотреть с чердака главной башни, и посетовать, какие они с Куртом дураки, что раньше его не замечали.       Хаммел не представлял, как сможет отсидеть оставшиеся уроки и репетицию хора, если не поговорит с Блейном прямо сейчас или хотя бы не увидит его и не убедится, что тот в полном порядке. К счастью (или, как потом понял Курт, к сожалению), ему и не пришлось.       Как только звонок объявил о конце урока, Хаммел закинул в сумку свои вещи и пошел к шкафчику, чтобы там как ни в чем не бывало начать собираться на английский, игнорируя нарастающую панику. К нему бежала запыхавшаяся Рейчел с совершенно бешеными глазами.       — Курт! — еще будучи за несколько футов выкрикнула подруга. — Где ты ходишь? Я везде тебя ищу!       — Я был на уроке, — голос звучал на удивление ровно.       — Финн тебя ищет, — не стала разглагольствовать Берри. — Это срочно. Насчет Андерсона.       Курт мигом оторвал глаза от стопки тетрадей и весь превратился в слух.       — И что Андерсон? — небрежно спросил он.       Рейчел ничего не ответила, просто схватила его за руку выше локтя, так что Курт просто чудом успел захлопнуть шкафчик и не выронить при этом все тетради, и потащила в сторону раздевалки футболистов. Шум он услышал еще в коридоре. На высоких тонах говорили Финн, Пак, Озимио и еще какие-то ребята, слышался грохот железных шкафчиков, топот множества ног и чьи-то крики.       Курт с Рейчел вбежали как раз в тот момент, когда Джордан как сорвавшийся с цепи пес налетел на Сэма, сбив его с ног. Тайлер отвлекся на вошедших, и это дало Эвансу шанс вырваться и скрутить парня, больно заломив ему руки за спину.       — Что здесь происходит? — Курт замер в дверях. Рейчел неуклюже врезалась в него и выглянула из-за спины, на всякий случай не отпуская руку Хаммела.       — Доигрались? — ревел Финн. Он стоял между скамейками в футбольной форме и со шлемом в руках. Весь взъерошенный, раскрасневшийся и непривычно злой. — Теперь команда осталась без вратаря, а до игры меньше месяца!       Курт с ужасом взглянул на брата, но тот не обратил на них с Рейчел никакого внимания.       — Без вратаря, который пропускает по пять мячей за час тренировки, — выплюнул Озимио. Пак, так же скрутивший его по рукам, усилил хватку, чтобы парень заткнулся.       — Гибсон вывихнул ему плечо! — напомнил Майк Чанг. Он удерживал футболиста, которого, кажется, звали Крис.       — Другого этот педик и не заслуживал, — фыркнул Джордан, за что получил от Сэма ощутимый пинок под коленку.       — Заткнитесь все! — не выдержал Финн. — Мы, мать вашу, одна команда, и какая разница, кто с кем встречается?!       Он посмотрел на Курта, который все еще стоял в дверях, тяжело дышал, и оглядывал раздевалку в тщетных попытках найти Блейна. На одном из шкафчиков красовалась огромная и яркая надпись: «Пидор». Хаммел сглотнул, впиваясь взглядом в Хадсона и надеясь хоть на какие-нибудь объяснения. Он не хотел привлекать слишком много внимания разъяренных футболистов, поэтому не решался спрашивать вслух.       В конце концов, потасовка ни к чему не привела: Финн кивнул Сэму, Паку и Майку, и те отпустили этих психов. Озимио заметил Курта в дверях, смерил его долгим презрительным взглядом, а потом молча развернулся и в толпе остальных ушел на поле.       Когда в раздевалке остались только хористы, Хаммел смог наконец-то выдохнуть и спросить:       — Что случилось? Где Блейн?       — Курт, — Финн откинулся спиной на шкафчики, устало опуская руку с зажатым в ней шлемом. Пак подтолкнул Сэма и Майка в сторону выхода к полю, и парни тактично удалились. Рейчел впечаталась в дверной косяк, вроде как ее здесь и вовсе нет. — Вчера, когда Андерсон возвращался домой, эти придурки подкараулили его…       Через четверть часа Курт уже мчался на всех парах в Вестервилль.       Ребята сказали, что прикроют его перед учителями и мистером Шу, но Хаммелу было, в общем-то, все равно.       Андерсона побили пять человек, некоторые из которых были в два, а то и в три раза здоровее него. Впятером на одного! Это низко даже для таких кретинов, как его одноклассники.       Кровь пульсировала в висках, но глаза были сухими. То ли от шока, то ли от злости, но Курт не мог плакать, ему хотелось кричать, рвать и сметать все на своем пути, но больше всего хотелось увидеть Блейна и убедиться, что тот жив и с ним все в порядке.       Финн почти ничего толком не рассказал. Напали, а дальше что? Дома Андерсон или в больнице? Есть кому за ним поухаживать? Жив ли он вообще? Никто этого не знал, и у Курта просто руки тряслись, когда он представлял, как приедет к Блейну, а тот все еще лежит перед дверью собственного дома на холодной земле и истекает кровью. Он ведь живет совсем один и телефона у него нет!       По телу Курта пробежали мурашки.       Нет, ему точно кто-то помог. Финн узнал о «болезни» Андерсона от Тренера Бист, а значит, ей кто-то звонил. Может, сам Блейн, а может… у Хаммела не было вариантов, да и это не имело значения. Скоро он сам будет там, узнает все из первых уст, и тогда его сердце, возможно, перестанет колотиться как сумасшедшее.       Курт прибавил скорости.       До Вестервилля оставалось еще больше получаса, но это еще ничего. Страшно было то, что Хаммел даже не представлял, что его может там ожидать.       Блейн поморщился.       Назойливый солнечный луч, проникающий сквозь незанавешенное окно, светил ему прямо в глаза. Правый глаз все так же не открывался, но лучше бы не открывались оба, потому что, когда Андерсон открыл левый, его взору предстала следующая картина: помятый, уставший, совершенно не смайтовского вида Себастиан спал в кресле возле дивана. Далтонский форменный пиджак лежал у него на коленях, белая выглаженная рубашка съехала, галстук перекрутился. Смайт чуть приоткрыл рот и сопел во сне.       Андерсон фыркнул.       Был бы он сейчас в состоянии, непременно сфоткал бы этого козла, чтобы потом иметь компромат, но все, на что хватило сил, это протянуть ногу и коротко пнуть Себастиана в коленку.       Парень поморщился во сне и медленно открыл глаза.       — О боже, — пробормотал он. — А я думал, мне просто снится кошмар.       — Не ты один, — проворчал Блейн, рассматривая пышную старинную люстру под потолком. Раньше он ее почему-то не замечал.       Пока Андерсон приходил в себя и воссоединял по частичкам события прошлого вечера, Смайт успел встать, потянуться, похрустеть косточками на руках и спине и уйти искать душ. Кажется, уходить он не собирался, и Блейн не понимал, радоваться ему или злиться, потому что он предпочел бы быть тут с кем угодно другим, но при этом одному оставаться не очень хотелось.       Если бы больная разбитая челюсть Андерсона могла спокойно шевелиться, она бы отвисла, когда Себастиан вернулся обратно в гостиную. Чистый, свежий, со взъерошенными после душа волосами, с ехидной улыбкой и в белом халате он выглядел здесь так неуместно, что становилось не по себе.       — Это что, мой халат? — нахмурился Блейн.       — Он не был подписан, — пожал плечами Смайт. — Хотя, судя по длине, твой. Коротышка.       — Иди нахер.       — Еще я одолжил на тумбочке сигареты, — запросто сообщил Себастиан, вальяжно откидываясь все на том же кресле, разминая шею и вынимая из пачки ментоловую сигарету. — Надеюсь, ты не против.       Блейн закатил глаза. Вернее, глаз.       Они молчали. Смайт дымил, Андерсон закипал.       — Потрясно выглядишь, — Себастиан коротко взглянул на его лицо.       — Какого черта ты забыл возле моего дома? — вместо язвительного ответа в похожем стиле спросил Блейн.       Он удивился сам себе, когда понял, что не задал этот вопрос раньше. Может, дело было в паре крепких ударов по голове. Теперь же, немного придя в себя, Блейн начал задаваться вопросами.       Смайт помрачнел.       Взял со спинки кресла пиджак, порылся в карманах и извлек на белый свет телефон Блейна, целый и невредимый.       — Вот, — коротко сказал он, протягивая. Андерсон посмотрел на него, как на дурака, Себастиан хмыкнул, сообразив, что парень не в состоянии поднять руку, и положил телефон на подлокотник.       — Как ты его стащил?       Удивительно, но Блейн не был удивлен или зол, несмотря на то, сколько проблем им с Куртом принес этот человек.       Смайт удивлённо поднял бровь.       — Признаться, я ожидал, что ты мне врежешь.       — Может, раньше я так бы и сделал, — пожал плечами Блейн. Плечо заныло.       — Значит, мне просто повезло, что тебя так отделали.       — Я не об этом, — усмехнулся Андерсон. — Просто ты этим оказал мне некоторую услугу. Я врезал бы тебе за то, что это навредило Курту и угрожало его жизни…       — Жизни? — напрягся Смайт.       — Тот парень, которому ты слил переписку, — начал объяснять Блейн, — опасный тип. Не так, как те ребята, которые разукрасили меня вчера, а по-настоящему опасный. Ему не нужны помощники помощников, чтобы избить кого-то до полусмерти. И он угрожал жизни Курта.       — Сейчас все в порядке? — спросил Себастиан, отводя взгляд.       — Да, его отчислили. Идет судебное разбирательство по одному делу двухлетней давности, но, думаю, это уже решенный вопрос.       — Если бы я знал, что так получится…       — Понимаю, — честно сказал Блейн.       «Ты никак не научишься сначала думать, а потом делать», — пронеслось в голове. Может, у них с этим человеком не так уж и мало общего. Почему-то ведь Курт обратил внимание на обоих. Андерсон усмехнулся, Смайт странно на него посмотрел, а потом внезапно спросил:       — Так вы сейчас вроде как не вместе?       — У нас все непросто, — уклончиво ответил Блейн, — но все наладится. Считай, что он занят.       — Я не поэтому спрашиваю, — закатил глаза Себастиан.       — Да? — Андерсон недоверчиво прищурился.       — Да, — язвительная усмешка. — Просто переживаю за него. Как друг.       — Так уж и друг?       — Слушай, — Смайт вздохнул. Слова явно давались ему нелегко. — То, что было у нас с Куртом, в прошлом. Он дорог мне, а я с трудом отпускаю дорогих людей, потому что их не так уж и много. Ты мне не нравишься. Ты вспыльчивый идиот, который портит жизнь всем вокруг, и я бы многое сделал, чтобы огородить Курта от тебя, но проблема в том, что я тоже его не достоин. А тебя он хотя бы любит.       У Блейна внутри все перевернулось. Никаких слов, кроме последних, он не услышал.       — И то, что я сейчас здесь, это просто дружеский жест, понятно? Это не ради тебя. И не потому что я хочу его вернуть. Просто стараюсь быть нормальным. Курт — тот человек, за которого стоит бороться, это правда, но я все свои шансы уже упустил, и других он никогда мне не даст.       — Но ты бы хотел? — нахмурился Блейн. Ему просто нужно было знать, что Хаммела и этого, с лошадиными зубами, больше абсолютно ничего не связывает, а Смайт юлил и никак не хотел говорить напрямую.       На этот вопрос он тоже не ответил, просто глянул на Андерсона как на умственно отсталого, а потом спросил:       — Где у тебя аптечка?       — Что, голова заболела?       — Нет, — Себастиан фыркнул и встал, пошел в сторону кухни. — У тебя черт-те что на лице, надо промыть. Сказали обрабатывать раны каждые несколько часов.       Блейн повернул голову, увидел свое отражение в стенке посудомоечной машины и вздрогнул. Правый глаз страшно опух, вокруг него красовался темный круг, губа и бровь рассечены. Кажется, ночью у него снова пошла кровь из носа и некоторых ссадин, потому что внушительная часть лица была покрыта плотной, практически черной запекшейся коркой.       — Верхний выдвижной ящик, справа в углу, — крикнул Андерсон, морщась и отворачиваясь. Так плохо он еще не выглядел.       Себастиан вернулся с перекисью и ватой. В свободной руке он держал телефон и, судя по раздражению на лице, тщетно пытался до кого-то дозвониться.       Блейн брезгливо поморщился, когда он поднес ватку к его лицу.       — Слушай, мне это нравится даже меньше, чем тебе, так что заткнись и стисни зубы, — проворчал Смайт. — Будет больно.       — Вчера больно не было, — справедливо заметил Блейн, вспоминая, с какой легкостью молодая медсестра обрабатывала его ранки.       — Ну, ты отбил у меня парня, — хмыкнул Смайт. — Мне же нужно какое-то моральное удовлетворение.       Андерсон фыркнул.       Он отбил парня. Фраза непривычно резала слух.       Себастиан своих угроз не выполнил. То ли потому, что у него была очень легкая рука, то ли парень и впрямь чувствовал свою вину, но делал он все очень аккуратно, почти безболезненно. И очень медленно. И молча. Настолько медленно и молча, что Блейн немного задремал. Очнулся, потому что в дверь позвонили.       — Кого там еще принесло, — нахмурился Смайт. — Открыто! — крикнул он, осторожно касаясь особенно обидной и болезненной ссадины на лбу.       — Ты оставил мой дом открытым на ночь?       — Я часто выходил покурить, — хмыкнул он.       — Ты же курил прямо в комнате, — не понял Блейн.       А потом до него дошло, и он рассмеялся. Смайт переживал, поэтому и бегал курить, наверное, несколько раз за ночь, а потом днем делал это в гостиной, демонстративно, чтобы никто не подумал, что ему есть до Андерсона какое-то дело. Себастиан понял, что Блейн догадался, и помрачнел, в отместку с небывалым остервенением стирая кровь с виска.       — Ау-ау-ау! — завозмущался все еще не отсмеявшийся Блейн.       — Что тут происходит?       Парни одновременно подняли головы (вернее Смайт поднял, а Андерсон попытался повернуться, но он лежал ко входу макушкой и получилось не очень), Себастиан бросил ватку в мешочек с другими использованными. Поджал губы.       Курт смерил его удивленным взглядом и уже хотел было спросить, какого черта далтонец тут забыл, да еще и в одном халате, как вдруг заметил Блейна, лежащего на диване в одних штанах. И дело было даже не в том, что Андерсон был тут с другим парнем почти голый, об этом Хаммел, если честно, и подумать не успел, — его напугали жуткие фиолетовые и красные синяки по всему торсу, опухший глаз, кровь на лбу и безобразно рассеченная губа.       — О господи, — его голос сорвался на шепот, он скинул школьную сумку прямо на пол, где стоял, и осторожно, будто боялся, что Андерсон умер, подошел к дивану.       Себастиан встал, снова поджал губы, качнул головой, ловя взгляд Хаммела, мол, он тут не при чем, и с несвойственной ему тактичностью вышел в коридор.       Курт присел на свободный кусочек дивана возле ног Блейна и взглянул на него — вопросительно и жалостливо. Андерсон криво усмехнулся, и Хаммелу самому захотелось хорошенько его ударить. Его побили пять человек, пять бывших друзей, а этот придурок ухмыляется?       — Ребята дружно встретили меня вчера возле дома, — начал объяснять Блейн. Курт это уже знал, его волновало другое. Он бросил короткий взгляд в сторону коридора, Андерсон заметил. — Смайт приехал вечером, чтобы отдать мне телефон. Нашел меня, затащил в дом, вызвал врача. Не знаю, что бы я без него делал, — нехотя признался Андерсон.       Курт нервно хохотнул.       Он не знал, что ему сказать.       Слова, так тщательно продуманные заранее, теперь были совсем не уместны. Уместна была благодарность Себастиану и забота о Блейне, так что Курт молча встал и, взяв со спинки далтонский пиджак, вышел в коридор.       — Спасибо, — первым делом сказал он, когда Смайт повернулся.       Всем своим видом Себастиан говорил, что для него это совсем ничего не стоило, но Курт представлял, что друг чувствует на самом деле, и постарался вложить в эту короткую благодарность все теплые чувства, на которые был сейчас способен, в надежде, что Себастиан поймет. Тот вроде бы оценил, неуверенно улыбнулся, взял пиджак.       Всем было странно и неловко видеть здесь друг друга, никто не находил слов.       В последний раз, когда они собирались втроем в одном помещении, Курт поцеловал Смайта, чтобы вызвать у Блейна ревность. И что же происходит теперь? Они все, не без помощи друг друга, столько пережили за последние несколько месяцев, что выяснять отношения сейчас было бы просто смешно. Все старые обиды, висевшие между ними, вдруг лопнули, словно мыльные пузыри, и осели холодным облачком, от которого скоро не останется и следа.       Когда Курт распрощался с Себастианом, он вернулся к Блейну, закончил начатую далтонцем работу, поменял все повязки и отмыл лицо Андерсона. Следующим вечером он приехал, чтобы сделать то же самое, и потом тоже. В конце концов, Хаммел почти переехал в этот дом, ведь каждый день сразу после школы садился в свою машину и мчался в Вестервилль, как будто ему больше всех надо.       Наверное, так и было.       И Берт, и друзья, и даже мистер Шу, видимо, уже обо всем догадывались, так что перестали спрашивать и волноваться, куда это Курт пропадает каждый день, почему пропускает репетиции, почему заявляется домой, только чтобы поспать.       Пару раз в дом Андерсона заглядывал Себастиан. Он, наверное, чувствовал ответственность, хотя ни за что бы в этом не признался, а потому и делал вид, что пришел просто увидеться с Куртом.       Блейн через пару-тройку дней тщательного ухода и хорошего питания начал почти без усилий передвигаться по комнате, а затем и по всему дому. Он мог уже сам дойти до душа, поставить чайник или даже приготовить яичницу, так что, когда Курт приехал в конце недели, он вдруг почувствовал себя ненужным. Вот все и закончилось.       За эти дни они с Андерсоном почти не разговаривали. Нет, не вели себя как чужие, скорее наоборот — как старые супруги, прожившие вместе сорок лет, успевшие здорово друг другу надоесть, но не нуждавшиеся в словах, чтобы понимать друг друга. И тем не менее им стоило поговорить — было о чем. Курт избегал этого разговора как мог, делая вид, что ничего особенного не происходит, а Блейн, надо сказать ему спасибо, ни разу не попытался его обнять, поцеловать или даже лишний раз тронуть за руку.       Курту понадобится очень много времени, он это понимал.       Но тянуть больше было нельзя, и когда в субботу Блейн сам встал, чтобы открыть Курту дверь, как только услышал шум мотора на дорожке перед домом, Хаммел понял — пора. Либо они поговорят обо всем прямо сейчас, либо так и останутся друг для друга никем.       — Ты рано, — первым делом сказал Блейн, проходя на кухню, чтобы поставить чайник. Он все еще прихрамывал на одну ногу.       — Занятия отменили из-за проблем с электричеством, — пожал плечами Курт, разуваясь. — Я принес мороженое. Фисташковое и… не знал, какое ты любишь, так что взял шоколадное.       — У меня закончился чай, но в кладовке наверху есть упаковка отличного подарочного, отец привез в прошлом году из Норвегии.       — Я поднимусь, — улыбнулся Курт. — Что празднуем? — крикнул он уже с лестницы.       — Ну, — Блейн включил чайник и тоже решил подняться наверх. — Я почти досмотрел «Друзей», позависал на фэйсбуке. А еще, думаю, в понедельник пойду в школу, — они как раз поднялись, и Курт, занесший руку над выключателем, опустил ее, развернулся и взглянул на Блейна. — И да, ты угадал, шоколадное — мое любимое.       — В школу? — проигнорировал Курт. — В таком состоянии?       — В каком таком? Я себя отлично чувствую. Пара синяков и ноющее плечо — не повод прогуливать вторую неделю, да и тут просто с ума можно сойти.       — Блейн, — голос Курта был твердым, какой бывает у родителей, поучающих непослушных детей.       — Курт, — в тон ему ответил Андерсон, издевательски ухмыляясь.       — Это не смешно! Ты еле ходишь, еще вчера не мог сам добраться до туалета!       — Это было позавчера, — Блейн нахмурился. — Я в порядке.       — Не в порядке, — Курт скрестил руки, а потом снова выпрямил их. Казалось, он не знал, куда себя деть. — Ты еще слаб, хромаешь, не можешь писать…       — Ты не хочешь, чтобы я возвращался в школу? — прищурился Андерсон.       Хаммел осекся.       — Н-нет, — тут же вскинул голову он. Было уже поздно. — Конечно, хочу, то есть мне все равно…       — Что там происходит?       — Ничего, — Курт нервно вцепился одной рукой в другую. В последнее время он совсем не мог контролировать свои эмоции, как будто события всех этих месяцев вывернули его чувствами наизнанку. Блейн требовательно взглянул на него. Прямо в глаза. Хаммела как током прошибло. Он и забыл, каково это, когда один такой взгляд расплескивает по телу кипящее золото. — Ребята, они… я боюсь, они могут сделать что-то с тобой.       — Что еще они могут со мной сделать? — хохотнул Блейн. Наигранно весело.       Курт переступил с ноги на ногу, его рука сама метнулась к воротнику рубашки, к которому он нарочно с утра приколол маленькую брошку с надписью «Продолжай верить». Блейн проследил это движение и его взгляд чуть смягчился. Хаммел вздохнул и медленно, неуверенно и нехотя начал:       — Помнишь, вы с Себастианом позвонили Бист, когда он тебя нашел? — Блейн кивнул. — Вы сказали ей, что на тебя напали хулиганы, но не сказали, кто именно. Финн сразу все понял, и они с Паком и другими футболистами из Хора решили поговорить с этими придурками по-мужски. В общем-то они ничего не сделали, действительно просто поговорили, но потом вся команда вышла на поле и… играли они просто ужасно. Меня там не было, я уже ехал сюда, но Рейчел сказала, что никогда не видела «Титанов» в таком состоянии. Естественно, тренер сразу начала орать, а когда она попыталась выяснить, что случилось, Финну пришлось все рассказать.       — О боже, — Блейн опустил голову, догадываясь, что за этим последует.       — Бист распустила команду, — вздохнул Курт. — Она сняла МакКинли с финального матча, а потом Фиггинс отстранил всех членов команды, кроме хористов, от занятий. Половина из них, учитывая средний балл, может распрощаться с престижными колледжами…       — И во всем это они, конечно, винят меня? — спокойно поинтересовался Андерсон, поднимая голову.       Курт кивнул, обхватывая себя руками.       — Их отстранение заканчивается в понедельник, и если ты придешь…       — Я разберусь, — бросил Блейн, нервно постукивая пальцами по перилам, на которые все это время опирался. — Спасибо, что рассказал.       — В смысле разберешься? — вскинулся Курт.       — В смысле приду в школу и попробую… договориться с ними, что ли.       — Договориться? — хохотнул Хаммел, опуская руки. — С ними? Если ты забыл, как они «разговаривают», посмотри в зеркало. С ними не получится поговорить, даже не думай об этом.       — Это моя проблема, — Блейн обхватил одну руку другой на сгибе локтя, как делают люди, которые очень нервничают, но взгляд его выдавал решимость и уверенность в словах и действиях.       — Ах, твоя! — воскликнул Курт. Его снова начинало трясти от злости. Никто и никогда не был способен вывести Хаммела из равновесия так быстро, как это делал Блейн. — Эта проблема стала и моей, как только ты вошел в Хоровую в начале сентября!       — Я в состоянии сам со всем разобраться.       — Вот опять! — Курт раздраженно взмахнул руками и посмотрел на Блейна метающим молнии взглядом. — Опять ты решаешь все за нас двоих! Конечно, я ведь хрупкий цветок, который должен просто стоять на полке и вкусно пахнуть, пока Его Величество Герой Блейн Андерсон решит все вопросы! Нет, представь себе, у меня тоже есть голос!       — Да я никогда и не думал иначе! — Блейн подошел и так внезапно схватил Курта за плечи, что тот на мгновенье оцепенел. Эти руки. Сильные, горячие даже через ткань рубашки. Его руки. — Я просто пытаюсь защитить тебя, как ты этого не понимаешь?! Думаешь, они вернутся в школу, не найдут там меня и успокоятся? О нет, — он вдруг надрывно, страшно рассмеялся. — Они будут мстить тебе, потому что да, ты тоже в этом замешан! Больше, чем кто-либо!       — Финн, Сэм и Пак…       — Финн, Сэм и Пак! — не дослушав, воскликнул Блейн. — Ты готов рисковать своими друзьями, только чтобы доказать, что я не прав? Думаешь, им доставляет такое уж удовольствие постоянно грызться друг с другом? Они — мы! — все ведь когда-то были друзьями, если ты забыл. К тому же Финн, Сэм и Пак не всегда будут рядом!       — А ты считаешь, я не смогу себя защитить?! — Курт сбросил его руки и отшатнулся. Тут же захотелось шагнуть обратно.       — Не считаю, — Андерсон устало опустил руки, а потом поднял одну, чтобы провести ею по отросшим волосам. У Курта в груди что-то екнуло. Блейн снова подошел вплотную, но хватать его больше не стал. Он чуть дернулся, как будто хотел сказать или сделать что-то, что давно крутилось на языке или в голове, но никак не мог решиться. — Я просто не хочу, чтобы тебе пришлось, — наконец почти прошептал он, глядя Курту прямо в глаза.       Вот такой он, его Блейн. Заботится, рискует собой, кидается в омут с головой ради тех, кого любит. «Любит», — это слово, эта смелая, дерзкая, громкая мысль резко прошла через все тело красной нитью. Да Андерсон ведь действительно любит его.       Хаммел на секунду задержал взгляд на его лице, губах. Рвано вдохнул.       А потом все полетело к чертям.       Курт даже не понял, кто кого поцеловал первым. Наверное, он, ведь ему так давно этого хотелось.       Блейн ответил с таким напором, как будто они целовались в последний раз в этой жизни. Его восхитительные руки тут же оказались на плечах, на шее, на спине, повсюду, но так мало-мало-мало. Губы сначала на его губах, потом на скуле, возле уха, о боже, снова на губах.       Нет, конечно, не в последний…       Как он вообще жил столько времени без этих губ?       Неужели он думал, что сможет жить без Блейна?       Когда Андерсон втянул нижнюю губу Курта в свой рот и легонько прикусил, у Хаммела словно все тело отключилось, ноги подкосились, прямо как тогда, в самый первый раз. Только теперь этого было недостаточно…       Курт врезался во что-то спиной, и этим чем-то оказалась дверь, так что они, целуясь, ввалились в комнату Андерсона, чуть не упав на ковер.       Блейн переместил руки со спины Курта на его живот, пальцами нащупал нижнюю пуговицу рубашки, ловко вытащил ее из петельки, поднялся выше, при этом не отпуская губ Хаммела, не давая ему даже вдохнуть.       «Сейчас», — мысль вильнула в сознании раскаленным добела металлическим шнуром, и тут же потонула, расплавилась под обжигающими прикосновениями.       Слишком быстро, слишком много, слишком-слишком-слишком. Прекрати.       Не останавливайся.       Рубашка Курта упала к ногам. Нужно было стащить с Блейна футболку, это же проще простого — она такая большая, легкая, без единой пуговицы. Только вот руки не слушались, руки хотели трогать шею Андерсона, его мягкие волосы, его лицо, плечи. Огромным усилием воли он оторвался от тела парня и схватил края его футболки, быстро стаскивая ее и отбрасывая в сторону. То крошечное мгновение, на которое тело Андерсона оказалось вне зоны досягаемости, показалось вечностью. На глаза показались не зажившие синяки на ребрах, но даже они сейчас казались какими-то не такими, грязно привлекательными.       — Курт, — прошептал Блейн, когда Хаммел сам утянул его на кровать и обхватил ногами за талию. Он никогда еще не видел Курта таким, как сейчас. Никто не видел. — Ты уверен?       Казалось, Андерсон сам себя ненавидел, спрашивая это, но он не мог не спросить.       Щеки у Хаммела были красные, глаза блестели, волосы растрепались, дыхание сбилось.       Такой красивый. Такой сексуальный. Его Курт.       — Я хочу тебя, — так же, шепотом, отозвался он.       — О боже, — выдохнул Блейн, не осознавая, что произносит это вслух. Он готов был поклясться, что эти слова голосом Хаммела — самое горячее, что он когда-либо слышал. — Иди сюда…       Курт и не знал, что может хотеть чего-то так сильно. Хотеть кого-то.       Все его желания, все чувства и ощущения сконцентрировались в одной точке внизу живота и разгорались, словно вот-вот взорвутся, но вместо этого собирались в плотный пульсирующий ком, заставляя терять голову от удовольствия. И каждый раз, когда их тела соприкасались, этот ком болезненно и сладко сжимался, требуя большего.       Блейн был таким уверенным, ловко расстегивая брюки Курта и не переставая его целовать, и Хаммелу тоже хотелось быть смелее, сделать что-то такое, что делают только опытные люди, он ведь так много про это читал. Только вот мысли путались, а взгляд туманился, и парень, поддавшись инстинкту, провел рукой по торсу Блейна и скользнул ему прямо в трусы, легко оттягивая резинку домашних штанов.       Андерсон на мгновенье окаменел, остановился. Рука, на которой он удерживал вес всего своего тела, чуть дрогнула, а потом Курт почувствовал, как сама собой растет в его ладони горячая плоть. Наверное, осознав это, он жутко покраснел, но Блейн не заметил: его взгляд разом помутился. Он припал к ключицам Хаммела с новыми горячими и влажными поцелуями и недовольно застонал, когда Курт вытащил руку, чтобы избавиться от этих чертовых штанов.       — Нет, стой… — голос у Блейна был совсем низкий и хриплый, видимо, слова давались ему с большим трудом. — Не так…       Курт оцепенел. О боже, он сделал что-то не так?       Андерсон коротко поцеловал его прямо в губы, а потом встал, разрывая их тела и заставляя Хаммела чувствовать себя брошенным. Мигом накатил холод, Курт приподнялся на локтях и увидел, как Блейн достает что-то из-под стопки дисков на рабочем столе. Когда Хаммел понял, что это, его едва не разобрал смех. Презерватив, смазка — как он мог забыть! Это же важно, так важно…       Блейн вернулся быстро, и Курта снова накрыло лавой, серо-голубое вечернее облачное небо растеклось по потолку, кровать под ними куда-то исчезла, одежда пропала…       Хаммел думал, что с ума сойдет от смущения, когда окажется перед другим человеком совсем голым, но все эти мысли, как и любые другие, пропали, когда Андерсон мучительно медленно провел рукой по его члену. Здесь он был так же неопытен, как Курт, и от этого, вопреки здравому смыслу, становилось не так неловко и страшно.       Курт был как расплавленный воск, когда Блейн осторожно и медленно вошел в него одним пальцем; как растопленное сливочное масло, когда Андерсон так же осторожно ввел второй. Но вот когда головка члена Блейна коснулась его там, Курта обдало холодным потом.       Это произойдет прямо сейчас. Не где-то там, не через год в Нью-Йорке, не на идеальном пятом свидании под музыку и с зажженными ароматическими свечами, а прямо здесь и сейчас, с человеком, которого еще три месяца назад он боялся даже поцеловать, а год назад и вовсе не замечал. Как такое возможно?       И тут это случилось.       Блейн вошел не резко, а медленно, аккуратно, стараясь наблюдать за выражением лица Курта, по которому вряд ли можно было сейчас что-то определить. Неприятное, ноющее ощущение чуть притупилось, когда Андерсон, упираясь одной рукой в кровать возле плеча Хаммела, второй опять провел по его члену, повторяя это снова и снова.       Разве можно испытывать такое?..       Курту хотелось чувствовать его больше, глубже, но он не мог и слова сказать, поэтому просто прикрыл глаза и одновременно с этим сдавленно, тихо простонал, будто бы давая разрешение.       Блейна всего уже трясло. Он привык входить быстро, сильно, глубоко, но он никогда никого не лишал девственности, тем более парня. Собрав все силы в кулак, он толкнулся еще чуть дальше, еще, еще немного, но Курт был таким узким, таким…       — Черт… — прорычал Андерсон, не в силах больше сдерживаться.       Хаммел провел руками по его плечам, потом по груди. Он был готов, и Блейн понял это по рваному дыханию, дрожащим ресницам, чуть приоткрытому рту. И тогда он вошел до предела, тут же сам ощущая до боли приятное сокращение мышц внизу живота. Ладони Курта замерли на плечах Блейна, чуть сжали их, глаза широко распахнулись, губы сомкнулись в тонкую линию.       Вот так, хорошо, отлично — он начал медленно двигаться внутри, пока не заметил, что Хаммел задержал дыхание.       В голове у Курта сразу же прояснилось. Ему было больно. Так больно, так много, господи, пусть это закончится, пожалуйста…       Блейн чуть помедлил, снова наклонился, мягко коснулся уголка губ, скулы, уха…       — Расслабься, — прошептал он куда-то в шею.       «Легко сказать!» — раздраженно подумал Курт, но потом Андерсон снова поцеловал его в особенно чувствительное место на впадинке возле ключицы, провел рукой по подтянутому светлому животу, по члену и обратно, потом снова, снова, и тело Хаммела само размякло. Когда Блейн вновь начал двигаться в нем, Курт, морально почти готовый к боли, внезапно почувствовал острое, пульсирующее удовольствие. Он и сам не заметил, как подался бедрами вперед, как начал стонать, как позволил Блейну двигаться быстрее, быстрее и быстрее.       Влажные пряди волос падали Блейну на лицо, глаза казались еще пьянее, чем тогда, когда они накурились, лежа в этой самой комнате, на ковре.       Как давно это было.       Воспоминания отдельными кадрами проскакивали в мозгу, и каждое тонуло в дымке из удовольствия, пока все до последней мысли не выветрились из головы. Курт не понял, в какой момент его тяжелое дыхание начало срываться на глубокие стоны, и не заметил, какое влияние это оказало на Андерсона. Он вдруг весь застыл, задрожал, замедлился…       — Курт… — хриплым голосом, — … я сейчас…       Он тоже чувствовал это — так близко, — и руки сами смяли собравшееся под ним покрывало, бедра поднялись навстречу медленным, но интенсивным толчкам, пальцы на ногах сжались…       Блейн кончил с низким, горловым звуком, падая Курту на грудь, еще пару раз толкнулся по инерции, задевая ту самую, волшебную точку внизу живота. Стоны Хаммела резко оборвались, тело пару раз компульсивно вздрогнуло и… обмякло.       Андерсон еще был внутри, навалившись всем своим остывшим, мягким, расслабленным телом сверху на Курта, у которого не было сил даже чтобы открыть глаза. Внезапно уголка его рта коснулось что-то теплое, похожее на губы, а потом Блейн перекатился с него на кровать рядом, глубоко, измученно и довольно вздыхая.       Хаммел не без труда повернулся на бок, все еще чувствуя тихую пульсацию внутри, уткнулся носом в шею Блейна, положил руку ему на грудь и тихо, незаметно улыбнулся. Разговаривать не хотелось, думать о чем-то — тоже, так что он просто лежал, опустошенный и вместе с тем заполненный до краев, и чувствовал себя так, словно их выбросило в шлюпке в открытое море, и теперь они вдвоем медленно качались на волнах.       Так они и заснули, поперек кровати, со свесившимися ногами, без одеяла, но под серым сумрачным небом. Два не принятых обществом подростка, перевернувших друг в друге все, что только было можно.       Блейн в полудреме лениво нащупал край покрывала, завернул их с Куртом тела в него, как в кокон, и снова провалился и пьяное, сонное блаженство.       «Мой», — промелькнуло где-то на границе между сном и реальностью.       На кухне остывал чайник.       В сумке Курта таяло мороженое.