Тяжёлый криминал

В 10 вечера того же дня Уилл, как всегда, стоял в пробке - направляясь домой. Это был вечер трудного дня. У группы Битлз была песня с таким названием – «Вечер трудного дня» - и Уилл её вспомнил сейчас. Правда, в той песне пелось о том, как парень приходит домой вечером трудного дня – и его там встречает любимая девушка, которая «даст ему всё» и оправдает все его трудовые подвиги. Уилла же встретят дома только его собачки – и его сексуальные фантазии. Нельзя сказать, что Уилла сильно огорчал такой расклад. Он был одиночка, ярко выраженный интроверт – из тех, кому вечером необходимо уединение с самим собой, а не с кем-то ещё. Это был вечер трудного дня для каждого: трудный день Уилла, целиком потраченный на поиск зацепок, связанных с убийством Никитина, не принёс никаких результатов.... трудный день Сэма, связанный с поиском новой добычи, закончился для Сэма удачно.... гораздо менее удачно завершался этот день для Тито – нового пленника Сэма. Но всех объединяло одно: всем сегодня было трудно. Всем, кроме Лектера – который минуту назад мягко приземлился в аэропорту прямым рейсом из Аргентины, где целый месяц набирался здоровья и сил. Уилл услышал, как ему пришла СМС-ка. Он взял телефон и увидел, что это автоматическое уведомление от сотового оператора: «Этот абонент доступен для звонка». Был указан номер Лектера. Значит Лектер только что включил свой телефон. Уилл звонил ему сегодня после обеда – спросить, когда тот возвращается – но телефон в тот момент ещё был недоступен. Грэм набрался сейчас капли смелости – и решил позвонить, не откладывая. В его контактах Лектер был записан, как FAITHLESS MAN («вероломный человек»). Это была анаграмма: если переставить в этой фразе буквы местами – то получится SATAN HIMSELF («сам дьявол»). Это Лектер привил Грэму любовь к анаграммам. Уилл не удивился бы, если бы узнал, что и он сам записан в контактах Лектера какой-нибудь зловеще-остроумной анаграммой. Но в эту секунду Уилл не думал об этом: он напрягся в ожидании ответа Лектера. После седьмого гудка в трубке, наконец, прозвучал вкрадчивый голос: - Добрый вечер, Уилл. - Рад вас слышать, доктор Лектер. Как ваши дела? - Дела – у прокурора. А у меня так - скромные делишки.... - И как же идут ваши делишки? - Своим чередом, не спеша.... по плану.... - Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Как вас встретил Буэнос-Айрес? - Дружелюбно.... А как Балтимор встретил нашего эмигранта из России? Уилл на пару мгновений утратил дар речи. Он не ожидал, что Лектер в курсе самых последних событий. - Сурово он встретил его, не так ли? – помог Уиллу Лектер. - Ещё бы, - ответил Уилл. - Что вас гложет сегодня, Уилл? Помимо бесславной кончины русского эмигранта. - Ничего больше. - Не нужно врать, дорогой друг. Вы же знаете, что не можете меня обмануть. - Это личное. Я не хочу об этом говорить, - Уилл в самом деле не желал говорить о другой проблеме, которая сейчас мучила его: нездоровое влечение к доктору Лектеру. - Я ваш доктор и ваш друг. Вы можете рассказать мне всё. - Не хочу. - Вы знаете, что хотите. Вы просто боитесь. - А, может быть, мне нравится бояться.... - Тогда не буду омрачать ваше удовольствие.... Надеюсь, что помог вам получить удовольствие вчерашней ночью. Уилл почувствовал, как его ошарашило. Эта двусмысленная фраза прозвучала для Грэма предельно однозначно: Лектер имел в виду вчерашний акт онанизма, которому Уилл имел слабость предаться. «Но как он мог узнать об этом?». - В каком смысле? – Уилл попытался закосить под дурачка. - Я вас плохо слышу, Уилл. У нас плохая связь. Поэтому давайте закончим сейчас нашу беседу. - Счастливо добраться до дома, доктор, - раздражённо ответил Уилл, тут же положив трубку, не дождавшись ответа. Он всегда предпочитал класть трубку первым в телефонных разговорах с Лектером. Ему казалось, что это даёт ему долю превосходства. Уилл чувствовал себя оскорблённым, униженным – и просвеченным на́сквозь рентгеновской проницательностью доктора Лектера, которая облучила его только что из телефонного динамика. Грэм чувствовал себя, как в 15 лет – когда его мать застала его за онанизмом и попыталась перевести этот курьёз в шутку. Этот мамин ход показался тогда Уиллу страшно унизительным. То же самое он чувствовал сейчас – после разговора с Лектером. Но он подъехал к дому и теперь имел возможность отвлечься от неудачного рабочего дня и неприятной беседы с Лектером – ведь дома его ждали собаки: невыгулянные, некакавшие – и некушавшие. Уилл открыл входную дверь – и, не заходя в дом, подозвал к себе собак и выпустил всю ораву на волю. Гуляя по лужайке с питомцами, он вдруг вспомнил реальную причину, по которой звонил сегодня Лектеру: он хотел попросить его помощи. Его содействия в деле жестокого маньяка, который замучил, убил и расчленил пятерых мужчин – и, возможно, уже ищет шестого. Грэм понимал, что ему катастрофически необходимо снова позвонить Лектеру – потому что он вновь зашёл в тупик в своём расследовании – уже в пятый раз подряд. Но в то же время он не хотел обращаться к Лектеру - потому что знал, что тот, как всегда, примется безжалостно манипулировать его тяжёлым влечением, которое он испытывает к Ганнибалу. Это сильно обжигало самолюбие Уилла – но в то же время, в глубине души ему нравилась эта игра. Иначе бы она не стала частью его любимых эротических фантазий. Погуляв с собаками и рассыпав корм по мискам, Уилл разделся – и направился в душевую кабинку. Он включил воду посильнее и погорячее – и опёрся обеими руками об стенку, на которой висел душ, опустив голову под дразнящие струи. Ванную комнату заполнял пар. Сознание Уилла тоже наполняли клубы́ пара. Ему хотелось расслабиться.... Забыться и отдаться. Он ощущал всего одно, но чрезвычайно настойчивое желание: он хотел оргазма. Он желал оргазма, имеющего прямое отношение к Ганнибалу. И он не просто желал – он изнывал: это похотливое желание было без преувеличения мучительным. Потому что шло вразрез с его самолюбием и личными ценностями. Оно было настолько мучительным, что он практически желал смерти: себе – или Ганнибалу. А, может быть, обоим сразу. Его непреодолимое влечение казалось ему каким-то люциферским проклятием. Он тяготился этим влечением – и хотел освободиться от него. Но чем сильней он пытался с ним бороться, тем бо́льшую мощь оно приобретало. Оно было как болезнь – как тяжёлый неизлечимый недуг, который всегда окажется сильнее больного, сколько бы он с ним ни боролся. Это влечение напоминало Грэму какой-то тяжёлый криминал: он чувствовал себя почти что наместником Зла на Земле – всего лишь позволяя себя иметь эти дьявольские желания. Уилл понимал, что если бы он мог отбросить чувство собственной чести и достоинства, а также личные предрассудки и ценности – то он хотел бы в этой жизни только одного: отдаться Лектеру целиком и без остатка. Полностью предаться его власти. Он бы желал раствориться и стать частью Лектера – навсегда и веки вечные. Он мечтал принимать любое совершённое Лектером унижение за великую честь, а любую причинённую им боль – за прикосновение Бога. Но Уилл пребывал в здравом уме – и прекрасно понимал, что все эти волшебные вещи возможны только в его эротических фантазиях. Только там он имел полную свободу от своих предрассудков, страхов и ценностей. Только там он свободен от жестокой реальности, где серийным убийцам приходится мучить и убивать, чтобы ощутить дыхание Бога. Уилл продолжал стоять под струями душа, упёршись руками в стенку: он хотел посмотреть, насколько высоко и крепко вздыбится его член от одних только мыслей. Результат был довольно впечатляющ: его член пребывал в состоянии полной готовности. Глядя на свой вздыбившийся перпендикулярно животу пенис, Уилл созерцал наглядное подтверждение того, насколько далеко зашли его порочные желания. И тогда он резко включил самую холодную воду – и принялся кричать под душем, пытаясь остудить свои горячие похотения. Выйдя из душа, Уилл взглянул на часы: они показывали 22:45. Ещё не было 11-ти – значит, он всё ещё мог позвонить сегодня Лектеру. Надев чёрные бо́ксеры, он откинул одеяло – и лёг в кровать, не укрываясь. Грэм закрыл лицо руками – а затем потёр пальцами глаза и лоб, как он всегда делал вечером трудного дня. Потом он взял свой мобильник – и без особых сомнений набрал «вероломного человека». После 10-го гудка Уилл подумал, что сегодня Лектера он больше не услышит – но тут в трубке прозвучал его голос: - Да? - Здравствуйте, доктор. Я не слишком поздно? - Лечить вас ещё совсем не поздно, дорогой Уилл. - Мне хреново, - Грэм попытался ёмко описать сложнослойную суть своего текущего состояния. - Что именно у вас «хреново»? – Лектер вкрадчиво попросил Уилла более подробно изложить свои муки. - Я боюсь, что никогда не поймаю этого ублюдка.... - Вы забрели в тупик? - Да. - Его садизм стал ещё свирепей, не так ли? - Да. - Он станет ещё хуже. - Почему он превратился в такое чудовище? – спросил Уилл. - Он гомосексуалист, который презирает свои влечения. Он тяготится ими – он находит свои эротические желания мучительными. Поэтому он жестоко убивает мужчин, которые возбуждают его ненавистные влечения – это позволяет ему почувствовать себя сильнее своих желаний, ощутить своё иллюзорное превосходство и силу над ними. Он самоутверждается – одновременно с этим реализуя свои сексуальные фантазии. Ему кажется, что, пытая привлекательных ему мужчин, он приобретает власть над своими влечениями – но в реальности он всё глубже погружается в плен своих ненавистных влечений. Поэтому он никогда не остановится по собственной воле. - Он заставил русского эмигранта съесть половой член предыдущей жертвы. Он обжарил его. - Он и сам скоро попробует на вкус своих жертв – если уже не попробовал. Он на прямой дорожке к каннибализму. Потому что каннибализм – это высшая форма унижения и власти над личностью. Уилл переложил телефон в левую руку – а правой рукой оттянул резинку своих бо́ксеров, обнажив наполовину вздыбленный член. Вкрадчивый голос доктора Лектера вызывал у Грэма возбуждение. - Не все фрагменты тел были найдены, - сказал Уилл. - До сих пор не были обнаружены два бедра и одна голень. - Возможно он как раз и угостился ими. Поверьте мне, Уилл, слюнки у него текут обильно. Уилл смочил правую ладонь щедрой порцией слюны – и принялся поглаживать рукой член. - Какого типа мужчины его возбуждают? – спросил Грэм. - Я думаю вы знаете об этом лучше меня, дорогой Уилл. - Почему? - Потому что я не видел всех материалов дела – в отличие от вас. - Я бы хотел, чтобы вы ознакомились с материалами дела – и озвучили ваше мнение. - Я могу попробовать. Уилл продолжал массировать свой член, который вздыбился уже в полную силу. Грэм не желал прекращать разговор – он хотел послушать этот вкрадчивый голос ещё несколько минут и довести себя до оргазма «в присутствии» Лектера. - Доктор, мне плохо, - Уилл придумал незамысловатый повод удержать Ганнибала на линии. - В каком месте вам плохо, дорогой Уилл? – спросил Лектер с театрально вычурной заботой. - На душе. - И что же сейчас гложет вашу душу в эту секунду, пока мы с вами говорим? - Меня посещают мысли о самоубийстве, - ответил Уилл, от души массируя разгорячённую головку члена. Ему не хватало смазки. Тогда он решил ещё раз увлажнить ладонь слюной – но обнаружил, что во рту пересохло. Тогда он облизал ладонь языком. - Что мешает вам радоваться жизни, Уилл? Вы здоро́вы и мо́лоды. - Я не получаю удовольствия от жизни. Может у меня дисфория или дисфорическая депрессия? - Краски окружающего мира вам не кажутся поблёкшими? - Кажутся. - Не стала ли еда безвкусной? - Стала. - Простите, Уилл, за бестактный вопрос, а что насчёт онанизма? Он приносит вам удовольствие? - Не такое, как раньше.... - В каком смысле? - Теперь всё по-другому, - ответил Уилл нарочито двусмысленно. - Когда вы в последний раз мастурбировали? - Давно. - Как давно? - Не помню. - Вы врёте, Уилл. Уилл на секунду почувствовал, как его оргазм маячит на горизонте. Он ускорил ритм и ощутил, как медленно уплывает во власть первобытной силы. Он ощущал лёгкое и приятное помутнение рассудка. Все его страхи будто растворялись в этой дымке. Вот это была настоящая психотерапия. - Я не люблю говорить про онанизм, - ответил Уилл. - А заниматься им вы любите – или яркие краски этого занятия у вас тоже поблекли? - У меня всё поблекло. Каждый вечер, когда я ложусь спать, я не желаю больше просыпаться. - Почему вы раньше никогда не говорили мне об этом? - Потому что я не люблю жаловаться, - сказал Грэм, чувствуя непроизвольные однократные сокращения мышц бёдер. - Я не смогу вам помочь, если вы не будете рассказывать мне всю правду. - Вы очень хорошо помогаете мне, - ответил Уилл, понимая, что подступает к оргазму. - Уилл, у вас дрожит голос. Вы стесняетесь со мной говорить? Не нужно робеть.... Я ваш доктор и ваш друг. - Вы мой самый лучший друг, - признался Уилл во внезапном порыве дружелюбия – и, закрыв глаза, ощутил, как миновал точку невозврата: он выпустил член из рук – и полностью отдал свой неотвратимый оргазм во власть случая. Его член непроизвольно подёргивался от возбуждения, готовясь выстрелить – и Грэм чувствовал, как низ живота сводит сладкая истома. - Благодарю вас, Уилл, за столь высокую оценку моих скромных услуг. Грэм на мгновение почувствовал, будто слышит голос Бога где-то в глухих глубинах своего сознания. Его доведённый до изнеможения член выпустил из себя две порции спермы, первая из которых попала ему на живот – а вторая пролетела дальше, угодив в тыльную сторону левой ладони, которой он держал телефон. Уилл приложил все свои физические силы, чтобы не издать ни звука. В его ушах звучала оглушительная стена тишины. Он сделал беззвучный, спокойный и долгий выдох, ознаменовавший его глубокое удовлетворение. - Уилл, вы желаете закончить нашу беседу на этой высокой ноте? - спросил Лектер после этой странной долгой паузы. - Спасибо, доктор. Спокойной ночи, - устало-дрожащим голосом произнёс Грэм в трубку и немедленно нажал «Отбой». Он полностью расслабился, пребывая в сладкой неге. До его горячего вспотевшего тела добралось прохладное дуновение ароматного ночного ветра из открытого окошка, и Уиллу казалось, что он чувствует дыхание Бога. В этом было что-то смутно криминальное. КОНЕЦ ВОСЬМОЙ ГЛАВЫ