Однажды

Гет
Перевод
NC-17
Заморожен
156
переводчик
May.Be бета
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
307 страниц, 23 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
156 Нравится 128 Отзывы 72 В сборник Скачать

Глава девятая: Сыр, яблоки, хлеб

Настройки текста
      — Что вы тут делаете? — прошептала Дилан, рассматривая темно-зеленые шелка принца и его коричневый кожаный пояс, наручи и сапоги. Когда топазовые глаза расширились и золотые брови приподнялись, смертная поспешила вспомнить об этикете Старого Мира. — То есть… Для меня большая честь, что Его Высочество почтило меня своим присутствием, — она сделала неуклюжий книксен из-за мяучащего комка шерсти в ногах и резкой боли в правом колене. — Но я не ждала вас этим вечером. Почему вы пришли? — она остановилась, сглотнула. — Я умру?       Если так, то все нормально. Она не боялась смерти — только боли, которая неизменно приходила вместе с ней, но эльфийский принц убил бы ее быстро и безболезненно, как того требовала его честь. Тогда бы она больше не была прикована к этому миру. Боль и печали смертности тогда бы ушли, и ей было бы нечего бояться.       — Если бы я хотел убить тебя, — холодно сказал Нуада. — Я бы просто позволил ланнан-ши сделать это за меня. Зачем мне тебя убивать? Ты нарушила свое обещание?       Дилан открыла рот, готовясь выдать какую-нибудь колкость — неужели он еще не убедился в том, что ей можно доверять? Почему тогда дал ей прожить эти четыре месяца, если не доверял ей? — но тут увидела легкую полуулыбку на его черных губах. И его глаза… Они больше не были бронзовыми от ярости, а всего лишь бледными, как желтые алмазы. Может… Сын короля Балора подшучивает над ней?       Она попыталась вспомнить месяцы, проведенные в его подземной обители, когда они оба залечивали свои раны. Улыбался ли ей эльфийский принц хоть раз по-настоящему (не желая при этом обидеть)? Такого на ум не приходило.       — Вы же знаете, что нет, — сказала она, пряча недоумение за вежливостью и спокойствием. — В любом случае, я рада видеть вас в своем доме, Ваше Высочество. Прошу, садитесь.       Нуада грациозно опустился в большое коричневое кожаное кресло, а смертная подкинула еще бревно в камин и уселась рядом на табуретку. Дилан на автомате повторила позу, в которой они с принцем часто сидели в обители — он на кресле, она почти у его ног. Раньше его это не утруждало, сейчас же ему было от этого неудобно. Она ему не служанка. Но и не ровня — она человек, в чьей крови течет горящее железо, а в сердце дыра настолько огромна, что ничем в мире ее не заполнить — но Дилан Майерс никому не служит.       — Как… Твои дела с нашей последней встречи? — неловко спросил он.       Дилан улыбнулась и беспечно пожала плечами.       — Неплохо, спасибо, — она решила поддерживать вежливый тон, раз Нуада поступал так же. Сейчас все было по-другому: она больше не лечит его, а ему не нужно терпеть ее, чтобы она вылечила ему раны. Ей не было уютно рядом с ним, совсем нет. К удивлению, он заставлял ее нервничать, а вовсе не бояться. — Мои раны зажили, — продолжила смертная. — Но приходится ходить с тростью в холод или дождь.       Эльфийский принц нахмурился.       — С тростью? — его взгляд наткнутся на новые мозоли на ее ладонях, а потом на блестящую деревянную трость у камина. — Почему?       — Я сломала пателлу… Мою коленную чашечку, — Дилан нахмурилась, прикусила губу, отказываясь встречаться взглядом с сияющим янтарем глаз наследного принца Бетморы. — Я вроде помню, как упала — запнулась и грохнулась коленом об асфальт. Оно болит, но не кажется сломанным. Правда, я раньше суставы не ломала, — иронично добавила она, скорчив гримасу. — Откуда же мне знать?       — У тебя были сломаны другие кости, — сказал он.       Это был не вопрос. Его взгляд прошелся по ее лицу; бледные шрамы напомнили ему о ночи, когда они встретились. Человек вонзила зубы в нижнюю губу и кивнула. Через мгновение она продолжила дрожащим и слегка скрипучим голосом:       — Это были небольшие трещины под волосяным покровом, но то, как они зажили после того, как я покинула вашу обитель, означает, что боль всегда будет навещать меня в плохую погоду, а мне самой будет трудно долгое время сидеть в одной позе. И, похоже, что ступеньки — мои новые смертельные враги, — добавила она с улыбкой.       — Отвар из коры ивы облегчит боль, — сказал он чуть ли не шепотом. — Я пью его, когда…       Осознав, что он собирался сказать, он резко остановился и отвернулся от нее, глядя в огонь. Этот человек, так похожий на эльфа в своих эмоциях, в сострадании другим, был опасен. Ему стоит помнить это. Она помогла ему, несколько раз спасла жизнь, лечила его и они были в какой-то мере союзниками. Но это не делает их друзьями.       Все же… Сказать ей такую малость…       — Да? — пробормотала Дилан, наклонив голову набок. Несколько темных локонов упало ей на лицо, скрывая его выражение, но открывая яркие синие глаза. Бледность ее кожи резко контрастировала с темными волосами, даже в золотом свете пламени. — Когда вы его пьете?       — Когда рука болит с метели. В юности мне туда гарпун попал.       Если бы она начала жалеть его — человек и жалеть! Отвратительно! — он бы забыл все, что они пережили вместе и напал на нее. Однако, она просто погладила черного котенка, лежащего у нее на руках, и мягко, дружелюбно сказала:       — Должно быть, сильно болит, Ваше Высочество.       Он пожал плечами, не разделяя эту дружескую атмосферу. Нуада пришел только чтобы проверить, сдержала ли Дилан свое обещание помогать волшебному народу в Нью-Йорке. Спасение от мстительной ланнан-ши человека, который показал себя более достойно, чем — горькая, тошнотворная мысль — некоторые эльфы, как Имонн, превратило разведку в дружеский визит.       Законы фей ставят вежливость очень высоко. Дилан предложила ему кресло — он обязан сесть. Сейчас, когда он устроился в нем и положил ноги на вельветовую скамеечку для ног, его мышцы, уставшие после тренировок с оружием и остатков болезни, говорили, что, если он без какой-либо причины сейчас поднимется, они будут очень недовольны.       — Воины несут на себе много ран, — сказал он, глядя в огонь. Эльфийский принц не желал смотреть на Дилан, встречаться с этими выразительными синими глазами, которые напоминали ему о тех ночах, когда она просыпалась в подземной обители, хныкала и пыталась спрятать от него свой страх. Он не желал видеть, как пламя танцует в этих глазах. Он еще сильнее нахмурился. — Так было всегда.       — В-вы пить хотите? — волна старого страха прошлась по ее сердцу, когда глаза Нуады, смотрящего в огонь, потемнели. — Г-голодны? У меня есть свежие яблоки из моего сада и фермерский сыр. Еще есть вроде как свежее молоко — я его только утром купила — и я испекла хлеб, когда вернулась…       Она собиралась сказать «с лечения», но решила оставить все, как есть. Смертная знала, что в лечении нет ничего постыдного — ее до сих пор преследовали адские кошмары о том, как на нее нападают, в те ночи, когда сонных духов не было в ее доме. Хотя почти каждую неделю ее навещали местные мигуны, чтобы подарить ей сладких снов (а также пара баку из восточной деревни, чтобы съесть кошмары) и забирали с собой новые страхи, старые, оставшиеся еще с детства, никак не могли исчезнуть.       Она больше не спускалась в метро. Ее подвозили или брат, или Ариэль, ее секретарша. От запаха дезинфицирующих средств, которыми пахла больница, ее теперь тошнило. Теперь убираться было сложно, и потому она решила расставить по всему дому комнатные розы и лилии, чтобы напоминать себе о волшебной обители. Она поставила новые бронзовые и латунные болты на дверь, но это не избавляло ее от чувства, что ее преследуют, что за ней следят. Ее врач использовал такие слова, как «контужена» и «пост-травматическое стрессовое расстройство». Она знала их с самого начала обучения на психиатра.       Конечно же, ей нужно было лечение. Дилан знала, что единственной причиной, по которой она не побежала искать Нуаду сразу после выписки из больницы, стала сила, которую ей давала ее вера. Да и, напомнила она себе с улыбкой, она не помнила, где именно находится обитель. Пытаясь попасть туда, она забрела бы в подземный лабиринт, а волки… Волки бы…       — Принеси яблоки и сыр, — сказал Нуада, прорываясь через тонкую стену страха. Один его взгляд — и вся паника испарилась, как туман поутру, с воспоминаниями, где она и с кем вернулась. Эльфийский принц продолжил: — Я кое-что… Тебе покажу. Принеси еще и хлеб. Я… Принес напиток, которым хотел бы поделиться с тобой.       Это было не совсем правдой: он собирался отнести его в свое подземное убежище, а не делиться с человеком. Но, как часто говорил его отец, еда пресна без питья, и наоборот.       — Принеси две чашки.       Удивленная Дилан пошла на кухню и взяла пару гладких деревянных чашек, маленькую корзинку яблок, ломоть острого чеддера, завернутого в тряпку, и нарезанную буханку хлеба, который она раздавала местному волшебному народцу. С тех пор, как она лечила полу-мерроу в детстве, она всегда старалась оставить как можно более свежего молока и хлеба для фей. По своему опыту она знала, что хлеб им нравится. «Маленькие» феи не могли выдержать долго рядом с «человеческими металлами» и химикатами, как Нуада. Она надеялась, что яблоки тоже не навредят.       Человек принесла все в гостиную и увидела, как Нуада пересел на ее рукодельный красно-желтый плетеный коврик. Рядом с ним на полу стояла маленькая бутылка. Когда он заметил, что она смотрит, то жестом пригласил ее сесть напротив него. Он взял яблоко из корзинки и вытащил короткий нож из-за пояса, чтобы отрезать кусок сияющего красного фрукта.       Холодок пробежался по спине Дилан, когда свет блеснул на лезвии — призрачная боль огнем прошлась по ее лицу, боль от того, как ей режут губы — но потом наследный принц Бетморы показал смертной, как сделать сэндвичи с сыром и яблоками на огне. Треск пламени, размеренный голос эльфа и его точные движения успокоили ее неожиданно испуганное сердце.       Дилан поборола свое удивление от того, что Нуада объяснял, что надо делать. В его подземной обители они часто ели вместе, но обычно в полном молчании и почти не взаимодействуя друг с другом. Она часто сидела на полу, прислонясь к стене, пока он сидел на стуле. Сейчас они тоже ели тихо, в сопровождении только коротких указаний неразговорчивого принца, но ощущения были другими. Нуада вновь слегка улыбался и сидел куда ближе, чем когда-либо раньше, за исключением тех моментов, когда она лечила его раны… Или в ту ночь, очень давно, когда он убрал с лица ее волосы, чтобы увидеть печаль и боль в ее глазах.       Человек куснула сэндвич. Она раньше не пробовал есть сыр и яблоки вместе, но, к ее удивление, острый чеддер отлично подошел к хрустящим сладким яблокам, а свежий хлеб как нельзя кстати был нейтральной добавкой. Смертная тихо охнула, глядя на Нуаду.       — Вкусно, — пробормотала она, рукой прикрывая набитый рот.       — Дай свою чашку, — он налил совсем немного золотой жидкости в деревянную посуду. Дилан поднесла ее к носу и вдохнула. Пахло сладко и искряще, как свежевыжатый яблочный сок, но…       — Это не алкоголь, Ваше Высочество? И не что-то зачарованное?       Нуада покачал головой, но она видела, что он озадачен. Дилан только пожала плечами и отхлебнула, и тут вкуснейшая жидкость прошлась по ее языку и заставила ее напрячь все вкусовые рецепторы. Она словно проглотила луну или растаяла в океане на закате. Это была живая эссенция весны, летнего тепла, пряной осени и остроты зимы. Жизнь, магия и радость.       — Вау. Это просто… Вау, — она почувствовала легкое головокружение и моргнула. — Вы уверены, что оно безалкогольно?       — Да; люди могут его пить. В твоем доме есть брауни, — неожиданно сказал эльфийский принц. Он заметил, что место, куда сплюнула ланнан-ши, снова было чистым. Да и не только оно — его сапоги без его ведома тоже начистили.       Дилан подпрыгнула от удивления и осмотрела дом.       — Правда? — вскрикнула она, ища глазами возможные норки. — Где?       — Он прячется от тебя; знает, что ты умеешь Видеть. Но этот дом — одно из тех редких мест, где волшебный народ может спокойно жить.       Нуада посмотрел на латунный чайник на плите и обвел взглядом гостиную. Ни следа железа, свинца или стали. Все скрепы из латуни, меди, бронзы или серебра. Она сделала это нарочно, принц знал это, чтобы создать убежище для троу и иже с ними. Стены (он подозревал, что и основание дома) были без бетона, а из настоящего гранита, положенного с раствором. Трубы в стенах были из латуни и меди. Даже гвозди были из латуни, титана и укрепленного дерева вместо железа.       Было очень в ее духе жить в подобном месте.       Он не почувствовал никаких чистящих средств, только острый запах уксуса, который может засечь только сверхъестественный ном, замаскированных за пряностями и розами с лилиями. Она чистит уксусом? Большинству людей не нравился его запах, но это еще раз подтвердило, как необычайно преданно смертная посвящает свою жизнь Добрым.       С тех пор, как он встретил ее, принц раздумывал над судьбой Дилан после того, как он отыщет третью часть золотой короны и пробудит Золотую Армию. Стоит ли ему спасать ее? И она хорошо отзывалась о своем брате-близнеце. Нуада знал, каково это — жить без постоянных встреч со своей второй половиной. Он не знал, останется ли он в рассудке, если Нуалу убьют. Их связь была настолько сильна, что было похоже на то. И это было бы в том случае, если бы он каким-то образом остался в живых. Что вызовет смерть брата в грядущей войне в человеке, спасшей его жизнь?       Он не мог позволить себе думать об этом сейчас. Его народ нужно освободить от власти людей. Даже его союз с Дилан, возникший от отчаяния, честь и срочной нужды не может стать выше грядущей войны с человечеством, чтобы освободить эльфов, пока не стало слишком поздно. Если он спасет двух людей, тех, кто изо всех сил старался спасти его народ…       Даже мысль об этом удивила его. Он брату Дилан — она называла его Джон — ничего не должен. Но смертной, сидящей рядом с ним, поедающую сэндвич с яблоками и сыром и попивающую эльфийский напиток, он обязан. Она спасла его несколько раз, даже попыталась защитить от ланнан-ши. Вот ей он не должен дать умереть.       А ее брату? Его смерть сведет ее с ума? А смерть сестер?       — Думаю, мне повезло, раз mo duinne не пытается отвести мне взгляд, — сказала Дилан, пробуждая его от мрачных мыслей.       Он поднял одну бровь. Mo duinne, сказала она.       — Так ты знаешь об этом? И где ты обучилась старому наречию?       — Гаэльскому? — человек пожала плечами. — В старшей школе и колледже. Чтобы поступить в университет, мне надо было два года изучать иностранный язык. Тогда я еще была в лечебнице, но по законам штата они должны были обучать нас, если мы «хорошо себя вели», как я и обычно делала. Один из их учителей преподавал ирландскую историю и гаэльскую культуру и обучил меня языку.       Она вновь пожала плечами.       — Родители были уверены, что я никогда не выучу его настолько, чтобы сдать экзамен, поэтому они заставили меня изучать еще и испанский, но у меня к нему душа не лежала. Я его завалила, но сдала гаэльский. Он оказался полезен в общении с волшебным народом, — добавила она. — И это стало еще одной причиной, почему он мне нравился. Когда я выписалась из лечебницы и пошла в колледж, они предлагали курсы гаэльского, а чтобы поступись в медучилище, требовалось отучиться четыре года, что означало, что язык учить все равно придется. Вот так я выбрала гаэльскую культуру и мифологию в качестве дополнительного предмета.       — Дополнительного? — спросил Нуада, пытаясь осмыслить незнакомые слова. В своей обители он всеми силами старался игнорировать человека. Теперь он жевал яблоко и ждал объяснения. Принц не понял, но зато Дилан осознала, что это означает, что он действительно доверяет ей — немного, но все же.       — В колледже предмет, который ты больше всего изучаешь, называется основным. У меня это была психология — принцип работы мозга — и медицина, чтобы я могла стать психиатром. Но также надо учиться чему-то еще, но не так сильно, и это называется дополнительным. Поскольку я хотела стать психиатром — лекарем разума и сердца — то, чтобы не сойти с ума, я решила изучать культуру и язык гаэльской Ирландии и Шотландии, чтобы больше узнать о вашем народе, — снова улыбаясь, с мечтательным выражением лица, Дилан добавила: — Я никогда не хотела забывать волшебный народ и что они сделали для меня, что показали и чему научили. Ваш народ сделал мою жизнь намного лучше, мой принц. Это меньшее, что я могу сделать.       И она никому бы не пожелала пройти через такое — сидеть взаперти, терпеть пытки, медленно травиться больше десятилетия, потому что она Видела то, что другие не могли. Феи. Эльфы. Волшебный народ. Вот почему она решила стать психиатром — пресечь подобное.       Даже с этим начинанием, даже с помощью Волшебного народца, она не смогла бы сделать это в одиночку и не сойти с ума. Ей помогли пять вещей: полное отчаяние брата-близнеца, вынужденного страдать в разлуке с ней; помощь правительства, чтобы закончить восемь классов школы за семь лет и получить работу по направлению, а также постройка дома, потому что она была сестрой Джона, а Джон был золотым мальчиком, за которым приглядывали важные дяди, уже в двенадцать лет; помощь от дяди Тэдиаса и тети Нии, когда все шло наперекосяк; и наконец (но наиболее важное) — вера в Отца Небесного, чтобы Он дал ей помощь и водительство через грусти, боль, страх и тот адский год…       Вспомнив, о чем она говорила, ее улыбка потускла и она потерла свою шею.       — И, да, Ваше Высочество, я знаю это. «Что смотришь ты на меня человече?», — передразнила Дилан, понизив голос. Нуада глянул на нее, понимая, что она слышала вопрос раньше, потому что она точно повторила слова красношапа. Ее слова подтвердили это. — Я прошла через это.       На краткий миг Нуада подумал дать ей знак Бетморы — мелочь, видимую любым из волшебного народа. Спокойное древо Элдон, символ Бетморы в мирное время, сияло бы сквозь грязь, краску, косметику, кровь и любое другое покрытие, видимый только Добрыми и людьми, способными Видеть. Его можно было дать и убрать только с помощью магии, теми, в ком текла королевская кровь. Если он даст ей этот знак, ей не нужно будет бояться, что ей вырвут глаза или ослепят из-за того, что она умеет видеть.       Она видела красношапа. Как она выжила после встречи с пугающим шотландским боглом?       Но нет, подумал он, наблюдая, как она последовала его примеру с яблоками, сыром и хлебом. Нет, она смертная. То, что его не тошнит от отвращения в ее присутствии, не заменит того, что в ее крови течет железо. Он не даст человеку знак безопасности. Она прожила со способностью Видеть около тридцати лет, она может позаботиться о себе.       Позаботиться о себе…       Убила ли она богла? Это была бы самозащита, возможно, и весьма односторонняя битва, но… Ярость прошлась по нему от мысли, что человек мог наложить свою злобную руку на кого-то из его народа и даже убить его.       — Как ты спаслась от красношапа? — холодно спросил он, ожидая любых проявлений обмана. Солжет ли она ему? Если да, то узнает ли он? Наследный принц Бетморы не понимал, почему, но мысль о том, что ему придется вытягивать информацию из разума человека, его почему-то не устроила.       — Можно я расскажу в другой раз? — прошептала Дилан, слепо глядя в огонь. По ее голосу и взгляду эльф мог судить, что сейчас она мыслями не в доме, а где-то в своих воспоминаниях о встрече с жаждущим крови красношапом. Она потерла странный бледный шрам на горле, словно сжимая защитный талисман. — Это довольно долгая история, и, если вы не против, Ваше Высочество, я не хочу рассказывать ее сегодня. Она весьма ужасна. Если вам действительно хочется, я, конечно же, почту за честь рассказать вам ее, но, боюсь, слова тяжело пойдут из моего сердца. Я не убила его, но это сложная для меня история.       Эльфийский принц смотрел на нее, поражаясь. У нее язык дипломата! Где она научилась говорить так тактично, подбирать слова, как ловцы жемчужниц ищут нужные раковины? Он вспомнил, что она говорила про честь в подземной обители и как он удивлялся, откуда она приобрела столько мудрости и лукавства, чтобы подобным образом запутать слова. Теперь, смотря на человека, он почувствовал смесь раздражения и запутанности, потому что она явственным образом уклонилась от ответа.       Да, он вспомнил человека, этого человека, идущую в темноте, боящуюся насколько сильно, что это почти душило их обоих, и выгонявшую свои кошмары, чтобы вернуться к реальности. Абсолютный ужас в ее глазах поразил его. Этот страх напомнил ему о Нуале, маленькой девочкой увидевшей, как изнасиловали и убили ее мать. Он не хотел снова ощутить этот страх.       — Тогда как-нибудь потом, — хрипло сказал он.       — Спасибо, — пробормотала Дилан. Взгляд синих глаз прошелся по его лицу перед тем, как вернуться в огонь. После нескольких минут напряженной тишины она неожиданно спросила: — Что мне… Сделать, чтобы брауни показался?       — Ты его заставишь? — спросил наследный принц Бетморы, мрачно глядя на нее. Расплавленная бронза кипела в его глазах, но Дилан не отпрянула от его взгляда, а просто покачала головой.       — Я не хочу, чтобы меня боялись. Я ни за что не причиню боль mo duinne, — мягко добавила она. — Я не хочу, чтобы ему хотелось прятаться от меня.       Mo duinne, снова сказала она. По-гэльски «мой коричневый». Он всего лишь сказал, что в ее доме водится брауни, а она уже приняла домового в свое сердце.       Он покачал головой. Она была смертной, он чувствовал острый запах человеческих металлов в ее крови, но она не вела себя, как люди. Она была добра — он видел миску со свежими и еще теплыми ломтями хлеба на ступеньках ее дома. Какой смертный станет оставлять подношения маленькому народцу в такие дни и годы? И это в городе, полном горящего металла и ядовитого газа!       — Почему ты живешь здесь? — неожиданно спросил он.       Она удивленно моргнула.       — Простите?       — Ты поселилась на одном из немногих практически чистых мест в середине погрязшего в грязи смертного города, создала рай для тех, кто боится прикосновения железа и смога, — он покачал головой. Это не было уважением — не к человеку — а, скорее, скептицизмом и раздражением. — Зачем? Зачем жить здесь, в забытом богами городе смертного сброда?       Улыбка, которой одарила женщина наследного принца, была грустной, очень грустной. Он уже видел подобную — на лицах дриад, знающих, что человеческие яды убивают их деревья, на лицах нимф, чьи воды медленно заливали токсинами, на лицах сестры и отца, когда их народ загоняли все глубже в сумерки и смерть. Откуда такая печаль в человеке?       — Я переехала сюда, как только закончила колледж, и построила дом, потому что для джентри уже не было свободного места. Человечество вытеснило их на самые края, остатки мира. Им нужно было безопасное место, по крайней мере небольшое. Уверена, кто-то вроде фейглвумпа может о себе позаботиться, — добавила она, криво улыбаясь, и Нуада вспомнил, что он думал о Дилан пару минут назад: она может позаботиться о себе. Завидовал ли человек тем из волшебного народа, кто мог постоять за себя?       — Я знаю, что многие из волшебного народа могут привыкнуть к железу в городах. Но маленькие, — продолжила она, — Вроде mo duinne и остальных, приходящих к моей двери за молоком, медом, хлебом, овсянкой и сливками… Они могут жить только в таких маленьких местах. Они не выживут в подобном городе, если у них не будет места, где можно восстановить силы. Я попыталась создать такое. Слишком многие из вашего народа уже исчезли из этого мира.       Он покачал головой.       — Уверена, что ты смертная?       Она рассмеялась. Не пронзительно, как кудахтали многие смертные, и без оттенка истерии, как это было в метро. Он понял, что никогда раньше не слышал, чтобы Дилан смеялась.       — Может, среди моих предков и был волшебный народ где-то миллиард лет назад — возможно, как и у многих людей, пока они все болванами не стали, — добавила смертная, шире улыбаясь. — Но во всех моих начинаниях и желаниях, мой принц, я человек. Буду откровенной — не вся моя еда натуральна. Я жить не могу без великолепного томатного бисквита, который подают в ресторане в десяти минутах отсюда. Это мое любимое блюдо. И еще я обожаю французские тосты с сахарной посыпкой и клубничным сиропом.       — Правда? Томатный бисквит? — он понял это, хотя «французские тосты» оставили в недоумении. Их готовят во Франции? Оно делают это как-то по-особенному?       — Да. Простите. Даже ем что-то вредное, хотя и не часто. Раз или два в месяц, может быть. Обычно мороженое, когда у меня плохое настроение. Я точно человек, — Дилан вздохнула и нахмурилась. — Я даже не медиум. По крайней мере…       — Да?       — У нас с моим братом-близнецом Джоном есть слабая связь, — Дилан заметила, что Нуада напрягся, и поборола желание отпрянуть от него. Теперь ей надо доверять ему. Воин не тронет ее, особенно за такое невинное замечание. Даже если он яростно ненавидит имя Джон, он не ранит ее. Игнорируя неожиданную напряженность в его глазах, она продолжила: — Однажды он повредил голову, и она у меня тоже заболела, но это была не мигрень. А потом ударилась я, и он почувствовал тоже самое. И я узнала, что после того, как меня… После того, как те мужчины… Те волки…       Она не закончила из-за нахлынувших воспоминаний, темных и пугающих, проникающих сквозь зубы и попадающих в яремную вену. Дилан резко выдохнула. Нуада увидел, как ее глаза стекленеют, как она уходит внутрь себя, прочь от безопасности реальности, к мучениям той ночи в пустом метро. Ее дыхание замедлилось, грудь едва подымалась от вздохов. Желчь поднялась в горло принцу, но он проглотил ее и мягко сказал:       — После того, как ты встретила меня. После того, как ты спасла нас.       Это заставило его вспомнить, что его спас человек, но он знал, что именно эти слова были нужны Дилан, а от испуганного и загнанного выражения ее лица его тошнило. Она вздрогнула, вздохнула и привела дыхание в норму; цвет вернулся к ее щекам. Она кивнула, сначала медленно, а потом более уверенно.       — Да… Да. После того, как вы спасли меня, — сказала она. Он заметил, что она перенесла геройство на его плечи, словно она ничего той ночью не сделала. — Я узнала, что у Джона были мышечные спазмы и усталость, пока я лечилась. Это ничего… Ничего сильного. Это можно даже не брать в расчет. Мы не можем читать мысли друг друга или найти, если потерялись. Я провалила все тесты, на которые меня водили родители.       — Тесты?       — Некоторые люди любят проверять ментальные способности у своих детей. По моей теории у всех смертных есть небольшая телепатическая связь друг с другом, раз в нас есть психология толпы. Я изучала идею общего расового сознания в колледже.       Нуада посмотрел на нее. У волшебного народа было нечто подобное, внутренняя связь, но у людей? Он никогда не думал, что человеческая расовая жестокость и темнота может происходить от этой «психологии толпы», о которой говорила Дилан. Может, что-то в их крови заставляет их быть такими мстительными?       Так что это за люди, похожие на Дилан? Их сторонятся в этом обществе? Может, были и другие, похожие на эту странную смертную, которые каким-то образом смогли выбраться из оков расового сознания человечества и спаслись от получения дыры в своем пустом сердце. Может, таких людей можно будет использовать, чтобы привести мир в порядок, пока он не пробудил Золотую Армию. Может, так он спасет волшебный народ от всей этой грязи и лишений.       — Но все тесты были направлены на другое — на ясновидение, предвидение и эмпатию, — продолжила Дилан, угадав ход его мыслей. — Я не обладала ничем, чтобы подтвердить хоть что-то из них. Только моя телепатия что-то давала, и они испытывали ее, пока не поняли, что это просто связь с Джоном. Родители беспокоились из-за этого, — добавила она. — Потому что у других девочек этого не было, хотя они тоже были близняшками. Они думали, что это может быть… Что-то в нас, — ее взгляд Нуаде все объяснил. — Но люди в лабораториях сказали, что такая связь более характерна для дизиготных, чем монозиготных близнецов, особенно когда они разного пола.       — Владеешь ли ты еще чем-нибудь, кроме способности Видеть и связи с братом?       Как будто эти две вещи были чем-то незначительным. Способность Видеть у смертных была не так редка, как перед изгнанием Нуады, но в те древние времена людей на планете было всего-то около двадцати миллионов. Сейчас же их почти восемь миллиардов. Но способность Видеть у взрослого, не сошедшего с ума от того, что он видел и совсем не боящегося волшебного народа… Нет, такое точно не было незначительным.       И связь с ее братом была так похожа на то, что есть у эльфов, особенно вкупе с тем, что у других детей в ее семье похожего дара не было. У этой женщины есть фея-крестная? Такое было невероятной редкостью в этот век ядовитых городов и склонных к убийству людей, размножающихся, как вредители, но не понимающих этого.       — Долгое время я чувствовала себя… Предназначенной для чего-то. Я вспоминала все вовремя, внезапно чувствовала, что мне надо куда-то пойти или с кем-то заговорить, а позже я узнавала, что произошло бы что-то ужасное, если бы я так не сделала. Но это было не моей заслугой.       — Чей же тогда?       — Бога.       Нуада усмехнулся. Ну, вот и доказательство, что она не так похожа на эльфа, как он ожидал. Она забыла старых богов. То, что некоторые феи верили в христианское божество, которое в Сумеречном Королевстве называли Высшим королем мира, всегда раздражало и злило принца. Он знал, что тот Бог существует, но Он был Богом людей, не волшебного народа.       — Ваш христианский Бог не заинтересован в делах смертных. Добрые, живущие в предполагаемой христианской святой земле, могут подтвердить это.       Дилан запихнула последний кусок сэндвича себе в рот и притянула колени к груди. Положив подбородок на сложенные руки, она спросила:       — Вы так считаете из-за крестовых походов?       Когда принц кивнул, она вздохнула и почти эльфийская печаль вернулась в ее глаза.       — Бог не имеет к этому отношения, как и любым другим войнам за землю на Востоке. Он вмешивается ровно настолько, насколько пообещал детям Своим, — Дилан вздохнула. — Как только я обратилась к Нему, моя жизнь сильно изменилась. Я легче перенесла последние годы в лечебнице. Без моей веры я бы не стала такой, как сейчас. Я бы не смогла делать то, что я сделала.       Наследный принц Бетморы покачал головой.       — Как та, что перенесла столькое, что защищает мой народ от своего, верит в божество, которое разрешает истреблять тех, кто не похож на тебя?       Широко и простодушно распахнув глаза, она сказала:       — Я не верю в такое.       Он нахмурился, склонился к ней, чтобы лучше рассмотреть.       — Но ты же христианка.       Не все христиане верили в подобное; эльфы-последователи Владыки Звезд, Высшего короля мира говорили, что это не так. Но люди извращали все, чтобы оправдать свой голод, разрушения и ненависть. Даже религию. Дилан улыбнулась, криво, словно вспомнив какую-то шутку.       — Многие христиане с вами бы не согласились, Ваше Высочество.       — Почему это?       Она приподняла брови и шире улыбнулась. На ее губах были видны пять тонких шрамов, однако, не делавших ее лицо уродливым или неприятным. Она улыбалась, как дитя. Со злобным блеском в глазах, смертная сказала:       — Я мормонка.       — Кто это?       — Христианская секта, но многие так не считают, — она отвела взгляд, и тень прошлась по ее обезображенному лицу. Ее ответ и выражение лица вызвали у него множество вопросов, но он знал, что выбивание информации из подобной женщины никаких результатов не даст. Дилан отвела локон волос за ухо и пробормотала: — Я бы предпочла об этом не говорить, если позволите.       — Думаешь, я буду презирать тебя за то, что ты почитаешь Владыку Звезд? — сказал он, сдерживая прилив раздражения. Эльфийский принц не мог понять, чем именно обеспокоена эта смертная, и почувствовал неприятный холод, как будто мир пошел не совсем в ногу с остальной частью реальности. Он стиснул челюсти, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица и спокойный тон. Его честь не позволила бы ему прибегнуть к силе, чтобы проникнуть в разум Дилан. После всего, что она сделала для него, она заслуживала лучшего. Тем не менее… Его раздражало танцевать вокруг ее смертных чувств, когда ему хотелось получить ответы.       — Я бы не стала строить домыслы о волшебном народе, но христиане обычно не относятся с большим уважением к Лордам и Леди.       — Верно. Но ты же делаешь.       От ее кривой улыбки в его животе что-то странно сжалось. Дилан сказала:       — Большинство фей могли бы меня в кровавую лужу раздавить, попадись я им на их маленькие глазки, Ваше Высочество. Я знаю это с тех пор, как ребенком увидела «Спящую красавицу». Я не хочу заставлять их гневаться, когда могу помочь, — она пожала плечами. — И многие из них весьма милы.       — «Спящую красавицу»?       — Сказку. Немцы называют их märchen. Мне нужно было практиковать иностранные языки и литературу в колледже и после выпуска, поэтому я зачитывалась ими. Это было проще изучения той же бразильской литературы.       — Märchen. Истории о тех, кто живет рядом с феями.       Дилан кивнула.       — Да, если переводить буквально.       — Расскажи их мне, — эльфийский принц улыбнулся, лишь слегка — только изогнул уголок рта — и у Дилан челюсть отвисла, а глаза на лоб полезли. Она точно не ожидала подобной просьбы. — Расскажи мне эту историю, эту… «Спящую красавицу».       — Я не бард и не менестрель, Ваше Высочество. Я не мастак рассказывать истории. И на эту уйдет много времени, если рассказывать как следует, — она бессильно взмахнула руками, ничего не понимая. Он хочет, чтобы она рассказала ему сказку? Простую человеческую сказку? Почему? От этой мысли у нее голова заболела.       — Тогда я вернусь завтра и днем после, пока ты не закончишь.       — Но… Тот, кто послал ланнан-ши! Не воспользуются ли они такими визитами? А если за вами проследят или кто-то нападет на вас, пока вы идете сюда?       Она не добавила: «А что, если кто-то будет подстерегать вас здесь?». Ланнан-ши удалось проникнуть в ее дом только потому что фея притворилась раненой, и Дилан предложила ей войти, чтобы хоть как-то помочь. Переступив порог, высасывающая души Добрая накинулась на нее. Теперь смертная знала, что нужно быть начеку. Нуада хмыкнул, весь воплощение самодовольной мужской гордости.       — Я был воином дольше, чем твоя религия просуществовала на земле. Меня удалось ранить при тебе, потому что я пользовался непривычным оружием, был болен, а бесчестные использовали пистолеты. Волшебный народ не опускается до этого. Я не беспокоюсь о том, что меня смогут ранить. А теперь расскажи мне эту историю или я буду не доволен.       Ооо, подумала смертная. Вернулся принц высокомерные штанишки. Не хорошо. Хватило мне его выкрутасов сполна. Вслух же она сказала:       — Существует множество версий этой истории, мой принц. Какую бы вы хотели услышать?       — Множество версий? — когда Дилан кивнула, Нуада сказал: — Очень хорошо. Я требую историю, в которой будет магия и волшебный народ. В ней должен быть юмор, романтика и приключения. Я не хочу слушать историю о принцессе, которая влюбляется в принца с первого взгляда, а потом они живут «долго и счастливо». Это самая глупая вещь, что я когда-либо слышал. И еще — она не должна начинаться с «однажды».       — Я знаю такую историю. Но мне придется прочесть ее вам.       — Ну так иди и приготовь все, что тебе для этого нужно.       Дилан поднялась и подошла к одному из книжных шкафов из розового дерева, стоящих у стен гостиной. Нуада слышал, как она бормочет, перебирая книги.       — Макдональд… Нет. Маккаффи… Маккирнан… А, Маккинли! «Красавица», нет, не эта. «Меч королевы», нет… «Оленья кожа», это тоже не то… Где же… «Дочь Розы», нет… Должна же здесь… О! Вот и она. «Проклятие феи».       Он не стал следить, как она садится на свое место у камина, только слушал мягкое, почти успокаивающее шуршание ее юбок по каменному полу и шлепанье кожаных сандалий, когда она вернулась к нему. Она села поближе к свету под шуршание юбок и шелест страниц. Нуада откинулся и принялся ждать.       — Волшебство в той стране было столь густым и липким, что оседало на земле, словно меловая пыль, и на полах и полках, словно клейкая штукатурка. (Уборщики в этой стране получали необычайно высокую плату.) Живи вы в этой стране, и вам пришлось бы по меньшей мере раз в неделю счищать с чайника магическую накипь, а иначе вы могли внезапно обнаружить, что вместо воды заливаете заварку шипящими змеями или болотной слизью.       Дилан настроилась на привычный ритм слов Робин Маккинли, вспоминая, что должно следовать дальше. Сначала немного описывается страна, а потом рыба, которая, вроде как, не существует. Вспоминая слова автора о воде, рыбе и плавании, Дилан улыбнулась, и Нуада, не зная, о чем она думает, подивился. Он впервые видел такое беззаботное выражение у нее на лице. Затем она продолжила чтение, и он задумался, не улыбалась ли она из-за книги.       — Вовсе не обязательно чем-то пугающим или неприятным вроде змей или слизи, особенно в жизнерадостном доме, — обычно волшебство отражает окружающее настроение, — но, если вам хочется чаю, чашка лилово-золотистых фиалок или наперстков из слоновой кости вряд ли вас устроит. И в то время как фиалки, поставленные в вазу без воды, вероятно, продержатся с день, неотличимые от обычных цветов, прежде чем побуреть и рассыпаться волшебной пылью, безделка вроде наперстка начнет пачкаться и крошиться, едва лишь вы возьмете ее в руки…       Так прошла ночь, и слова разносились, как аромат цветов яблони, или шорох сосновых иголок, или подобно оленю, идущему по лесным тропам. Нуада повернулся и наблюдал за ней, смотрел, как огонь танцует на ее руках, держащих книгу, образует тени между глаз и сбоку носа, в ямочке под горлом.       От воспоминаний о матери и сестре, драгоценных воспоминаний о том, как они читали у камина холодными зимними ночами, его сердце сжалось, но вместе с болью пришло и странное удовлетворение, уменьшающее его печали. Голос Дилан убаюкивал его, как и рассказ, не похожий ни на одну из историй смертных, что он когда-либо слышал.       Так прошла ночь.

Конец Книги первой: Метро История продолжится в Книге второй: Между королевств

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.