— Надеюсь, это стоит того? — холодно спросил Нуада, когда сестра вошла в тренировочный зал. Он только-только приступил к первой таолу одного из своих любимых утренних боевых стилей, байхэцюань. Принц чувствовал на себе взгляд сестры, когда вставал в стойку, но при этом его вопрос так и оставался без ответа. Эльф мог притворяться, что весь погрузился в фуцзяньский стиль каратэ-до, но «Кулак Белого журавля» он изучил еще пару веков назад, и сестра должна была об этом знать.
Он даже думать не хотел о том, что произошло прошлой ночью. О чем он думал? Сидел со смертной, обнимал ее, словно она была его истинной любовью, а не просто союзником. Сама мысль об этом была ему противна. Как он так… Ослабел?
Но она была так напугана, вспомнил он и тихо выругался. Не важно, была она испугана или нет. Его смущало то, что случилось, и то, что его сестра знала об этом. Если это произойдет снова — а в том, что его честь потребует этого, он не сомневался — он постарается держать дистанцию и не рассказывать о подобных встречах Нуале. Хорошо хоть она о колыбельной не знает.
— Почему ты не сказал, что пел ей?
Он замер с широко распахнутыми глазами. Откуда она узнала?
Ну конечно же, Дилан ей рассказала. Смертная лгала только в случае крайней необходимости, напомнил себе принц и продолжил тренироваться, хотя его движения уже не были такими выверенными.
Прекрасно. Именно в такое время трусливая врунишка была бы более полезна. Вслух он сказал:
— Я не желаю говорить об этом.
Он никогда не заговорит об этом. Ни с кем. Если Нуала проболтается… Воин с янтарными глазами не понимал, почему эта мысль так его раздражает. Может, потому что песня была довольно глупой. Но ему же было где-то девять или десять веков, когда он ее написал! Во имя Дану, чем он думал, когда решил ей убаюкать смертную?
— Ты об этом пришла поговорить? — грубо от бешенства спросил он.
— Я… — по правде говоря, так все и было, но по тону брата было понятно, что эту тему он продолжать не намерен. — Когда я говорила с Дилан, она казалась грустной. Не знаешь, почему?
— Скорее всего, потому что сегодня подобные ей славят Владыку Звезд, а она не может отойти в место молитвы.
Я уйду, когда вам разрешат уйти. Клятва верности от человека. Его честь уколола его, как игла, напоминая, что вера занимает в сердце Дилан важное место. Возможно, именно она не дает ей захлебнуться от боли воспоминаний и трудностей. И его честь напомнила ему, что, пока смертная сидит вместе с ним под этим, скажем так, домашним арестом, она не может посещать службы. Она не может даже пойти в зал Владыки Звезд в городской части Финдиаса. Она отказалась покидать дворец без принца.
И ведь по хорошей причине, проклянут ее боги. Мысленно ругаясь, он добавил:
— Однако, я знаю, где есть такое. Если она правда так несчастна, я провожу ее туда как только закончу тренировку.
Вот радость-то, саркастично подумал принц. Поняв, как он близок он был со смертной —
смертной; он обнимал смертную, прижимал ее к своей груди; она держалась за него, как гигантская пиявка; мысль о Дилан-пиявке вызвала тошноту — последнее, чего бы он хотел, — это вновь оставить ее одну. Или быть с ней когда-нибудь. А вдруг он совершит еще один идиотский поступок? Он выставит себя полным придурком. Опять.
Но Нуада знал, что многим обязан Дилан: жизнью, свободой и честью. И, если она хотела бы поучаствовать в своем духовном очищении, то это его долг помочь ей, хоть он и ненавидел весь этот фарс, что ему нужно разыгрывать одну идиотскую сценку за другой. А если он сделает что-то смущающее? Потому что именно это и случилось прошлой ночью. А если это произойдет на публике? Он подавил дрожь.
Тем не менее принц не собирался рассказывать близняшке о часовенке в отдаленной части Финдиаса, куда собирались почитатели Владыки Звезд. Даже некоторые фейри поклонялись Высшему королю мира, особенно те, что из низов. Нет, он точно не будет говорить сестре, что отправит Дилан в часовенку рядом с конюшнями. Если уж Нуала так отреагировала, увидев Дилан на кухне, то посещение церкви она точно запретит.
Сестра пораженно уставилась на него. Он явно чувствовал недоверие, исходящее от нее. Принц знал, что она думает, не прилетело ли ему колотушкой по голове, раз он так странно ведет себя по отношению к смертной.
Но Нуада вспомнил грустный голос, шепчущий в темноте:
«Я считаю вас моим единственным другом, хоть вы меня и ненавидите».
Это было не так. Он не даст ей увериться в этой мысли. Когда эльфийский принц (мысленно) был честен с собой, он никогда не думал о ненависти, вспоминая Дилан. К тому же, ему всегда хотелось улыбнуться, когда он видел ее (даже сейчас, выставив себя полным дураком). Это не могла быть ненависть. А его честь требовала, чтобы он не заставлял смертную думать о том, чего на самом деле нет. Симпатия к такому человеку, как она, не была чем-то особо плохим. Это чувство было сродни любви к послушной лошади. Или преданной и здоровой собаке. Его честь переживет это, он был уверен. Лучше уж небольшая симпатия, чем тошнотворная любовь, которую его вынудили изображать.
— Ты действительно заботишься о ней, — прошептала Нуала, вырывая его из мыслей. Эти слова должны были наполнить его отвращением и ненавистью… Но этого не стало. Они просто были лживы — небольшая симпатия не означает заботу — потому что Нуала подразумевала, что он любит Дилан. Сама идея этого была смехотворна. Она могла быть особенной — как человек, могла быть достойной. Но эта женщина была смертной. Любить ее… Нет. Никогда.
Нуада продолжил повторять техники, отказываясь глядеть на близняшку и уж тем более отвечать на ее глупые вопросы. Тут его уши засекли чье-то топанье. Он узнал хромую, почему-то неловкую походку смертной и задался вопросом: прошел лишь час после рассвета; получается, она проспала часа три. Почему так мало? Ей опять приснился кошмар?
Волна гнева накрыла его с головой. Это было дело рук Имонна. Предатель. Чудовище.
Живой мертвец, мысленно прорычал Нуада, мрачно улыбаясь.
— Брат, ответь, — Нуала смотрела, как брат грациозно повторяет таолу. От неожиданной вспышки его ярости у нее заболел живот, и принцесса положила на него руку. Может, и хорошо, что она в последнее время не ела, а то ко всему добавилась еще и тошнота. Несмотря на гнев, она надавила: — Ты заботишься о Дилан, верно?
Принц перешел от байхэцюань к более простой ката из иайдо, вытащив меч из ножен, и коротко ответил:
— Тебя удивит узнать, что это так? — хоть в его голосе слышалась грубость, принц надеялся, что Нуала поймет, что это из-за тренировки.
И это не было ответом. Высшие Фейри славились умением отвечать вопросом на вопрос. Хотя он мог признаться себе, что Дилан могла считаться… Достойным другом и помощником, сестре об этом он говорить не собирался. Если она узнает, то не перемнет сообщить Балору, что пора Нуаде просить руки смертной. К тому же… Пока ему не хотелось снова иметь дела с подозрениями сестры. Признаться, что испытывает к смертной что-то, не являющееся отвращением или ненавистью, означало лишь больше головной боли.
— Ты влюблен в нее? — спросила Нуала и чуть не прикусила язык от бури эмоций, испытанных братом. Шок. Отрицание. Раздражение от такого вопроса. Острая боль от того, что сестра требует ответов на вопросы, о которых он и думать не желает. Непонимание того, как такая мысль вообще могла возникнуть. Но, к своему удивлению, принцесса заметила, что он не испытал ни отвращения, ни презрения. Значит, мысль о том, что он может любить человека, не была ему так ненавистна. Было отрицание того, что он может любить кого-то, кого не всегда любил. Отрицание того, что он может чувствовать что-то кроме привязанности.
Но ведь вчера он поклялся, что не заботится о ней ни в коем разе. Что же с ним творится?
— Ваше Высочество, прошу, не мучайте принца, — со смешком сказал знакомый голос. Нуала обернулась и увидела Дилан, опирающуюся на дверной косяк. Смертная с ярком дневном свете выглядела ослепительно в выданной желто-коричневой сорочке и янтарного цвета платье. Шрамы на ее лице, конечно, портили картину, но принцесса надеялась, что за красотой наряда никто на них внимания не обратит.
Но еще принцесса с раздражение заметила, что на смертной надеты кожаные сапоги с блестящими на свету золотыми шнурками, на не полагающиеся к платью башмачки. Дилан продолжила:
— Не спрашивайте его о таком. Ему поплохеет. Иайдо? — спросила она у Нуады. Принц замер с мечом в руках.
— Да, — он посмотрел на нее. Дилан выглядела устало, но в ее глазах больше не было ужаса, мучившего ее прошлой ночью. Значит, кошмары ей не снились. Возможно, она проснулась с рассветом. От странного чувства облегчения он заговорил резче, чем планировал. — Почему ты здесь, смертная? Собираешься отчитывать меня за то, что занимаюсь слишком тяжелыми тренировками только оправившись от яда Имонна?
Что странно, она улыбнулась.
— Могу поклясться, что я так уже делала, а вы не слушали. Но, если хотите, можем все повторить, — Дилан заметила, как угол темных губ эльфа слегка приподнялся. Хорошо. Если он может улыбаться, значит, Нуала была с ним не совсем груба. — Но на самом деле я пришла спасти вас, мой принц.
— Опять? — рубанув напоследок, он разложил меч в копье и убрал его в ножны. — Я думал, ты слишком устала после всего, что случилось ночью. Поспать удалось? Мне вот не дали.
Нуала поперхнулась. Дилан улыбнулась и подошла к нему, касаясь пальцами его ладони. В своих мыслях он услышал ее голос:
ты так груб. Не мучай Нуалу. Она подумает, что мы занимались чем-то непотребным. Я сказала ей утром, что ты был паинькой.
Нуада, узнав о таком своем качестве, улыбнулся.
Прости. Я не желал бы, чтобы сестра думала о нас плохое. Она недооценивает, что для тебя может считаться милым и спокойным. Она улыбнулась от его сарказма, и от этого утренний гнев Нуалы немного забылся.
Но спасибо за стремление спасти меня от ее острого язычка. Вслух же он сказал:
— Дилан, если ты дашь мне полчаса на душ и переодевание, я отведу тебя в церковь, — от ее удивленного взгляда его улыбка стала шире. Мысленно он пробормотал:
думаешь, я слепой? Я знаю, что сегодня, в день Солнца, вы почитаете своего «Господа». Если уж надо разыгрывать этот фарс перед отцом и выиграть время на побег, тебе понадобится любая помощь.
Почему именно мне?
Потому что ты человек, ответил он, не добавив, что ему уже ничем не помочь.
Тебе явно становится лучше, когда ты общаешься со своим богом. Я собираюсь помолиться и своим о тебе.
Большое спасибо. Значит, ты смотришь на это только с меркантильной точки зрения. Ее ухмылка оказалась заразной.
Ну, если это поможет, то пожалуйста.
Она сильнее сжала его ладонь. Теперь в ее улыбке не было смеха — лишь благодарность. Принц чувствовал, что его предложение только что помогло ему завоевать ее преданность, если до этого Дилан, но положила ее к его ногам. Он неожиданно почувствовал сладкий запах лотоса и камелии, исходящий от смертной, и нахмурился, узнавая эти духи. Но Дилан ворвалась в его воспоминания, сказав:
спасибо, Нуада. Это многое для меня значит. Ненавижу быть отлученной от церкви. Спасибо, спасибо большое. Я этого не забуду.
Улыбнувшись ей напоследок, эльфийский принц вышел из зала; Нуала смотрела ему вслед.
Я была права, подумала принцесса, когда они оба ушли.
Он правда заботится о ней. Мой брат заботится о смертной. Но как сильно? Надо поговорить с отцом.
.
Бекан повесил последнюю из тяжелых бархатных портьер и, вздохнув, сел. На счастье, его хозяйка держала домик в чистоте, а то мотаться сюда из Финдиаса каждый день на уборку было бы попросту невозможно. Брауни расслабился, чувствуя всю роскошь хорошо выполненной работы. Мало того, что он вытащил все плотные шторы из кладовки, так он еще и почистил их и повесил на тонкие льняные занавески. Скоро дом будет готов к холодной погоде, привычной для зимнего Нью-Йорка.
Зазвонил старомодный телефон, но брауни не стал отвечать: это было уделом людей, а не волшебного народца. Сейчас он минутку передохнет и вернется в Финдиас приглядывать за своей леди Дилан. Вскоре кликнул автоответчик, и послышался хриплый мужской голос.
— Доктор Майерс, это сержант Донован. Я звоню по поводу вашей пациентки, Лизы Рамирес. Нам нужно поговорить как можно скорее. Пожалуйста, перезвоните по телефону 555-9438 как только прослушаете это сообщение.
Автоответчик пикнул — сообщение закончилось. Бекан глянул на мигающий огонек и почувствовал легкий укол тревоги. Лиза Рамирес. Брауни знал эту девочку — она приходила на сеансы к Дилан каждую вторую субботу, если ничего не происходило. Лизе было четырнадцать, и она обладала способностью Видеть. Ее старший брат находился в группировке так называемых «Красных», члены которой напали на леди Дилан в прошлом декабре. Лиза всегда подсыпала сахара в овсянку, которую хозяйка оставляла для Бекана, и приносила крошечные пакетики с засахаренными зелеными перцами чили, порошок-шипучку и мексиканские монетки из арахиса. Дилан всегда недоверчиво хмурилась и говорила, что это слишком остро-солено-сладко, но брауни нравились экзотические конфетки.
И вот теперь о ней спрашивает полиция. Причем не без причин, если судить по тону сержанта Донована. Опять раздался звонок, и брауни во второй раз глянул на телефон. Он все звонил и звонил, пока не включился автоответчик.
— Дилан! — раздался громкий и нервный голос Джона. — Я только что видел новости по четвертому каналу! На крыше Гудзон Молла стоит девчонка с пистолетом! Я думаю, это Лиза! Тебе надо приехать туда, пока она не натворила глупостей! Алло? Дилан, возьми трубку!
Где ты? Поверить не могу, что ты до сих пор не дома! Да забудь о своих эльфах на пять гребаных минут; у тебя есть обязанности… — автоответчик пискнул — вышло время на сообщение.
Широко распахнув глаза, Бекан собрал свои вещички и рванул к двери. Ему надо рассказать обо всем хозяйке, и он намерен сделать это немедленно.
.
— Ай, — Брес обернулся и спокойно посмотрел на крохотную горничную, секунду назад дернувшую его длинные волосы серебряным гребнем. Маленькая домовая вздрогнула и опустила взгляд, кланяясь и бормоча извинения. — Заткнись и закончи уже, — презрительно рыкнул фоморский принц. Домовая опять вздрогнула и повиновалась. Эльф чувствовал, как дрожат у нее пальцы. Пусть лучше думает, что смогла избежать наказания. Может, если она справится с простейшей задачей без сучка и задоринки, он и в самом деле забудет о ее наказании и отошлет по делам.
Но, все же, подумал он, когда волосы опять болезненно дернули,
может, и нет.
Когда маленькое создание закончило, она присела в реверансе и попыталась уйти, но тут Брес сказал:
— Иди сюда, Хоб, — фея застыла; ее глаза расширились, а сердце забилось, как у испуганной мышки. Дрожа, она осторожно приблизилась к нему. — Ты дважды дернула меня за волосы.
— П-п-простите, м-м-мой принц, — выдавила она. — Я н-не х-хотела…
— Тихо, — сказал Брес. Он посмотрел на дверь позади нее, дверь к свободе или хотя бы временной безопасности. Но домовая, что звали Асса, не посмеет уйти без разрешения принца. Дверь скрипнула и кто-то вошел в комнату; фоморский принц улыбнулся. — А. Кирон, Дейрдре. Как хорошо, что вы пришли.
Асса почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Кирон и Дейрдре. Два любимых палача лорда Бреса, два гарканана принца: Дейрдре была его любовницей, а Кирон — другом и братом по оружию. Что они делают в этой комнате? Почему она до сих пор здесь? Она же простая домовая горничная! Ее уже давно должны были отослать. Если только не…
Нельзя дать Кирону коснуться меня, поняла она, когда тихое шлепанье босых ног по мягкому ковру достигло ее ушей. Ее сердце забилось сильнее.
Если он коснется меня… Я умру. Может, не сегодня, но скоро. Яд гарканана убьет меня. Он не должен коснуться меня.
— Дейрдре, милая. Кирон, старый друг. У меня к вам одна просьба. Отец уже дал свое согласие, но из уважения я не заставлю вам подчиняться его приказу. Он хочет, чтобы вы отправились со мной в Финдиас. Думаю, он считает, что я найду применение вашим… Чарам и талантам.
Дейрдре кивнула, и Асса вздрогнула. Единственным талантом гаркананов, который интересовал принца, была способность создавать Пот Аэнгуса, дьявольское варево, иначе называемое Слезами Бранвен. Этот яд превращал любовь в обоюдоострый нож, а страсть — в разящий меч.
— Мне нужны вы оба, — добавил фоморский принц. — Поскольку мы отправляемся не только к Нуале, но и к ее брату и его новой смертной игрушке. И, Кирон… Мне понадобится твоя помощь в обольщении принцессы, если это хоть как-то поможет нам через нее заполучить Золотую Корону Бетморы.
— Не понимаю, почему тебе просто не забрать ее, Брес, — со вздохом сказала Дейрдре. — Пока ты будешь с Нуалой, я сойду с ума от ревности. Тебе правда нужно жениться на ней, чтобы взять под контроль Золотую Армию? Она же уродина. Бледная, как дохлая рыбина. А могучий Серебряное Копье тебя на ленточки порежет, если узнает, что ты хочешь использовать его сестру, даже несмотря на вашу дружбу.
— Тут вступает в игру смертная. Милая Дейрдре, он будет не в состоянии что-то сделать мне, если вы с Кироном позаботитесь о нем и его маленьком человечишке. Как только он будет опозорен — и, надеюсь, отправлен в изгнание или отправлен в тюрьму за преступления, которые вы заставите его совершить — между мной и Золотой Короной не будет никаких препятствий, кроме старика-короля. Но со старыми людьми часто случаются обидные происшествия, верно?
— Человек? — ухмыльнулся Кирон, безликой тенью стоя за Ассой. Она чувствовала это по его голосу, полному нечестивого ликования. Глаза домовой закололо от слез. — Я люблю смертных, друг. Даже больше, чем волшебный народ.
— И я хорошо об этом помню, — ответил Брес, и от улыбки, появившейся на его холодно красивом лице все внутри Ассы расплылось водой. — Я бы хотел посмотреть, что ты можешь сделать с человеком или принцессой… Или с человеком и принцем сразу.
— Можем запереть их в комнате, — задумчиво сказала Дейрдре.
Домовая поежилась и обняла себя руками, пытаясь сжаться и исчезнуть. Почему она здесь? Зачем ее оставили в этой комнате, где три знатных эльфа обсуждают смерти и пытки? Она просто хотела бы вернуться к своей работе, а потом спрятаться под лестницей и не выходить пару дней.
— Принц Бетморы и смертная — это будет занятно, — добавила гаркананша. — Я могу зачаровать принца, чтобы он сорвался на своей смертной. Даже великая честь Нуады не выдержит Слез Бранвен. Если их не охватит страсть, тогда пусть будет насилие, но, зная принца, я почти уверена, что он предпочтет избежать подобного кровопролития.
— А смертная переживет такую встречу с принцем? — спросил Брес. Он представил, что может сделать эльф с человеком, сильный воин со слабой женщиной. Он почти услышал симфонию ломающихся костей и разрывающейся плоти под кулаками, пение эльфийского серебра, разрезающего человеческое сердце.
Дейрдре приподняла плечо и черную бровь и улыбнулась господину.
— А тебе не плевать?
— И то верно, — ответил принц, одаряя ее улыбкой. Ее зубы плотно сжались, холодные голубые глаза светились от неприязни. — На самом деле, будет даже лучше, если она не выживет. Потому что, если Нуада не убьет ее после твоих чар, моя любимая Дейрдре, за ней придет этот псих Имонн.
— О, дорогой, — протянула гаркананша с картинным сожалением. — Это будет такой стыд. Но, соглашусь, ей лучше умереть у Нуады под…
Копьем, — Дейрдре ухмыльнулась, — чем у Имонна. Я бы это предпочла.
— Осторожнее, дорогая. Я могу заревновать, — Берс улыбнулся Дейрдре, кокетливо наклонившей голову и взмахнувшей длинными темными ресницами. — Но смертная меня мало заботит. Сейчас важнее одурачить нашу принцесску и напомнить Серебряному Копью, что мы раньше были союзниками. Братьями по оружию. Мне нужно, чтобы он верил нам. Конечно, не без помощи тех сонных чар, о которых я просил утром. Сладенькая, что там с ними?
— Все готово, Ваше Высочество.
— Брес, домовая, — внезапно сказал Кирон, и Асса не сдержала хнык. — Зачем она здесь?
Асса умоляюще посмотрела на принца. Слезы потекли по ее щекам, а сердце забилось часто-часто от ужаса, схватившего ее, как терьер крысу. Голубоглазый принц мягко положил ладонь на плечо Ассы и улыбнулся. Ее сердце пропустило удар. Теперь он ее отошлет? Теперь она сможет вернуться к работе? Принц улыбнулся, опять показывая острые зубы, и нежно сказал:
— Кирон, это же подарок… Если вы с Дейрдре согласитесь поехать со мной.
Домовая резко выдохнула и упала на колени, хватаясь за край штанов Бреса.
— Нет, Ваше Высочество! — хныкнула она срывающимся голосом. — Прошу! Прошу, простите, не отдавайте меня ему! Прошу, смилуйтесь! Прошу!
Но принц лишь улыбнулся. И Кирон положил руку — голую руку, липкую от Слез Бранвен — на плечо Ассы. Яд проник в ее кожу, и домовая начала кричать и плакать от огня, пустившего в нее корни. Кирон прошептал:
— Как же я люблю волшебный народец.
