Однажды

      Бронзовые глаза, обрамленные бордовой каймой, открылись. Дилан бы закричала, но у нее вышел лишь тихий испуганный писк. Женщина отшатнулась от эльфа. Черные губы изогнулись; он зарычал. Зрачки Дилан испуганно расширились. Бледная рука воина взметнулась, клешнёй сомкнулась на её шее и начала душить.       Остатки воздуха с булькающим звуком вырвались из её горла. Дилан разевала рот, отчаянно пытаясь вдохнуть, но у нее ничего не выходило. В висках все громче и отчаяннее бухало сердце. Из последних сил женщина смогла выдавить:       — Стой… Стой. Я помочь хочу. Помнишь?       — Ты — человек, — прорычал эльф. Его голос дрогнул. Дилан видела, как усталость и лихорадка затуманивали взгляд раненого. Она видела в нем боль. — Зачем тебе… Тебе… Помогать мне?       Дилан смогла лишь захрипеть в ответ, когда пальцы на её шее сжались сильнее. Нуада мутными глазами наблюдал, как человеческая женщина шлепала губами, будто рыбеха, и слабо била руками, пытаясь отнять его пальцы от своей тонкой смертной шеи. Губы женщины посинели.       — Отвечай, — потребовал он. Дилан издала задыхающийся звук, и эльф ослабил хватку, позволяя ей говорить.       — Я помогла… Тебе уйти… Помнишь? Я не враг, — прохрипела человек.       — Зачем тебе помогать мне? — прорычал Нуада, пытаясь трясти её. Это не сработало; Дилан закрыла глаза, и слезы потекли по её щекам. Острые эльфийские уши слышали, как бьется её пустое черное сердце. Эльф уже практически мог ощутить её до тошноты сильный страх. — Скажи! — рыкнул он, и женщина вздрогнула. Мерзкий трусливый человечишка.       — Ты спас меня от волков, — выдохнула Дилан. Она открыла рот, чтобы сказать ещё что-то, но воздуха не хватило.       — И?       — Я… Пыталась… Отблагодарить… Прошу… Прошу, отпустите…       Эльфийский принц внезапно ощутил, как прошло головокружение, и в тот же момент силы покинули его. Огонь прошелся по задней стороне раненого бедра и правому боку. Тошнота до боли сжала желудок, напоминая о яде и железной болезни.       Испуганная смертная часто задышала и быстро, словно молния, отползла от него, пытаясь забиться как можно дальше в угол. Её взгляд остекленел от ужаса. Хотя перед глазами у Нуады плыло, а женщина закрывала ладонями горло, он увидел алые следы от своей хватки на её коже. Эльф не думал причинять ей столько вреда. Болезнь и боль заставили его потерять контроль над собой.       — Ладно, — пробормотал он, отводя взгляд от кроваво-красных полос на её шее. — Осматривай мои раны.       Из угла, где Дилан спряталась, раздалось лишь тихое хныканье. Она не двигалась и не говорила — лишь смотрела на него обезумевшими глазами, не мигая, бледная от страха. Он ненавидел вонь женского страха. Ненавидел с тех пор, как… Эльф попытался говорить мягче.       — Я подумал, что ты — враг, — подбирая слова, сказал он. Нуаде претило объяснять что-то противному человечишке, но другого выхода не было. Он чувствовал, как кровь покидает тело с каждым сокращением сердца. Не обращая внимания на горький привкус слов, слетевших с губ, эльф добавил: — Я не причиню тебе вреда, человек, если ты не причинишь его мне, — не то чтобы ложь. Не совсем правда. — А теперь продолжай то, что делала.       Дрожа, Дилан помотала головой, все еще хныкая.       — Ты… Меня… Лечила не так давно, — ответил Нуада на её молчаливое несогласие, стараясь говорить еще спокойнее. Если он испугает жалкую девчонку, ему это ничем не поможет.       Ежели будет кричать, что страдает, — любою ценою боль его облегчи, – промелькнул в голове Дилан отголосок воспоминания. Но в ответ на попытки разума побудить ее к действиям женщина смогла лишь моргнуть, продолжая лихорадочно, дышать. Она дрожала, чувствуя себя диким зверьком, попавшим в ловушку, зубы стучали, словно ей было холодно. Не зная, стоит ли отвечать, Дилан прикусила кончик языка.       — Не можешь говорить, человек? — Нуада начинал терять терпение. Его голос стал холодным, как северные ветра, проняв женщину до мозга костей. Тело ныло, раны ужасающе горели, мышцы безжалостно сжимались, голова трещала, а ноги были словно ватные; эльф рыкнул: — Говори!       Боль его облегчи… Ох черт. Кто-нибудь, помогите мне… Кто-нибудь. Кто угодно. Отец Небесный…       Тепло прошлось по ней, освобождая ее от бездумной животной паники и позволяя забыть о пальцах, сомкнувшихся на ее шее. Более или менее успокоившись, она ответила:       — Ты только что хотел придушить меня, — напомнила ему Дилан дрожащим голосом. Что же, она хотя бы не заикается.       — А. Говоришь, значит, — ледяной голос был полон ядовитого сарказма.       Одна дрожащая рука смахнула с лица Дилан слезы, другая же осторожно прошлась по начинающему опухать горлу. Ей нужно собраться, прийти в себя. Дилан прикусила губу. Нельзя позволить себе расклеиться. Не здесь. Не сейчас. Никогда вообще. Она больше никогда не сломается. Не после того, что случилось. На её долю и так слишком много выпало в этой жизни. Пытаясь успокоиться, она посмотрела на раненого; синие глаза встретились с холодным бронзовым взглядом; Дилан судорожно вдохнула и сказала:       — Не двигайтесь больше.       — Что? — одно слово было пропитано такой ненавистью.       — Не так, — прошептала она себе под нос упавшим голосом. Сглотнув, наконец выдавила: — Еще одно движение — и я ухожу, ясно?       — Трусливое человеческое отродье.       — Слушайте, Ваше Высочество, вы пугаете меня до усрачки, понимаете? Это не делает меня трусом — просто я осознаю, что вы можете убить меня одним мизинцем, если пожелаете, — Дилан болтала, но даже не пыталась себя остановить. Она могла либо болтать, либо истерично кричать. — А я не хочу умирать, пытаясь помочь тому, кто только что пытался лишить меня жизни просто за то, что у меня нет острых ушек, зеленой кожи или крыльев за спиной. Простите. Я пытаюсь вам помочь. Но вы не можете душить до смерти или пытаться меня расчленить просто потому что я вам сделала больно. А теперь не могли бы вы пообещать, что больше таких финтов не выкинете?       — Я ничего не обещаю.       Дилан почти закричала от бессилия, но, сжав зубы, все-таки смолчала. Она не могла заставить себя подойти к раненому, пока он смотрит на неё с такой нескрываемой угрозой. Что, если эльф сделает ей что-то ужасное? Что, если он попытается изнасиловать её? Его она остановить не сможет. Иногда некоторые желают поглумиться над кем-то, только потому, что ненавидят больше всего на свете. Своим взглядом эльф вполне давал ей понять это. Тело Дилан сотрясала неконтролируемая дрожь.       — Пожалуйста? — отчаянно прошептала она, испуганно глядя на него. — Я… Я не могу… Пожалуйста, Ваше Величество?       — Ладно! — Нуада попытался крикнуть, но вышло больше хриплое карканье. Смертная съежилась и шмыгнула носом. У Нуады разболелась и начала нещадно пульсировать голова. — Я клянусь, что не нападу на тебя, пока ты занимаешься лечением моего тела. Я ничего не сделаю тебе, пока ты занята этим. Довольна?       — Поклянитесь Темнотой, Что Пожирает Все, — приказала она. Клятвы эльфа ей бы хватило… В обычных обстоятельствах большинство волшебных существ не лгут — только особи королевской крови все же пойдут на такое. Но сейчас не обычные обстоятельства.       — Клянусь Темнотой, Что Пожирает Все, — чуть ли не рыча от раздражения, сказал принц, — что не нападу на тебя, пока ты лечишь мое тело. Ни волоска не упадет с твоей головы, пока ты делаешь это. Довольна, смертная?       Да. Да, сейчас она довольна. Она не была уверена, что Темнота — это что-то существенное, раз столько всего в мифах искажается, но Дилан знала, что она должна таковой быть и что никакое волшебное создание, поклявшись Темнотой, не солжет. Никогда, ни за что не посмеет дать такую клятву и солгать, обрекая себя на смерть. Кровавую, жестокую смерть, означающую поглощение вечной и всеобщей тьмой.       Эта мысль ужасала её. Она прикрыла глаза и тихо взмолилась: Отец Небесный, не думаю, что смогу сделать это. Мне страшно. Помоги мне. Просто… Хоть чем. Помоги чем угодно. Дай мне успокоиться. Дай мне сил. Прошу. Я не смогу сделать это сама.       Куда бы нога твоя не ступила, прошептал голос в её голове, там буду Я рядом с тобой.       Я проведу тебя…       Дилан сглотнула, ощутив странную, сладкую боль, пронзившую её грудь. На миг она почувствовала себя хорошо, практически в безопасности. Девушка обернулась к сверхъестественному воину, спасшему ей жизнь, и на неё, словно старое, любимое пальто или детское одеяло, снизошел хладнокровный врачебный профессионализм.       — Эм… Эй, — пробормотала она, протирая запястьем глаза, пытаясь избежать попадания крови в них. Вроде помогло. Но боль вернулась дрелью за бровями и молотом в щеке. Черт побери, как же она устала, но ей нужно сделать это. Ему нужна была помощь. Если он умрет… Она не могла позволить ему умереть. Так много их уже погибло…       Ежели будет кричать, что страдает, — любою ценою боль его облегчи…       Теперь он игнорировал ее. Она медленно подползла к нему.       — Эй, — Дилан легко коснулась его плеча, чтобы привлечь внимание. Медные глаза эльфа впились в целительницу, и она подпрыгнула, снова начав дрожать. — Ваше Высочество, м-мне нужно перевернуть вас, и очень медленно. Надо вынуть пулю из бе…       — Она прошла насквозь, — пробормотал он и взял руку Дилан, заставив пальцами дотянуться до кровоточащей раны несколькими дюймами выше колена. Зашипел, когда рука целительницы наконец коснулась нужного места. Дилан выдохнула и, дрожа, отдернула руку. — Она залечится, — добавил воин и медленно сел. Девушка тяжело сглотнула, когда он вновь посмотрел на нее. — Ты ранена.       — Просто… Дайте мне вас заштопать, — пожалуйста, молча добавила она. Ты пугаешь меня. — Я волнуюсь за вас, — а вот ты обо мне нет, знаешь ли, то душишь, то до слез доводишь, одним взглядом куски мяса из тела вырываешь.       Он меня сейчас изнасилует, он меня изнасилует, не могу, не снова, он меня изнасилует, никто мне не поможет, никто не придет, я…       — Ты… Волнуешься за меня? — одеревенело повторил эльф, привлекая к себе ее внимание. Моргнул, удивленный. Прорычал: — Почему?       — В вас парочка зияющих дырок и застрявших пуль, а заодно колотая рана и рассеченная икра — возможно, задето пяточное сухожилие — и все они кровоточат, а вас интересует, почему я волнуюсь? Знаете, Ваше Высочество, я не стану ждать, пока вы помрете от кровопотери прежде, чем я вас долечу, потому что я не знаю, сколько ещё смогу оставаться в сознании, и вы, вдобавок, можете забыть свое обещание и убить меня, так что просто дайте мне закончить, ну вот, я опять болтаю. Не обращайте на это внимания и делайте, что я говорю, ладно? Пожалуйста? Пожалуйста?       Он посмотрел на Дилан долгим взглядом, удивленный искренностью на её изуродованном лице, так контрастирующей со страхом в глазах. Потом эльфийскому принцу пришлось выслушать от целительницы долгий, торопливый поток слов – уверен ли он, что все понял? Точно уверен? – прежде чем она пожелала осторожно перекатить его на живот, и тогда уже наблюдать, как он сдерживает рев боли за сжатыми зубами. Дилан снова нагрела пинцет своей зажигалкой, молясь, чтобы у неё хватило хотя бы сил сделать все правильно. Когда металл начал ожигать ей пальцы, она глубоко вдохнула и погрузила инструмент в рану, где она видела пулю. Эльф глухо рычал от боли, и она чувствовала, как слезы колют ей глаза.       Она ненавидела это. Ненавидела.       Дилан вынула пули и из его руки, и из бока. Она старалась подавить тошноту. Получалось это лишь потому, что у девушки, похоже, не осталось сил даже блевать. Впрочем, она начала сомневаться в этом, когда достала из раны кусочек кости. Похоже, пуля сколола ребро.       — Так… Эм… Готово! — крикнула она и выкинула пулю к другим, лежащим в небольшой луже крови на полу. — А сейчас, дайте мне вас зашить. Держитесь, — она нагрела иглу и прикусила язык, когда серебро вонзилось в его кожу и вышло наружу. Понемногу рана начала закрываться, и Дилан решила ненадолго остановиться, моргая, чтобы вновь ясно видеть. Голова целительницы уже клонилась от усталости, все тело горело и болело, но, к счастью, она ни разу не уколола его лишний раз — только себя, чтобы не уснуть. Ей нужно ещё зашить все три дыры на его спине, а заодно и колотую рану.       — Как там у нас дела, Ваше Высочество? — мягко пробормотала Дилан, промакивая кровь на его коже.       Нуада повернул голову и взглянул на смертную через плечо. Его резали, кололи и стреляли в него. Железо и свинец отравляли кровь Нуады с каждым ударом сердца. Вместо того чтобы прибегнуть к услугам эльфийского целителя, как наверняка сделала его сестра-близнец, принцу приходится иметь дело с этим глупым, пустым человеком, болтающим, как полоумный и пытающимся примитивными способами вылечить его вместо того, чтобы заняться собой. И ей интересно, как у него дела? Когда сама ранена, изнасилована и зашивает его металлическими инструментами, жгущими его раны?       — Ты с ума сошла? — спросил он. И что ещё за «у нас»?       — Мне нужна ваша нога, — мягко прошептала смертная, игнорируя его вопрос. Её руки дрожали. Дилан не знала, как она сможет сделать это, когда сама чуть ли не падает от усталости, и только шоковое состояние удерживает её от истерики. Но лечение нужно закончить, хоть раненому от него будет больнее, чем было до сих пор. От этой мысли целительницу бросило в дрожь. Она не хотела ранить его. Дилан ненавидела ранить людей.       А если он ранит ее?       О, Боже, я не могу… О, Боже, помоги мне, прошу, я не могу, о, Боже, о, Боже, я не могу…       Следы на песке…       — Мне ещё могут понадобиться остатки сил, так что не будешь ли ты сама так любезна подползти к моей ноге… — она увидела бы сарказм в его словах, даже будучи слепой. Руки начали трястись еще сильнее.       Дилан была так любезна подобраться к его ноге и аккуратно подняла ее, не обращая внимания на звуки, издаваемые пациентом, хотя краем уха она слыша что-то вроде «чокнутой» и «сумасшедшей» пару раз. Нога выдергивалась из рук, когда она касалась близко с раной. Эльф сжимал кулаки и дышал сквозь зубы, заставляя мышцы не двигаться. Дилан прикусила губу, когда она подняла его ногу и положила между своими — ее избитые бедра должны были удержать голень на месте, в то время как она осторожно отвела кожу на другой стороне пореза, чтобы взглянуть на сухожилие. Пальцы на его стопах крепко сжались. Дилан знала, что ему больно. Когда ее изучающий взгляд заметил, что сухожилие не ранено и даже не поцарапано, она судорожно выдохнула. На миг она забыла об всеобъемлющем ужасе — все мысли сейчас были заняты одной лишь раной. Ситуация могла быть намного хуже, но, пока икра в порядке, значит, не оставалась надежда залечить кустарным способом.       Спасибо Тебе, Отец Небесный, спасибо, тихо прошептала она в молитве, склонив голову, прежде чем торопливо проверить мышцы на предмет серьезных увечий и только после этого начать зашивать рану. Пока Дилан работала, она попросила пациента — больше для своего успокоения — сказать, если вдруг станет слишком больно.       — Я боялась, что задето пяточное сухожилие. Я не смогла бы залечить такое повреждение, — добавила она. — Не в этих условиях. Но все в порядке. Просто из-за расположения раны вам будет трудно ходить.       — Значит, все нормально, — слабо сказал пациент. Его голос был устал. Страх начал вновь понемногу проходить.       Наконец, она закончила зашивать. Откусила нить, убрала все свои инструменты и со вздохом плюхнулась на пол так далеко от него, как могло позволить ее усталое тело. Оно все болело. Дилан хотелось просто лечь и поспать с год, а лучше с вечность. Но более всего ей хотелось в душ. Она понятия не имела, как ей удастся это в волшебном убежище, спрятанном в метро. Она даже не знала, как ей подняться на ноги.       Дилан заметила изучающий взгляд эльфа. Она бы покраснела, но сейчас не думала, что такое возможно — с её-то кровопотерей. Голова и лицо болели, и сердце начало сильно биться.       — Что?       — Ты ранена, — напомнил он ей, медленно присаживаясь. Человек, что, не чувствует собственной боли? Не чувствует, как тело молит ее отдохнуть и успокоиться? — Раны на твоем лице надо залечить и...       — Я в порядке, сир, — бросила она, отвернувшись. Не напоминай ему о слабости, проворчала она себе. Притворись здоровой. Солги. Сделай хоть что-то! Не дай ему причин напасть! — Вам нужно больше помощи, чем мне.       — У тебя кровь идет.       — У вас тоже, — прошептала она, чувствуя, как боль пробирает до костей. Тело зудело, нуждаясь в мыле и горячей воде. Глаза зудели, нуждаясь во сне. Но он обещал, устало напомнила она себе. Он поклялся… Темнотой…       Встав на ноги, он взглянул на злящуюся смертную. Его еще шатало, но раны уже залечивались. Это место, наполненное исцеляющей магией, усилило его собственные способности к регенерации. Где-то далеко, в холмах Бетморы, в тайном граде Финдиасе, целители корпели над ранами его сестры, он чувствовал это. Теперь, когда пули извлечены, они оба быстро вылечатся. Он мог хромать. Плоть на его плече мало-помалу срасталась, хотя он знал, что ее нужно было зашить. Его икра… Ну, про нее он не мог ничего точно сказать.       Поэтому Нуада очень осторожно дошел до одного из своих сундуков и вытащил немного одежды. Он бросил ей три вещи, одна из которых приземлилась ей на лицо. Его рот дернулся от того, как абсурдно она выглядела. Тупые люди; словно созданы для издевок.       Она сняла с головы вещь — как оказалось, бледно-синюю шелковую сорочку, которую он оставлял на какой-нибудь особый случай — и посмотрела на него.       Дилан больше не могла это терпеть.       — Мне нужно помыться. Возможно, у вас тут нет душа, но я… — она наклонила голову и посмотрела на руки. Они были покрыты высыхающей кровью цвета античного золота. — Мне нужно смыть это, я…       — Хорошо, — только и сказал Нуада.       Мышцы горели от усталости, а раны пульсировали. Магия комнаты, скорее пассивная, чем активная, не притупляла боль, хотя и медленно залечивала его травмы. Но некоторые волшебные создания рассказывали эльфу, что пленные мужи и жены всегда отчаянно хотят отмыться от прикосновений своих захватчиков. В этом, видимо, люди не отличались от эльфов (хотя сама идея, что у них может быть что-то общее, кроме потребности дышать и питаться, была Нуаде отвратительна).       Он нашел кувшин, наполнил его водой из ведра в углу, а также таз и полотенце.       — У меня нет женского мыла, — холодно сказал он. — Ничего душистого или мягкого.       Эльфу было тошно из-за того, что ему приходилось объяснять то, как аскетично он жил. Нуада был воином, солдатом, ему ни к чему была роскошь. Лишь две единственные ценности он позволил себе хранить в память о доме: портрет сестры, его собственную часть, и стеганое одеяло, полученное из рук умершей матери — вот все, что он взял с собой в изгнание, кроме оружия. Принцу не к чему извиняться перед ней! Она просто жалкий человечишка!       Нуада бросил таз на пол с гулким звоном, и человеческая женщина подпрыгнула, судорожно вздохнув. Ее реакция заставила эльфа почувствовать себя чудовищем, издевающимся над маленькой девочкой, но он быстро избавился от этого чувства, всеми силами игнорируя его. Нуада налил воду в оловянный таз и взял полотенце. Какой-то миг он просто смотрел на воду. Потом что-то пробормотал над ней, взглянул на колодец и над водой в тазе пошел пар.       Дилан удивленно моргнула. Зачем он это делает?       — Я отплачу тебе. Вымойся и оденься в чистые одежды. Обещаю, — добавил он ледяным тоном, выделяя каждое слово, — смотреть не буду.       Его слова сочились презрением. Сказав их, эльф отвернулся и начал медленно стаскивать черные шелковые трусы, пропитанные кровью. Она увидела, как он наполнил свой таз водой, взял кувшин и полотенце. Только спустя какое-то время до неё дошло, что та черная шелковая тряпка была его исподним. Неожиданно Дилан поняла, что он, эльфийский воин, стоит перед ней обнаженный, покрытый высыхающей кровью.       Эта ночь страннее любого из снов, что я видела, подумала девушка, слушая, приоткрыв рот, как бешено стучит ее сердце. Он голый, он голый, он голый, он голый, он меня...       Знаю! — крикнула себе Дилан, злясь на собственную жалкую слабость, возвращавшуюся с каждым новым ударом сердца в груди. Я знаю, что он голый! Просекла фишку, все! Блин. Мозг, уймись.       Словно слыша мысленные терзания Дилан, Нуада снял полотенце и начал чуть ли не безумно тереть свое бедро, блестевшее от темно-золотой крови.       — Стой! У тебя раны откроются! — крикнула она. Доктор в ней брал верх.       — Даже не думай командовать мной, человек, — прорычал эльф.       Дилан почувствовала, как кровь отлила от её лица, вызывая головокружение. Она мягко запротестовала:       — Но… Ваше Высочество, ваши раны…       — За собой следи, — его голос был холоден, как лед, и её сердце стучало, подобно военному барабану. Она буквально ощутила, как кровь неожиданно ударила в голову и тут же отхлынула куда-то к ногам. Зная или нет, он мог испортить всю ее работу, если Дилан его не остановит.       — Сядьте, — отрезала она и вырвала полотенце из его руки. — Дайте я. — Он рыкнул на неё и потянулся, чтобы забрать полотенце, но она отскочила и рявкнула: — Да дай мне, дубина. Ты сейчас разрушишь все, над чем я корпела последние несколько часов. А теперь тихо! — Глаза Дилан блестели от страха, но ярость придала ей сил и стала щитом, укрывшим девушку от истерики.       Сейчас человеческая женщина сильно напомнила ему маленькую Нуалу: тот случай, когда они оба поранились и его близняшка настоятельно потребовала увидеть, ранен ли брат так же, как и она. Нуада удивился сам себе, когда тихо хмыкнул и сел на стул, пробормотав:       — Ладно. Как пожелаешь, маленький человек-целитель.       — И попрошу, пожалуйста, не двигаться, Ваше Высочество, — добавила Дилан и положила свое полотенце эльфу на колени — большего, не трогая его, сделать не получилось. Испуганная женщина просто не могла смотреть на его… его… это у себя под носом. Раздраженно пыхтя, она позволила своим мыслям погрязнуть в воспоминаниях. Сколько раз она так же промакивала кровь с тех, кого нельзя было доставить в больницу по каким-либо причинам? Хулиганье, бездомные или сбежавшие дети — все они были лишь людьми. Потом были экэки, фавны, крохи-моргуны и другие волшебные существа, которые приходили к ней, чтобы она их вылечила. Однотипные действия успокаивали Дилан. Даже несмотря на то, что этот более-чем-похожий-на-мужчину эльф так холодно смотрел на неё. Вымочив полотенце в воде, она мягко стерла кровь с его раны в ноге. Руки немного дрожали, но Дилан все еще была аккуратна. Эльф зашипел, когда она коснулась недавно зашитой раны.       — Простите, — пробормотала Дилан. Ее волосы закрыли лицо, липкие, грязные, пропитанные кровью, по́том и чем-то еще, о чем она думать не хотела. — Я пытаюсь не ранить вас, честно. Просто потерпите. Я почти закончила, — девушка неглубоко вздохнула, переместившись от окровавленных бедер к ещё открытой ране на животе, и Нуада отчетливо услышал, как она сглатывает.       — Я могу сделать это сам, — недовольно сказал он. Эльф заметил, как побледнело ее лицо и нездорово посинели губы. Похоже, женщина задерживала дыхание. Хотел бы он сделать так же — вонь её крови и смертности до боли скручивали тошнотой желудок.       — Прошу прощения Вашего Высочества, но я не верю, что вы не раните себя, — ядовито заявила она. Злость, подумала она. Я зла. Просто зла. О, Боже, помоги мне… — Не знаю, нарочно вы меня злите и заставляете вести себя так, как те люди, которых вы знали прежде, или, может быть, просто сдохнуть хотите. Мне плевать. Я — доктор; моя задача весьма ясна. До тех пор, пока вы не убьете меня или я не смогу уйти отсюда, или вы вылечитесь настолько, чтобы отвести меня в ближайший госпиталь, я не дам вам причинить себе вреда. Вы и так уже слишком тощий, — добавила она, глядя, как мышцы играют под его кожей. — В вас что, ни капли жира нет? Видимо, вы плохо питаетесь, — Дилан снова начала болтать, она знала это, но не могла остановиться. Её словно рвало словами.       — Ты меня даже не знаешь, — недоверчиво сказал он.       — Я ходила в медицинский колледж. В общем-то, я доктор. Поверьте мне, я кое-что знаю, — повторила Дилан, сосредоточившись на раненых плече и руке. Она заметила его молочную бледность; слабые янтарные линии инфекции, распространяющиеся от ран; рисунок синих вен под кожей. Ей было интересно, как эльфу удалось избежать синяков, особенно вокруг пулевых отверстий. На правом боку Дилан, где были сломаны ребра, живого места не было — одни черные и лиловые пятна — как и на её лице под порезами. — Вы нездоровы, — сообщила она ему чистым, твердым голосом. Её голосом доктора. Голос слегка дрожал, что было замечательно, потому что ей нужно было спрятаться за ним. — Уверена, вы и спите мало.       — Я сильный воин...       — Снова прошу вашего прощения, но даже у эльфов тело не стальное. Вы слишком изматываете себя. Вам нужно больше отдыхать, Ваше Высочество. Нельзя так издеваться над собой.       — Ты не знаешь, о чем говоришь, — отрезал он. Как смеет она, простая смертная, думать, что имеет право оценивать, насколько необходима та бдительность, в которой он ежесекундно пребывает, и важность мучительных физических нагрузок? Что она знает о волшебном народе и том, как они страдают, пытаясь выжить в мире отвратительных, гнусных людей? Негласная война между его народом и человечеством не позволяла допускать болезни или усталости — и он не мог.       Женщина поглядела на Нуаду:       — Спиной, пожалуйста, — когда он повернулся, она мягко продолжила: — Я знаю больше, чем думают обо мне люди, — Дилан начала отмывать кожу вокруг ран на его спине и задней поверхности бедра. — Я знаю, что эльфийские принцессы обычно сильные волшебницы. Их принцы благородны и они — могучие воины… Прямо как вы, — добавила она, сосредотачиваясь на работе. Язык заплетался, но Дилан не замечала этого. — Доблестные, отважные, сильные, быстрые. Отличные тактики. И я знаю, что эльфы боятся войны с людьми.       — Откуда ты знаешь это? — спросил он. Как она вообще узнала о таком?       — Слышала.       — Но как ты это слышала?       — Знаю, как слушать, сир. А еще я знаю, что величайшие эльфийские воины готовятся к войне, потому что боятся, что она вот-вот начнется. Никого не напоминает? Да, я все это знаю. А ещё я знаю, что даже храбрейшим, сильнейшим и лучшим воинам нужен отдых. Постоянная бдительность, Ваше Высочество, — мягко добавила она. — Может ранить посильнее врагов, — и она кинула полотенце в кровавую воду и вернулась туда, где на холодном полу валялись данные им одежды. — А теперь не будете ли вы так добры отвернуться?       Он молча повернулся к ней спиной.       Дилан внимательно следила за ним все то время, пока снимала свое когда-то новое, а сейчас порванное красное платье и колготки, разодранный лифчик. Её трусы потерялись где-то на трамвайных путях словно тысячу лет назад. Девушка изо всех сил оттирала алое и золотое с рук, а затем отскребла сухую кровь с остального тела. В конце она аккуратно промокнула порезы на лице. Тело болело и ныло, но зато теперь Дилан было чистая, блаженно чистая. Оставшейся водой она как могла смыла остатки дикой похоти со своих волос.       Все ещё недоверчиво глядя в спину эльфу, Дилан натянула бледно-синюю сорочку и черную верхнюю юбку, которую он дал ей, затем туго перевязалась белым кушаком, прежде чем ступить на пол и присесть у ножки деревянного стола. Здесь было удобно прятаться; на свету, но все равно в тени. Это позволяло надеяться, что, быть может, эльф забудет о ней. Вдобавок сейчас она оказалась аж в нескольких шагах от него.       Дилан наблюдала, как эльф одевается, не зная, чем ещё заняться. Даже раненый и больной, весь в дырах и кое-как зашитых ранах, он все еще был весьма силен, весьма могуч, весьма жесток, чтобы двигаться с дикой, первобытной грацией. А ещё он был весьма туп, потому что, скорее всего, раны опять начали кровоточить. Он не показывал, что ему больно, не обращал внимания на них. Вел себя так, словно был абсолютно и полностью здоров.       У эльфов совсем мозгов нет, раздраженно подумала она. Усталость начинала потоплять ледяной комок страха в её груди. Король он там эльфов или нет, он безбожно туп.       Эльф надел свободные черные трусы и широкую кроваво-красную тунику. Вздохнув, он тяжело плюхнулся на стул у стола и откинул голову назад. Впервые за долгое время наконец-то настала тишина. Дилан слышала грохот полуночных поездов, вельветовый треск мигающих люминесцентных ламп и гулкие удары своего сердца. Она слышала музыкальную мягкость его дыхания – ровного, но моментами прерывистого, словно бы боль подкрадывалась к принцу сзади и нападала со спины. Смертная наблюдала за ним, упиваясь этим зрелищем.       Доказательство, это доказательство. Она знала, она всегда знала, но после лечебницы лучшие представители волшебного народца обходили её стороной. Только самые маленькие феи решались подойти к ней. Ей было восемнадцать. Взрослая. И она больше не жила в полудиких джунглях Джерси — она была в Нью-Йорке. Она даже переехала на окраину Центрального Парка. Вроде бы больше не было причин, чтобы она вновь могла Видеть их.       Но она Видела. Дилан всегда могла Видеть. И сейчас она Видела особенно хорошо. Перед ней был эльфийский воин — возможно, лорд или даже принц — просто сидел напротив неё. И в нем было что-то так странно знакомое…       — Ты, человек, не единожды спасла мне жизнь. Я обязан тебе долгом чести. В тоже время, люди — мои смертные враги и я ненавижу всех из их рода. К тому же, ты побывала в одном из моих убежищ. Любого другого человека я бы убил без промедления. Но тебя… Я не могу.       Не может? удивленно подумала она. Почему?       Дилан сомневалась, что могла бы остановить его. Вспоминая, как эльф держал те серебряные топоры, она понимала, что тот убил бы её за секунды, даже раненый. Пока девушка смотрела на пациента, рана на его икре медленно затягивалась, словно бы часы лечения проходили за минуты. Дилан было интересно, зависело это от способностей эльфа или нет. Раз она чувствовала себя лучше с каждой секундой — хотя до «лучше» было ещё ползти и ползти — становилось все более очевидно, что это как-то связано с комнатой или, возможно, с воздухом. Что-то воздействовало на них обоих.       — Мне больно говорить такое, — продолжил он, словно ведя монолог с собой. — Смертные — гордые, жадные, пустые существа, и все же я обязан жизнью одной из них, что за ужасная мысль. Ты вообще обычный человек? Я не знаю никого, кто стал бы рисковать своей жизнью ради того, кого даже не знает — даже из моего народа; ради наиочевиднейшего эльфа. Ты знала, что я эльф, и все же решилась помочь мне. Я не могу убить тебя. Эта загадка бесит меня. Какой человек спасет эльфа?       — Я, — горько пробормотала она. Он не услышал слов — только мягкий шепот ее голоса.       — Заткнись. Я не закончил. Да, ясно, что убить тебя я не могу. Но ты все-таки смертная. Вы называете это conundrum — загадка, головоломка, то, что не можешь понять. Я должен убить тебя. Этого требует мой долг, как принца, — он увидел, как ее глаза становятся все больше и больше. Она была похожа на испуганную кошку. Будь у нее шерсть, она встала бы дыбом. Ужас в глазах человеческой женщины должен был радовать его. Однако эльфийскому принцу стало неуютно. Человек спасла его. И не единожды. — Но моя честь обязывает пощадить тебя. Что бы ты сделала в моей ситуации? — спросил он обыденным тоном.       Ее глаза округлились. Ее? Он спрашивает ее?       — Я? — пискнула она и добавила с опозданием. — Сир.       Голова Дилан раскалывалась. Разум верещал, как испуганная свинья, попавшая в ловушку, в которой ей суждено погибнуть, — и это эльф ее туда заманил. Внезапно она вспомнила, что принц обещал не причинять ей вреда только пока Дилан его лечит.       — Да, — излишне мягко сказал эльф. — Хотел бы я слышать твои мысли.       Нуада должен был признать — он затравливал её. Но… Ему было больно. Тело ныло, раны горели, голова трещала и он насквозь провонял человеческой, волчьей и кровью из разорванной внутри нее части. Его тошнило от нее. Нуада был зол. И, хоть и не напрямую, это была вина женщины. Он думал, что сваливать это на неё не совсем честно, но сейчас ему было плевать. Другая же часть Нуады хотела увидеть, как она извернется. Что за гадюку он впустил в свое гнездо? Как умно она выскажется? Он не доверял женщине. Не мог. Она — человек.       — Эм… — Дилан прикусила щеку, пытаясь унять панику. Боль пронзила ее лицо. Оно не желало больше страдать. — Оу. Эм… — внезапно она почувствовала себя рассказчицей из «1000 и 1 ночи», ходящей по краю обрыва своими словами. — Ну… Король — или принц, или владыка, — она быстро поправилась, — без чести… Не может стать уважаемым… Эм… Правителем своему народу… А не уважаемый… — синие глаза осторожно смотрели за ним, наблюдая за реакцией. Он просто глядел на нее, положив подбородок на кулак. О чем бишь я? Подумала она и вспомнила. Ах, да! Не уважаемый правитель… — Позор своего царства.       Его рот дернулся, искривляясь в ухмылке. Очень хитрый ответ. Где она научилась… Такому?       Нуада внезапно сузил глаза в подозрении. Когда она отшатнулась от него, эльф вновь почувствовал себя чудовищем. Тихо ругнувшись, он попытался сделать более доброе выражение лица — ну или хотя бы более спокойное. Нуада обращался с ней, как с пленницей, хотя она не сделала ничего, чтобы стать его врагом, зато сделала все, чтобы заслужить его благодарность. Дилан заставляла его чувствовать себя так, словно бы он издевался над крошкой-эльфом, а не командовал взрослой женщиной.       Эльф помотал головой, чтобы прочистить разум, и тут же пожалел об этом — череп с готовностью чуть не взорвался от боли. Он приложил ладонь ко лбу, чтобы убедиться, что все кусочки черепа все еще были на своих местах. Тошнота ухудшилась, Нуада уже почти чувствовал привкус желчи во рту. К счастью, он смог подавить рвотный позыв. Показывать слабость смертной было непозволительно.       Дилан почувствовала, как напряжение покидает ее. Ситуация все еще пугала, вне всякого сомнения. Но кровопотеря, травмы и долгое время без сна наконец начали брать свое. Женщина взглянула на эльфа и увидела, что его изучающий взгляд больше не прикован к ней.       — Прошу прощения Вашего Высочества, но… Что теперь? — прошептала она, позволяя голове откинуться назад. Ее голос был полон усталости, как эмоциональной, так и физической. Он глянул на девушку, видя, как она разминает шею. Дилан устала. Как и он — так сильно устала.       Мягко — хотя он сам не понял, откуда пришла эта мягкость — он сказал:       — Обсудим это утром. Тебе стоит поспать.       — Я бы не хотела, сир, если вы не настаиваете, — ответила она. Нуада мог накричать на нее — как смеет она перечить ему? — но он услышал в ее голосе что-то, что заставило его лишь кивнуть. Она была не похожа ни на одного человека из всех, что он видел. Какой человек откажется от шанса поспать, предаться лени?       Видимо, вот эта. Возможно, она боялась снов.       Или, возможно, она боялась его.