Русские - 3

      Гарри Поттер проснулся знаменитым. Но это была совсем не та популярность, которой ждал спаситель мира.       Во-первых, с факультета за его вылазку сняли сто баллов. И еще пятьдесят баллов за недопустимое поведение в кабинете директора.       Но баллы — ладно. Баллы бы ему простил Дэ, а Малфой с Забини — даже одобрили бы, хуже другое: ночью на складах кто-то видел произошедшее и написал об этом в газету. Еще и фотографий наделал, гад. Это совершенно точно не Колин Криви: второкурсник едва не погиб на месте, узнав, какой репортаж уплыл из рук к неизвестному анониму. И не мистер Локхарт — он уже ругался за разбитый фотоаппарат и даже грозил вычесть стоимость из прибыли Поттера (Гарри и не подозревал за профессором такой мелочности).       В газете не жалея красок расписывали героизм и отвагу Поттера и Локхарта. Ребенком, который ради блага родного Министерства прыгнул на контрабандные ковры самого Фенрира Сивого, гордились все домохозяйки, девицы с Хаффлпаффа томно вздыхали, а девчонка с четвертого курса Слизерина прислала коробку конфет, но счастья Гарри Поттеру слава не принесла — бобры объявили товарищу единогласный бойкот.       За то, что приключался один, за то, что на проявленной пленке из поломанного фотоаппарата было много профессора Локхарта и совсем ни одной лисы с девятью хвостами, за то, что не догадался поискать лисенышей или хотя бы жука бронзовку не принес в кармане мантии.       Вокруг бурлила жизнь, затевался бал по случаю Хеллоуина, квиддичные команды готовились к матчу Гриффиндор-Хаффлпафф, кто-то играл в футбол, кто-то — в сокс, и только Гарри Поттер слонялся по замку, под бдительным присмотром мистера Филча. Потом за Филчем стала ходить и Гермиона Грейнджер, не присоединившаяся к бойкоту. Она нудно отчитывала товарища за нарушение таких основополагающих правил, как «Оставление учебной части», и становилось совершенно очевидно, что в этом году ее кумир — самый результативный аврор, новый профессор ЗоТИ — Шизоглаз Моуди. Гарри тихонько подвывал и старательно прятался. Мистер Филч, знающий Хогвартс едва ли не лучше его Основателей, мальчишку находил. Мисс Грейнджер находила мистера Филча… и гриффиндорец давно уже проклял злой рок, утянувший его спасать золотой котел из лап ворюги.       Даже к походу в Хогсмит друзья не передумали. Хуже того — передумал дядюшка и отозвал разрешение на посещение магической деревни. — Ну и пожалуйста! Ну и не надо! — надулся Поттер, карабкаясь на чердак — под крышу замка мистер Филч забираться не любил, а одна Гермиона находила свою жертву не сразу, ближе к ужину, когда можно было и поспорить о неотъемлемых правах истинных героев на совершение подвигов.       С крыши замка было вполне безопасно наблюдать за кружением дементоров. Только тоскливо очень. И даже теплый свитер из какой-то ужасно шерстяной шерсти, которая кусала за спину через нижнюю майку, не давал достаточно тепла. Больше грело воспоминание о самой тетушке, которая этот свитер долго выбирала, чтобы и цвет к лицу, и вязка ровная, и пряжа из кого надо нащипана, а потом еще ругалась, заставляя носить, проветривала летом, чтобы моль не завелась. Поттер шмыгнул носом. Тетя бы поняла про котел. Наверное. Про оборотня, ковры и старую крышу на бандитских складах — это нет. А вот всякие вложения в золото она одобряет. И все еще надеется, что их с Дэ отчислят из Хогвартса. Гарри шмыгнул носом снова. Теперь-то они с кузеном поссорились навек. Больше не будет совместных шалостей, перешептываний бессонными ночами, вылазок к буфету за конфетами. Все кончено. — Ты это чего там делаешь? — высунулся из слухового окошка мистер Филч, и с факультета Гриффиндор сняли еще пять баллов.       Несправедливо, что на крышу вылезать нельзя!       А еще хуже, что Перси — зануда, почище Гермионы. Мало того, что целый час зудел про школьные правила, так еще и повадился по нескольку раз в день проверять, где находится Поттер и что делает.       Назло всем Гарри начал чаще общаться с мистером Локхартом, налег на маггловские учебники, дотошно разбирал финансовые отчеты, которые присылала для тренировки тетушка Петуния, вступил в переписку с гоблином из Гриннготса (удивительно, но послания после пятого тот даже начал отвечать на Поттеровские письма) и вообще вел себя примерно до противоестественности.       Отступник Дадли все чаще косился, особенно за ужином. Поттер это заметил, но только приналег на учебу — пусть страдает, неверный кузен. Первым Гарри ни за что не пойдет мириться. И вообще, он ничего не сделал, за что извиняться? Пусть сами извиняются. Впрочем, он готов их великодушно принять и так, лишь бы подошли и заговорили первыми. А то все-таки скучно одному.       Гарри решил, что на Хэллоуин отыщет незамурованный вход в Палаты Слизерина, и пусть бобры завидуют, но взрослые вновь вмешались. Сперва профессор Снейп пристально смотрел в глаза и выпытывал о планах, потом то же самое проделал профессор Моуди (как будто Гарри младенец, и не знает про легилименцию!), а закончилось все странно. Буркнув, что наказан главным образом он, профессор Снейп велел Гарри собираться не на Хогвартский бал, а на прием к Малфоям.       Поттер не знал, за какие грехи наказали зельевара, но к мероприятию отнесся настороженно. Конечно, визит в Запретный лес на первом курсе был прикольным, но ведь и не безопасным!       Отработки в Хогвартсе были самыми разными, так что под парадную мантию алого аврорского цвета Гарри надел знаменитые многокарманные штаны, до отказа забив объемы всякими полезностями: спички, компас, соль, связка чеснока, бутылочка святой воды, которую им с Дэ упрямо подкладывала в рюкзаки тетушка Петуния, перочинный ножик, пуговицы-жуки и жук на веревочке (этот лежал не ради полезности, а просто так, для души), леска и крючок, колбочка зеленки, бодроперцовое зелье, магнетоэлектрический фонарик и полароид с запасом карточек — в общем, содержание Поттеровских карманов превратило бы среднестатистический остров какого-нибудь Робинзона Крузо в пляжный курорт.       К балу он был готов.

***

      Вечером Дня Всех Святых хмурый профессор Снейп никому ничего не объясняя увел Гарри за собой.       Тем же вечером между кузеном Гарри Поттера и привидением Ньюта Скамандера состоялся судьбоносный разговор.       Начался он невинно, со стенаний Дадли о непоглаженной лисичке и не найденных лисяточках, которых нечуткий самовлюбленный братец жестоко бросил на складе. Голодных и одиноких.       Насторожившийся знаток магических тварей слово за слово выпытал у третьекурсника подробности приключения и озвучил весьма неприятный вывод: скорее всего, его брат стал оборотнем.       Ньютон Скамандер знал об оборотнях многое. Еще бы, ведь это он в 1947 году создал Реестр — регистрацию зараженных ведьм и колдунов, которой большинство несознательных магов злостно пренебрегали, отсиживаясь в полнолуния по подвалам и чащобам и скрывая от соседей свою темную сущность. Справедливости ради стоит сказать, что зарегистрированным оборотням жилось тяжелее, чем врунам: чуть что не так в округе — под подозрением они, на работу таких берут неохотно, в школу не берут вообще. Был один эксперимент в семидесятые годы, но, кажется, провальный. Несмотря на абсолютную законопослушность мальчика, родители нормальных детей продавили запрет на обучение оборотней в магических школах. Директору Дамблдору пришлось смириться.       Вот и указал известный путешественник и магозоолог на очевидные вещи: Гарри любил кушать мясо, у него изменился характер, он стал часто исчезать, избегал шумных мест, больших скоплений людей, но самое главное — случай на складах произошел в полнолуние. И этой ночью — тоже полнолуние, а профессор увел Гарри в неизвестном направлении. — Ясно теперь, — еле слышно выдохнул Дадли. — Прятать будет. По подвалам и чащобам. Профессор, наверное, в таких делах мастер.

***

      Гарри Поттер и не подозревал, что его должны прятать по подвалам и чащобам. Он шел по ярко освещенной дорожке, которая вела в дом Драко Малфоя. Летом перед вторым курсом они тут уже бывали всей ватагой бобров, павлины прикольные. Но сейчас с гиканьем промчаться по газонам было никак нельзя. Во-первых, одному так делать неинтересно и попросту глупо. А во-вторых, профессор честно предупредил, что за фортели отравит Поттера чем-нибудь несмертельным и даже может быть полезным, но донельзя неприятным. Гарри быть отравленным не хотел, чинно шагал по дорожке и украдкой вздыхал. Наказание досталось бесчеловечное — провести вечер, следуя правилам леди Стоун.       Он улыбался, вежливо всех приветствовал, кивал головой и снова улыбался. Позировал фотографам. Не совал руки в карманы. Не ковырял в носу. Не чесал в затылке. Он и забыл уже, как сложно обходиться без таких простых вещей. Руки сами тянулись то туда, то сюда, а даже на груди их не сложишь, это обязательно будет значить что-нибудь не то. И так профессор Снейп одергивал дважды: на дороге к дому и когда вошли. Оказывается, он, как и дядя Вернон, считает, что приветствовать гоблина «Кур Казад» — невежливо.       И опять по кругу: улыбнуться Министру Магии, выдержать сюсюканье Первого Помощника Министра, попозировать фотографу… Руки из карманов. И от лица. И волосы не ерошить, да что ж такое, он точно не заколдованный? Почему так хочется почесаться, когда нельзя?       Встреча с профессором Локхартом была мгновением отдыха. По легкости характера, профессор успел простить разбитый колдоаппарат, порадоваться шумихе в прессе и начать новую книжку, про приключения с каким-то Видящим в далекой Мексике. Но отдых был именно что мгновением: не успел Гарри выпытать, что за зверь такой — Видящий, как налетели девицы, и счастливый Гилдерой упорхнул, только взвихрилась его золотистая мантия.       Избегая очередной встречи с сюсюкающими дамочками, Гарри уныло поплелся к кадке монстеры, чьи резные листочки создавали видимость укрытия.       А может и не только видимость: со стороны было не заметно, но подойдя поближе, Поттер успел разглядеть, как профессор Снейп заклинанием очищает карманы котловора от награбленного у Малфоев. Мелькнула среди прочего напоминалка Невилла, приметно замазанная золотой краской так, чтобы выглядела одновременно как Палантир и как Всевидящее Око. — Это же тот самый! Профессор! Это тот тип, который котел у меня спер! Представляете, золотой котел погрыз и помял до непотребства! Дайте я его тоже заколдую! — Поттер! Какого?.. Как вы тут очутились? Я накладывал отталкивающие чары от любопытных. — А мне не любопытно, мне уныло, профессор, сэр. Впрочем, сейчас любопытно, но я уже внутри чар, они не сработают. Нам профессор Флитвик как-то после уроков рассказывал, как оно действует. — Лучше бы профессор Флитвик научил вас не соваться в подозрительные места. Немедленно уберите волшебную палочку, а не то навеки останетесь у Люциуса парной скульптурной композицией с мистером Мундунгусом. «Вор и его мальчик». — Я не его, я свой собственный. А в подозрительные места не лезть нас профессор Моуди учит. У него так хорошо получается! Он тут по школе несколько боггартов расселил, оказывается, у нас столько народу по подозрительным местам лазает. А когда мы с кузеном влезли, боггарт рассыпался. Колин даже не успел снять, чего Дэ боялся. Я еще когда мы входили сказал, что наверное нелепицы какой-нибудь. — А что сказал ваш кузен? — Волдеморта на салазках. Но он врал. Кто ж такого боится? — Н-да, никто. А вот боггарт Темного Лорда мне, полагаю, известен. — И какой он, сэр?       Даже обездвиженный Мундунгус вытаращился, любопытствуя такими подробностями. — У него две головы, растрепанные и белобрысые, — задумчиво начал профессор. — Вечно содранные коленки, измятая мантия, цыпки на руках, синяк под глазом… — Северус выдержал долгую паузу и внезапно рявкнул. — И шрам в виде молнии! Поттер, ступайте к фуршетному столу, и только попробуйте опозорить школу неподобающим поведением!       Гарри как ветром сдуло. Он ценил и уважал профессора Снейпа. Даже любил иногда. Особенно на каникулах, когда от зельеварения оставались только счастливые воспоминания удавшихся зелий, фотки заспиртованных уродцев и домашка, которую можно отложить до конца августа. Но перечить, когда профессор не в духе... Самоубийство не входило в жизненные планы Гарри Поттера. Он собирался переплюнуть рекорд директора Дамблдора и однажды стать самым старым колдуном мира магии. Правда, Дэ все равно будет на целый месяц старше.

***

      Утром после полнолуния Гарри Поттер выглядел очень плохо: бледный, под глазами синяки. Профессор Снейп вновь заявился в гостиную Гриффиндора, принес Поттеру некое зелье, чуть дымящееся в кубке. Тот морщился так, словно его вот-вот вырвет, но зелье допил до конца, после чего отправился на уроки, даже не взглянув на завтрак.       Дадли весь извелся. Что же получается, теперь Поттеру не разрешат вернуться в маггловский мир на каникулах? А школа? Отчислят?       Сквозным зеркалом он связался сперва с папой, потом с мистером Люпином, а потом, когда никто ничего предпринимать не стал (примерно через полчаса от первого сеанса связи), принялся вызванивать мистера Блэка.       Дозваться беглого пациента было не так-то просто, но уж зато он не стал отмахиваться, не отговорился тем, что нужно время для выяснения всех обстоятельств — примчался через двадцать минут: дольше всего было бежать тайным лазом от Хогсмита до Хогвартса.       Выглядел мистер Блэк странно: до сих пор в больничной пижаме, лохматый, тощий, постоянно озирающийся по сторонам. Ну очень ненормальный.       Первое, что сделал Сириус — выразил желание «набить морду придурку Лунатику».       Потом уточнил у Дэ, где оный Лунатик обретается.       Дадли понятия не имел, что в школе есть люди, страдающие лунатизмом, в чем сразу же честно признался.       Мистер Блэк покашлял, еще пару раз оглянулся и выдал свежую мысль: Дадли придется изучить анимагию, чтобы не бросать Гарри, несмотря ни на что. Нужные книги позже Тонкс принесет. А пока надо заказать полусырых (а можно и сырых) стейков на школьной кухне, и кормить Поттера только ими, чтобы на людей не кидался.       Не успел Дэ возразить, что у него пока даже патронус не получается, куда там анимагии, как мистер Блэк исчез, а на его месте материализовался мистер Моуди, бешено вращая вставным глазом и принюхиваясь.       Помянув черта и Колина Криви, Шизоглаз напомнил про постоянную бдительность и уцокал на протезе в сторону подземелий.       Дадли ущипнул себя за предплечье, надеясь, что ему просто снится странный сон, ойкнул и побежал к домовикам — заказывать стейки для себя и кузена. А лучше для всего стола факультета Гриффиндор, чтобы не так в глаза бросался изменившийся рацион Гарри Поттера.

***

      Появление на обеде сырых стейков вместо привычного жаркого и запеченной курочки факультет встретил гробовым молчанием. Поковырялись в гарнирах, налегли на десерты и разбежались по урокам.       Попытался съесть хоть немного только Дадли. Но его жертва не была оценена: Рон покрутил пальцем у виска и силой отобрал сырое мясо. Еще и пошутил, что Дурсля фестральчики покусали. — Зверей надо любить умеренно, а не подражать им во всем, — смеялся Забини. — Совсем ты без кузена одичал. Когда уже наш бойкот пройдет? Без Поттера скучно. Малфой, что там на приеме было? Мама опять смеялась. — Папа говорит, что звездой программы стал профессор Снейп, но что он сделал — не рассказывает. А Поттер был тошнотворно мил, спелся с профессором Локхартом и сиял до рези в глазах у окружающих. Наша вечная знаменитость. — Завидуешь, Малфой? — Было бы чему. — А мне мама рассказывала, — влезла мисс Паркинсон, — что Гарри мисс Скиттер жука подарил на веревочке. В знак великой приязни. Но к жуку прицепилась леска с крючком, к крючку какой-то маггловский снимок с жучком-бронзовкой... Мисс Скиттер покраснела, потом побледнела, а потом сбежала с бала и даже не дождалась скандала, когда эта корова Прюэтт попыталась подлить Гилдерою Локхарту приворотное, а его выпил какой-то приглашенный гоблин из Гринготтса. — Ну вот, и опять все веселье без нас. Когда уже не только Поттера на такие мероприятия приглашать будут? — Забини был безутешен. — А вот к слову про ужин, но не про тот, что у Малфоев, — задумчиво начал Невилл. — Можно, я за вашим столом покушаю? А то наши эльфы с ума сошли. Я спрашивал на кухне, они говорят, что и на ужин будет сырое мясо. Говорят, прожарка блю рейр — это модно, но мне не нравится. Мне бы курочки… — Ага, окорочков под сливочным соусом, — Рон сглотнул. — Уизли, — ошеломленно посмотрел на рыжего Драко. — Ты что, тоже за наш стол переберешься?! — Я? — Рон мучительно покраснел, но решительно вскинул голову, с вызовом уставившись на Малфоя. — Так и знал, что слизням для порядочных людей куска курицы жалко! Да я лучше сырого мяса наберу и в камине дожарю, вот! Не нужны мне ваши подачки! И ты, Невилл, не ходи. Мы вместе шашлык готовить будем! Я даже знаю, как шампур трансфигурировать: как спичку из иголки. То есть наоборот. А потом Энгоргио. — Эй, я тоже шашлык хочу! — завопил Забини. — Мясо в камине на вертеле куда лучше, чем скучная курица. Панс, чего молчишь? Как в рыцарских романах же!       Панси тут же порозовела, покосилась на Малфоя и жеманно захлопала ресницами.       Драко немного помялся, но шашлыков хотелось больше, чем вредничать. Да и жующий человек не способен нести выспренную чушь, даже Панси: — Я в деле. У вас или у нас? — Мясо наше, значит у нас, — буркнул все еще надутый Рон. — Тогда мы набираем овощей и сока.       За ужином растерянные старшекурсники наблюдали ураганное опустошение столов. Бобры мели в трансфигурированные из салфеток плетеные корзинки все, до чего дотягивались, и быстро скрывались из Большого зала. Их примеру следовали второй и четвертый курс Гриффиндора. Почесав рыжую макушку, Перси прихватил кусок сырого мяса и отправился за младшим братцем, который с натугой волок огромную корзину с едой.       Несколько опоздавшая к ужину Минерва с удивлением увидела за столом своего факультета только студентов-вегетарианцев. После недоуменного разглядывания зала, Гарри Поттер обнаружился рядом с Седриком Диггори и Нимфадорой Тонкс за хаффлпаффским столом. Ни одного бобра, кроме Гарри, в Большом зале не было.       Дадли тоже набирал сырое мясо. Но не на шашлыки, а для бестолкового кузена, подло дезертировавшего к хаффлам. Это Гарри пока не осознает, что хочет сырого мяса. А как захочет, где брать? А тут Дурсль, с аппетитным кусочком.       Он и сам аппетитный для любого людоеда, да и Невилл с этой точки зрения неплохо выглядит, потому и стоит подстраховаться.       Пристроив корзинку в спальне, Дэ, спокойный и радостный, сбежал со ступеней и присоединился к пирушке.