It's easier to run Легче убежать, Replacing this pain with something numb Легче онеметь, чтобы не почувствовать боль. It’s so much easier to go Гораздо проще уйти отсюда, Then face this pain here all alone Чем пытаться в одиночестве справиться с этой болью. Something has been taken from deep inside of me У меня кое-что выкрали из потаённых глубин души – The secret I’ve kept locked away no one could never see Секрет, который я пытался ото всех скрыть, – wounds so deep they never show Настолько глубокие раны, что сразу их и не заметить. They never go away Приносящие боль воспоминания никогда не покидают меня, Like moving pictures in my head Как ожившие сцены кинофильма, for years and years they've played Они без конца крутятся у меня в голове. If I could change I would Если бы мог, я бы изменился, Take back the pain I would Я бы избавился от терзающей меня боли, Retrace every wrong move that I made I would Я бы не повторил ни одного неверного шага. If I could stand up and take the blame I would Если бы я мог стать сильнее и взять на себя вину, я бы сделал это. If I could take all the shame to the grave I would Если бы я мог взять весь позор с собой в могилу, я бы сделал это If I could change I would Если бы я мог, я бы изменился,
Нико поморщился от смысла слов. Тема буквально резала душу, хотя, если задумываться о тексте, то песня определенно нравилась парню. — Я хочу знать правду! Теперь сын Аида скривился от громких звуков вне стен Лазарета. Так как кровать брюнета была возле окна, а оно было приоткрыто, голоса ребят, что стояли рядом, прекрасным образом мешали Ди Анджело провести время c Linkin Park. Плеер брюнету дал Уилл, чтобы и музыка способствовала лечению сына Аида. — Я просто спрошу и со спокойной душой оставлю его в покое! — Прекрасно, Рыбьи Мозги! Делай то, что душе твоей угодно. Но помни, «Ты не в его вкусе». Нико закатил глаза, поняв, что диалог принадлежал самой известной паре Лагеря Полукровок. Быстренько заткнув уши наушниками, парень включил музыку на всю громкость. Заиграла другая песня. Тихая, но в то же время и яркая. Спокойная, но в то же время и веселая. Как… «And the sun will set for you Встанет солнце для тебя, The sun will set for you Это солнце для тебя». Как Уилл… На губах парня невольно появилась улыбка. Строки в песне «The sun will set for you», словно «Солнце Уилл для тебя». Улыбнувшись своим мыслям, Ди Анджело блаженно прикрыл глаза и откинулся на подушку. С наушниками в ушах и закрытыми глазами парень не заметил, как в Лазарет кто-то зашел. Что-то неладное почувствовал сын Аида лишь тогда, когда ощутил на себе чей-то взгляд. Торопливо сдернув наушники и резко распахнув глаза, он встретился с пронзительным взглядом зеленовато-голубых очей. — Извини, кхм, что нарушил твой покой, — начал мямлить Перси, садясь на соседнюю кровать. Вопросительно изогнув бровь, Нико посмотрел на друга: — Ты что-то хотел? — Ну, — протянул неуверенно Джексон, — я бы хотел спросить о… — О чем? — нетерпеливо перебил его Ди Анджело. Не нравилось брюнету как Перси мямлил, ох как не нравилось. — Ты же имел в виду, что я тебе нравлюсь. Ну что ты влюблен в меня? — вдруг выпалил сын Посейдона, не отводя глаз с бледного лица друга. Что-то грохнуло возле открытого окна. Запоздало Нико понял, что вопрос Перси кто-то услышал. Вскочив с кровати, парень распахнул окно, пытаясь найти того, кто подслушал их разговор. Он увидел лишь далекий бегущий силуэт блондина, направляющийся к домику Гекаты. Чертыхнувшись, Ди Анджело закрыл окно и решительно повернулся к сыну Посейдона: — Перси, ты милый, добрый и веселый парень. И в моих глазах ты всегда был первоклассным героем. И да, я был влюблен в тебя. Но эти чувства уже в прошлом. Сейчас ты для меня друг, с которым я прошел через многое. Давай не будем зацикливаться на этом, и продолжим жить как раньше. А сейчас, извини, мне надо кое-кого догнать. С этими словами Нико выскочил из Лазарета и на всех парах бросился к домику Гекаты. Сын Посейдона, дважды спасший Олимп, остался сидеть на кровати и с открытым ртом наблюдать, как медленно закрываются тяжелые двери Лазарета. Запыхаясь от бега, Нико ворвался в домик Гекаты. В домике волшебников было, как ни странно, тихо. Лишь у дальней кровати находились двое. Ближе к нему сидела Лу Эллен и, закусив губу, старалась сдержать слезы. Сердце Ди Анджело пропустило удар, когда он узнал в хмуром блондине Уилла. Он что-то спросил у дочери Гекаты и быстро кивнул. Задумчиво потерев подбородок, Солас что-то шепнул ей и быстро направился к выходу. По взгляду сына Аполлона Нико понял, что тот чем взволнован. Когда же блондин увидел его, то быстро отвел от него взгляд. Закусив губу, сын Аида начало было что-то говорить, как Уилл его перебил. — Извини, Нико. Дело срочное, поговорим позже. Ди Анджело сильнее закусил губу, так, что выступила кровь. Он ощутил, как сердце болезненно сжимается, когда понял, что Солас не назвал его «ангелочком» и даже не отругал за то, что он сейчас не в Лазарете.***
Сейчас Нико сидел за столом Аида в трапезной и старался не думать о том, что Уилл так и не пришел на ужин. Весь день сын Аполлона старательно избегал его. На обед он не пришел, а братья и сестра Соласа сказали, что он чрезвычайно занят. После обеда, когда он отчаялся увидеть его в Лазарете, Ди Анджело отправился в домик Аполлона. Но и эта попытка не увенчалась успехом, потому что его попросту не впустили туда. Зак Долсон, брат Уилла, сказал: «У нас тяжело раненый, иди погуляй». И его опять-таки лишили возможности поговорить с Соласом. Но когда Уилл не появился к ужину, Нико не выдержал и направился к столику Аполлона. Дети «солнца», вечно весёлые и яркие, выглядели усталыми и расстроенными. — А где Уилл? На робкий вопрос, все полубоги за столом Аполлона мигом подняли головы. Зак Долсон, накаченный блондин с золотыми глазами, спустя пару секунд ответил: — Мы не видели его с тех пор, как погиб Маджик. Имя полубога показалось знакомым, но напрягать память Нико не стал. Вместо этого он спросил: — А вы не пробовали найти его или связаться мысленно? Зак злобно сверкнул глазами: — Он не отвечает и не дает себя найти! Он наш староста, следовательно, может скрывать свое местонахождение. Он сказал, что с ним все в порядке, и он скоро вернется. Скорее всего, он на своем «любимом месте», — последнее предложение сын Аполлона произнес с особым раздражением. — А где его любимое место? — спокойно произнес Нико, пытаясь не набросится на брата Уилла. На что Зак демонстративно фыркнул и закатил глаза. — Он хотел сказать, что мы не знаем. Мы не раз пытались проследить за ним, но каждый раз он, не хуже детей Деметры, скрывался от нас, — тихо произнесла маленькая полукровка. На вид ей было лет десять от силы, а золотистые локоны оттеняли зеленые глаза девочки.***
Нико лежал на своей кровати в домике Аида и немигающим взглядом смотрел перед собой. Белый, с небольшой трещиной, потолок привлек внимание сына Аида. Он не помнил, как дошел до домика, не помнил, как вышел из трапезной. Смутно всплыло воспоминание, что Джейсон у него что-то спрашивал. Сын Аида лишь отмахнулся от него и как зомби завалился на свою кровать. Перед глазами стояло лишь хмурое и беспокойное выражение лица Уилла, когда он разговаривал с Лу. Крутя в мыслях образ Соласа, Нико невольно улыбнулся. Посмотрев на потолок, он задумчиво спросил: — Можно ли влюбиться за три дня? Нико не был идиотом, поэтому он прекрасно понимал, что влюблен. Ну, это, как минимум, симпатия. Во всяком случае, он понимал, что по-своему привязался к Уиллу. К тому, как он называет Нико «ангелочком», как мило хмурится, как тепло улыбается. С ним он ощущал себя защищенным. Ему так не хватало доброты и тепла в детстве, заботы и поддержки во время его приключений. И ему не хватало любви. Белый и плоский друг ничего не ответил, но молчание, Нико понял по-своему. — Ты прав, в мире все возможно. Возможно, что один и тот же кирпич упадет на твою голову дважды. Возможно, что ты будешь наступать на одни и те же грабли всю жизнь. Возможно влюбиться за три дня. Так же возможно, что тебя отвергнут и во второй раз. Закусив губу, парень продолжал разговаривать вслух: — Потолочек, ты прав, не бывает жизни без риска. Но если он отвергнет меня? А что если ему будет настолько противно, что он будет избегать меня? Да-да, ты прав, он не стал бы заботиться обо мне, если бы видел во мне лишь Мальчика-Смерть. А может и стал бы? — задумчиво протянул сын Аида, — он милый, яркий, солнечный парень. И с удивительными возможностями. Он с таким энтузиазмом заботится о других, что даже не думает о себе. Поняв, что все это он произнес вслух, Нико покраснел. — Интересно, ему покажется странным, что я разговариваю с потолком. Не в обиду белый друг мой, но я, наверное, с ума сойду, — Ди Анджело горько усмехнулся. Мысли, как рой пчел, крутились в голове брюнета. Парень лежал на своей кровати, теребил кольцо на пальце, молча смотря перед собой. — Ты прав! Мне нужно с ним поговорить! — уверенно воскликнул Нико и, бросив благодарный взгляд на потолок, выбежал из домика Аида. Белому и плоскому с трещинкой потолку оставалось лишь пожелать удачи влюбленному другу.***
Всю дорогу до обрыва Нико думал о Уилле. О мурашках, которые толпами бегали по его коже, стоило Соласу только коснуться его. О широкой и такой родной улыбке, которая своим теплом заставляла трепетать сердце Ди Анджело. О шелковых, золотистых волосах сына Аполлона, которые своим беспорядком, так и манят руки Нико. И о небесно-голубых глазах, которые с такой заботой нежностью смотрели на сына Аида. Эти самые глаза были ярче, чем у Джейсона, глубже, чем море глаз Перси, и пронзительнее, чем взгляд Аннабет. В глазах Уилла было больше любви и нежности, чем у Пайпер, они были красивее янтарных радужек Хейзел. Эти самые глаза хранили в себе больше тепла и огня, чем глаза Лео, были краше, чем все незабудки Кати Гарднер. И именно они были самыми прекрасными для Нико. Сын Аида бежал через лес, не замечая веток, что безжалостно хлестали его по лицу. Не замечал камни и корни деревьев, об которые каждые пять минут спотыкался. Он бежал сквозь лес, не останавливаясь, и лишь когда вышел из тени деревьев, остановился, как вкопанный. На краю обрыва сидело маленькое солнце. Словно тени, бывшие незаменимыми спутниками Нико, избегали его. Он сидел на самом краю, обхватив руками колени. — Уилл…- тихо прошептал Нико, слова застряли в горле. Маленькое солнце обернулось, в глазах блондина отразилась боль и скорбь. Но, увидев потрепанного Нико, губы растянулись в улыбке, которая мигом погасла. Он встал и повернулся лицом к Нико. — Как ты меня нашел? — хрипло отозвался блондин. — Ты слышал наш разговор с Перси утром в Лазарете? — вопросом на вопрос ответил Ди Анджело. Он надеялся, что это был не Уилл. Это была слабая надежда, которая мигам погасла, стоило Уиллу сказать «да». Слова мигом застряли в горле сына Аида. Вместо него заговорил Солас. — Я знал, что тебе нравятся парни, — и на не высказанный вопрос брюнета, сын Аполлона поспешил объяснить, — мне рассказали мои сестры. Им рассказали это дети Ареса, а те в свою очередь узнали об этом от отпрысков Афродиты. От них такое не скроешь. Но я не думал, что ты влюблен в Перси. Хотя, мне ли с ним тягаться? Он воин, герой, который не раз спасал Олимп. За четыре года он сделал то, что не удавалось полукровкам за столетия. Он сильный, смелый, веселый и красивый. И он был с тобой рядом. А я? — Солас горько усмехнулся, — я лишь один из врачей, которых полным-полно среди детей Аполлона. Я даже не смог спасти десятилетнего Маджика, который был особенным сыном Гекаты. Его способности превосходили Лу, и когда его ранили, я не смог его спасти. Я даже в войне не участвовал, лишь перевязывая раненых. Я даже с луком и с мечом управляться не умею. Моя защита лишь ультразвуковой свист, которым вряд ли спасешься. Мне ли быть ровней герою Олимпа? — и парень, отвернувшись к обрыву, устремил взгляд на огни города. Нико почувствовал, как сердце вновь болезненно сжимается. Но и обида и злость вскипела в нем: -Уилл! — рвякнул Ди Анджело, поражаясь тому, как громко это вышло. Солас вздрогнул и вновь повернулся лицом к сыну Аида. Взяв его за руки, брюнет яростно возразил: — Ты и есть герой Олимпа! Если бы не ты, кто бы смотрел за ранеными полукровками, кто бы заботился о них?! Если бы ты не спас Аннабет в ту ночь, Перси бы не нашел в себе силы противостоять Кроносу? Перси воин на поле, он убивает врагов, защищает свою семью и друзей. Но он воин, который умеет лишь драться. Ты же воин не на поле, ты герой в лагере. Какой полукровка смог бы выдержать такое напряжение, когда лишь от тебя зависит жизнь друга? Когда одна ошибка и все, душа уже на полпути в царство Аида? Каково это, видеть сломанные кости и побитые лица друзей каждый день? Не каждый смог бы выдержать, когда каждую ночь не можешь уснуть, пытаясь спасти очередного полукровку. Конечно, Перси не раз испытывал трудности, упал в Тартар, сражался с Гигантами, но он ли не одну ночь проводил у постели умирающего, отдавая последние силы, чтобы спасти его? Он ли сутками не отходил от раненного, сражаясь за каждый вдох? Он видел смерть, у него были потери, но во многих случаях его вины в этом не было. Но ты, именно ты видел столько потерь, и в каждый ты винишь себя. Ты ночами не спишь, медленно убивая себя, что не смог спасти кого-то, кого ты даже не знал. Справился бы Перси на твоем месте? Ты герой! Запомни это! — яростно продолжал сын Аида. Уилл, не давая Нико разразиться тирадой еще яростнее, притянул его к себе, уткнувшись носом в его плечо. Руками обняв его за талию, Солас вдохнул легкий аромат ландышей. От Нико всегда исходил запах весенних цветов, и знал это сын Аполлона совсем не от того, что спал в обнимку с футболкой Ди Анджело. Сын Аида, слегка смущенный внезапным порывом, ответил на его объятия. Брюнет неловко обвил руками шею Соласа, радуясь, что последний не видит румянца на его щеках. — Солнышко, — спокойно продолжил Нико, не выпуская Уилла из своих объятии, - ты самый удивительный полубог, которого я когда-либо встречал. Ты даришь тепло, отдаешь последние силы на лечение других, совсем не думая о себе. Ты яркий, что своим светом заставляешь улыбаться всех, кто рядом с тобой. Именно с тобой мне легко, именно ты показал мне, что прятаться - не всегда решение проблем. Ты показал мне, что свет не обжигает и слепит, а дарит тепло и уют. Когда ты со мной рядом, я забываю, что существует что-то другое помимо твоих голубых глаз. Одним своим присутствием ты поднимаешь мне настроение, одной улыбкой ты согреваешь меня лучше любого солнца. Я с тобой не потому, что мне светло, а потому, что с тобой не надо света. Но если ты отвергнешь меня, я тебя пойму, — тихо сказал Нико, и расцепив руки, повернулся в сторону лагеря, намереваясь уйти. — Ангелочек, — позвал его Солас, ловя запястье сына Аида, — ты только что сказал, что я тебе нравлюсь? — голос Уилла был полон различных эмоций. Удивления, недоверия, счастья и … Любви? — Да… — уже совсем тихо прошептал Нико, стремительно краснея, и сделал попытку вырваться из рук сына Аполлона. Но того, что сделал блондин, сын Аида не представлял даже в самых смелых мечтах. Уилл стремительно преодолел расстояние между их лицами, и следующим, что осознал брюнет, были губы сына Аполлона, прижавшиеся к губам Ди Анджело. Первые несколько секунд Нико был ошарашен происходящим, чтобы хоть что-нибудь сделать, но после парень прикрыл глаза и ответил на поцелуй. Наслаждаясь ощущением мягких губ блондина, Ди Анджело полностью отдался своим чувствам. Поцелуй был мягким, ласковым и полным нежности. Не задумываясь, парень обвил руками шею Уилла. Солас еще ближе притянул его к себе, обнимая талию брюнета. От его прикосновения по спине сына Аида вновь побежали орды мурашек. Брюнет зарылся руками в золотистые волосы Уилла, с удовольствием отмечая, какие они мягкие и шелковые. Когда воздуха стало совсем не хватать, Нико отстранился от Уилла, но не выпустил его из своих объятий. Солас смотрел на него взглядом, полным нежности и любви, а в его глазах брюнет увидел ту искру, с которой Перси смотрел на Аннабет. Ди Анджело уткнулся носом в скулу Уилла, с удовольствием вдыхая запах земли после дождя. От сына Аполлона всегда исходил аромат земли после дождя, ведь когда дождь прекращается, радуга радостно появляется на горизонте. Именно этот запах был любим среди смертных, и именно он всегда напоминал сыну Аида о Уилле. На небе появилась полная луна в окружении тысячи звезд. Сумерки незаметно пробрались в Лагерь Полукровок, отпуская жителей в царство Морфея. Лишь одна пара, не желая отпускать друг друга, стояла в обнимку в свете тысячи ярких звезд.