Люби меня нежно

2 дня спустя…

Ньют шел по коридору, держа в руках поднос с недоеденными блюдами. У богачей считалось дурным тоном оставлять что-нибудь в своей тарелке после трапезы, а уж обгладывать куриные косточки, как было принято у бедных, вообще преступлением. Еду на собственной кухне этажом выше поделят между собой остальные рабы. Блондин знал, что много ему не достанется, и лезть в эту «мясорубку» ему не следует – мал ещё, чтобы хозяйскими лакомствами тешиться, не отработал ещё. Ньют закусил губу и угрюмо посмотрел на полированный медный чайник, вспоминая недавний разговор с господином Эдисоном: – Я знаю, кто тебя подставил, – нудным тоном сказал Томас. По обыденному перекинув ногу на ногу, он сидел в глубоком мягком кресле у камина и потягивал чёрный кофе. Прошлое утро выдалось промозглым, и с улицы тянуло холодом. Дом, на удивление, был открыт семи ветрам, и Ньют с удовольствием грелся у огня, слушая треск поленьев. Слова заставили юношу вздрогнуть и заставили забыть обо всех прелестях жизни. Если его действительно подставил кто-то из своих, а хозяин как-то об этом узнал, не будет ли он считаться стукачом? Ньют хорошо помнил, как охотно он вместе с остальными рабами мяли кости одному слабодушному, продавшему секрет «Дома» за несколько булок мягкого хлеба. Ньют обвёл тяжелым взглядом комнату, в которой помимо всего прочего находился вездесущий Галли. Эдисон всюду таскал его с собой, и это раздражало Ньюта – чем этот наглый выскочка был лучше остальных? А ведь он был. Имея отдельную комнату этажом выше всех остальных, одеваясь не хуже зажиточного глэйдера и имея доступ к материалам хозяина, Галли по праву считался первым. Ньют не спорил, но в душе согласиться не мог. Степенно поставив чашку на идеально белое блюдце и насладившись её еле уловимым звоном, Томас обратился к Галли живым, энергичным голосом: – Скажи, зачем было воровать эти часы? Несмотря на слова хозяина, первым чувством юноши было не удивление и опасение за дальнейшую судьбу в своей тёмной каморке, а жгучая ревность, резанувшая Ньюта самым острым ножом. Эдисон никогда не разговаривал так с Ньютом. Единственными исключениями из прислуг являлись Галли и Бренда, которая, впрочем, как казначей заслуживала должного к себе уважения. Со всеми остальными Эдисон говорил холодно и размеренно, не допуская взять эмоциям верх над собой. – Сэр, что вы, это не я! – возмутился Галли, но, как показалось Ньюту, не слишком убедительно. Да он просто глумился над ним в последнее время! Вдруг Ньюта прошибло. Хозяин второй раз заступился за него и помог отстоять честное имя. Зачем? Блондин был рабом, ему всё равно, что думают о нём окружающие – он не имеет права возразить, даже тупо качнуть головой в силу своих гражданских возможностей он не может. Пока Ньюта ещё не зарегистрировали официально принадлежащим Томасу Эдисону, живущем в роскошном особняке на краю города, который с виду напоминает дом дураков или пристанище для сбежавших из него. «Репутация, – понял юноша. – Его собственная репутация». Конечно, нужно быть полным идиотом, чтобы думать, что миллионеру, который бывает свободным три часа в сутки, есть дело до раба, имени которого он не смог с первого раза запомнить. Просто Эдисон ценил справедливость, в нём это проглядывалось. – Перестань, дружище, – игривым тоном продолжал Эдисон. – Все мы знаем, что прежде чем попасть ко мне, тебе хотели отбить руки за воровство на Главной площади, но добряк Том спас нерадивого мальчишку. Однако, ты был лучшим. Ньют облизнул пересохшие губы кончиком языка. Лучшим. Лучшим в чём? В своей сфере – воровстве, или… Нет. Ньют мотнул головой, не опасаясь резкого жеста – он всё равно оставался незамеченным, Томас и Галли были слишком поглощены своей «беседой». Блондин даже не желал думать о подобном, но в мире рабов существовал один главный закон – чем старше, тем опытнее. Ньют готов был на стену лезть от бессилия: он-то всего навсего мальчик, при том девственник, не то, что этот надзиратель в армейских сапогах и редкими искрами похоти во взгляде. Что толку с представлений о беседах на равных или тревожных, но сладких снах, когда смуглая рука накрывает ладонь Ньюта, и крепкие пальцы с толстыми дужками колец переплетаются с худыми и длинными, светлыми, как молоко? Ньют может до бесконечия мечтать о тёмных глазах Томаса или о его вечно сжатых в узкую полоску губах, но ему никогда к ним не прикоснуться так, как бы ему этого хотелось. Но он может мечтать, и видеть доброго смеющегося Томаса в царстве Морфея, представляя, как Эдисон ерошит белокурый затылок. Ньют неуклюже оступился, когда пропустил последнюю ступеньку. Чайник на подносе зашатался, а затем опрокинулся, выливая на бетонный пол своё содержимое. Под потолком гуляло шумное эхо. Стоп. Бетонный пол? Вместо той чудной каменной кладки? – Что за день гребанутый! – ругнулся Ньют, поднимая упавшую посуду и возвращая её на прежнее место. – Куда меня опять занесло? Юноша поставил поднос на ближайшую ступеньку и задумчиво потёр шею. Прямо перед ним вглубь уходил ровный коридор, стены которого были покрыты светло-серой краской. Наверху мерцали длинные люминесцентные лампы, рассеивая ровное зеленоватое свечение. На уровне глаз Ньют увидел рычаги, похожие на рубильники. Они повторялись примерно через несколько футов, с левой стороны от каждого мигало несколько кнопок, вились разноцветные проводки, подсоединяясь к приборам. Сверху ещё доносились приглушенные голоса, но чем дальше юноша шел по таинственному проходу, тем сильнее звуки меркли. Вскоре Ньют находился в мёртвой тишине, лишь где-то в глубине что-то ритмично стучало, как будто бы билось огромное сердце. В который раз спрашивая себя, зачем он это делает, блондин даже не думал повернуть обратно. Здесь было хорошо. Так тихо и спокойно, совсем не слышно раздражающих восклицаний или приказов. Порой лёжа у себя в постели, Ньют думал, что он не должен быть тем, кем он является сейчас. Юноша остановился под лампой, переводя учащённое дыхание: блондин по-прежнему боялся, что его могут застукать за подобным проявлением своеволия, да и спустя пару минут бессмысленного хождения в одиночестве Ньютона не отпускал чей-то невидимый взгляд. Без сомнения, он находится в более чем секретном месте – серьёзное, мрачное и пугающее, оно не походило на пёстрый дом, сотканный из разных кусочков цивилизаций. Ньют потянулся к одному из рубильников, непонятно зачем желая дёрнуть вниз его ребристую прорезиненную рукоять. Взгляд юноши замер на светлой ладони, сквозь которую просвечивались тонкие жилки, отбрасывая на руку легкую тень. Ньют вспомнил, как Бренда посоветовала ему обратить внимание на внешность богачей: все аристократы как один имели бледную кожу, где выделялся только румянец на щеках. Блондин ловил себя на одной мысли – он постоянно сравнивал себя и Томаса, находя кучу различий. Они вообще были полными противоположностями друг другу. Точно как светлокожий Ньют смотрелся лишним на фоне остальных прислуг, смуглое лицо Эдисона выделяло его из его светского окружения. Ньют не любил свою жизнь, но этим он не отличался от любого раба. Впрочем, была и ещё одна причина. Он казался себе лишним. Лишним в убогой комнатушке и дешевой одежде, лишним в «Доме прислуги», лишним в этом доме вообще. Ему хотелось командовать остальными людьми, быть свободным и не зависеть ни от чьего мнения, не слушать чужие приказы. Но Ньют не мог. Помотав головой, блондин одёрнул руку и, с тревогой посмотрев туда, откуда пришел, продолжил шествие. Пол медленно накренялся, и вскоре уже под значительным углом уходил вниз. Ровные стены с чередой гудящих рубильников начинали давить, они казались бесконечными. Своды потолка опускались. Но вот впереди что-то показалось. Вначале Ньют не понял, что именно кажется ему странным. Только лишь потом дошло, что перед ним была абсолютно голая стена, по которой не бежало ни одного проводка. Юношу охватила паника, когда справа от него громко грюкнуло нечто весьма тяжелое. Кажется, оно доносилось из-за стены… Переборов страх и дойдя до конца коридора, Ньют с облегчением обнаружил, что тоннель резко поворачивал под прямым углом. На повороте была прибита карта. На отсыревшей бумаге чётко вырисовывались жирные буквы: МИНУС ШЕСТОЙ ЭТАЖ. Минус шестой?! Зачем так много? Зачем человеку, который строит дома, вообще нужны минусовые этажи? Ньютон поёжился и пожалел, что был одет так легко. И всё таки, что здесь спрятано?.. Подумав и решив, что он всё же разгадает тайну этого подземного хода, Ньют решительно двинулся вперёд. Теперь вместо зелёных кнопок у рубильников горели красные, попадалось всё больше тяжело облицованных металлом щитков. Их поверхность отливала мрачным мутно-зелёным сиянием, отчего Ньюту казалось, что он совсем чужой в этом потустороннем мире, тщательно спрятанном от таких, как он. Парень заморгал, когда увидел впереди два ряда приоткрытых дверей; из щелок внизу лился слабый свет. Стараясь не сильно шуметь, Ньют добежал до дверей, пребывая в нервном предвкушении. Юноша по привычке облизнул губы и хотел войти внутрь, как вдруг его взгляд замер на разбитом в хлам щитке. Огромная вмятина, паутина трещин и оборванные провода, намотанные на осколки стекла и толстенного металла. Ньют хорошо знал, как выглядят удары от кулаков, бейсбольной биты или других ломающих вещей, но такого серьёзного урона не мог нанести ни один человек. Здесь же нужно было обладать внушительной силой, чтобы проломить несколько слоёв облицовочного покрытия толщиной минимум в семь сантиметров. Оголённые контакты искрились электричеством и угрожающе трещали. Ньют нахмурил брови, чуть склонив голову набок. Теперь вопрос стоял не в том, что нужно так прятать от остальных людей. Что можно так защищать, и всё равно не добиться успеха? От мыслей стало тошно. Ньюта окутывал липкий страх, паника горячим дыханием опаляла спину. Если только его хозяин не… Уже без бывалой решимости юноша заглянул в первую от разваленного щитка дверь, от которой тянуло влажным сырым воздухом. Комната представляла из себя огромный квадрат с яркой подсветкой со всех сторон. По бокам и на противоположном краю стояли белые столы с цветными реактивами, пробирки были заполнены разноцветными жидкостями. Несмело подойдя ближе, Ньют различил всевозможные технические масла, образцы крови, к поверхности которых поднимались большие пузыри. Они тут же лопались, окрашивая стены пробирки багровым. Остальные в большинстве были заполнены желеобразной жидкостью желтых и кислотно-зелёных цветов, больше напоминающих блевотину. По центру лаборатории, словно в стороне от всего стояли огромные капсулы в железных оправах, глубоко ввинченные в кафельный пол. Они были заполнены мутноватой синей жидкостью, впрочем, достаточной для того, чтобы разглядеть её содержимое. Это было нечто. Ньют никогда не смог бы подобрать нужных слов, чтобы описать увиденное. Шипастое создание, скрученное в клубок, мерно покачивалось вверх-вниз, уподобившись воле волн внутри капсулы. Собранные механические руки были напичканы самыми разными орудиями пыток и колющим оружием, рыхлая кожа, кое-где покрытая волосками, чуть подёргивалась. Словно почуяв стоящего рядом Ньюта, существо вздрогнуло всем телом и мгновенно развернулось во всю свою мощь. Блондин отпрянул от капсулы, когда киборг в исступлении начал лупить по стеклу, где была видна еле заметная трещинка. Глаза монстра горели необузданной звериной яростью, и Ньют поспешил поскорее убраться с этого места. Проверив все комнаты – их оказалось двенадцать – юноша насчитал семьдесят двух жутких животных. «Пора рвать когти, пока меня по стенке на размазали в прямом смысле этих слов», – подумал Ньют, но в нерешительности остановился, заметив тринадцатую дверь. Она оказалась закрытой, и припомнив карту помещений в одной из комнат, юноша обнаружил, что эта дверь в списках не значилась. Когда рёв двигателя по неизвестной причине смолк, Ньют услышал тихие стоны – звуки приглушали толстые стены. Внезапно узнав голос хозяина, блондин, не отдавая себе отчёта в действиях, нагнулся и посмотрел внутрь сквозь замочную скважину. Сидя на коленях, Томас облизывал член Минхо. Азиат, откинувшись на деревянную тумбу, шумно вдыхал воздух, впиваясь в края единственного представителя мебели в необставленной до конца комнатушке. Ньют видел, как дёргался кадык Эдисона и его руки блуждали по обнаженному телу Парка. Оторвавшись от своего занятия, господин принялся целовать рельефный бронзовый торс. – Подсматриваешь?! – тяжелая рука внезапно опустилась на плечо Ньюта. В неизвестном юноша узнал Галли.