***
В тёмной холодной камере Рабастана Лестрейнджа было тихо. У стены сидел мужчина тридцати с лишним лет в длинном полосатом балахоне. Он сидел, вытянув правую ногу и согнув в колене левую. Слегка склонив голову, Рабастан изучал свои пуговицы. Жёсткая гусиная от холода кожа, почерневшие ногти. Волосы давно слиплись в колтун, под глазами огромные синеватые впадины, нижняя губа разбита (стычка со стражником, принёсшим еду). Однако, если приглядеться, можно было заметить в этом человеке черты аристократа. Длинные изящные пальцы, вытянутые скулы... бледная кожа здесь была нормой. Мужчина поднял голову. В камере было пусто и сыро. Одна только кровать с жалким подобием одеяла! Ведро, обмотанное верёвкой, служило туалетом. Небольшой умывальник, в котором можно было, если что, утопиться. Ничего лишнего. Рабастан хмыкнул. Слева от него, из небольшой дыры в стене, доносился скрип. Звук был такой, словно кто-то скребёт стены камешком. - Руд, - хриплым голосом протянул Лестрейндж-младший, склоняясь к дыре. - А? - скрип резко прекратился. - Прекрати. Я пытаюсь думать. Кто-то по ту сторону стены громко фыркнул. - О чём? - скептически поинтересовался Рудольфус. - Этой ночью я был настроен философски, - пояснил Рабастан. - Ты различаешь день и ночь? - перебил его брат. - Дементоры дежурят ночью. Это была ночь. - Ясно. Наступила мрачная тишина. Затем вдруг снова послышался режущий уши скрип. - Хватит, Руди! - прикрикнул Басти. - Что ты вообще делаешь?! - Я считаю дни. - И сколько насчитал? - поднял бровь младший брат. - Тринадцать лет, почти три месяца, - сухо отозвался старший. - Ого. Не слабо, да? - Угу, - и снова скрип. - А сейчас что ты делаешь? - Я... черчу, - уклончиво ответил Руди. - Что чертишь? - Рабастан неожиданно припал к дыре в стене. Ему удалось лишь увидеть спину брата. - Неважно, - отмахнулся Руди. - Пытаешься сохранить рассудок, братец? - неожиданно спросил Басти. - Придурок. Это не поможет! Не будь идиотом. Скрип стал громче и противнее. - Ты можешь рисовать эти мерлиновы чёрточки сколько влезет! Не поможет! - повторил младший брат. Он умолк, и скрип стал совсем тихим. - Ты знаешь, - вновь заговорил Басти, - а ведь твоему сыну сейчас было бы тринадцать. И он учился бы на третьем курсе. Скрип прекратился. - И что? - тихо спросил Руди. - Что? - Что дальше? - старший брат припал к дыре со своей стороны. Басти, севший на кровать, разглядел уставшее заросшее лицо брата. - О чём ты? - Что ты хотел этим сказать?! - сдерживаясь, спросил Руди. - Я скажу, ладно, - Рабастан устало поднялся на ноги. - У меня было много времени об этом подумать. И, знаешь, думаю, Белла уже и сама убедилась в том, что он мёртв. Гоблины слишком гордые и циничные, чтобы давать публичное свидетельство. Скорее всего мальчик умер..., - всё это прозвучало, как предисловие. - Я знаю, - убито согласился Руди. - И знаешь, кто виноват? - спросил Басти. Его глаза загорелись недобрым огоньком. - Кто? - Я уже говорил, что был настроен этой ночью весьма философски? Так вот, я кое-что осмыслил. Знаешь, братец, что такое граница между фанатичностью и безумием? - Одно и то же, - буркнул Руди. - Нет. Знаешь, оказывается есть граница между "я - слуга Тёмного Лорда и готова убить, пытать и умереть за него" и "я - слуга Тёмного Лорда... готова убить, пытать и умереть... и плевать, что я на восьмом месяце беременности"! - Ты опять?! - рыкнул Руди. - Хватит! Прекрати винить во всём нас! Хватит винить во всём Беллу! - А кого винить?! Кто не додумался до того, что ребёнку нужна мама?! На каком сроке она была, когда вы под ручку таскались по рейдам? На первом месяце? - Лорду было плевать, Басти! - крикнул Рудольфус, с глухим стуком впечатав ладонь в стену. - Будто ты не знаешь! - Вот только не надо прикрываться Лордом, Руди! - оскалился Рабастан. - Когда его не стало, она была уже на восьмом месяце! Да вот только это вам не помешало с пеной у рта броситься на поиски! - Столько лет..., - выдохнул Рудольфус. - Бессмысленно спорить сейчас... - Ну уж нет! Я столько думал! Я договорю... Белла - безмозглая идиотка, ладно, но ты-то! - Не смей...! - У вас с ней едва ли не пена изо рта шла от сумасшествия! Какого чёрта, а, Руд?! Она должна была быть в Лестрейндж-Холле! - Что-то ты не возмущался тогда, в ту ночь! Мы вместе искали... - Она тогда уже родила. - Точно. Родила, - почему-то зашептал Руди. - Живого и здорового мальчика... - Ну да. Фортуна с нашей семьёй, а, Руд?! - издевательски воскликнул Рабастан. - Отлично. То есть, ты полагался на удачу? Родится или не родится, да? Живым или не живым? Так? Твоя беременная жена должна была ждать родов дома. Может... она успела бы спасти мальчика той ночью... - Я просил, - тихо произнёс Руди. - Я просил её идти домой. Ты же видел... и слышал... - Просил?! - снова всполошился Басти. - Руд, ты - глава семьи! Ты - муж, Мордред тебя задери! Если бы я был её мужем, я бы запер её в Лестрейндж-Холле к мордредовой бабушке! Руди, ты просто слабохарактерный идиот!!! - Она тоже жалеет, - просипел старший брат, отходя от дыры в тень. - Она жалеет, Басти. Она пошла его искать... - Поздно! Он мёртв! Скорее всего, он мёртв! К Мордреду её чувства!!! Кому какая разнаца, о чём она жалеет?! Повела себя как последняя идиотка, а теперь расплачивается! Вы с ней оба тупицы! - проорал Рабастан, показывая два пальца. - Оба!!! - Белла нас вытащит, - заговорил Руди после продолжительной паузы, - и тогда мы вместе... - Не называй имени этой тупицы!!! - вскричал Басти, бросая в стену свою обувь. - Заткнись! Ты говоришь о моей жене! - осадил его Руди. И уже спокойно произнёс: - Ты помогал ей бежать. - Я был ослеплён её идеей с гоблинами, - сухо пояснил Басти. - Но теперь вижу, что это бессмысленно. И, знаешь, не удивлюсь, если она сейчас уже о нас не думает и ищет Лорда! Или даже уже ползает перед ним на коленях! - Заткнись. Ещё хоть слово о моей жене, и ты будешь изгнан из рода Лестрейнджей, - угрожающе предупредил Руди. Рабастан умолк. Скрип возобновился. Басти подошёл к двери, выглянул сквозь прутья и, бросив мимолётный взгляд на следы от рук Беллы у её двери, почувствовал, как в горле что-то болезненно сжалось. - Легкомысленная дура, - беззлобно прошептал он, облокачиваясь лбом о решётку.***
Лестрейнджи не спешили становиться сумасшедшими. Они имели ясность рассудка. И стража Азкабана никак не могла понять, почему. С первой ночи, проведённой в стенах Азкабана, братья Лестрейндж застряли во времени. Они впали в спячку, чтобы сохранить рассудок. Они пытались помочь Беллатрисе сделать то же самое, но это было бессмысленно. Она получала выпуски Ежедневного Пророка, внимательно изучала их. В камерах её мужа и деверя не было эмоций, её же дементоры просто обожали. Каждую ночь новая порция надежды... новая порция веры... новая порция отчаяния... Порой у женщины наступали эмоциональные взрывы ещё днём, так что ночью была лишь давящая пустота, и дементоры просто проходили мимо. Какому-то проходящему мимо стражнику могло бы показаться, что ссора братьев Лестрейндж глупа и бессмысленна. А какой смысл спорить о чём-то, что произошло двенадцать лет назад? Но стражники Азкабана уже давно привыкли к подобному. Каждый день с момента побега Беллатрисы мужчины спорили об одном и том же. Да, разными словами, с разными эмоциями, но смысл оставался один: Басти обвиняет Руди в том, что это он виноват в смерти сына, в том, что Белла - дура, раз не хотела сидеть дома с сыном, предпочтя ему Лорда. Каждая ссора кончалась тем, что младший начинал оскорблять невестку, старший грозил ему изгнанием из рода, и оба умолкали. Эта ссора опустошала братьев, и дементорам нечем было полакомиться ночью. Они сохраняли рассудок, но застряли во времени.