Исповедь убийцы

Мы погрузили воспоминания и машину, проигрывающую их, в багажник к Пасифике и вернулись домой посреди ночи. Зус и Макгакет расположились в зале, где обычно спал я. Мэйбл почти сразу уснула в своей кровати среди мягких игрушек. Пассифика ночевала с ней, а я отправился в гостевую комнату, которой мы пользовались крайне редко. Первым делом я сбросил испачканную кровью, порванную одежду. Больше всего расстраивала моя любимая толстовка, ставшая совершенно не пригодной для дальнейшего ношения. Зайдя в ванную, я внимательно осмотрел себя. Скулу украшала приличная ссадина, в левом уголке губ запеклась кровь, лицо было грязным от пыли, на теле хватало синяков, разбитые коленки немного саднили, на предплечье правой руки остались пять синяков. Всю картину завершал прерывистый синяк на шее. Я принял горячий душ, тихо ругаясь от усилившейся боли. Но, даже несмотря на все увечья, на душе было легко и спокойно. Одной загадкой стало меньше, мы сделали гигантский шаг навстречу дяде. Я выключил воду, повязал полотенце на бёдра и, не вытираясь, прошлёпал босыми ногами по холодному полу, возвращаясь в комнату. — Не знала, что у тебя есть татуировка, — Пасифика прислонилась спиной к стене. — Думаю, ты многого обо мне не знаешь, — я усмехнулся. Девушка легко оттолкнулась от стены плечом и подошла ко мне. — Я бы хотела узнать больше, — она придвинулась вплотную, её белая майка моментально впитала влагу, оставшуюся на моей коже после душа. Не долго думая, я впился в её губы, спешно освобождая от одежды. Девушка толкнула меня на кровать. Это была прекрасная ночь. Вымотанная девушка почти сразу уснула, а я лежал, глядя в потолок, почти до рассвета. Тело болело, но мою голову занимала далеко не физическая боль. Я повернул голову, глядя на спящую Пасифику. Она мило спала, подложив руки под голову, блондинистые волосы разметались по подушке. У нас был прекрасный секс, очень нежные прикосновения перед сном, но… Что-то было не так. Я ощущал это каждой клеточкой тела. Что-то во мне было против. Против её поцелуев, нежных прикосновений. И это чувство не давало мне уснуть. — Милая картина, — голос Билла пробежался током по телу. Я резко сел в кровати. Комнату уже заливало рассветное солнце, Билл сидел за столом, боком к окну, купаясь в бледно-розовых лучах и едва заметно щурясь. — Я задремал, верно? — я подтянул одеяло к груди, будто стараясь скрыть, что кроме одеяла на мне ничего нет. — Да, — Билл подпирал подбородок одной рукой, а второй играл с тростью, качая её из стороны в сторону. На мужчине была белоснежная рубашка, песочного цвета брюки с чёрными подтяжками, идеально белые перчатки и, как всегда, вычищенные до зеркального блеска туфли. — Зачем ты пришёл? — от его пристального взгляда по телу пробегали мурашки. Билл молчал, усмехаясь на одну сторону. — Сложно сказать, — наконец заговорил он. — Решил, что явиться к тебе, когда с тобой в постели дама, будет очень пикантно. Я молчал. Мы смотрели друг на друга. Билл всё также улыбался, а я только сильнее хмурился с каждой минутой. — Тц, — я отвёл взгляд. — Ты пришёл, чтобы порадоваться моему вчерашнему избиению? — А если так? — он приподнял бровь. Я не знал, что ответить ему. Немного помолчав, спустил ноги с кровати и поднялся, сжав одеяло в правой руке и прикрыв им пах. Билл внимательно разглядывал каждый проявившийся синяк, каждую царапину и ссадину. Я ощущал его взгляд каждой клеткой тела. Наконец он поднялся, оставив трость у стола, и подошёл вплотную ко мне. Я поднял голову, недовольно смотря в его глаза. Билл зубами стянул перчатку с руки и отправил её на пол. Его холодные длинные пальцы коснулись бедра, скользнули на живот, затем поднялись к синякам на груди, непривычно нежно огладили предплечье, задержались на шее. Каждое прикосновение отзывалось дрожью, на глаза почему-то навернулись слёзы. Билл приобнял меня за талию, прижимая ещё ближе к себе. Его губы оставили прохладный отпечаток на саднившей скуле, и легко коснулись моих губ. Я подался вперёд, обняв его левой рукой за шею. В этот раз в Сайфере не было ни злости, ни лукавости, ни его обычной пошлости. Непривычная нежность наполнила израненное тело теплом. — Я должен предупредить тебя, — Билл отстранился, возвращаясь к столу и стоя ко мне спиной. — Он лгал мне. Приближается тьма. — Что? — я шагнул к нему. — Кто лгал? — В играх шифра ему нужна пешка, — Биллу было будто тяжело говорить, я видел, как под его рубашкой пробежали голубые искры. — Будь уверен на чьей ты стороне, всё… Всё, о чём вы заботитесь, изменится, — он схватился рукой за край стола, трость с грохотом упала на пол, рубашка на спине расцвела синим пламенем. Я протянул руку, чтобы дотронуться до Билла, но только резко сел в кровати, проснувшись в холодном поту. В комнате было темно, а за окном едва-едва начал светлеть край неба. Пасифика спала, а я сидел в кровати стараясь унять стук сердца, снова и снова прокручивая в голове эти странные фразы. Я поднялся, быстро надел бельё и спортивные штаны и вышел из комнаты. Найдя в шкафу под лестницей чёрную толстовку, взял сигареты и вышел на террасу. Тишина зимы ударила по ушам. Все звуки были ватными, приглушёнными. Я тупо смотрел перед собой, не чувствуя ни холода воздуха, ни снега под босыми ногами. Тело будто опустело. Боль была где-то далеко, я был оглушён появлением Билла и встревожен его словами. Закурив сигарету, я прислонился спиной к стене и сполз вниз, усаживаясь на прохладные доски. Эти пять минут нежности сначала подняли бурю чувств, а теперь иссушили меня настолько сильно, что мне впервые в жизни захотелось плакать. Глаза стали влажными, но я не дал чувствам овладеть мной и глубоко затянулся, обжигая горло дымом.