***
— Они говорили, что это дерево прямо по центру поляны и ни один топор его не берёт, — тихо рассказывала Мэйбл, следуя за мной через лес и разглядывая рисунок в дневнике. — Ну, может просто какое-нибудь «стальное» дерево, вроде тех, из которых дикие южные племена делают свои мечи? — Нет, бро, это точно то дерево из твоего дневника. — Уверена? — я останавливаюсь и свечу фонарём на пожелтевшие страницы, где нарисовано дерево. — Да, это точно оно, — Мэйбл строго смотрит на меня, молча упрекая в том, что я не верю ей. — Хорошо, — я вздыхаю, прикрыв глаза. — Куда теперь? — отворачиваюсь, освещая листву впереди. — Налево, — поворачиваюсь и иду к огромным ёлкам, сквозь которые пробивается лунный свет. Спустя пять минут мы выходим на поляну, в центре которой стоит дерево, светясь синеватым огнём. Мэйбл присвистывает, а я забираю у неё дневник и просвечиваю страницу ультрафиолетом. Записи, проявившиеся на страницах, говорят как открыть вход в лабораторию, и мы с сестрой скоро оказываемся в пыльной комнате со старыми механизмами. — Ого, сколько тут баночек-скляночек! — восторгается она, разглядывая химическую лабораторию на столе, освещая её фонарём. — Мэйбл, умоляю не трогай ничего, — строго смотрю на неё, но она больше заинтересована вязкими жидкостями, чем мной. Вздохнув и махнув рукой, я просвечиваю ультрафиолетом стены, надеясь найти подсказки от дяди, но стены чисты. Мысленно ругаясь, держа фонарь в зубах, пытаюсь заставить старые лампочки снова светить, и минут через пять у меня это выходит. Комната освещается, и теперь мы можем увидеть больше. В стены из железа впаяны странные механизмы и трубы. Стол со склянками завален формулами и расчётами, сделанными дядей — это его почерк. Пока Мэйбл ищет хоть что-то в этих записях, я брожу по комнатам лаборатории. Здесь есть ванна, туалет, спальня, кабинет — всё для того, чтобы человек мог жить. Многие вещи, вроде бардака и незастеленной кровати, говорят о присутствии здесь дядюшки Стена, а вот пыль на всём этом и затхлость воздуха сообщают о том, что дяди уже давно здесь не было. Выйдя в коридор и уже направляясь к сестре, я вдруг заметил небольшую дверцу у самой лестницы. Любопытство и желание найти дядю заставило меня открыть её и войти, но как же сильно я пожалел об этом. Зайдя в дверь, я оказался в чём-то напоминающем гардероб. Прямо передо мной был шкаф без дверок, в котором висела старая пыльная одежда. Больше здесь ничего не было. В этой каморке стояла мёртвая тишина и пахло серой. Свет здесь горел, периодически мерцая, а я замечал шевеление на вешалке. Не сводя взгляда со старых пиджаков, я прикрыл дверь и достал пистолет. В ответ на щелчок предохранителя, из шкафа раздалось постукивание, будто кто-то простучал по дереву по очереди всеми ногтями. Сердце замерло, шкаф заскрипел, и из его глубины прямо на меня выскочило создание, больше похожее на огромную личинку, с когтями вместо ножек и огромной зубастой пастью. Я успел выстрелить прежде, чем существо полоснуло моё плечо одной из лап. Упав на землю вместе с уже мёртвой, но трепыхающейся в судорогах тушей, зашипев от боли в плече, я матерясь позвал Мэйбл, которая и так прибежала, испугавшись выстрелов. — Бро-бро, оно тебя сильно ранило? — помогая мне сбросить тушу, спрашивала Мэйбл. — Жить буду… Татуировку жалко, — я сел на полу, смотря на широкую царапину на груди, так некрасиво прерывающую этнические росписи племени майя, растянувшиеся от плеча и груди дальше по руке до самого запястья. — Надо зашить, — сестра вышла и скоро вернулась с аптечкой. Около десяти минут, бледнея и зеленея, она пыталась зашить меня, стянув остатки футболки. Мэйбл до жути боится крови, и, пожалев её, я забрал иглу, принимаясь самостоятельно зашивать порез. Она тихо извинилась и, принеся полотенца, ушла из комнаты. Закончив с шитьём, вытерев свою кровь и кровь этой твари, я вытащил тушу из подземной лаборатории и выкинул подальше в лесу. После этого я вновь вернулся в шкаф. Что-то в этой комнате меня напрягало. Просто поймите — комната, в которой вполне смогла бы разместиться кухня или та же ванная, стоит совершенно пустой и только у противоположной входу стены находится шкаф. Ради осторожности, я снова достал пистолет и пальнул по шкафу. Никакие твари из него, конечно, не полезли, но зато пуля точно попала во что-то очень прочное, во что-то, что звоном отдалось в комнате. Я убрал пистолет и, раздвинув вешалки, увидел край двери. Одежда полетела на пол, скоро открыв мне потайную дверь в задней стенке шкафа. На гладкой поверхности осталась выемка от моей пули, и, кажется, дверь ещё исходилась вибрациями от выстрела. Я потянул за ручку и оказался в комнате полной зеркал. Они были везде: пол, потолок, стены — были одним сплошным зеркалом без углов и искривлений. Я будто оказался в сфере из зеркала, даже дверь здесь изменялась, переставая быть прямой. Эта комната была странной. И она жутко пугала меня, ведь не смотря на то, что зеркало было сплошным, я видел себя как в лабиринте из зеркал: там я стою спиной, а там лицом, а там боком… Голова начала кружиться, мне даже показалось, что я упал. — Нет, ты всё ещё крепко стоишь на ногах, — будто прочитав мои мысли произнёс бестелесный голос, слишком сильно напоминающий мой собственный. Я выхватил пистолет, целясь в отражения, метаясь, взглядом ища источник голоса. — Кто… — Кто я? — перебил меня будто мой голос. — У меня слишком много имён, — одно из моих отражений отделилось ото всех и теперь смотрело на меня, прикрыв один глаз, и заложив руки за спину. — Можешь звать меня Диппер. Ведь сейчас я — это ты. Руки с пистолетом, направленные на это странное отражение, задрожали, как у лихорадочного. — Нет, ты не сходишь с ума, — улыбнулось отражение и, двинувшись прямо на меня, щёлкнуло по носу. Пистолет упал на пол, а я отступил и осел у двери. — Ты боишься себя, Диппер Пайнс? — отражение криво усмехнулось и отвернулось от меня, уставившись в зеркальную стену. Теперь я видел только отражения своего отражения. Я точно сошёл с ума в тот момент. Чувствуя как сердце долбится о грудную клетку, я следил за отражением, а оно рассматривало себя, так и не открыв один глаз. — А ты симпатичный, — оно повело рукой по плечу, и я отчётливо почувствовал это на своей коже. — Жаль татуировка теперь испорчена, — оно надавило на зашитую рану и я заскрежетал зубами от боли. — Прекрати! — Оу, тебе не нравится это? — отражение повернулось, сильнее надавливая на рану. Я схватился за плечо мыча от боли. — Диппер Пайнс, ты знаешь, что ты плохой мальчик? Лезть в такое опасное дело… — отражение покачало головой, убрав руку от раны и заскользив по собственной шее и животу. Меня пробрала дрожь от призрачных прикосновений. — Остановись, — я понимал, что задумало это странное существо с моим лицом, но не мог ничего с этим сделать. — Только после тебя, — улыбнулось отражение и накрыло рукой свою ширинку, второй возвращаясь к ране, чуть надавливая, проводя пальцами, причиняя терпимую боль. — Стой! — я попытался стряхнуть невидимые руки, проводя там, где они должны были быть, но это не помогло. Моё отражение массировало член сквозь ткань джинс и нажимало на края раны. С моим телом творилось что-то непонятное — я чувствовал и боль, и наслаждение, шипел и дрожал от этих ощущений. — Оу, Диппер Пайнс, ты же не девственник? — отражение расстегнуло мой ремень и ширинку. — Если ты — это я… Ты сам должен знать, — продолжая смотреть на себя, не в состоянии что-либо сделать, я пытался думать, как сбежать оттуда, но отражение читало мои мысли и криво улыбалось. — Ты не сможешь уйти просто так, — оно запустило руку в штаны, и я почувствовал ледяные пальцы на своей плоти. Отражение стонало, откинув голову, а я еле сдерживался, сжимая кулаки, сидя уже на коленях и уткнувшись лбом в пол. Холодные пальцы скользили вверх и вниз по стволу, задерживались на головке, массируя её большим пальцем. Я судорожно выдохнул, чуть прогнувшись в спине. «От этих ледяных рук я скоро кончу, как самый настоящий девственник…» — пронеслось в голове. — Ну-ну, Диппер Пайнс, ты же не мальчик, — улыбается отражение, читая мои мысли. — Венди ведь не раз помогла тебе, так? — рука провела ногтем вниз по члену, не царапая, но причиняя боль, от которой внизу живота стало только приятно тянуть. Я не успел даже подумать о том, что эта боль была приятной, как отражение тут же вонзило пальцы в рану, сильнее сжимая член и увеличивая темп движений руками. Оно, не стесняясь стонало, паря в воздухе, подаваясь бёдрами на встречу руке и глубже проникая в порез пальцами, снова заставляя рану кровоточить. — О-ох, Диппер Пайнс! — отражение кончило, я вторил ему протяжным стоном. Плечо жутко болело, и я завалился на правую сторону, схватившись за руку. В ушах шумело, а перед глазами плыли тёмные пятна. Комнату с зеркалами наполнила тишина и, мне показалось, что исчезли все отражения. Я хотел приподняться, но вдруг в паре метров передо мной появились чьи-то ноги в зауженных чёрных брюках и чёрных лакированных ботинках. Ноги шагали прямо ко мне, а шаги и удары трости по полу отражались от зеркал. Я не мог поднять взгляд, а этот кто-то наклонился ко мне и накрыл глаза рукой в белоснежной перчатке. — Диппер! Ну слава богу! — Мейбл кинулась мне на шею, когда я открыл глаза и часто заморгал от неприятного жёлтого света. — Сестра? — я приподнял голову и огляделся. Я лежал на диване в подземной лаборатории, рядом на столике стоял нашатырь. — Как я тут оказался? — Я притащила… Ты в обморок упал там в комнате… — С зеркалами? Ты заходила в неё?! — я схватил сестру за плечи, а она испуганно смотрела на меня. — Диппер, там нет зеркал…***
Я стукнул рукой по столику в исповедальне, и мой посетитель подпрыгнул от страха. — П-п-пастер? — это был голос старушки, что вечно жаловалась на свою соседку, придумывая новые козни, которые та против неё строила. — Простите, мэм. Я должен быть беспристрастен, но я крайне возмущён поведением этой леди. Да простят её небеса! — ответ старушку удовлетворил и она продолжила рассказ, на ходу добавляя новые подробности. Я прислонился спиной к стенке исповедальни и откинул голову. Почему я вспомнил об этом именно сейчас? Эта история произошла около месяца назад, но я так и не смог выяснить что или кто это было. Зато каждую пятницу ко мне — и больше ни к кому другому — приходит Билл Сайфер. Он всегда является последним, когда здесь остаюсь только я, да пара послушников, чистящих иконы и подсвечники. Я ни разу не видел его вне исповедальни и не имею ни малейшего понятия как он выглядит, но каждый раз его исповедь заставляет меня краснеть. Он рассказывает о том, как развлекался с мальчиками и с мужчинами во всех подробностях и деталях так, что я часто сижу со стояком в и без того узких брюках. Билл Сайфер — так зовут того треугольного парня из дневника дяди, но исповедуется мне не треугольник, а человек… Я не знаю что мне думать. Старушка уже давно ушла — должно быть, я на автомате простил все грехи её соседке. Времени без минуты семь. Как только секундная стрелка минует цифру 6 у входа раздаются шаги и удары трости. Тик — шаг — так — удар тростью — тик — шаг — так — удар тростью… Он будто выверяет свои шаги, не торопится, нагнетает, даёт мне время испугаться и смириться. Исповедальня качается, дверца с другой стороны закрывается, раздаётся шуршание, будто кладут шляпу, и стук поставленной трости. — Добрый вечер, пастор, — я слышу, как Билл улыбается, и по моей спине пробегают мурашки страха и предвкушения.