Синдерелл

      Сентябрь нынче очень теплый. Дни солнечные, и школьники, как и студенты, не стремятся грызть гранит науки в душных помещениях, им бы погулять, попинать опавшие желтые листья, но уже сейчас учителя начинают пугать предстоящими экзаменами. Постоянно слышится: «Не думайте, что ОГЭ далеко, время пролетит незаметно, и уже в мае мы узнаем, какие вы все-таки бездари».       Коля недоумевает, как преподаватели вообще смеют высказывать свое мнение об умственных возможностях учеников?! Почему бы просто не начать готовить школьников к этой гребанной аттестации, вместо нескончаемых упреков в расслабленности и непонимании важности предстоящих экзаменов?       Большие по объему домашние задания, дополнительные внеурочные нагрузки, честно говоря, мешают Авельеву с переездом. Девятиклассник готов выть: он уже неделю не играл в Dota, не общался с DarkHorse, просто не сидел на своей страничке в социальной сети, залипая на фотки домашних питомцев или красивых девушек, — все свободное время у него уходило на сбор никак не заканчивающихся личных вещей.       Стоит ему прилечь на кровать и взяться за ноутбук, как в дверях вырастает силуэт матери, и следом раздается: — Ты убрал вещи из шкафа? — Да, – сдержанно отвечал парень. — Посуду из зала сложил в коробки? – не отстает женщина. — Да, – с нажимом вторит Коля. — А зимние вещи из спальни? – щурится Елена Сергеевна. — Нет, – досадно произносит Коля, понимая, что ноутбук откладывается на неопределенное время… — Так чего ты тогда лежишь? – руки упираются в бока, а тон голоса приобретает ехидный характер. — Я одна, что ли, переезжаю?!       И в этот момент парень думает, что ему и до этого было прекрасно жить, здесь, вообще было бы идеально, если бы мать одна переехала к Роману. Но, стиснув зубы, школьник бредет в спальню за зимними вещами. Они третий день собирают и упаковывают вещи, стаскивая все в гостиную. Благо Роман Эдуардович настоял на том, чтобы потом грузчики стаскали коробки и погрузили в машину, а то бы Авельев еще неделю упражнялся с картонной емкостью, пока не «умер бы в истощении и осознании никчемности» (так Коля предсказывал свою смерть, как исход чертового переезда).       И вот, они ночуют последний раз в родной квартире перед тем, как ступить на чужую территорию с другими законами, правилами и жильцами. Шестнадцатилетний подросток подсознательно настраивает себя на то, чтобы лишний раз молчать в доме Романа Эдуардовича. Авельев прекрасно понимает: мать, что бы ни случилось, встанет на сторону мужа, — это печально, но является правдой.       Переезд среди недели то еще издевательство. Коля еле поднимает себя с кровати, транспортирует бренное тело в ванную, приводит себя в порядок, запихивает остатки-ужина-но-теперь-это-завтрак и торопится в школу, чтобы уже в обед, заранее отпрошенный матерью, прибыть домой и при помощи Димы руководить грузчиками. Урок за уроком заканчивается, приближая час икс. Коля напряжен — он будет один на один со сводным братом. О чем говорить? Что делать?       Но как оказалось, волноваться было не о чем — Дима молча проследовал за Авельевым до самого дома, вежливо отказался от чая, предложенного хозяином, и, уткнувшись в телефон, терпеливо дожидался грузчиков.       А теперь они практически не пересекаются друг с другом — Коля командует взрослыми мужиками к самой квартире, напоминая, где им нужно быть осторожным, ибо хрусталь не терпит грубого обращения, а Елена Сергеевна отгрызет руки, посмевшие что-нибудь (о, не дай Бог!) разбить; а Дима тусуется возле грузовой машины, принимая доставленные коробки, проверяя целостность и обоснованность постановки той или иной ноши внутри кузова.       Им хватает двух часов, чтобы упаковать все, проконтролировать, ничего ли они не забыли, и, закрыв квартиру, тронуться в сторону дома Новеселовых.       Машина едет около сорока минут, минуя центр города, сворачивает на соседнюю улицу и останавливается внутри двора многоэтажки. Коля ловит себя на мысли, что представлял себе дом Романа танхаусом на окраине города, но отчим живет практически в центре города. И самое замечательное — не смотря на то, что они преодолели такое расстояние, школа находится даже ближе к нынешнему до… месту жительства, чем прежде.       Да, несомненно, это большой плюс, но он меркнет перед огромным минусом, ассоциированным со всеми изменениями в размеренной жизни подростка.       Шикарный ухоженный подъезд, широкий лифт, четвертый этаж, лестничная площадка с тремя квартирами, массивные железные двери, — весь этот путь Коля проходит с замиранием сердца. Глубоко выдохнув, он шагает за порог, попадая будто в другое измерение.       Рот открывается автоматически — евроремонт со вставками красного дерева, под ногами простирается паркет, дорогая мебель, что даже боязно трогать. Грузчики в таком же изумлении топчутся на пороге, и от главного слышится тот же вопрос, что и у Авельева вертится в голове: «А точно можно пройти?».       Дима легонько плечом отпихивает брата, неся в руках какую-то коробку, бурчит мужчинам: «ставьте все сюда, в коридор», и ставит ношу к дальней стене прихожей.       Коля продолжает вести себя как бедный родственник, он не привык к такой роскоши, как вообще ему жить теперь? Не дышать, летать по воздуху и не смотреть по сторонам?       Дима не обращает внимания на замешкавшегося брата и продолжает руководить грузчиками, ибо некоторые коробки, где подписано «мое» сразу же направляются в комнату. Где-то на половине занесенных вещей Новоселов вдруг соображает: — Ах, да! Колян, прямо по коридору до упора и налево — твоя комната. Можешь располагаться. И вообще, устрой себе экскурсию по квартире, не стесняйся, – Дима доброжелательно улыбается, что заставляет Авельева испуганно заикать.       «Он обратился ко мне по имени. Он говорит так, будто мы знакомы всю жизнь. Он умеет улыбаться», – вертится в голове у Коли.       На негнущихся ногах подросток бредет вглубь квартиры, все равно страшась куда-либо заглядывать. Его комната выполнена в синем цвете, она маленькая, где-то два на три метра, но такая светлая и уютная, что буквально с первого взгляда приходится по душе Авельеву. Напротив двери находилось окно, а под ним кровать с выдвижными ящиками. Кровать в длину занимала почти всю стену комнаты, рядом помещалась только тумба, над которой на боковой стене над кроватью были подвешены разноуровневые книжные полки. К тумбе примыкал стол с выдвижными ящиками той же высоты что и она. А на противоположной стороне стоял шкаф для одежды.       Рядом с дверью уже стоят коробки с его личными вещами, и Коле так хочется кинуться разбирать их, но одновременно его буквально разрывает любопытство — каковы другие комнаты?       Еще несколько мгновений он борется с собой: пойти и сейчас все осмотреть, и не будет ли это выглядеть как беспардонство, или же подождать, когда он будет один в квартире, а потом исследовать каждый уголок. С другой стороны — какое беспардонство, он теперь такой же жилец, как и Дима, так сказать, равноправие в новой семье, дерзай, загляни всюду, не стесняйся, Колян! Ох уж это сомнение подростка…       В итоге Авельев бочком просачивается в коридор и, старательно делая вид, что он не он, просто мимо проходил, заходит в первую попавшуюся дверь. Это явно комната Димы. В точно таком же цвете выполнен дизайн, только другое расположение мебели: слева от двери стоит шкаф под вещи, справа — диван-кровать с такими же как и у него выдвижными ящиками, над кроватью висят полки с книгами, в торце комнаты находится окно со шторами и рабочий стол, а напротив кровати книжные полки и комод.       Первое, что бросалось в глаза — так это чистота и порядок. Второе — все полки были заставлены книгами. Ну, данные факты засвербели где-то внутри Коли, и тот поспешил покинуть комнату брата.       Далее по коридору располагалась родительская спальня. Парень на секунду заглянул туда, успев отметить про себя — отчим знал толк в дизайне супружеской опочивальни, ибо всю площадь занимала одна кровать из темного дерева, такую еще называют — на «трахо» начинается, на «дром» заканчивается.       Гостиная же была раза в три больше его комнаты. Да тут можно было проживать многодетной семьей! Угловой диван с едва ли не королевской обивкой — на такую не то что не сядешь, на нее без слез восхищения не взглянешь. Раньше Авельев видел такие диваны исключительно на обложках журналов. Дофигадюймовый жидкокристаллический телевизор с колонками — в общем своем образе представленный домашний кинотеатр. Коля на мгновение представил тихий семейный вечер за просмотром новой комедии и вздрогнул всем телом — такому явно не бывать. Красивые коричневые до самого пола шторы на красивых же карнизах. Мягкий пушистый ковер на темном ламинате. И все это великолепие завершалось цветочным уголком с какими-то неведомыми Авельеву ранее растениями.       Несомненно, парня восхищала обстановка данного жилья, но и одновременно атмосфера «именно в таких квартирах живут обеспеченные люди» отталкивала подростка. Все, от пола до потолка, так вычурно, показушно дорого, разве можно спокойно жить тут?       В это время в дверях появился Дима, который запереживал о госте-хозяине, тихо пропавшем на просторах квартиры. — Ну, как? Освоился?       Коля едва не подпрыгнул на метр, про себя матеря подкравшегося брата. — Эм, вроде да, – промямлил Авельев, поворачиваясь к Диме боком, боясь смотреть в глаза, но и спиной (вроде как) неприлично. — Я на кухню, надо бы поесть, – продолжил Новоселов, озадачив при этом нового жильца: то ли его позвали помочь, то ли предупредили, чтобы он не ждал "подачки".       «Это просто… пиздец», – сделал вывод парень, кивая невпопад. Дима вроде бы уже развернулся, но в последний момент резко остановился, возвратившись в исходное положение. — Ты можешь подождать на кухне, пока я что-нибудь приготовлю, – парень подтвердил свои слова жестом, показывая в сторону двери. — Да, конечно, – быстро спохватился Коля и создал видимость, что ему что-то еще нужно в гостиной, чтобы последним выйти отсюда.       В то время, как грузчики закончили таскать вещи, ребята перекусили бутербродами, а после сами принялись разносить подписанные коробки по комнатам, — чем и прозанимались до самого прихода родителей. Ну а дальнейшее командование приняла на себя Елена Сергеевна, найдя при этом работу для каждого члена новой семьи. А потому ближе к двенадцати Коля не чувствовал ни рук, ни ног. Его словно оттоптали три слона — особенно он это ощутил на утро, когда еле сумел отскрести себя с кровати...