Мы вечное эхо друг друга

      Реанимация… Что может быть печальней в больнице, чем это место? Наверное морг, но он уже не оставляет никаких надежд, не ассоциируется с надрывом веры в лучшее. Морг – пустота и ярость, неотвратимость, смирение.       Реанимационное отделение Аркхема не было образцовым с точки зрения обновления аппаратуры и мониторинга министерства здравоохранения, не отличалось большим количеством персонала, не было защищено всеми возможными средствами безопасности… Сюда попадали многие, но возвращались лишь некоторые. Врачам больницы было хорошо известно, что пациенты не только неизлечимы, но и крайне опасны. Их смерть в реанимации не была запланированной, но не сильно огорчала, снимая многие проблемы, связанные с психотерапией, содержанием, медикаментозным лечением.       Поскольку предполагалось, что, попадая в реанимацию, пациенты вряд ли буду способны на побег, система безопасности явно хромала на одну ногу: порой в отделении не было вообще ни одного охранника – только медперсонал и смерть, блуждающая между койками… Перед проверкой Харли вообще не предполагала, что застанет там хоть кого-нибудь…       Мысли стучали маленькими молоточками по черепной коробке. Она шла быстро, не озираясь по сторонам, не переводя дыхание. Темп всего персонала сегодня передался ей. Тяжело быть медленной, когда вокруг все снуют и снуют от необъятного вороха дел. Сердце отстукивало явную тахикардию… Тук-тук-тук.       Первый пролет миновала…. Остался длинный коридор, пост и палата… Ох. Как ни старалась она не могла сосредоточиться ни на цели, влекущей ее в палату, ни на словах, которые, возможно, придется сказать. Ее необъяснимо тянуло туда. Пока никаких ответов не было: что она будет делать, если окажется, что Джокера избили по приказу Лоуренса? Что, если он сам навредил себе? Что, если там будет охрана? Зачем вообще все это нужно?       Хочется покоя и размеренности, но пока, шаг за шагом она приближается к хаосу, совершая необъяснимый поступок – Джокер не ее пациент. Никогда не был им и не будет. Конечно, как и любой другой студентке, Харли хотелось быть превосходным психотерапевтом, хотелось с легкостью разрешать сложные вопросы, быть опорой для своих пациентов, вытаскивать их из мрака безумия. Но в конечном итоге для чего? Ответа не было. Просто хотелось, просто было нужно так и никак иначе.       Как правило, Харли не думала обо всем этом много: вопросы заводили ее так далеко, как не хотелось бы заходить. В конечном итоге все так живут, почему она не имеет право? Черт. На посту охранник… Харли решительно шагнула вперед и встретилась глазами с медсестрой.       - Чем могу помочь? - спросила девушка, только что заполнявшая кипу документов.       Харли удивилась тому, что медсестра обратилась к ней первой, поскольку предстоящая проверка явно не шла на пользу коммуникабельности и желанию помочь ближнему.       Очевидно, на посту новенькая. Это предположение подтверждалось вероятным возрастом девушки и ее явной расположенностью к беседе. Улыбка окончательно рассеяла сомнения – на посту новый сотрудник, стремящийся проявить себя с самой лучшей стороны, не смотря на то, сколько усилий это будет стоить. Сердце чуть замедлило ритм… Спокойно...       - Здравствуйте, - улыбнулась Харли, - мне необходимо пройти в палату одного из пациентов. Это распоряжение доктора Лоуренса.- На последнем слове она чуть наклонилась к медсестре, прижимаясь коленями к обшарпанной стойке поста. Улыбка медсестры стала неестественно широкой, глаза выражали желание сделать все по инструкции. Однако инстинктивное желание увеличить личное пространство сделало свое дело – она слегка отодвинулась от незнакомки в таком же кристально белом халате.       - Не могли бы вы предъявить подтверждение этому? – Запнулась. - Кхм, я имею ввиду, любой документ, подтверждающий, что у Вас имеется доступ к данному блоку. То есть.… Сами понимаете, - извиняясь, она потупила взгляд, - я имею ввиду, что только врачи реанимационного отделения могут посещать пациентов, а остальным требуется разрешение. –       Она снова взглянула на Харли. Последняя, на секунду растерявшись, снова взяла себя в руки:       - Кончено, я понимаю. Но сейчас важное мероприятие для всех нас. – Харли взглянула сначала на медсестру, а после, провожаемая ее взглядом, посмотрела на стопку бумаг. – Мы все очень переживаем. – Встретив понимание у собеседницы, она продолжила:       - Доктор Лоуренс просто не успел передать мне никаких подтверждающих документов. Откровенно говоря, он вручил мне несколько кип бумаг и второпях дал еще тысячу заданий. – На последних словах улыбка Харли разорвалась на несколько нарастающих смешков, а в глазах запрыгали черти. Она надеялась, что такая незначительная жалоба на начальство, сопряженная с беспокойством относительно проверки, сделает свое дело. Так и случилось.       Медсестра засмеялась в ответ:       - Ах, да, конечно же, понимаю. Ох, уж эта проверка! Все вверх дном сегодня! Даже не верится, что это закончится когда-нибудь.       - Не волнуйтесь! Такие проверки – не редкость. Пройдет – даже не заметите. Можете мне поверить. – Говоря это, будто со знанием дела, Харли все больше ощущала, как собеседницу отпускают мысли о правильности решения. Ей было неизвестно, зачем сейчас из уст вырвалась ложь. Пусть и не очевидное, но все же введение в заблуждение: свои слова Харли сказала так, будто в ее жизни было уже множество проверок, будто она уже закаленный морской волк, бороздящий полжизни просторы океана на проверенном судне. Наверное, этот ход был проделан, чтобы пропустили в палату, чтобы новенькая почувствовала ее не только своей, но и старшей коллегой, на которую можно опереться в случае чего. Втерлась в доверие, чтобы личный контакт пересилил правильность действий. И снова это сработало:       - Конечно, проходите. - Одобрительно кивнула. – Не хорошо, если Вы не выполните задание. А к кому Вы идете?       - Он называет себя Джокер…       Повисла секундная пауза, в течение которой обе девушки прочувствовали, как в воздух вонзилось это имя «Джокер». Отлетая от стен, оно словно еще больше сплотило двух представителей медицинской профессии, вызывая чувство страха и безысходности – обязанности лечить всех, кто в этом нуждается, не смотря, ни на что… В немом соболезновании молодая медсестра слегка кивнула, опуская глаза.       Харли снова растянула улыбку. На секунду она попыталась припомнить, что из сказанных слов дало повод считать, что она выполняет задание, но решила не заострять на этом внимание:       - Спасибо, я… - Неожиданно, все это время стоящий в стороне охранник сделал два шага по направлению к палатам. – Ммм, а меня будет сопровождать охрана?       - Да, конечно. Это не более, чем мера безопасности. – Неожиданно медсестра чуть наклонилась к Харли и снизила голос практически до шепота. – Я бы предпочла, чтобы тут был десяток охранников с такими пациентами.       Такое признание удивляло и казалось вполне логичным одновременно:       - Вряд ли в тяжелом состоянии… - Харли не смогла продолжить, так как опасливый голос медсестры перебил ее:       - Кто знает…       Снова секундная тишина.       - Спасибо. – Разворачиваясь, Харли перевела взгляд на охранника, который уже зашагал в направлении реанимационных палат.       Никаких ответов с поста не последовало. Мысли мгновенно увели Харли от беседы с медсестрой к предстоящей встрече с Джокером. Страх, который сковал новенькую медсестру при упоминании Джокера, бодрил и передавался, все более четко проступая в общем состоянии: внутренности начали сворачиваться в комок. Последняя палата отделения совсем близко. Харли не знала в какой палате Джокер, но точно осознавала, что последняя палата – вероятный вариант, ведь чем дальше от тебя чудовище, тем меньше страх от его присутствия, тем меньше вариантов, что оно дотянется до тебя своими жуткими пальцами.       Охранник шел впереди, так вальяжно и размеренно, будто он не в реанимации психиатрической лечебницы, а прогуливается по оживленной мостовой в свободное от работы время. Тишина и прохладная температура воздуха нагнетали соответствующую атмосферу.       Высокие потолки заставляли поежиться при мысли о том, сколько же в этом помещении холодного воздуха и каково находиться тут все время. Нарастало ощущение, что реанимационное крыло ремонтировалось намного раньше, нежели все остальные отделения больницы, а может и вовсе никогда не ремонтировалось. Невероятно, но казалось, что даже отопление здесь функционирует иначе, нежели во всей клинике. Холод диссонировал с необходимостью лечить пациентов и собственным желанием накинуть на себя теплый плед.       Действительно. Харли слегка ухмыльнулась про себя: «Как я и думала» - возникло в голове. Охранник притормозил возле самой последней палаты. Очевидно, Джокер был там. Харли не знала есть ли в других палатах пациенты, но была уверена – даже, если бы Джокер был единственным и самым последним пациентом Аркхема, они бы поместили его в самое дальнее крыло, в самую дальнюю палату, под тысячу замков тысячи дверей. Не для того, чтобы вылечить – для того, чтобы оградить от него весь мир. Даже будь он десять лет как в коме.       Охранник развернулся и перевел взгляд с Харли на дверь. Короткое «Проходите» стало логичным завершением такого же короткого рандеву.       Пора.       Глубокий вдох и рука сама потянулась к ручке двери. Мысли все еще путались.       Забавно, но ранее она совершенно не продумывала саму ситуацию и свои собственные слова. С Джокером – это как минимум странно, конечно. С другой стороны, очевидно, что его состояние далеко от удовлетворительного – будет явно не до беседы. Скорее всего…       Еще один глубокий вдох и дверь со скрипом отворилась.       Харли делает резкий шаг вперед. Охранник, по неизвестной причине захлопнул дверь снаружи, что натолкнуло бы на размышления, если бы взгляд девушки тут же не остановился на нескольких кроватях у стены. Расстояние было не малым – метров семь, а может и больше. Ее возможности в оценке местности и визуализации расстояний были далеки от желаемых, но в этом ошибка была маловероятна.       Девушка остановилась в нескольких шагах от двери, охватывая комнату ошарашенным взглядом. Пространство было действительно огромным, однако количество кроватей не превышало трех, неизбежно вызывая любопытство относительно того, куда могли деваться остальные места для пациентов. Штукатурка на стенах потрескалась, пол требовал ремонта, а огромные стекла не мылись, вероятно, никогда. Взгляд блуждал, не желая возвращаться по непонятным причинам к цели назначения.       Пересиливая непонятное отстранение, Харли снова посмотрела на дальнюю стену: из трех кроватей застелена была только одна – две другие пустовали. Как и предполагалось изначально, самый значимый пациент Аркхема лежал на кровати в дальнем углу. Тишина, разлившаяся по палате, и отсутствие круглосуточной охраны кричали о том, что состояние его здоровья было весьма и весьма печальным.       Слишком тихо. Тишина как море затапливала тело, постепенно набиваясь в ушные раковины. Хотелось с силой вытолкнуть ее из своего организма – создать такой шум, который смог бы стереть эти холодные стены и убогую обстановку. Ощущение грязи и желание отмыться от нее пришли следом. Девушка поежилась, представляя себя на одной из этих железных кроватей. Как же можно излечиться, если находишься в таком месте, что даже жить нет сил?       Медленно, опасаясь непонятно чего, она направилась к дальней кровати. С каждым шагам все проще было рассмотреть пациента. С каждым шагом все сложнее было отвести от него взгляд. Он вписывался в обстановку как никто другой не мог вписаться: белоснежное лицо первым впечаталось в сознание. Волосы, растрепанные по жесткой подушке, казались дополнением ко всей грязи и небрежности этой палаты. Она наконец приблизилась достаточно. От Джокера ее отделяет метр.       Глаза пациента закрыты. Дыхание кажется размеренным. Руки привязаны к кровати, как и ноги, судя по всему.       Никаких стульев рядом нет – присесть нельзя. Ближайшая кровать в минимум двух метрах. Харли вздыхает – ощущение неудобства пронизывает тело.       Взор скользит по пациенту. Любопытным кажется, что никаких серьезных травм не видно – на лице ни царапины. Одеяло закрывает тело до самой шеи – не разглядеть.       Холод, ощущаемый ранее, перестал беспокоить. В голове все сильнее и сильнее бьется неожиданное желание осмотреть тело на предмет увечий. Его глаза по-прежнему плотно закрыты. Аппаратура подсоединена надежно, и ее неожиданное количество поражает даже искушенный взгляд. Джокеру действительно пришлось не сладко…       Не сдержавшись, она хмыкнула вслух: «Конечно, он избил себя сам».       Невероятное чувство: совсем недавно Джокер внушал дикий ужас огромному количеству людей, а сейчас его беспомощность вызывает щемящее чувство жалости, где-то в глубине сердца. Тяжелее всего смотреть не на того, кто всю жизнь провел в инвалидном кресле, а на того, кто после активной жизни и в расцвете сил оказался там. Нет ни страха, ни отвращения. Только странное желание попасть к себе домой и отмыться от этого дня, от этой палаты. Брезгливое чувство, за которое она тут же себя отругала: «Разве должно врачу думать так? Разве может врач думать о себе, в тот момент, когда пациенту грозит смерть?»       Неожиданно для самой себя она протянула руку к кончику одеяла у его горла… Ах, как сильно начал ощущаться мандраж… Бррр. Одернула.       Харли переводит дух и пытается успокоиться. Непонятно, для чего она это делает? Глупо и не профессионально. Она стоит без движения и вглядывается в лицо пациента – по прежнему никакой реакции.       Немного поразмыслив, она понимает – в желании посмотреть на характер увечий нет ничего такого: врачебное любопытство. Нужно же ей понимать, способен ли Джокер сам себе причинить вред. В конце концов, эта информация может изменить характер лечения и содержания пациента. И конечно же эта мысль была на задворках сознания намного раньше, нежели странный порыв одернуть одеяло. Да, определенно так. Удовлетворенно вздохнув, она снова протягивает руку к кончику одеяла, приподнимает его и делает шаг в сторону пациента. Наклоняется ниже...Вглядывается под одеяло…       Свет лишь слегка проникает, чтобы осветить тело. Много бинтов, много ваты, система капельницы, и… такая тонкая кожа на грудной клетке… Поразительно насколько хрупко он выглядит. Немыслимо. Никакой серьезной мускулатуры, защищающей от ударов и падений. Только тонкая кожа и ничем не защищенные органы. Тело кузнечика, а не убийцы - пархает в ее голове.       Неожиданные мысли проникли слишком внезапно. Ощущая щекочущий стыд от своих действий и разглядывания тела, она очень аккуратно положила кончик одеяла на место. Медленно и бесшумно выпрямила спину… Старается сделать вид, что ничего не было…       Господи. Его глаза были открыты. Неизвестно сколько времени он наблюдал за ней без единого движения. Харли застыла, абсолютно не представляя, что делать дальше. Волна невероятного стыда вкупе с ощущениями вора, застигнутого врасплох, переполняли до самых краев. Сердце застучало громче.       Кислородная маска не давала сказать ни слова, но глаза Джокера смеялись громче любого голоса. Он насмехался над ней, не издавая при этом ни единого звука.       Она смотрит на него, как глупая, испуганная школьница, которая только что застала родителей, занимающихся сексом. В голове миллион мыслей, но все они где-то вдали. Первая и самая желанная – бежать.       В этот момент Харли пытается состряпать хоть какое-то оправдание. Выуживает:       - Меня послали проверить как Ваше самочувствие.       Глаза Джокера смотрят вопросительно, но черти в них не перестают плясать ламбаду.       - Я попозже зайду. Простите.       Нелепое «простите», судя по всему, окончательно развеселило пациента: под кислородной маской произошло движение – вероятно, он попытался смеяться вслух. Получилось более чем убедительно. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Харли засеменила к двери. Давно она не ощущала такой горячей кожи на своих щеках.