***
С тех пор как Ника ушла, Ксения не могла найти себе места. Какое-то страшное душащее чувство не давало ей покоя. Она слышала, как летели и ломались предметы, слышала, как плакала девушка, как она выбежала из дома, и больше всего ей хотелось спуститься к ней, остановить, успокоить и пообещать, что всё будет хорошо и что они всегда будут вместе, но… Всегда всё портило это дурацкое «но». Ксения понимала, что ей осталось не долго, поэтому она не могла, нет, не имела права привязывать к себе Нику снова. Как бы сильно она ни хотела быть с ней, как бы ей ни хотелось снова уснуть в её объятиях и почувствовать поддержку и тепло, она не могла так поступить. Что касается прощения, то Ксения давно уже простила Веронику… При других обстоятельствах она бы дала им новый шанс, но какой теперь в этом толк, если через пару месяцев они простятся навсегда… Ксения не хотела причинять любимой ещё больше боли, но и быть с ней мягкой не могла, ведь тогда бы она не выдержала и сдалась, тогда бы Ника всё поняла и не оставила бы её в покое. Ксении приходилось переживать всё в себе, как она привыкла это делать. Она старалась изо всех сил быть сильной, чтобы не вызывать ни жалости, ни сострадания, ни любви… Ей хотелось, чтобы Ника возненавидела её всеми силами своей души, но девушка всё так же продолжала любить Ксению, несмотря ни на что. Ксения понимала, что Вероника страдает рядом с ней, поэтому хотела, чтобы девушка ушла из дому. Она пыталась сделать всё, чтобы та добровольно ушла, обращалась с ней как с прислугой, а то и хуже: давала нелепые поручения и гоняла её, загружая работой, но Ника терпела… Она терпела всё то, от чего бы другой человек уже давно бы убежал и возненавидел того, кого якобы любил и клялся в вечной любви. Тогда Ксения и поняла, как сильно все-таки любит её Вероника и как предана она ей… Она простила её… Она прощала её десять тысяч раз, но ни разу не осмелилась ей этого сказать… В данный момент Ксения не находила себе места, вставая с кровати, затем снова ложась из-за одолевавшей её слабости. Она чувствовала себя плохо, но ещё больше у неё болела душа, что вызывало тревогу в её сознании. Ксения предчувствовала, что что-то произошло, но не могла точно понять что. Она включила телевизор, чтобы хоть немного отвлечь себя, но как только она это сделала, то тут же чуть и не потеряла сознание от увиденного. По телевизору шла прямая трансляция новостей. Действие происходило рядом с домом Жени, Ксения хорошо запомнила то место, поэтому сразу узнала его. Но потрясло не то, что это был дом Жени, и даже не то, что он горел, а то, что камера снимала девушку, которая со всех ног бежит в сторону дома и врывается прямо в сердце пламени… Ксения не могла не узнать Нику. Тут же её охватил леденящий страх. Она не могла пошевелиться и принять тот факт, что это происходит в реале. Она всё смотрела, как на видео показывали пылающий дом, который с каждой минутой обрушивался всё сильнее. Она даже не слышала, что говорили репортёры, не смотрела ни на что, кроме злосчастного дома, который только что поглотил самое дорогое ей существо… — Ника. Имя девушки так и замерло на губах Ксении. Она выключила телевизор, всё ещё не двигаясь с места и смотря на темный экран. — Ника… Она резко схватила телефон и набрала номер Вероники. В трубке послышались гудки, затем связь оборвалась… Телефон просто выпал из рук Ксении, которая с испугом зажала рукой рот и закрыла глаза. Спустя минуту она встала с кровати, слегка пошатываясь, начала одеваться, сама не осознавая, что делает. Ей вдруг стало плохо, и она схватилась руками за живот, но, невзирая на боль, всё ещё держалась на ногах и продолжала одеваться. Её лицо в этот момент не выражало ничего, а только искажалось ужасной гримасой боли и страха. Мимолетно она кинула взгляд в сторону стола, где стоял тот самый подарок Вероники… Та самая орхидея, которая символизировала их любовь. Ксения со временем начала и сама верить в то, что этот цветок хранит те чувства, которые она так старательно пыталась скрыть и подавить… Но каково было её потрясение, когда она увидела, что цветок полностью высох и превратился в непонятный сухой стебелек. Женщина вновь ухватилась руками за живот, сжимаясь ещё сильнее от боли. Она почти что упала, издавая жалобный стон, но всё ещё старалась пересилить себя. Ей удалось выйти из комнаты и, держась за стены, добраться до прихожей. Но боль стала настолько нестерпимой, что Ксения упала на пол, крепко сжимаясь в комочек и крича от охватившей её боли. — Ника! — закричала она не своим голосом, что услышавший её ужаснулся бы от того, насколько пропитан был этот крик отчаянием. Она так и осталась на полу в прихожей, не в силах больше подняться на ноги…***
Прошло около пяти минут, когда сквозь языки пламени мне удалось добраться до комнаты дочери Жени и выломать там дверь. Повсюду пылал огонь, а дым не давал возможности не только дышать, но и видеть. Я чувствовала, как тяжело мне становится находиться в этой обстановке и что в любой момент я могу потерять сознание, поэтому я должна была поторопиться. Пробравшись в комнату девочки, я начала со всех сил звать её по имени, но никто не отзывался. Тогда я стала шарить по комнате в надежде, что девочка где-то тут и просто боится. Наконец осмотрев всё, я заглянула под кровать, откуда доносился тихий плачь. Настя была там! Нужно было действовать быстро. — Настюша, это Ника. Ты помнишь меня? Я пришла забрать тебя отсюда. Пошли со мной. Тут опасно находиться. — Я старалась говорить спокойно, чтобы не напугать девочку ещё больше. — Где мама? Я хочу к маме! — плакал ребёнок. — Мама… Мама наверняка уже снаружи и ждёт тебя, поэтому тебе нужно поскорее вылезти, чтобы я тебя вытащила, — соврала я, понимая, что нет времени на что-то другое. Девочка стала вылазить из-под кровати, и как только вылезла, то тут же прижалась ко мне, крепко обвив мою шею руками и заплакав. Мне было безумно жалко ребёнка, но времени на утешение у меня не оставалось. Я должна была вынести её отсюда. Подняв её на руки, я накрыла девочку покрывалом с кровати, чтобы она не получила ожогов, и быстро двинулась к выходу. Было ужасно страшно. Я задыхалась. С потолка сыпались огненные перекладины, обрушивались балки, и я молилась, чтобы одна из них не загородила нам дорогу. Прошло минут десять, когда наконец я увидела свет мигалок машин и поняла, что до выхода осталось совсем чуть-чуть. Выжимая из себя последние силы, я кинулась со всех ног к выходу и выбежала на улицу ровно в тот момент, когда весь второй этаж дома обрушился. Ко мне тут же подбежали пожарные, врачи, забрали девочку и начали оказывать мне помощь, но я отмахивалась от них, стараясь отдышаться. — Со мной всё в порядке. Кто-то пытался остановить меня и обработать раны, кто-то ругал за моё безрассудство, кто-то что-то спрашивал, но для меня это всё не имело значения. Я видела, как Настеньку поместили в машину скорой помощи и увезли, значит, о ней позаботятся, значит, хоть её я смогла спасти, а остальное не важно. Мне не хотелось ничего, кроме как вернуться сейчас домой к Ксении. За это время, проведенное в горящем доме, я поняла, насколько важны минуты… Поняла, как быстро человек может потерять всё, что любит, в одно мгновение, поэтому сейчас я просто хотела к своему родному человеку.***
Я была вся в саже, в изорванной одежде и ожогах. К тому же я страшно замёрзла или перегрелась — даже не знаю, что больше. Но я добралась до дома пешком, хоть сил практически не было. На такси я тоже не могла поехать, потому что мой бумажник дома, а телефон я потеряла во время спасения девочки. Ксения, наверное, уже спит, а если не спит, то наверняка переживает за меня… Надо бы поторопиться. Я быстро взбежала на порог дома, открыла дверь и вошла внутрь. Как только я оказалась в прихожей, всю меня разом передёрнуло, и я с ужасом воскликнула: — Ксюша! Ксения, словно какой-то зверёк, съёжилась около стены на полу. Услышав мой голос, она медленно подняла на меня глаза. Я тут же кинулась к ней, пытаясь узнать, что случилось, но лишь взглянув на её бледное, как мел, лицо, я увидела в её глазах такую боль, что так и замерла на месте. — Ника… Это ты? Это и вправду ты? — тихо прошептала она, едва шевеля сухими губами. — Ксения, это я, да. Что случилось? Тебе плохо? Я сейчас вызову скорую! — Я хотела побежать за телефоном, но Ксения вдруг схватила меня за руку, стараясь как можно крепче сжать её, словно боясь, что я убегу. — Нет! Не уходи! — испуганно выкрикнула она. Я осталась на месте, продолжая смотреть на Ксению. — Ты жива… С тобой всё в порядке… Ника, я так испугалась. Я думала, что ты… Я видела в новостях, как ты в тот дом… — Она не могла договорить ни одной фразы, тяжело дыша и сбиваясь. — Я думала, что тебя больше нет… Я думала, что я тебя навсегда потеряла… Думала, что я одна… Ника, я так испугалась… Орхидея… Она завяла и высохла, и… и… — Она говорила всё тише и тише, а в глазах её блестели слёзы. Теперь я всё поняла. — Ксюшенька… Моя родная. Моя Ксения… — Я нежно обняла её, бережно прижимая к себе. — Я в порядке. Всё хорошо! Честно! Я никогда бы не оставила тебя, слышишь? Не волнуйся, прошу тебя. Тебе это вредит. Теперь уже всё хорошо. Я с тобой рядом и никогда больше не оставлю тебя. Ты ведь моё всё! Я продолжала говорить с ней, обнимая. — Бред это всё с орхидеей! Ничего она не символизирует! Я люблю тебя всё так же сильно, и не важно, что она завяла! Я жива, и я всегда буду рядом с тобой! — добавила более громко и уверенно. Ксения вдруг подняла на меня глаза и внимательно посмотрела. — Никогда больше так не делай. Никогда больше не оставляй меня одну. Обещай, что ты больше не оставишь меня. Обещай, что ты будешь рядом, что с тобой ничего не случится. Обещай, что будешь любить меня, что никогда не предашь. Ника, клянись мне, что мы будем вместе каждую минуту и секунду наших жизней! Клянись! Я с изумлением смотрела на неё. На моём лице возникла грустная улыбка, потому что мне хотелось улыбаться и плакать одновременно. — Клянусь! — громко сказала я. — Ксюша, я была, есть и буду с тобой до последнего вздоха. И не важно, сколько нам ещё осталось времени, я хочу до последней секунды быть с тобой, держать тебя за руки, обнимать, согревать тебя в своих объятьях и бесконечно любить. Ты не представляешь, как я тебя люблю… Мы с тобой вдвоём переживём всё. Мы ведь жители одной души, поэтому нам суждено быть неразлучными. Я больше никогда не оставлю тебя, обещаю. Она смотрела на меня несколько минут не произнося ни слова, затем снова обняла и заплакала. Заплакала так, как плачут дети: искренне, громко, навзрыд. Никогда ещё она так не плакала раньше. И долго мы ещё вот так сидели. Она всё плакала, обнимая меня, а я ничего больше не говорила, лишь нежно гладила её по спине, прижимая к себе. Закрыв глаза, я прильнула губами к её макушке и вновь наслаждалась нежным запахом её духов. Это был один из самых незабываемых моментов в моей жизни. Я снова почувствовала себя счастливой, впервые за всё это время. Я снова обрела любовь Ксении.