Химера

Направленность занятий Отряда изменилась сразу, как только обучение на себя взял Валера, услышав робкое и неуверенное заявление Поттера о том, что тот вроде как рассказал и показал все, что мог сам. Магии Валера учил неторопливо, понимая, что каждый пропущенный нюанс может стоить кому-то жизни. Он не скрывал, что учит вещам крайне нетрадиционным и даже осуждаемым в некоторых кругах Министерства, но войну победит только тот, кто имеет больше всего козырей. И беспалочковая магия была как раз одним из таких «козырей», который мог стать решающим и судьбоносным в их борьбе. Учит, потому что хочет, чтобы они выиграли эту войну. Даже если эта война творится только внутри их голов. Ребята это ценили и потому не позволяли себе шелохнуться, жадно ожидая слов преподавателя. — Не буду терзать вас долгими лекциями, — глядя на выстроившихся в шеренги учеников, говорил Валера, заложив руки за спину. И как дань собственной паранойе мысленно пересчитал всех. — Тонкостей вы все равно не поймете, а лишние знания здесь будут только мешать. Гермиона тут же возмущенно вспыхнула и недовольно уставилась на него, не очень-то стараясь остаться незамеченной. Ей казалось, что как раз наоборот — знание должно было помогать им, разве не в этом его назначение? Но остальная часть Отряда наоборот была даже рада, что быстрее приступит к изучению практики, минуя теорию. Валера усмехнулся и, прищурившись, наклонил голову набок. Он уже решил для себя, что научит их защищаться, пусть сам умеет это гораздо хуже, предпочитая нападать и убивать, не затягивая бой. Гермиона выглядела настолько задетой до глубины души, что ему пришлось пояснить: — Знания — это, прежде всего, сомнения. Правильно ли я сделал блок? — произносит он с какой-то ленью, словно потешаясь. — Верно ли было то движение? Такие вопросы могут стоить жизни не столько противнику, сколько вам. Ребята затихли, во все глаза наблюдая за Валерой, неспешно и вкрадчиво пытающимся втолковать им что-то. Гермиона недовольно поджала губы, готовая перерыть всю запретную секцию, но найти теорию и окончательно понять, чему их начинают учить. А то мало ли… Валера едва заметно хмыкнул, чувствуя, что некоторым студентам уже не терпелось самим попробовать колдовать. Но эта легкомысленность и алчность до новых знаний — совсем не то, чего он хотел добиться от них. И для себя он уже давно решил, что лучше собственного опыта и наглядности некоторых последствий нет ничего, а потому… — Во-первых, эту магию, — Валера дернул пальцами, между которыми заструилось что-то черное, — нужно еще визуализировать, чтобы понять, с чем и как нужно работать. Во-вторых, она очень капризна и переменчива и не будет ждать, пока вы сообразите в какое заклинание ее преобразовать. Стоит только отвлечься и ослабить контроль… Он опустил руку, и ее тут же сковало в черных тисках. Студенты вздрогнули и переглянулись, понимая, что эта неспешность в объяснении была не такой уж глупой. Валера совершенно равнодушно напряг пальцы и путы ослабли, чтобы через мгновение скрыться. — Но контроль — дело наживное, — пожал плечами он, проницательно наблюдая за молчащими ребятами. Уже теряя весь шутливый и несерьезный настрой, разъяснил: — Главное помнить, что не магия управляет вами, а вы магией. Любое отхождение от этой мысли в сторону — и все, вы верный кандидат на смерть. И да, ударяться в браваду тоже не стоит. Эти заклятия созданы не для того, чтобы поливать цветы или поддерживать порядок в доме. Их основная задача — защита и нападение, ничего лишнего. По крайней мере, такова основная задача того раздела беспалочковой или так называемой стихийной магии, которому я собираюсь вас учить. Легкого результата ждать не стоит, предупреждаю сразу. Он обещал научить — он научит, но будут ли ребята пользоваться этой магией — совершенно другой вопрос. Он покажет им все «прелести» подобной силы, а захотят ли они после этого колдовать, его не волновало. — Поэтому палочки все убрали, — Чжоу и Мариэтта от такого тона преподавателя вздрогнули и, переглянувшись, посмотрели на Лизу. Та понятливо хмыкнула их удивлению, как и все убирая палочку в свою сумку. Щелчок пальцами и сумки студентов со спрятанными в них палочками перенеслись в другой конец класса. Валера хищно оскалился и вкрадчиво спросил: — Ну что, чувствуете себя беззащитными? А знаете почему? Потому что вы без своих волшебных палочек не можете ни-че-го. Ну разве что кто-то из пацанов в рукопашный сунуться может, но это в большей степени бессмысленно. — Я не чувствую себя беззащитным, — поднял руку Рома, заслужив кислый взгляд от Валеры, которому только что сорвал показательную сцену избиения младенцев. — Я и без палочки проклясть могу. — Да ты у нас и так особенный, — саркастично заметил он. Кто-то украдкой захихикал. — Когда в следующий раз контрольные писать будешь, хотя бы вопрос читай, а то ты уже преподавателей пугать начал. — А что не так-то? — недоуменно откликнулся Рома, явно не понимая, где накосячил в этот раз. — Вопроса нет, а ты на него отвечаешь, особенный ты наш. Снейп и Флитвик уже начали делать ставки на то, когда до тебя уже дойдет. Я ставил на Флитвика, поэтому тебе это все сейчас и рассказываю, — продолжал глумиться Валера, глядя как вытягивается лицо у Ромы. Симус и Невилл старательно пытались замаскировать прижатыми ко ртам ладонями сдавленный смех, больше походивший на хрюканье. Он перевел взгляд на остальных: — Кто-нибудь еще не чувствует себя беззащитным? И да, Штандартова, — Валера не сдержался и закатил глаза, когда слово захотела вставить Лиза, — я помню, что ты в рукопашной можешь уделать всех здесь присутствующих за исключением меня, поэтому я поправлюсь: кто-то еще может похвастаться навыками самообороны, в которые не входят дар проклинать словесно и секция боев без правил? Лиза не сдержала усмешки от того, как емко Валера объединил в такое простое определение ее опыт гражданской и других войн. Ничем иначе, чем боями без правил, это назвать было нельзя. — Ну… Я бегаю быстро, — не слишком уверенно предложила Лаванда, исподлобья глядя на преподавателя. — Браво, Лаванда, — без тени иронии похвалил Валера, — самый полезный навык, который может быть у вас сейчас. Подкрепленный нормальным инстинктом самосохранения, он дает прекрасные шансы выжить при любом конфликте умением в него не влезть или в нужный момент сделать ноги… — неожиданно он снова щелкнул пальцами и все с воплем недовольства и удивления упали назад себя, сраженные невидимой и не очень сильной подсечкой. За исключением самодовольно скалящегося Ромы, сделавшего шаг вперед и потому и оставшегося стоять на ногах. — Ну что, кто-нибудь успел убежать или устроить мордобой? — вкрадчиво спросил у студентов Валера и тут же дополнил, не в силах не обращать внимания на ехидную ухмылку Ромы: — За исключением Озерова, он у нас особенный. — А что особенный-то? — заворчал Рон, поднимаясь на ноги и помогая встать другим. — А особенный потому, — устало вздохнул Валера, чуть качнувшись взад-вперед, — что он доморощенный пророк, который, если и дальше продолжит столь же бездумно полагаться на все, что предвидит, больше чем на то, что происходит в реальности, рискует оказаться пациентом палаты номер шесть. — Ух ты, а что на Прорицания тогда не ходишь? — Фред заинтересованно обернулся на стоящего Рому, который смерил мрачным взглядом Валеру. — А что там делать-то? — уже без всякого самодовольства и почти что с раздражением задал встречный вопрос он. — Еще одним поводом перестать появляться там стало больше, братец, — важно кивнул близнецу Джордж. Кажется, к такому выводу пришло большинство студентов, только Лаванда и Парвати с чувством оскорбленного достоинства косились на Рому, поставившего под сомнение компетенцию одного из их самых любимых преподавателей. — Так вот, возвращаясь к самому главному: большинство из вас сейчас считает себя беззащитным вдали от своих волшебных палочек. А теперь давайте ответим на достаточно риторический вопрос — перестали ли вы быть магами, лишившись ее? Догадаться легко, что правильным ответом служит слово «нет», — в зале повисла тишина и Валера продолжил: — потому что магия не ограничивается одной только волшебной палочкой. Магия — это вы сами, это ваша кровь и плоть. Потеряв две руки, вы останетесь магами, а вот руки статус волшебных от этого не приобретут, разве что на них останется ваша кровь и их используют в ритуалах. Сами по себе колдовать они не будут это точно. Только вот чья-то кровь имеет большую силу, чем другая. — Вы про чистокровность? — в воцарившейся тишине голос Невилла звучал звонко. — То, что вы вкладываете в это определение правильнее назвать «породистостью», — поправил Валера. И вздохнул, осознав, что не углубляясь в дикие дебри, разъяснить этот вопрос правильно не получится. Кажется, ему даже придется рисовать на стоящей рядом доске, чтобы не запутаться самому и не запутать студентов. — Сейчас некоторым, незнакомым с миром магглов и, в частности, с курсом биологии и генетики, будет сложно, но я попытаюсь объяснить это доходчивее. Он встал вполоборота к доске и, взяв в пальцы мел, принялся рисовать. — Вот, допустим, вы, — Валера нарисовал очень схематичного человечка посередине. — Я не художник, предупреждаю сразу, так что воспринимайте это как схему. У вас есть родители, а что с ними стало, это уже другой вопрос, — чуть выше первого человечка по бокам появились еще двое. Следом в геометрической прогрессии возникли еще три поколения: — И у них есть родители, которые, в свою очередь, тоже появились не из воздуха. Это знают все. В данный момент вы являетесь хранилищем всего, что произошло с этими людьми. От этого деда вы взяли цвет глаз, от этой бабушки форму носа, — он условно указал мелом на первые попавшиеся рисунки, — от прадеда рост, а от этой прабабки… ну, допустим, фигуру. И это только то, что мы можем видеть внешне. Ребята, даже знакомые с темой, с немалым интересом следили за новыми рисунками, появляющимися на доске. — Все вы — набор генов своей семьи, — продолжал просвещать Валера, старающийся держать в мыслях главную задачу своего рассказа и не соскакивать с темы. — Но в то же время вы индивидуальны, так как взяли в разной степени от каждого из своих родных. От родителей больше всего, конечно же. Гены есть доминантные, есть рецессивные, так что некоторые признаки просто не смогли проявиться. Но это не значит, что их нет. Те, кого вы называете магглорожденными — никто иные, как мутанты, — тут же пришлось поправиться, заметив надувшуюся Гермиону: — Грейнджер, не куксись, я сейчас тебя не оскорбить пытался… По сути своей, мы все мутанты, накопившие в себе достаточное количество рецессивных пар, выдавших возможность взаимодействия с магией. Кажется простым на первый взгляд, не так ли? Студенты, переглянувшись, согласно закивали. — А что, если так? — взмах рукой и рисунки на доске перемешались, расширяя и изменяя родословную: где-то добавились братья и сестры, где — новые линии, не напрямую соединяющие поколения и дающие близкородственные браки. Валера подытожил, когда схема наконец стала статичной: — Жизнь достаточно сложная штука и мы никогда не можем сказать, к чему она приведет. То, что я нарисовал, и есть ваша «чистокровность» в смысле породистости. Обычная родословная, по сути. А вот это, — он снова одним движением руки стер все с доски, оставляя только одинокого человечка посередине, — есть ваша «чистокровность» в смысле силы. Да, она зависит от родословной, но не настолько жизненно важно, чтобы слепо равняться на нее. И, что самое главное, ее степень можно изменить. — Вы хотите сказать, что это как разница между самоучками и теми, кто учится в школе? — догадалась Джинни, уставшая стоять и мнущаяся с ноги на ногу. Валера жестом разрешил сесть, и студенты мигом расхватали все подушки, уже в следующее мгновение во все глаза глядя на него с пола. — Грубо говоря да. Только эта чистокровность неразрывно идет с породистостью, что и породило всеобщее заблуждение, что чистота крови это то, сколько твоих родственников вступило в инцест, — на этой фразе появились смешки, но Валера оставался серьезным: — Чистота крови — это то, сколько магии вы сможете использовать в один момент без вреда для здоровья и дальнейшей работоспособности. Если брать за сто процентов возможность с первого раза и без особых усилий вызвать видимую и осознанную магию, то у родовитых магов это получится процентов на десять успешнее магглорожденных, но в общей сумме все равно будет составлять не более тридцати процентов. Говорю сразу, что сотня соответствует дряни вроде обскура: самой магии, наделенной разумом. А кто у нас может стать обскуром? — Маг, не умеющий управляться со своей силой. Темное существо, приносящее только разрушения и хаос, — подхватила Гермиона, задумчиво анализируя новую информацию. — Правильно. Поэтому дружно радуемся своим пятнадцати-двадцати процентам магической чистокровности и благополучно доживаем до глубокой старости в здравом рассудке и крепкой памяти. Потому что маги или нет — вы люди, а не магические существа вроде кентавров или единорогов, у которых, к слову, чистокровность около шестидесяти процентов. Ближе к семидесяти у всем нам известных оборотней. За восемьдесят у той потусторонней дряни, что уже и существом назвать язык не повернется: дементоры, допустим. А теперь, — вкрадчиво предложил Валера, — давайте сопоставим цифры. Какая численность популяции магов: как магглорожденных, так и нет; какая — единорогов, и сколько вообще раз документально было зафиксировано явление обскура. — Природе просто не выгодно создавать что-то подобное по мощи обскурам? — Именно так, Гарри, — подтвердил он. — Но человек существо жадное. Пятнадцати-двадцати процентов ему мало, ему все семьдесят подавай, только чтобы не выть на полную луну и желательно не мучиться. И что, как вы думаете, делается в так случаях? Правильно, ритуалы. Плоть того же потомственного мага, — Валера отвел одну руку немного в сторону, — кровь единорога, — отвел другую. И соединил их: — И оп, мы прокляты и стали химерой с общей магической чистокровностью в процентов этак пятьдесят. Это если мы совершаем ритуал над собой. Но иногда человек желает хорошей жизни не только для себя, но и для своих потомков. А потому ваяет такую химеру из своих детей, проклиная все равно себя, но давая шанс на больший потенциал своим потомкам. Только что нам говорит биология? Такие химеры чаще всего — но не всегда, — бесплодны, а потому род загибается, и ваш потомок на человека-то не тянет, особенно когда скрещивали с «потенциально» магическим существом, чтобы было меньше побочки. — С потенциально магическим? Это как, профессор? — спросил Рон и нарвался на взбешенную его скудностью знаний Грейнджер. — Это когда существо может видеть магию, наделено полноценным сознанием и может впоследствии стать фамильяром! — зашипела на друга Гермиона. — Нам же профессор Воронович это еще на обычных занятиях рассказывал! — Хоть кто-то запоминает то, что я говорю, аллилуйя! — в молитвенном жесте сложил руки Валера, заставив часть ребят стушеваться. — А вообще я подозреваю, что у большей части из вас в голове каша из фамильяров, оборотней и химер, которые не всегда одно и то же, но очень сходны между собой. Итак, как разобраться и потом не попадать в неловкие ситуации? Оборотни — это вервольфы, которые зависят от фаз луны, не контролируют трансформацию и в обычной жизни не могут использовать все преимущества своего положения. Ничто другое оборотнем называться не будет, это запоминаем раз и навсегда. Все, что имеет человекоподобные вид и сознание — волшебные существа или народности, те же гоблины, русалки и кентавры. Это вы знаете все и без меня… должны знать, по крайней мере. Студенты весомо закивали, чувствуя себя уверенней от того, что хорошо разбираются хотя бы в этом. — Фамильяры, — продолжал ликбез он, — это магические существа или потенциально магические, которые служат магам для помощи и стабилизации их сил. На занятиях я рассказывал, что привязка фамильяра состоит из наречения и собственно плотской составляющей, которой зачастую все пренебрегают. Потому что перед этим нужно создавать химеру. — Но можно же… — несмело подал голос Дин, но Валера понял его с полуслова. — Правильно, можно сразу сделать своим фамильяром химеру, но обычно для такого берут совсем маленьких детей, потому что добровольно на такое ни один нормальный человек… химера, точнее, не согласится. Если у нее нет Долга Жизни перед магом или чего-нибудь в этом духе. Итак, разбираемся подробнее в том, кто такие химеры и с чем их едят, — Валера вздохнул, понимая, что скорее все занятие ему придется объяснять собственный предмет, а не принципы беспалочковой магии. — Самое простое определение гласит, что химерой является человек, обладающий природой и свойствами магического или потенциально магического существа. От анимагов они различаются одной принципиальной вещью — химеры имеют так называемое «пограничное состояние», когда в равной степени проявляют как признаки человека, так и того существа, с которым были скрещены. Что-то среднее между вервольфами и анимагами, если можно так выразиться. Например, у нас есть химера мага и низзла: она прекрасно чувствует любую ложь, обладает кошачьей грацией и ловкостью, ночным видением, превосходным обонянием и очень мило скалится, когда ей угрожает опасность. Казалось, идеальное существо. С одной только существенной поправкой: подверженное безумию и агрессивности существо, в котором, в зависимости от способа появления на свет, может быть больше животного, чем человеческого. — Но почему тогда обществу так мало известно о химерах? — спросила Парвати, поддерживаемая кивками остальных. — Почему они не учатся в Хогвартсе? Они же тоже получаются магами, как и мы! — Они отвратительно работают с палочковой магией, а создавать отдельные школы для химер не выгодно никому. Они опасны, а собрать сотни две химер в одном здании равносильно смерти, потому что каждая разбирается в какой-то очень узкой сфере магии: в некромантии, в знахарстве или Мерлин еще знает в чем. Поэтому химеры учатся всему сами, тем более нормальным магам незачем растить такую опасность самим себе, — вкрадчиво пояснил Валера. И добавил: — Но в Хогвартсе химеры есть, я вас уверяю. А есть потомки химер, которых гораздо больше: как я говорил, не все химеры бесплодны или стерильны. Тем более создать химеру можно не настолько насильно: просто ввести в род кровь волшебных существ не ритуалом, а естественным путем. А теперь покажите мне нынешних магов из «Священных двадцати восьми», чей род не прервался с полной деградацией потомков как магически, так и физически, и назовите их чистыми людьми. Я посмеюсь, вот честно. — Так я и не человек вовсе?! — в голосе схватившегося за голову Невилла сквозил неприкрытый ужас. А все Уизли пытались прикинуть, кто из магических существ мог попасть им в родню. — Смею предположить, что у тебя в род, Невилл, затесались русалки. Можешь с ними как-нибудь побеседовать у озера, думаю, узнаешь много нового, — предложил Валера, откладывая мел в сторону и отряхивая руки. — Так вот, возвращаясь к ритуалам и той чистокровности, что родовая. Наверняка среди вас есть те, кто читал про один очень интересный обряд введения в род, а если не читал, то его суть я вам сейчас кратко расскажу. Когда берется ребенок — любой, даже не родственник — и с помощью магии вводится в род, чаще всего меняя свою внешность. А теперь подумайте: как может измениться внешность, если она обусловлена генетически, когда потенциал мага в обычной жизни, если он не метаморф, может позволить ему только перекрасить свой цвет волос? — Нужна какая-то помощь извне? — неуверенно предположила Чжоу, приподнимая плечи в явном сомнений. — Правильно. Ваяется та же химера, для которой используются уже человеческие жертвы, — от такого студенты вздрогнули. — Это только в сказках вы взываете к магии, и она вам за просто так делает хорошую фигуру и новое лицо. В реальности магия от вас просит то, из чего она должна делать что-то новое. Магия это вам не что-то там такое, что есть внутри каждого из вас, это материя, с которой можно и нужно работать. — Но подождите, — вдруг задал вопрос Фред, — там вроде как нельзя применять к ребенку заклинания в течение какого-то долгого срока, то есть, ему даже память о прошлом не стереть. — Есть очень даже естественная причина потери памяти, — мрачно усмехнулся Валера, видя, как резко нахмурились и переглянулись Рома с Лизой. — Вы хотите сказать… — Да, именно это я и хочу сказать. Есть крайняя форма такого ритуала, которую позже не надо обновлять по достижению совершеннолетия и еще пары критичных возрастов. Берется умерший ребенок, жертва, готовая отдать ему свою душу и умения, и кровь того, в чей род и будет вводится несчастное дитя. Ритуал многоступенчатый. Сначала ребенку отдается большая часть души жертвы и кровь «родителя» и тем самым меняется его внешность. Потом в течение какого-то времени жертва должна находиться рядом с ребенком, чтобы души более-менее сплавились, потому что если столкнуть их сразу, то одна запросто заменит другую. Потом снова кровь родителя, остатки души жертвы и очень темная магия, некромантия по сути, и мы получаем ту самую идеальную и в ряде случаев плодовитую химеру, чья чистокровность по всем параметрам просто зашкаливает. — Но зачем это делается?! — негодующе воскликнул Симус, терзая в руках несчастный пуфик. — Наверняка же есть другие способы не дать роду угаснуть! Тут же, как по команде, заголосили и остальные. — Одну из разновидностей таких химер, — негромко произнес Валера, разом заставив всех замолчать, — называют стражами. Они живут дольше обычных магов, гораздо дольше, чем вы можете себе представить, и служат для одной цели — магический баланс территории, к которой их привязали ритуалом. То же самое наречение, как и у фамильяров. Им не нужен никакой философский камень, чтобы прожить больше тысячи лет, потому что их жертвой была такая же химера. А потому, чтобы жить дальше, им нужны новые души. Нет, вы совершенно не будете ничего чувствовать, я вас уверяю. Так, может смутное беспокойство временами — не больше. Духовная материя вещь необычайно хрупкая и сложная. Я понятия не имею, как и что там происходит, но факт остается фактом: такие химеры держат под своим контролем души и жизни тех, кто родился на территории, к которой их привязали. Я говорю не о возможности убить вас одним взглядом, когда им только захочется — нет, они этого не умеют. Зато они могут прекрасно копаться у вас в умах и сердцах, сводя к безумию или заставляя вас забыть то, что они хотят. — Я читала про таких, — впервые за все занятие голос подала Полумна, заставив всех обернуться на нее, — в старых сказках. Что они хотят среди нас, только мы их не замечаем, потому что они выглядят как самые обычные люди. Еще у них может быть очень много шрамов, если на их территории шли войны. Чаще всего они добрые, но очень одинокие: они помогают людям, но люди не могут вспомнить их помощи. Их никто не может вспомнить, кроме им подобных. И если умрет последний человек из тех, чьи души они охраняют, умрут и они. — Но тогда как их узнать? — Когда они сходят с ума от той жизни, что выпала на их долю, они теряют всю свою маскировку. Я вас уверяю, — усмехнулся Валера, скрестив руки на груди, — вы поймете кто стоит перед вами, если увидите ударившуюся в безумие химеру-стража. Впрочем, химеры химерами, ритуалы ритуалами, а вообще я весь этот разговор о чистокровности по другому поводу завел. Даже ваши пятнадцать-двадцать процентов являются хорошим подспорьем для развития своих способностей. Магию надо уметь чувствовать. Этому и будем учиться пару занятий, потом покажу сами заклинания. Студенты живо поднялись с насиженных мест, отбрасывая пуфики в сторону и полные энтузиазма начать работу. Они выстроились в шеренги по четыре человека и с готовностью познавать новое посмотрели на Валеру. — Самое главное, чего я добивался всей этой очень длинной лекцией, была попытка заставить вас осознать магию внутри себя, а не палочки. Вы и без нее колдовать можете неплохо научиться, было бы желание. А желание есть, поэтому план действий таков: концентрируем все свое внимание, всего самого себя, в руке. До тех пор, пока буквально вибрацию не почувствуете. Ждем, когда руку начнет жечь и осторожно, я повторяю — крайне осторожно — пытаемся вынести эту энергию на поверхность. Это и есть визуализация — самый сложный этап работы, на который некоторым не хватает фантазии и терпения. Ну и потому что некоторые до самого конца надеются на свои волшебные палочки. Их я не отдам вам до конца занятия, так что мотивируйтесь. Студенты неуверенно переглянулись, но энтузиазма им было не занимать, поэтому через несколько минут воцарилась абсолютная тишина, когда каждый или смотрел в потолок, или буравил взглядом пространство перед собой, пытаясь добиться правильных ощущений. И если покалывание и жжение каждый почувствовал уже со второй попытки, то вынести магию за пределы тела оказалось сложно. Но на помощь пришли фантазия и самовнушение. — Я расчищаю свою кро-овь, я расчищаю свою кро-овь, — как мантру начал бормотать закрывший глаза Симус, вытянувший правую руку вперед. — Я не жалкий маггл, а один из крутых магов современности-и. Я не химера, но я кру-ут. Стоящая рядом с ним Полумна, без всяких взываний и жестов, достаточно быстро дернула пальцами и начала формировать ладонями шарик, который совсем скоро приобрел едва заметный нежно-голубой цвет. Все сразу же обернулись на девочку, заинтересованно рассматривающую плод своих трудов. — Эй, так нечестно! — обиженно заголосил Финниган, оборачиваясь на мило улыбнувшуюся ему Лавгуд. — Я потомок химеры, моя бабушка со стороны мамы была нимфой, поэтому нас, как и многих, вычеркнули из списка «Священных двадцати восьми», — своим привычно спокойным и немного потусторонним голосом заверила Полумна. — Чистокровных по родословной гораздо больше, но не всем могли простить родство с «неугодными». Валера задумчиво вгляделся в шар в руках Полумны, чуть прищурившись. Мягкие, едва заметные контуры, но достаточно плотное и однородное содержание, так и тянущееся к пальцам девочки. — Сенсорик, — довольно кивнул он, сопоставив все данные воедино. Валера перевел взгляд на удивленных ребят и пояснил: — Человек… ну или химера, которой магия позволяет лучше остальных считывать информацию о предметах, называется сенсориком. В целом, я жду от вас как минимум еще трех менталистов и пару иллюзионистов. Если найдутся кукловоды или имитаторы, то я, признаться, буду крайне удивлен. — А кто вы по профилю, профессор? — полюбопытствовала Лаванда, потирая затекшие от напряжения ладони. — Я? — Валера на мгновение задумался, а потом криво усмехнулся: — Я преимущественно иллюзионист, но слабо этим владею. То есть, так сходу я вам реальность вокруг менять не начну, хотя многие иллюзионисты это умеют. — Почему? — наперебой спросили ребята, удивленно уставившись на него. Такая самоирония вызывала недоумение. — Потому что вместо этого развивал боевое направление, — легко пожал плечами Валера. — Да и определиться с тем, что развивать, достаточно сложно, поэтому приходится уметь все, но в одинаково слабом состоянии, потому как сшибать чистой силой совсем не вариант. Не говорить же им, что ему постоянно приходится тратить силы не на те иллюзии, что видят все вокруг, а как раз на те, которые никто не замечает. — А вообще, что делают эти все… иллюзионисты там, — Рон понимал, что названия были достаточно прозрачными, но все равно вызывающими сомнения. — Как я уже говорил, сенсорики могут считать информацию со всего. Абсолютно со всего, даже с воздуха, — неожиданно Валера нахмурился. Подобное мастерство ему даже не снилось. Хотя именно этот маленький факт однажды чуть не стоил ему жизни. — Кукловоды могут управлять действиями других людей, более всех остальных воздействуя физически, чем психически. Абсолютно противоположны им менталисты. Вот кто у вас в голове покопается и вселит и панику, и страх, и еще что-нибудь в этом духе. Иллюзионисты мастера маскировки, хотя их иногда очень трудно отличить от менталистов. Они прячут, искажают видимую вами реальность и глумятся над ней как хотят. Забавные ребята, пока вы с ними дружите. Тут Валера усмехнулся, видимо, вспомнив что-то: — А вот с имитаторами дело гораздо сложнее. Чем-то они похожи на иллюзионистов, но, в отличие от последних, могут настолько точно копировать тех же менталистов, что ты понимаешь, что имеешь дело с имитатором, только когда тот внезапно становится кукловодом. Вообще, «чистых» имитаторов или тех же сенсориков достаточно мало, но встречающиеся обычно до такого мастерства доводят свои умения, что становится страшно. — Я же не чистый сенсорик, да? — тихо спросила Полумна, заинтересованно глядя на преподавателя и убирая шарик из энергии. — С хорошей долей менталиста, — согласно кивнул он и посмотрел на остальных учеников, убеждаясь, что они готовы с еще большим рвением пытаться призвать свою магию, вдохновленные успехом Полумны. — Кстати, — осенило Валеру, — достаточно сильный менталист Снейп, так что будьте, если что, осторожны. — А как вы это узнали? — Гарри подобная осведомленность преподавателя ввергла в недоумение. — Ну, — не стал утаивать он, — у меня особо сильных блоков нет, но даже их разрушение достаточно ощутимо. А так как это происходит всякий раз, когда я имею «удовольствие» разговаривать с нашим дражайшим зельеваром, то вывод напрашивается сам собой. — А как вообще ставить блоки? — подала голос Гермиона, с хрустом сжимая сведенные судорогой от перенапряжения пальцы и хмурясь. — Я читала, что подобное возможно, но требует очень много сил. — Честно говоря, я это сам не слишком-то умею, — пожал плечами Валера к полнейшему шоку учеников. — Или, вернее, не умею совсем, поэтому приходится искать другие способы защиты. Менталисту, чтобы «прочитать» вас, нужно смотреть вам в глаза. Поэтому проще глядеть куда угодно, только не на него. Или самому попытаться прочитать его. Ну, или если выхода нет, вдохновенно думать всяческий бред. — Только как это поможет? — с сомнением спросил Рон, мысленно сопоставляя что-то. — То есть, чтобы докопаться до нужной информации, менталисту необходимо преодолеть все эти преграды? — быстро сообразила Гермиона. — Именно. И если хотите довести менталиста до белого каления, то вспоминайте стихи, — хитро усмехнулся Валера, которого, видимо, подобное выручало не один раз. — Если они еще и иностранные — это гораздо лучше. Обычно это их очень сильно утомляет. — А как тогда можно понять, что блок ломают? — задал вопрос Фред, нервно потерев переносицу. Перспектива учить стихи его не очень-то радовала. — Менталисты обычно пытаются вернуть вас к той мысли, которая им нужна, — доходчиво пояснил Валера. — То есть, если вы, допустим, читаете про себя поэму про природу, а в ней внезапно обнаруживается строчка про политику — то можно смело сказать, что блок пытаются сломать. На деле достаточно забавно получается, особенно если менталист очень упрям, а у вас есть много времени, чтобы вспомнить всю школьную программу по литературе. Например, Снейп выдержал две главы из «Фауста», хотя я думал, он уже на первых строчках отступится, но нет. Чтобы не разочаровывать его, пришлось вспоминать дальше, потому что он, кажется, заинтересовался, пытаясь угадать слова, когда я их забывал. Ребята засмеялись, живо представив это действо. — А я дальше «вы вновь со мной, туманные виденья» уже и не помню ничего, — усмехнулся Рома и рассеянно добавил: — Две главы… Еще и на немецком. Ну он и упертый. — А то, — фыркнул Валера. — Я уже думал ему что-нибудь на французском в довесок прочитать, чтобы точно отвязался. — Что-то я не совсем не понимаю, как такое возможно, — еще сильнее нахмурилась Гермиона, ища тот самый момент противоречия слов преподавателя и информации в книгах. Она подняла взгляд и произнесла: — Как вообще работают менталисты и какую информацию они пытаются получить? Там воспоминания, ассоциации или же сами мысли? Неожиданно Валера прищурено усмехнулся и пристально посмотрел в глаза Гермионе. Блоков не было, а если и существовали бы, то обойти их не было никаких проблем. В голове у нее вертелись стайки взаимосвязанных вопросов, полных недоверия. Нужна ли ей эта беспалочковая магия? Опасна ли она? Какую цель преследует он, объясняя им подобное? За слоем вопросов витали заученные строчки из учебников и библиотечных книг. Информация о химерах остро выделялась среди них и существовала отдельным блоком, чуть ли не выделенным красным цветом. Решив окончательно посвоевольничать, Валера выцепил из памяти Гермионы первое попавшееся и короткое воспоминание. Оно оказалось детским — тогда ей было немногим более семи. Она сидела на качелях на заднем дворе и держала на коленях книгу со сказками народов мира. Ветер любовно трепал пышные волосы Гермионы, поэтому ей приходилось постоянно отбрасывать их назад, чтобы непослушные пряди не лезли в глаза и не мешали чтению. Она настолько была погружена в историю о Джеке и бобовом ростке, что не заметила зовущую ее к ужину маму. И только когда она подошла к ней, Гермиона отложила книгу, задорно посмотрела на маму и, спрыгнув с качелей, первой побежала в дом. — Теперь ясно? Считывается все, что только можно, — усмехнулся Валера, оставляя память Гермионы, рассеянно хлопающей глазами и явно не понимающей, что только что произошло. — Я, естественно, не такой уж и сильный менталист, но без блоков прочитать человека ничего не стоит. Примерно так же работают химеры-стражи, только им не надо лезть так глубоко и времени на это у них уходит раз в пять меньше. Милая книжка, кстати. Грейнджер возмущенно покраснела и втянула голову в плечи, буравя его суровым взглядом исподлобья. Ребята начали удивленно переговариваться и работать еще усерднее, веря, что у них все непременно получится. Валера усмехнулся и принялся наблюдать за потугами студентов. То и дело раздавались восторженные вскрики, когда кому-то удавалось ненадолго вызвать отголосок стихийной магии. — А от чего зависит цвет? — через какое-то время поинтересовался Гарри, надеясь, что этот алый ему не почудился. — Не только цвет, но и фактура, — с интересом наблюдая за стараниями учеников, поправил Валера. — Цвет — характер и темперамент, хотя, как я слышал, чем он темнее и насыщеннее, тем чаще человек сталкивался с какой-то опасностью, может даже смертью. Туманность и неопределенность формы говорят либо о крайне подорванной психике, либо о творческой натуре и своего рода гениальности в какой-то области, что, в принципе, является двумя сторонами одной медали. Такое еще у химер часто встречается, кстати. Многие ребята вздрогнули и подняли взгляд на абсолютно равнодушного преподавателя. — А… вы? — робко озвучила мысль каждого в Отряде Джинни. Валера заинтересованно посмотрел на нее и чуть наклонил голову набок, словно переспрашивая. Джинни уже громче и увереннее повторила: — А у вас «гениальность», «крайне подорванная психика» или вообще химеризм? — Я слишком долго работаю с беспалочковой магией, чтобы не подвергнуться аналогии профессиональной деформации, — иронично хмыкнул Валера, прекрасно зная истинный ответ на этот вопрос. Он чистейшая химера, как и все смертники, что были отнесены к классу тэнгу. Больше ребята спрашивать не стали, вернувшись к своим попыткам сделать собственную магию видимой. От напряжения сводило пальцы и потели ладони, но успех того стоил. В конце концов, им самим до жути хотелось узнать, что представляет из себя их внутренне «я» и какие формы оно может принимать. Полумна, решив не останавливаться на достигнутом, вновь призвала нежно-голубой шарик и попыталась самостоятельно научиться считывать информацию. — Смотри, — подсказал ей Валера, тут же с интересом посмотревшей на него. Он дернул пальцами, между которыми тут же заструилась черная и почти эфемерная энергия, и быстро сформировал почти такой же шар, что и Полумна. Убедившись, что она чуть ли не в точности повторила положение его рук, Валера осторожно провел пальцами над шаром, словно растягивая его, чтобы тот стал едва видимым. У Полумны это получилось далеко не сразу. Когда она попыталась воспроизвести его действия, энергия в руках тут же пропала, поэтому пришлось призывать ее снова, благо Валера был достаточно терпелив и вновь повторил показанное ранее. На четвертый раз Полумне удалось без особых проблем растянуть шар, тут же призывно задрожавший и мигом вернувший себе прежнюю форму. — Принцип резинки, — усмехнувшись, Валера довольно посмотрел на замершую Полумну, мгновение рассеянно буравящей взглядом пространство перед собой. — Чем дольше удерживаешь, тем больше информации получишь. — Я увидела наши первые занятия, — приходя в себя, произнесла она и подняла голову. — Если бы я удерживала дольше, то увидела бы еще более давние события? Валера кивнул, удивленный подобными способностями Лавгуд: максимум, который бы дался ему за такое маленькое время — видения пятиминутной давности. — Кажется, — задумчиво признал он, — ты даже более сильный сенсорик, чем я предполагал изначально. Попробуй пока что разобраться с «резинкой». Доверить что-то серьезнее, я тебе пока не могу, сама понимаешь. Только не увлекайся, хорошо? — Хорошо, — улыбнувшись своим мыслям, заверила Полумна и снова попробовала растянуть ставший меньше голубой шарик магии в своих руках. А остальные ребята, не желая оставаться позади, принялись с еще большим рвением пытаться призвать энергию. И вскоре многие добились успеха. — Иллюзионисты. Фред и Джордж, вы прямо как братья Сафроновы, — со смешком сказал близнецам Уизли Валера, когда те наконец одними из первых повторили успех Полумны. Магия у Фреда и Джорджа была почти что идентичной, разница была только в оттенке — апельсиново-оранжевом у Фреда и морковном у Джорджа. Неожиданно он добавил:  — Кстати, почти всегда у близнецов или у кровных братьев и сестер магия одинакова. Так что могу предположить, что и у Джинни будет склонность к иллюзиям. Многие ребята покосились на Рому и Лизу, стоящих рядом, но даже не смотрящих друг на друга. Фред и Джордж с огнем в глазах переглянулись и тут же принялись пытаться «поглумиться» над реальностью вокруг них. Валера помогать им не стал, понимая, что близнецы Уизли самостоятельно добьются того, чего он даже представить не мог — что-что, а фантазия у них была отменная. Правда пока их умений хватило на перекрашивание своей одежды в такой же оранжевый. Что они начнут творить дальше, когда немного освоятся со своей магией, было страшно представить. — Гарри, менталист. Заранее не завидую тому, кто полезет тебе в голову. Шибануть в ответ ты можешь здорово. Поттер встрепенулся и поднял взгляд со своего огненно-красного шара на преподавателя. Тот тут же обернулся на Анджелину и озвучил ей похожий приговор. Сенсориков и металистов оказалось подавляющее большинство: Джинни полностью оправдала прогноз и оказалась иллюзионистом со склонностью к менталистике, а Рон — к сенсорике. Энергия у всех Уизли была различных оттенков оранжевого и желтого, что только подтверждало слова о причине подобного явления в родстве. К концу занятия Рома с Лизой остались, казалось, единственными, у кого не получилось справиться с заданием. Валера уже постепенно начинал обучение сенсориков и менталистов, пока все остальные с небывалым восторгом в глазах следили за тем, как близнецы Уизли с веселыми воплями перекрашивают все, до чего могут дотянуться, в оранжевый. Рома обреченно выдохнул и, уже не рассчитывая на какой-либо успех, сжал пальцы в кулак, пытаясь отогнать ненужные мысли. Лиза стоял рядом и упрямо старалась призвать магию, игнорируя явно сведенные судорогой от перенапряжения руки. И молчала, поджав губы и уже давно рассеянно глядя перед собой. Это проклятое слово «химера» никак не хотело покидать его мыслей. И не было легче от того, что они все вчетвером являлись ими, разве что у них с Лизой добавилась приставка «страж». Большее удивление вызвало то, что и в этой реальности у магов существует определение для таких, как они. Даже сказки. Интересно, про кого из подобных им? Он устало вздохнул и запустил дрожащие от нагрузки пальцы в волосы, бросая взгляд в окно, за которым все было равномерно покрыто серостью ранней весны. Валера оглянулся на Рому и Лизу. Он знал, что у них никогда не получится овладеть большинством заклинаний, которые он хотел показать студентам. Даже обычной палочковой магией: оба вылезали только на теории, пускай Рома и пытался местами колдовать. Валера подозревал, что тот носил волшебную палочку только на занятия, привыкший полагаться на свой дар. Обычно стражи уравновешивали в себе и духовную, и физическую силу, потому владея магией полноценно. На Роме с Лизой, с легкой руки их «отца», эта выверенная веками система дала сбой: равновесие пошатнулось, и вместо того, чтобы уметь все понемногу, каждый из них начал уметь что-то одно. Лиза колдовала из рук вон плохо, когда как Рома умел и провидеть, и проклинать: были ли в этом косвенно виноваты те пресловутые цыганские корни, на которые он так любил ссылаться, разобраться теперь не было никакой возможности. Но несмотря на почти полное отсутствие способности к магии, Лиза была физически более устойчивой и развитой. Она находилась в полной гармонии со своим телом, всегда зная, какой силы выйдет ее удар и сколько километров без передышки она сможет пробежать в этот раз. Она редко уставала и с такой скоростью развивала свои способности, что у привыкшего брать своими полученными от магии и природы умениями Ромы не было не единого шанса противостоять ей как равной. Они оба были неполноценными, и в их вечной присказке «я — это ты, ты — это я», произносимой как напоминание об очевидном — привычном настолько, что они перестали видеть в нем истинный смысл — крылись их сила и одновременно непозволительная слабость. — А как вообще отличать химер от обычных магов, пока они не показали свои способности? Должны же быть… какие-то признаки, что ли? — спросила Джинни, заставляя Валеру обернуться на нее. — Клички, — пояснил он. — Как в кино, когда главный злодей представляется перед тем, как напасть. Больше как этикет, на самом деле. Они могут иметь больше десятка имен, ни одно из которых не будет им настоящим, если у них нет хозяина, но менять кличку не в их силах, если химеры не хотят получить откат. Магия любит клеймить. Валера взглянул на настенные часы, показывающие без пяти восемь. — Вообще время вышло, — объявил он, и тут же строго заявил, услышав дружный и разочарованный стон студентов: — и не кривимся мне тут. Одно магическое истощение я еще мадам Помфри объясню, а вот двадцать — нет. Так что дружно и бодро идем в гостиные доделывать домашние задания и спать. Ребята недовольно загалдели, не желая расходиться несмотря на усталость, но Валера был непреклонен. Студенты нехотя повиновались, нагло выторговав у него обещание, что в следующий раз заниматься они начнут раньше и уйдут позже, и радостные пошли маленькими группами в свои гостиные.