Химера

На улице начинало припекать солнце, но авроры не спешили снимать теплые мантии, враждебно глядя в сторону мрачного заслона сосен и дубов, пришедшего на смену низкорослым кустарникам и тонким стволам орешника. — Это даже хорошо, что детишки в замке в безопасности, — задумчиво рассуждал вслух один из авроров, пытаясь пробраться сквозь плотно сплетенные корни высоких деревьев Запретного леса. — А то мало ли что мы тут обнаружим. — Давай под ноги смотри лучше, — наставительно рыкнул Грюм, несильно ударив концом своего посоха по спине тут же оступившегося подчиненного. Тот быстро встрепенулся и высвободил ногу из захвата корней, чтобы поспешить догнать остальных авроров, что цепочкой шли впереди. Грюм же, облокотившись на посох, обернулся на замыкающих строй преподавателей и раскатисто спросил: — Хагрид, долго нам еще? — Да совсем скоро на опушку выйдем, там и разделимся. Опосля нее лес и начинается настоящий, — неопределенно махнул огромной ручищей Хагрид и вскинул арбалет на плечо, покосившись на идущего рядом с ним Валеру. Выглядел тот, мягко говоря, неважно: мертвенно бледный, осунувшийся, с глубокими тенями, залегшими на лице и отрешенно глядящий перед собой — он вызывал только жалость. Мерзлая земля почти по-человечески хрустела под ногами, а пробивающая трава покорно приминалась под тяжелыми ботинками авроров. С оголенных ветвей стаями срывались птицы и устремлялись куда-то в непролазную чащу. Совершенно бесшумно, абсолютно тихо. В Запретном лесу гасли любые звуки, скрадываясь переплетенными ветвями вековых сосен и дубов. — Воронович, — гаркнул Грюм, когда впереди сквозь стволы деревьев начала виднеться опушка. Валера заторможено поднял на него голову. — Пойдете вместе с Хагридом, Кингсли и Сэвиджем на северо-запад. Хагрид лес знает, так что в болото не попадете. Остальные согласно звеньям на юго-восток и на запад. Тварь устраняем на месте и без промедления, если нужна поддержка, сигналим. Справились — сигналим тоже, всем ясно? Постоянная бдительность! Тварь знает лес и уже смогла спешно уйти от нас вчера, но в этот раз мы не оставим ей ни единого шанса. Авроры с самыми серьезными выражениями лиц закивали и, выйдя на занесенную тонким слоем снега опушку, уверенно двинулись в разные стороны. От поднявшегося порыва холодного ветра Валера невольно втянул шею в плечи, в ответ на встревоженный взгляд Хагрида покачал головой и — невиданная роскошь — позволил себе слабо улыбнуться, словно повода для беспокойства не было и быть не могло. А потом, обняв себя за плечи от пробирающего озноба, понуро поплелся за великаном следом. Позади шли Кингсли и Сэвидж — на самом деле замаскированная Тонкс, взятая на тот случай, если ситуация выйдет из-под контроля — не пряча своих волшебных палочек и буравя его взглядом в спину, как будто ожидая, что сейчас, вот в эту самую минуту, он сорвется и снова устроит кровавую бойню, подобную ночной. Свободной от снега земли становилось все меньше и меньше. С ветвей сосен срывалась капель. Арбалет Хагрида был заряжен с самого начала, и лесничий не спешил убирать палец со спускового рычага. Напряженное сопение в спину красноречиво говорило, что достаточно одного неловкого движения, и его тело закопают под ближайшей сосной. Несколько шагов вперед. Валера передернулся и судорожно выдохнул, в то же мгновение слыша, как металлически отзывается арбалет, а рукава мантий авроров шуршат, позволяя их обладателям перехватить свои палочки удобнее. Нужно держаться. Давить память, не давать ей снова взять верх над сознанием. Контролировать себя. Контроль Ромы и Лизы спал со следующим шагом — начинался настоящий лес. Валера спрятал лицо в сгибе руки и облокотился на ближайшую сосну, тяжело дыша. Горло сжимало в тисках, его мутило, а едва затянувшиеся раны на спине начали снова кровоточить и жечь. — Все нормально? — вкрадчиво спросил Хагрид, снимая арбалет с плеча. — Контроль спал, — прошептал Кингсли Тонкс. Девчонка быстро закивала и не рискнула возразить, когда аврор закрыл ее спиной. Ее волосы сами по себе сменили цвет с ярко-розового на насыщенно-красный. Валера снова глубоко и с шумом выдохнул, прежде чем кивнуть остальным. Ненормально все будет метров так через триста, а пока он еще более-менее вменяем. Что будет потом, сказать он не берется, и причиной этому был вовсе не сорванный голос. — Нужно идти дальше, — стальным голосом и уже гораздо громче сказал Кингсли. — Мы слишком близко к школе. Оторваться от дерева получилось с трудом, но Валера, подавив приступ тошноты, упрямо заставил себя вернуться в строй к конвоирам. Нужно было уйти как можно дальше от остальных и школы, чтобы к моменту начала трансформации никого не задеть. То, что повторение ночной агонии неизбежно, он не сомневался. Только уже было все равно настолько, что Валера целенаправленно не пытался сопротивляться и — невиданный приступ мазохизма — сам пытался спровоцировать ее. — Лучше говорите, — сипло и сдавленно попросил он, чувствуя, как вздрогнули авроры за спиной. — Иначе… я начну вспоминать свой неудавшийся расстрел, и плохо будет всем. И предупредить вас не получится, через пару метров… спадут чары Дамблдора, и я не смогу говорить. — Ой… — тихо вырвалось у Тонкс, и она начала тараторить, пока никто не успел ее остановить: — А вот вы знаете, что я на самом деле сделала с Сэвиджем? У него такая жена лапушка, вы представить себе не можете! Так вчера расстроилась, когда я ей в Министерстве сказала, что ее муж на опасном задании и домой придет в лучшем случае дня через три! И что он будет отрицать — все это нормально, операция очень секретная, и что я ей это из женской солидарности рассказываю. А Сэвиджа я у нас в чулане для метел спрятала. Грюм его оглушил и с памятью поработал, так что он совсем ничего не заподозрит. — Тонкс, а если уборщики в чулан полезут? — с сомнением поинтересовался Кингсли, покосившись на нее. — Да не, Грюм все продумал! — впрочем без особой уверенности отмахнулась Тонкс. — Ну… или мы им тоже память подправим — невелика проблема. Но это был очень дальний чулан, так что туда никто еще лет тридцать не заглянет, гарантирую. — На твоей совести будет. Кстати, — позвал лесничего Кингсли, — какой у нас маршрут? — По обстоятельствам, — уклончиво пробасил Хагрид. — Я хочу на северный предел выйти, там как раз не так давно пару единорогов загрызли. Волки распоясались в последнее время, кентавры их припугивали, но… Флоренс говорил, что у них там, вроде как, вожак новый, поэтому стая дикая стала. Потом Тонкс начала что-то снова рассказывать, но Валера даже не вслушивался, считая собственные шаги, чтобы удерживать внимание и сознание. На тысяче семьсот девятнадцатом пришлось вытаскивать эту непутевую мастерицу перевоплощений в чужих мужей, застрявшую ногой в скрытых снегом корнях. Тонкс поначалу пыталась выбраться сама, но, когда застывшую в неудобном положении голень свела судорога, она перестала отказываться от помощи со стороны. Наскоро подлечив себя и зафиксировав поврежденную ногу, она бодро пошла вперед, стараясь не прихрамывать и не морщиться, когда ботинок соскальзывал с мокрой земли. На трех тысячах на их пути возник вскрывшийся из-подо льда ручей, который Хагриду пришлось переходить вброд, а Кингсли потом его сушить, чтобы лесничий не подхватил простуду. Привал устраивать не стали, решив как можно быстрее выйти на след стаи, чтобы разобраться с ней до ночи. Вызывать министерскую подмогу не хотел никто. Солнце поднималось в зенит. В начале седьмой тысячи внезапно напомнила о себе тошнота, тяжелым комом встав в горле. Валера честно пытался держаться, но организм после нескольких бессонных ночей, срыва и действий Ромы с Лизой и Дамблдора взбрыкнул и совершенно перестал слушаться. Снег у дерева окрасился алым. Все внутри разрывало от боли, и Валера даже не удивлялся тому, что тело захотело вывернуться наизнанку. Словно так будет гораздо легче. Но легче не становилось: когда остатки вчерашней трапезы исчерпали себя, когда не осталось даже желчи, его продолжало рвать. Остальные терпеливо ждали позади, хотя Валере было бы проще, направь они на него палочку с Авадой или банально пристрелив. Он был согласен на что угодно, лишь бы все внутри встало на места и перестало пытаться вырваться наружу. В краткое мгновение затишья Валера, сплюнув слюну, измученно прислонился виском к стволу дерева и судорожно перевел дыхание, закрывая глаза. От нового вдоха нестерпимо жгло легкие, горло и нос то ли от свежего воздуха, то ли от ненароком проглоченной желчи. Нужно было держаться, пусть тело била мелкая судорога от слабости, а мертвой хваткой вцепившиеся в ствол пальцы онемели. Вдох-выдох. Как же погано. — Можем идти дальше? — тихо уточнила Тонкс, не сводя взгляда с кроваво-красной мешанины из плоти на земле. И нервно передернула плечами, вспомнив, что еще вчера это принадлежало человеку. Валера даже не ответил: еле расставшись с деревом, он первым пошел вперед, не дожидаясь, когда сориентируется Хагрид. А потом внезапно остановился, почувствовав новый запах, принесенный порывом ветра. Сырая шерсть. Земля. Кровь недавно задранного единорога — только она могла пахнуть так сладковато-маняще, — сильнейший запах псины и то, что выделяло это существо из сонма других. Смерть. Валера принюхался снова, пытаясь понять, что настолько сильно не нравится ему в этом сочетании ароматов. И, осененный догадкой, недовольно оскалился и зашипел, поворачивая голову в ту сторону, где сейчас бродила стая, что помимо единорога покусилась еще и на фестрала. Если они пойдут именно туда, то к следующему утру точно с ней пересекутся. Что там говорил Хагрид про северный предел, ему совершенно без разницы. Резко разворачиваясь, Валера пошел сквозь цепкие ветви какого-то кустарника, чтобы попытаться найти следы стаи, чей путь проходил здесь прошлой ночью. Авроры и лесничий недоуменно переглянулись, но препятствовать не стали, покорно пойдя за ним. Валера еще несколько раз останавливался, чтобы уточнить направление, но вскоре нашел то, ради чего и пришлось менять первоначальный маршрут. — Вчера туточки стая проходила. Особей девять-десять, — пояснил остальным Хагрид, приседая, чтобы изучить отпечатки множества лап на влажной земле. Увидев размеры следов и прикинув габариты их обладателей, Тонкс заметно побледнела. — Звать остальных? — на вопрос Кингсли лесничий отрицательно помотал головой. — Рано еще, ночи ждать надо. Здешние волки — звери страсть какие умные и скрытные. Почуют, что не одни мы по их душу идем, то спрячутся так, что век не сыщешь. И магии не боятся, — вздохнул Хагрид, выпрямляясь в полный рост. — Ничего не боятся, раз уж и кентавры над ними власть не держат. Попытаемся сейчас к ним выйти, авось своими силами справиться получится и ликвидаторов звать не придется. Идти дальше стало гораздо сложнее. Дурманящий запах недавно пролитой крови становился сильнее с каждым метром, и Валере все труднее удавалось удерживать сознание. Оно пропадало и возвращалось урывками. Только Кингсли уточняет у Хагрида повадки стаи, как вдруг Тонкс заканчивает свой явно долгий рассказ о прошлом министерском рейде в чье-то поместье. Тропа, по которой они идут, извивается, скрывается в лесной чаще, чтобы потом возникнуть в совсем другом месте. Живот начало сдавливать в тисках голода, а тянущая боль в спине стала непрерывной и пульсирующей. Все перед глазами смазывалось, теряло свои очертания. Валера тяжело дышал, ломкими пальцами оттягивая ворот рубашки и сдавленно сглатывая, отчего тут же засаднило как от проглоченного песка горло. Душно. Здесь все душило. Судорожно выдыхаемый воздух паром поднимался вверх, теряясь в плотных переплетениях ветвей сосен. Валера неловко сбросил свою мантию и, не обращая внимания на испуганный вздох позади себя, упрямо пошел вперед. И последнее, что он услышал, прежде чем упасть на колени, пытаясь пальцами разорвать деревянную от пропитавшей ее крови рубашку на спине, была фраза Кингсли: — Дамблдор предупреждал. — Это… это, наверное, очень больно, — едва слышно прошептала Тонкс, не сводя глаз со скорчившегося и скулящего Валеры, сквозь прижатые к спине пальцы которого начали пробиваться черные перья. — Это чудовищно больно, — серьезно подтвердил Кингсли, жестом доставая волшебную палочку из футляра на внутренней стороне предплечья. — Даже то, что он переживает такую трансформацию второй раз подряд, говорит о многом. Обычно все химеры, подобные ему, не выдерживают и одной, а если и выдерживают, то восстанавливаются месяцами. Химеры — это не оборотни, Тонкс, — пояснил было открывшей рот в вопросе Тонкс он. — У них, в отличие от оборотней, трансформация может длиться часами. А он даже сознания не теряет, пусть и пытается всеми силами. — Почему? — она невольно отвернулась, когда левое крыло вышло почти наполовину, а земля вокруг стала багрово-красной. — Воронович знает, насколько опасен. И даже сейчас пытается свести возможность непредвиденного хода событий к минимуму, ускоряя трансформацию, чтобы добить себя самостоятельно, — Кингсли не выстоял и все же поморщился, услышав глухой и протяжный скрежет костей и хриплый вой. — Добить бы… — эхом повторил Хагрид, с жалостью качая головой при взгляде на Валеру. — Чтобы он так не мучился. Все одно Амбридж ему теперь жизни не даст. Кингсли врать не стал, уклончиво кивая головой и жестом приказывая Тонкс спрятаться за спинами остальных: — Может, и добьем, если потребуется. — Н-но… Он обернулся на встревоженно скуксившую личико Тонкс, которая явно не хотела такого развития событий, и устало вздохнул, прежде чем объясниться. — Он опасен, Тонкс. Не столько для нас, сколько для детей в школе. Я бесконечно ценю и уважаю Дамблдора, но второй раз давать приют сирым и убогим… слишком рискованно. Да, Воронович не оборотень, а химера, что существенно снижало шансы его трансформации в течение учебного года, но, как видишь, она произошла. И теперь это не тот веселый парень, что общался с тобой на Рождество на Гриммо, Тонкс, нет, это темная тварь высокой категории опасности, которая себя не контролирует. Ты знаешь инструкции: при любом подозрении или угрозе мы обязаны его устранить. Не оглушить, — с нажимом произнес Кингсли, видя, что она было захотела вставить слово, — не парализовать, а именно устранить. Не хочется такого варианта, но в случае чего выставим это так, что он нам помог ценой своей жизни. Тонкс ничего на это не ответила, с силой сжав губы и переведя взгляд с Кингсли на продолжавшего трансформироваться Валеру. — Самое страшное, что с ними никого в этот момент нет, — неожиданно подала она голос. — Никого, кто бы мог им помочь. Их никто не принимает, кроме им подобных. Похожих на него химер, наверное, еще меньше, чем оборотней? — По крайней мере, он единственный в этом ареале, — вздохнул Кингсли. Увидев, что тяжело дышащий Валера обессиленно распластался на окровавленной земле, он заключил: — Вот и отмучился. Если в течение пары минут не встанет… — Встал, — мрачно покачал головой Хагрид, удобнее перехватывая арбалет и глядя, как он начал подниматься, опираясь на дрожащие руки. — Настоящий монстр, — в жесткой усмешке Кингсли читалось невольное уважение и куда большее отвращение. Он сильнее стиснул палочку в пальцах: — Аластор сказал, что Империо на него не действует. Поэтому… Ме-ерлин всемогущий! Тонкс тихо пискнула и сделала шаг назад, а ее волосы против желания стали такими же белоснежными, как немногочисленный снег под ногами. — Теперь я понимаю почему от этой девчонки в хижине ничего не осталось, — озвучил мысли каждого из них Кингсли, не сводя напряженного взгляда с оскала обернувшегося на них Вороновича. — Уверен, что, если бы у него было больше времени, он бы ее всю сожрал. Пошатывающийся на месте Валера, с пальцев которого на землю опадала каплями кровь, еще некоторое время буравил их пустыми и безразличными ко всему глазами, но потом отвернулся, жадно вдыхая свежий воздух. Он стоял неподвижно, глубоко дыша, потом отвел одно плечо назад и тут же дернулся и зашипел. — Почему он не нападает? — одними губами спросила Тонкс, осторожно выглядывая из-за спины Хагрида. — Не знаю, — честно признался Кингсли. — Либо наложенный на него блок не дает свободы действий, либо сейчас он более вменяем, чем ночью. Искренне надеюсь, что по итогу это окажется смешением первого и второго. Набрав в грудь больше воздуха, Воронович оглушительно и вместе с поднявшимся в миг порывом ветра засвистел, заставив свой конвой невольно шарахнуться от него. Кингсли раздраженно зашипел, понимая, что сейчас на звук сунутся и другие авроры, решившие, что они нашли устроившую ночную расправу тварь. Пусть на самом деле это и было правдой, но не хотелось ни подставлять Дамблдора, ни сдавать Вороновича в таком обличье, который бы наверняка не отказался от драки с бравыми служащими Министерства, пришедшими по его душу. — Не надо! — выкрикнула Тонкс, заставив всех обернуться на нее. Воронович затих и с немым вопросом наклонил голову набок, словно требуя ее обосновать свой поступок. Несмотря на дрожащий голос, Тонкс была полна решимости: — Придут остальные, и они точно не будут держать палочки опущенными! Просто давайте уйдем как можно глубже в лес и не будем высовываться, хорошо? Ты же понимаешь, что это необходимо! — Я не уверен, что… Договорить Кингсли не успел, с немым удивлением уставившись на усмехнувшегося Вороновича, который, кажется, отлично понял, что хотела донести до него Тонкс. Он совсем уж хищно ощерился, оборачиваясь обратно куда-то на лес, и в этот момент черты его лица исказились настолько, что аврор передернул плечами, не в силах разобраться, как вообще мог когда-то видеть в нем человека. В ближайших кустах что-то едва слышно зашуршало, и все, кроме Вороновича, напряглись, лихорадочно пытаясь прикинуть, что делать в случае прихода остальных. Нечто подходило все ближе и было явно не одиноко. Хагрид нерешительно переступил с ноги на ногу и вскинул арбалет, не сводя напряженного взгляда с шуршащих из-за ветра кустов. Тонкс не скрывая облегчения выдохнула, когда из зарослей высунулась морда молодого фестрала, а через пару мгновений к ним вышли еще двое куда более мощных сородичей первого. — Тенебрус! — опустивший арбалет Хагрид тут же узнал среди фестралов своего любимца. Тот повернул драконоподобную морду с двумя молочно-белыми глазами на него и немного склонил голову словно в приветствии. Хагрид пояснил аврорам: — Это школьные фестралы. Тенебрус с Фаустом из первого выводка, а этот, Тератус, подросток еще. Тератус как будто в подтверждение слов лесничего явно радостно поскакал навстречу Вороновичу и с довольным всхрапыванием начал ластиться, довольно подставляя морду и слизывая длинным языком кровь с его рук. Его более старшие сородичи куда спокойней и степенней подошли к нему, впрочем, начав отталкивать и теснить Тератуса, чтобы получить свою порцию ласки и крови. И кто знал, сколько бы длилась эта странная идиллия, но совсем скоро недалеко послышались хлопки аппарации. — Надо уходить, — решительно заявил Кингсли, оглядываясь назад себя. В ответ на это Воронович скривился и, обернувшись на едва различимые голоса других авроров, зовущих их, сделал неопределенный жест рукой, шикнув на фестралов, которые продолжали резвиться вокруг него. — Тут Грошик не так далеко, — встревоженно пробормотал Хагрид. — Дамблдор обещал, что его не тронут, но… Он удивленно посмотрел на уже куда более раздраженно зашипевшего Вороновича, которому что-то проблеяли фестралы, а потом отступил на шаг назад, встретившись с его тяжелым и неожиданно осознанным взглядом. Голоса других авроров приближались, и Тонкс нервно скуксила личико, сжимая в побледневших пальцах волшебную палочку. — …северный предел! — Кингсли скривился, различив среди говоривших лидера группы, идущей на запад. — …Сэвидж должен был подать сигнал, — услышавшая это Тонкс лихорадочно начала менять себе внешность, но успела только удлинить лицо и сменить цвет волос, качнувшись на месте вместе с остальными от на секунду смазавшейся картины мира перед глазами. Упираясь дрожащими руками в колени и согнувшись, она удивленно уставилась на замершего с отведенной в сторону рукой нахмурившегося Вороновича, который мрачно следил за тем, как другие авроры почему-то уходят от них все дальше и дальше. А потом, к собственному удивлению, Тонкс произнесла: — Спасибо. Он ничего не ответил и потрепал Тенебруса по холке. Фестралы всхрапнули и покорно подошли к магам, нетерпеливо дергая хвостами и поджимая свои перепончатые крылья. — Мы?.. — с долей удивления спросил у него Кингсли и довольно хмыкнул, дождавшись его кивка. — Удобно, однако. В это же время Хагрид сюсюкался со своим любимцем, не желая седлать его: — Ну Тенебрус, я же тяжелый и большой. Ну куда я на тебя сяду? — Хагрид, они же школьные кареты легко таскают. Тебя-то точно удержат, — отозвался уже сидевший верхом на фестрале Кингсли. — Ему же тяжко будет! Поэтому… — договорить ему фестрал не дал, нетерпеливо расправив крылья и начав тыкаться мордой в бок, призывая его поторапливаться. Долго сопротивляться Хагрид не стал и с хеканьем в мгновение оседлал Тенебруса, покачнувшегося от его веса, но оставшегося уверенно держаться на ногах. У Тонкс же возникли явные проблемы: как бы она не подпрыгивала, как бы не мудрила с помощью магии с ростом, запрыгнуть на гладкий бок Тератуса, даже подставившего ей крыло, у нее не получалось. Налюбовавшись на это плачевное зрелище, Воронович подошел к пыхтящей от натуги и в который раз подпрыгивающей Тонкс, схватил ее за шиворот и без особых усилий закинул на спину фестралу. Она что-то благодарно пробормотала, уткнувшись лицом в шерсть Тератуса и упрямо перебрасывая ногу, чтобы сесть прямо. С негласного сигнала фестралы неспешно пошли вперед в заросли, поджимая крылья, чтобы они не цеплялись за сучки низкорослых кустарников. Чем дальше они углублялись в лес, тем холоднее и мрачнее становилось вокруг: солнце почти не пробивалось сквозь сплетенные ветви деревьев, снег лежал плотным слоем и на тех немногих клочках, что были свободны от него, не пробивалось никакой растительности, обнажая черную и голую землю. Шли неспеша и тихо, не раскрывая себя ничем: фестралы сами по себе никогда не создавали особого шума, а идущего рядом с ними Вороновича выдавало только тихое шуршание волочащихся по земле безвольных крыльев. Переговаривались и того реже, чтобы не рассекретить своего присутствия и не привлечь к себе внимания других авроров, и кутались в мантии, чтобы защититься от пробирающего холода. Им не оставалось ничего, кроме ожидания. — Костер бы развести, — мечтательно вздохнула Тонкс, растирая замерзшие и покрасневшие ладони. — Привал, как я понимаю, устроим, когда уже совсем стемнеет? Кингсли согласно кивнул, и они вновь молча двинулись дальше сквозь бурелом из поваленных от старости стволов деревьев. В этой части леса не было ни птиц, ни других зверей, и тишина давила, заставляя с проскальзывающей тревогой оборачивать по сторонам при любом шорохе, при любой треснувшей позади ветке. Было задремавшая на спине мерно качающегося в такт своим шагам фестрала Тонкс встрепенулась, сбросив всю сонливость, услышав, как Хагрид перезаряжает арбалет. Они уже успели выйти на небольшую опушку, вокруг которой высились склоны с высокими соснами, пронзающими своими вершинами небо. Тератус, шедший позади других фестралов, остановился вместе с ними и недовольно всхрапнул, перебирая ногами рыхлый снег. Вздрогнув от напомнившего себе покалыванием холода, Тонкс обернулась по сторонам, медленно и почти что демонстративно доставая палочку из футляра на внутренней стороне предплечья, и вместе с Кингсли наколдовала Люмос. В неясном освещении тени фигур, скрывшихся за деревьями и окруживших их, смотрелись зловеще. — Кто вы и что здесь делаете? — раздался звучный мужской голос. Хагрид пересекся глазами с аврорами и одними губами прошептал слово «кентавры». Перестук копыт явил им выглянувшее из пятнистых сумерек тело гнедого кентавра, широкое лицо с выпирающими скулами которого выражало злость и недовольство. За его обнаженной спиной висел колчан со стрелами, а руки уже натягивали тетиву самодельного лука. — Кингсли Шеклболт и Нимфадора Тонкс, аврорат, — громко представился Кингсли, опуская палочку, но не спеша убирать ее. — Хагрида вы и так знаете, к чему эти вопросы? Расследуем дело о варварски убитой и обглоданной прошлой ночью в Визжащей хижине жительнице Хогсмида. Предположительно, в этом виноват один из волков с территорий Запретного леса, поэтому сейчас мы пытаемся выйти на след стаи, чтобы обезвредить ее. — Мы видели других людей сегодня в нашем Лесу, кто вам дал на это право? — Министерство и Дамблдор, — спокойно ответил он, не оборачиваясь, но чувствуя как из-за соседних деревьев начали выходить и другие кентавры, нацелившие на них оружие. — Убийца стоит рядом с вами, и вы это знаете, — резко сказал серый кентавр с грубым, изрезанным морщинами лицом. — Мы и так терпим приказы Дамблдора, и мы знаем, что ты прячешь в Лесу, Хагрид! Наше терпение не бесконечно! Вы, люди, предали дружбу кентавров, и мы не позволим расхаживать в нашем Лесу безнаказанно убийцам и чудовищам, подобным вам! — Это наш Лес, убирайтесь отсюда прочь! — запальчиво крикнул кто-то из молодняка, вставая на дыбы и перебирая в воздухе копытами. Раздалось низкое и раскатистое рычание, заставившее было хотевшего вставить слово Хагрида захлопнуть рот и сильнее вцепиться в гриву поспешно отошедшего в сторону фестрала. Кингсли с Тонкс тут же вскинули волшебные палочки и с опаской посмотрели на Вороновича, которого явно взбесили слова кентавров. — Чую, ребята, насчет «нашего Леса» вы сильно погорячились, — едва слышно пробормотала Тонкс, до судороги пережимая ногами бока Тератуса. Фестрал недовольно всхрапнул и отошел к своим сородичам, угрожающе раздувая ноздри и размахивая хвостом. Воронович развернулся к кентаврам, не скрывая оскала и крайнего раздражения во взгляде. Те же опасность явно игнорировали, выйдя вперед и направляя на них луки с зажатыми между пальцами стрелами. Их было всего семеро, и они горели решимостью дать отпор незваным гостям, несмотря на все попытки авроров уйти от стычки. — Прочь из нашего Леса, убийца! — процедил гнедой кентавр. — Кто ты такой, чтобы так спокойно расхаживать здесь без нашего разрешения?! Прочь! Едва с губ сорвалось последнее слово, он упал на колени, выронив лук и стрелы, и вцепившись себе в горло в попытке свободно дышать. Другие кентавры, дернувшиеся, чтобы помочь товарищу, разделили его судьбу по одному резкому и широкому жесту рукой Вороновича. Конвой за его спиной напрягся и отпрянул, глядя насколько безжалостно он продолжает магией душить кентавров, рискнувших перечить ему. Подойдя к корчащемуся на земле вожаку этой стаи вплотную, он немного ослабил невидимую удавку и вкрадчиво посмотрел на него. Прошла долгая минута, когда они пристально смотрели друг другу в глаза, и кентавр наконец сипло и запинаясь прошептал: — П-прости… Прости нас, Хозяин. Его слова подхватили и остальные освобожденные от удушья сородичи, отбросившие свое оружие, вставшие на колени и смиренно склонившие головы. Самый старший из них произнес: — Мы не признали тебя, Хозяин. Наши слова были злы и полны обиды. В Лесу в последнее время стало неспокойно, и мы ревностно охраняли его границы и покой. Мы защищали наш дом от чужаков, насколько это было возможно, но волки с северного предела давно позабыли про равновесие. Прости нас, Хозяин. Мы просим твоего заступничества и уповаем на твое милосердие к нам. Но мы готовы понести наказание за свои слова. — Вот это просто вау! — в полном восторге прошептала Тонкс, дергая за рукав мантии оказавшегося поблизости Кингсли. — В первый раз вижу, что кентавры признали чью-то власть. Вставшие с позволения Вороновича кентавры низко поклонились и сказали, прежде чем подхватить свое оружие и скрыться в чаще: — Благодарим тебя, Хозяин. Мы передадим эту благую весть своему народу. Пусть над вами ярко светит Юпитер сегодняшней ночью. Стоило им скрыться в лесной чаще, как Воронович развернулся на свой конвой и качнул головой, приказывая фестралам продолжить путь. День неминуемо клонился к вечеру, но останавливаться было рано.