Химера

Дамблдора свергли быстро, но напоследок директор решил продолжить традицию с эффектным прощанием и устроил чуть ли не фаер-шоу для случайных зевак и министерского кордона. Амбридж чувствовала себя полноправной королевой, и ничто не могло помешать ей. Ничто, кроме студентов. Приняв вынужденный уход двух значимых фигур из школьного состава чересчур близко к сердцу, ученики начали активный саботаж. Больше всех старались, конечно же, близнецы Уизли, быстро собравшие вокруг себя общество единомышленников из разных курсов и факультетов, готовых на сплочение ради общей цели. И с тех пор замок окончательно забыл про мирную жизнь. Не было ни минуты, когда что-нибудь не взрывалось, разбивалось или создавало проблем. Студенты словно начали негласное соревнование на самый эпичный подрыв власти Амбридж: дошло до того, что новому директору не давали отдыха даже в собственных покоях — горгульи кабинета Дамблдора наотрез отказались пускать ее внутрь, а запущенный кем-то в комнату нюхлер чуть не отгрыз пальцы. Школа бурлила и кипела. Протест выражали даже учителя, немо поощряющие выходки студентов и притворно изображающие бессилие перед Амбридж, поэтому с последствием большинства чар новому директору пришлось разбираться самостоятельно. В восточной части коридора на шестом этаже образовалось огромное болото, и Филч был вынужден на время переквалифицироваться в гондольера — Флитвик и МакГонагалл только разводили руками на все визгливые приказы Амбридж убрать это безобразие. Появилась и Инспекционная дружина, созданная Амбридж из особо отбитых студентов, готовых на все, чтобы выслужиться перед новой властью. Слизеринцев, что показательно, не поняли даже свои. Никто не говорил вслух о том, кто же на самом деле помог Монтегю оказаться на койке в Больничном крыле, но всем было понятно, что приписывать все лавры одним только близнецам Уизли было глупостью. Против Амбридж выступали и школьные призраки: ученики до сих пор пересказывали в лицах эпохальную встречу нового директора в темном коридоре с Почти-Безголовым Ником, совершенно случайно не нашедшим времени лучше поговорить о смерти. Ко всему прочему, школьный фольклор пополнился выражениями «уход в стиле Вороновича» и «прием Дамблдора». В первом случае ломалось все, что находилось вокруг, во втором не менее феерично поджигалось. Несмотря на неприглядную правду, в теперь уже бывшем преподавателе защиты от Темных искусств убийцу не видел никто. Не человека — хватило одного только взгляда ставших кроваво-красными глаз и заострившихся черт лица — да, но не убийцу. Не идеальное алиби потеряло свою шероховатость и стало основным доказательством его невиновности. Никто не мог отрицать и того, что перед тем, как разрушить большую часть коридора, Воронович сделал все, чтобы ни один из учеников не пострадал. Лиза в этот бедлам не вмешивалась, считая свое решение одним из лучших, что она может выбрать. Нейтралитетом назвать это было сложно — отношения с Амбридж оставались чересчур натянутыми, — но именно так новый директор почти забыла про ее существование, уделяя все внимание новым шутникам. Сейчас Лизе совершенно не нужны были новые стычки с ней, ведь уже который день она никак не могла найти себе места, наблюдая за поведением Ромы и пытаясь привести мысли к общему знаменателю. Она не могла вспомнить, когда осознание этой прописной истины стало настолько острым. Они отражения. Они одно и то же. Лиза откровенно следила за ним и за его действиями. Прекрасно видела его пренебрежение к Эйлин, по всей видимости, надоевшей ему, и настороженное любопытство по отношению к другим сокурсникам. Лиза видела, с какой тоской он смотрит на нее. Она пыталась призвать внутри себя прежнюю ненависть, но из всех испытываемых ею чувств неизменной оставалась только полубезумная жажда свободы. Она смотрела на Рому, прекрасно понимая, что может в любую минуту прервать его существование и что теперь он, кажется, даже не будет сопротивляться. Который день подряд Лиза старалась разобраться в том, что чувствует. С упорством, достойным себя прежней, она безжалостно вскрывала собственную душу, вороша ее, в надежде найти правильные ответы на свои вопросы. Лиза терялась. Ненависть, за которую она так долго и упорно цеплялась, трансформировалась в всепоглощающее отчаяние и обиду такие мирские, такие банальные, что от самообмана начинала болеть голова. Она все глубже утопала в самой себе, но не чувствовала ничего, кроме усталости. В какой-то из дней она случайно пересеклась глазами с Ромой и увидела в нем отражение самой себя. Смятение. Опаска. И отчаянное желание покончить со всем этим. За что-то внутри груди словно резко потянули крюком, и они застыли на месте, все также глядя друг на друга. Впервые за такое долгое время Лиза чувствовала его до последних граней. Впервые за всю свою жизнь Лиза поняла, что стать целым можно иначе. Не ударяясь в ненависть или любовь, граничащие с одержимостью, а просто идя рука об руку к общей цели. То, что она множество раз пыталась сделать вместе с другими и ни разу с ним единственным. Чжоу толкнула ее в спину, вещая о скорой тренировке, и Лиза покорно пошла вперед, наспех склеивая свой рассыпавшийся за какое-то мгновение мир заново. А между тем стремительно приближались не только экзамены, но и финальный матч за Кубок школы между Равенкло и Гриффиндором. Слизерин имел все шансы выйти в финал, но после ухода Ромы из команды тактика игры заметно пошатнулась, что помогло Хаффлпаффу обогнать их с незначительным перевесом по очкам. Матч состоялся на последних майских выходных, когда головы студентов полностью забила ужасающая смесь из паники перед предстоящими экзаменами и дурманящего почти летнего тепла. В полном комплекте квиддичной формы играть было жарко, поэтому после недолгих раздумий команда Равенкло решила надеть только верх и защиту. Выйдя на поле, крепко сжимая в пальцах древко метлы, Лиза полной грудью вдохнула теплый майский воздух, чувствуя, как непривычно ощущается скользящая по бинтам форма. Раны на спине, вновь, как и много лет, назад воспалившиеся после срыва Валеры, постепенно затягивались, но хватало одного неосторожного движения, и по позвоночнику начинала течь кровь. Лиза не стала перебинтовываться перед матчем, обещая себе быть осторожной в игре. Каждый раз, выходя на поле, она не могла сдерживать усмешку: сказал бы ей кто-то еще год назад, что она будет в самом деле летать на метле и тем более играть в квиддич, Лиза бы сначала спросила что такое этот «квиддич» и только потом покрутила пальцем у виска. А теперь она и в самом деле летала, даже пытаясь постичь некоторые из фигур высшего пилотажа. И квиддич ей начал нравиться настолько, что на каждой тренировке она выкладывалась на полную. После назначения Амбридж новым директором тренировки неоднократно переносились — им пришлось с боем отвоевывать у нее разрешение на игру — и проходили куда менее успешно: сказывались последние напряженные дни и предстоящие выпускные экзамены. Сосредоточиться было трудно, но их команда все равно трудилась с колоссальной отдачей, надеясь впервые за последние пять лет урвать Кубок школы. Они учитывали множество вариантов ведения игры, но ни в одном из них не упоминалась возможность вмешательства Амбридж. Предполагалось, что она, как и положено высокопоставленным лицам, будет тихо сидеть на трибунах и неодобрительно смотреть на матч, изредка отмечая в своем розовом блокноте не угодных ей людей. На последней тренировке Чжоу пошутила, что будет забавно, если Амбридж окружит себя членами Инспекционной дружины, опасаясь диверсии во время игры, но, когда ее шутка воплотилась в жизнь, вышедшим на поле игрокам стало совсем не до веселья. — Остальным-то учителям места остались? — с сомнением спросила Кэти Белл, когда две команды встали напротив друг друга. — Нет, это уже совсем жесть какая-то, — согласилась Чжоу после короткого рукопожатия. — Я надеюсь, что она не будет лезть в игру. Игроки двух противоборствующих команд переглянулись и искренне пожелали друг другу удачи, понимая, что ничего хорошего теперь уже точно не будет. Амбридж то и дело дергала комментирующего матч Ли Джордана, когда тот входил в раж и не особо подбирал выражения, и уже дважды останавливала игру. Обе команды были на взводе: гриффиндорцы стараниями нового директора упустили снитч, а Равенкло прервали распасовку в самом начале. Негодовали и трибуны, ведь игра уже была близка к своему завершению, но счет шел на равных, и Амбридж не давала шанса ни одной из команд работать в полную силу. — Да вы издеваетесь, — прошипела сквозь зубы взбешенная Лиза, когда новый директор, пользуясь положением, скомандовала игру с середины поля. — Давайте сейчас перекроим абсолютно все правила в угоду нашему розовому светилу! — Лиз, соберись, — попросила Чжоу, до хруста вцепившись в древко своей метлы. — То-то ты сосредоточена, — огрызнулась Лиза, раздраженно зачесывая волосы пятерней назад. — Ребят, плевать, кто выиграет — собираемся все после матча в нашем месте и устраиваем попойку, — дрожа от едва сдерживаемого гнева, оповестила Анджелина, поддерживаемая кивками товарищей по команде. — Берем в долю Джордана, — кидая взгляд на матерящегося одними губами комментатора, поправил Роджер. — Ему тоже надо будет прийти в себя после этой игры. Прозвучал свисток и квоффл взлетел в небо. Не тратя ни минуты, Лиза перехватила мяч и спикировала вниз, ожидая, что вторая охотница перейдет на нужную ей позицию. Анджелина летела рядом с ней и пришлось с силой толкнуть ее в плечо, чтобы сделать крюк и перебросить квоффл напарнице. Договоренности договоренностями, но делать снисхождение соперникам она не собиралась. Она так и не поняла, что произошло. До колец оставались считанные метры, и квоффл снова был у нее в руках, когда объявили конец игры. Трибуны взорвались в негодующем гомоне, ведь снитч так и не поймал ни один из ловцов, до конца матча оставалось еще десять минут, а Гриффиндор только на десять очков опережал Равенкло. Лиза в ярости приземлилась и, швырнув свою метлу на землю, чеканным шагом двинулась в сторону вышедшей на поле подобно единственному победителю Амбридж. — Да вы блять издеваетесь?! — команды позади нее в шоке раскрыли рты, но Лиза не собиралась останавливаться. За директором застыли преподаватели, но она не обращала внимания и на них. Какой-то частью сознания Лиза понимала, зачем все это было устроено: Амбридж захотела продемонстрировать показательную порку неугодных — желательно все же гриффиндорцев, — чтобы доказать всем раз и навсегда, что именно она власть. Навряд ли ее волновало, что от подобной «технической» победы плеваться будет любая сторона, новый директор желала диктатуры в любой сфере жизни Хогвартса. Но вместо Гриффиндора вдруг решил высказаться Равенкло. Лиза понимала, что нужно, пока не поздно, остановиться, но эта чертова импульсивность вкупе с раздражением снесла все барьеры адекватности. Она могла поклясться, что в этот момент в ней пробудился ее внутренний Рома. Ничем другим такое обилие мата в своей речи объяснить она была не в силах. Вместо запятых, в самых красочных выражениях и метафорах настолько замысловатых, что красная до ушей под цвет знамен своего факультета МакГонагалл даже не подумала осадить ее, Лиза как есть давала оценку проведенному матчу, словно с лихвой наверстывая недозволенное Джордану. Ее несло, и в который раз в жизни Лиза размашисто плевала на последствия. Когда Флитвик наконец применил заклятие безмолвия — очень вовремя, потому что Лиза решила не ограничиваться обсуждением игры и почти успела перейти на нового директора и ее законы, — все было вздохнули с облегчением. Но Лиза не остановилась и тогда, осознав, что с двигающихся губ не срывается ни один звук. Она всегда умела доходчиво доносить свои мысли — о, у нее очень хорошая база по этому вопросу, — даже если ее собеседник не желал слушать. Лиза начала объясняться жестами, рассеянно отмечая, что стоящий за ее спиной с другими членами команды Роджер обещал на ней жениться, если после такого она останется живой. И, когда она опустила руки, чтобы перевести дыхание, ошалело стоящая перед ней Амбридж наконец отмерла. Воцарилась мертвая тишина: никто не рисковал вмешаться, пусть и разделяя мнение Лизы. И все, как один, ждали ответа на такую выходку. — Наказание, Штандартова. Розги до самого конца учебы, — учителя в ужасе обернулись на трясущуюся от гнева Амбридж, а по толпе студентов прошелся ропот. — И скажите спасибо, что не Азкабан. Замершая от такого на мгновение Лиза в презрении скривилась и, под возрастающий рев учащихся, стянула с себя верх формы, чтобы с остервенением бросить его под ноги директору. И приглашающе развела руки в стороны, видя, как отшатнулась от нее Амбридж. Лизе плевать на розги. Лизе теперь плевать абсолютно на все. Шрамом больше, шрамом меньше — рано или поздно они будут покрывать все ее тело, — но дальше молчать она не могла. И только скривилась, почувствовав, как течет по спине кровь из-под сбитой во время запальчивой речи повязки. Бандаж из бинтов на груди держался крепко, несмотря на тяжелое дыхание, поэтому Лиза надеялась, что кровотечение остановится самостоятельно. На лице Амбридж застыла смесь из ужаса и отвращения, но Лиза только хмыкнула, заметив, как взгляд той метался от одного шрама к другому, останавливаясь на самом глубоком, идущем почти вдоль самой линии ребер справа. Если бы при ней был голос, она бы бросила для знающих шутку, что они с Ромой сиамские близнецы, умолчав, что на самом деле его ранило осколком, а она очень неудачно нашла на своем пути колючую проволоку. Но голос ей не вернули, поэтому Лиза терпеливо ждала ответа от Амбридж, борясь с желанием повернуться к ней спиной, чтобы она точно смогла разглядеть абсолютно все. Ну давай же, повтори фразу про розги, и завтра твой кабинет штурмом возьмут родители учеников. — И немедленно в мой кабинет, — прошипела Амбридж, отворачиваясь, чтобы уйти. И сделав два шага, обернулась, убеждаясь в исполнении приказа. Подбирать верх формы Лиза не стала, в конце концов, она никогда не стеснялась своего тела, и гордо вздернула подбородок. Она не боялась того, что могла сделать Амбридж, ведь навряд ли это было страшней того, что ей уже удалось повидать в своей жизни. Шрамами ее не запугать, да и преподаватели не дадут новому директору использовать настоящие пытки, поэтому Лиза шла с нескрываемой уверенностью. Лизе плевать на шрамы, у нее вся душа в них. В школьных коридорах было пустынно, рискнувших пойти за ними следом не нашлось. Дорога прошла в молчании и, стоило только запыхавшейся от подъема по лестнице Амбридж захлопнуть за ней дверь кабинета, как Лиза тут же увернулась от руки, нацеленной ей в волосы. — Что ты себе позволяешь, дрянная девчонка! — Логичную реакцию на ваше самоуправство, — поддела Лиза, изворачиваясь и оказываясь на противоположной стороне кабинета. И едва удержалась от удивленного возгласа из-за вернувшегося голоса. — Села, — кипя от переполняемого гнева, Амбридж резким жестом указала ей на стул. И рявкнула: — Живо! — Посмеете меня тронуть — я без ответа не оставлю, — с будничным равнодушием в голосе заметила развалившаяся на предложенном стуле Лиза, когда Амбридж склонилась над ней с видом палача. Толстые пальцы с нанизанными кольцами остановились на полпути. В следующее мгновение ей на горло была наставлена волшебная палочка, руки оказались связанными позади, а лопатки с силой врезались в спинку стула. Губы скривившейся от боли Лизы тронула ядовитая усмешка: — Какая, мать его, прелесть. Тем временем Амбридж подошла к своему столу, порылась в одном из его ящиков и выудила на свет маленький пузырек с прозрачным содержимым. И ликующее выражение ее лица, полное ожидания своего триумфа, Лизе не понравилось абсолютно. — Сейчас посмотрим, как ты запоешь, — мстительно заявила Амбридж, настигая ее. Она зажала двумя пальцами ей нос, чтобы заставить выпить содержимое флакончика, но Лиза с силой стиснула зубы и подняла ироничный взгляд на директрису. Полторы минуты без дыхания она точно протянет, сомнений в этом у нее не было, но что делать потом? Пощечина ударила наотмашь, отзываясь в ушах тянущим звоном. Амбридж потянула ее за волосы, вынуждая запрокинуть голову, и насильно влила в рот прозрачное зелье. Кровь из разбитой губы заструилась по подбородку, и Лиза, не сдерживая выражения крайнего презрения, плюнула в лицо склоненной над ней директрисы. От звона второй пощечины она не услышала того, что змеей прошипела Амбридж. Голова начала кружиться, и Лиза с силой зажмурилась, пытаясь вернуть выбитую из-под ног землю. Першение в горле стало невыносимым, и она зашлась в кашле, чувствуя, как потяжелело тело. — Для начала, — Амбридж брезгливо вытерла лицо платком, — Равенкло лишает абсолютно всех баллов и наград, заработанных за год, а все члены команды по квиддичу пожизненно дисквалифицируются без права на восстановление. Лизе было плевать на факультет: горло сжимало удушьем, а кожу щеки невыносимо жгло в месте удара. Одно из массивных колец Амбридж камнем задело ей бровь, и держать глаз открытым становилось все сложнее из-за потекшей крови. — Я бы исключила тебя, но вижу, что тебе нужно наказание гораздо более серьезное, — привычный елей быстро вернулся в голос директрисы, недовольной безразличием Лизы к судьбе факультета. — Неужели тебе даже не страшно? — Нет, — апатично бросила она и тут же нахмурилась, понимая, что вообще не собиралась отвечать на вопрос. Жабья улыбка на лице Амбридж растянулась шире. — О, как вижу, все подействовало как надо. С кем ты в сговоре? — Нет никакого сговора, — до Лизы наконец дошло, что зельем оказалась сыворотка правды. Сговор был раньше, но вопрос был в настоящем времени. Где-то на задворках сознания проносились адекватные мысли, и Лиза пыталась держаться за них изо всех сил. — Где Дамблдор? — выпалила Амбридж, подходя ближе. — Без понятия. — Хорошо, — с подозрением резюмировала она, разминая покрасневшие пальцы. — Где Воронович? — Не знаю, — Валера и вправду не просвещал ее в детали своего побега. Лиза могла предположить с вероятностью близкой к сотне, что он скрывался в лесу, но это не было абсолютной правдой. — Давал ли он тебе знать о своих планах? — к относительному счастью, Амбридж не отличалась точностью формулировок, а английский язык был на удивление лаконичен и строг. — Нет. — Что задумал Поттер? — В душе не знаю, — Лиза было попыталась пожать плечами, но саднящие от веревки запястья болью напомнили о себе. — Хорошо, — протянула Амбридж. — Что задумала ты? Лиза на секунду впала в ступор от такой постановки вопроса. Что задумала сейчас или вообще? Но слова с языка сорвались быстрее, чем она успела их осмыслить: — Я хочу понять, что должна делать дальше. Как именно я должна быть с ним. Получилась какая-то калька, и Лиза поморщилась от того, что английские слова в ее сознании начали мешаться с русскими, а от проглоченной крови замутило. И на следующий вопрос про жажду свергнуть Амбридж с поста директора выдала труднопереводимую даже для нее самой смесь из двух языков. — Что ж, — директриса подошла ближе, наставив палочку, — очень жаль, что ты ничего не знаешь. И что теперь ты будешь делать? — Сделаю все, чтобы ваша жизнь стала похожа на нескончаемый Ад, — прямо заявила Лиза и оскалилась, довольная тем, что ее вид нагонял на Амбридж страх, — вы это заслужили. Не думайте, что сделанное со мной останется без ответа — у нас с Белым очень специфические понятия о неприкосновенности. — Ты угрожаешь мне? — Я ставлю вас в известность. Вы не на ту напали, фрау. Лицо Амбридж перекосило в гневе, и от третьей, наверняка самой сильной, пощечин Лизу спас стук в дверь. Директрисса небрежным движением палочки вернула ей свободу движений и убирала следы крови с лица, и Лиза растерла покрасневшие запястья и онемевшие пальцы. — Директор Амбридж, я хотел бы с вами поговорить, — сказал зашедший после разрешения Флитвик. — Как декан факультета Равенкло. — Мы хотели поговорить, — поправила его МакГонагалл, на лице которой читалась суровая решительность. — О случившемся на матче. Лизу выгнали прочь из кабинета, и, едва за ней захлопнулась дверь, как кровь, которую до этого скрыла Амбридж, потекла вновь. И никто так и не сказал ей о дальнейшем наказании. Такое трусливое лицемерие в смеси с произошедшим заставило Лизу сначала усмехнуться, а потом и засмеяться в голос. Лиза знала причину, по которой ее не призовут к ответу. Для всех остальных — она больная.