Химера

В обеденный перерыв Лиза впервые за все время своего пребывания в Хогвартсе умудрилась найти библиотеку. Это место ей понравилось с первого взгляда: широкие деревянные стеллажи с такими нужными книгами, уютные стулья с резными спинками возле столов и, что самое главное, тишина. Даже не зная, что в ее глазах появилась маниакальная и алчная жажда новых и необходимых для дальнейшей жизни в школе знаний, Лиза начала неспешно прогуливаться вдоль полок, изредка останавливаясь, чтобы прочитать названия книг. На самом деле она пришла сюда не только из праздного любопытства: скоро ей нужно было сдать длинное эссе по трансфигурации, в которой она не разбиралась от слова «совсем». Конечно, сокурсники во многом помогали, по вечерам разъясняя азы для первого курса, но даже с этим Лиза никак не могла управляться с магией, предпочитая обходиться в повседневности и вовсе без нее. Жившая почти всю жизнь без премудростей превращения черепахи в чайник, она совсем не понимала, зачем это сдалось самим магам. Чжоу как-то попыталась объяснить, зачем они так долго тренируются превращать животных во что-то совершенно бессмысленное, но, столкнувшись со стеной непонимания и озадаченности, отступила. И теперь Лиза была вынуждена сама разбираться в тонкостях новой науки, проводя большую часть времени в поисках адекватных учебников «для совсем дегенератов», как окрестила их она сама. Потянувшись за первой попавшейся книгой в зале трансфигурации, она явно рассчитывала на удачу. Осторожно положив талмуд на щербатый деревянный стол, на котором были нацарапаны перьями множественные просьбы о помощи, проклятия в адрес предыдущих учителей и всевозможные приветы из разных эпох, Лиза смахнула пыль с обложки «Начальной трансфигурации» и села на стул, надеясь, что название оправдает себя и это будет именно тот самый учебник для новичков, который она и хотела. Реальность оказалась разочаровывающей: в книге не хватало листов, а на оставшихся текст был таким занудным, что организм невольно настраивался на сон. Перелистывая страницы скучнейшего талмуда, Лиза постоянно заставляла себя сосредоточиться на материале, а не оборачиваться на окно, отмечая первый раз за несколько дней выглянувшее солнце. — И почему я не удивлен? — когда над ухом раздался ехидный голос Ромы, она вздрогнула и нехотя прекратила созерцание природы. Увидев его нахальную усмешку, Лиза решила обидеться. — Имею право посидеть в библиотеке, — ответила она, зло захлопывая книгу и ловя на себе недоуменный взгляд Ромы. — Что? — Смотри не переучись, — пододвигая стул и садясь рядом, с отголоском заботы хмыкнул он. — А то я заметил, что ты только один кофе пьешь. Спорю, как всегда, ночи напролет засиживаешься за домашкой. С другой стороны стеллажа, за столом возле которого они сидели, прошла Гермиона, видимо, тоже нуждавшаяся в информации для приготовления домашнего задания по трансфигурации. Услышав диалог, она остановилась и бросила взгляд в проем, через который этих двоих было видно как на ладони. Вздохнув, Грейнджер мысленно успокоила себя, что это просто любопытство, а вовсе никакой не шпионаж. — Надо же, — насмешливо протянула Лиза, отодвигая книгу в сторону и откидываясь на спинку стула, — ты наконец-то озаботился тем, что я перезагружена делами! Что мешало тебе подумать об этом м-м-м… скажем, месяц назад, а, солнце мое? Когда я носилась по всей территории, чтобы отдать тебе на подпись какой-то десяток бумаг? — Я тоже был занят, — не слишком уверенно оправдался Рома, понимая, что их диалог сейчас запросто может перерасти в обычный разбор полетов. А это значило, что нужно действовать с козырей. Поэтому он встрепенулся и выкрутился: — И я вообще-то твое условие выполнил. — Какое из? — все еще недовольно спросила Лиза, которая не могла оставить незамеченной попытку уйти от темы. — А я тебе еще что-то обещал? — нутром чувствуя подвох, осторожно поинтересовался Рома, лихорадочно пытаясь воскресить в памяти события прошлых дней. — Ну, еще разве что мое назначение на должность загонщика. — Ну? — уже явно заинтригованно произнесла Лиза, подпирая щеку кулаком и не сводя с него глаз. — Кое-кто пообещал мне стимул к обучению, если я попрошу об этом сложносочиненным предложением длиннее семи слов, — довольно напомнил на английском Рома, намеренно понижая голос и начиная тянуться к Лизе, чтобы уже через мгновение игриво растянуть губы в улыбке, оказываясь нос к носу с ней. Гермиона, до этого не особо вслушивающаяся в беседу, предпочитая этому лениво пролистывать достанные ею с полок книги в поисках информации, вдруг замерла, пытаясь побороть ощущение двойного дна в этой фразе. Она упрямо помотала головой, отчего тяжелые вьющиеся пряди волос неприятно захлестали по лицу, пытаясь усмирить разыгравшееся воображение. Это обычное напоминание. И в нем точно не было той толики похоти, которую она там услышала. Просто… она слишком долго не получала мужского внимания, вот и слышит всякое. Решив окончательно убедиться в своей безнадежности, Гермиона заглянула в проем, откуда ей было прекрасно видно близнецов. — У тебя дикий акцент, — не удержалась от замечания Лиза, хитро прищурившись. — Мы это не оговаривали, — Гермиона откровенно вздрогнула от того, насколько обволакивающим и пробирающим оказался голос Ромы, продолжающего говорить на английском. И это было точно ненормально. На всякий пожарный староста усиленно потерла глаза, надеясь, что ей все это просто видится. А потом так и замерла со сжатыми кулаками у в миг порозовевших щек и с открытым ртом. Коротко хмыкнув, признавая, что придраться ей больше не к чему, Лиза подалась вперед, сокращая и без того ничтожное расстояние между ней и Ромой, и уверенно накрыла его губы своими. Гермиона не могла сказать, что не видела раньше целующихся людей: весной в Хогвартсе было достаточно милующихся по углам парочек, и староста уже имела «счастье» случайно застать несколько однополых пар. Но теперь она даже не знала, что ввергло ее в шок больше: то, что в этот раз такой парочкой стали близнецы или то, как они это делали. При всем желании, непонятно откуда взявшемся в душе Гермионы, на родственный поцелуй это стало не похоже сразу. То ли из-за медлительности Лизы, не желающей действовать в спешке, то ли из-за властно потянувшего ее на себя Ромы. Положа руку на сердце, Грейнджер, которая застыла на месте и боялась сдвинуться, зная, что стоит на очень шаткой половице, готовой на любое движение заскрипеть на всю библиотеку, могла признаться, что выглядело все это отвратительным только поначалу. Зажмуриться и отвернуться не позволяло какое-то странное любопытство, о существовании которого красная до корней волос Гермиона до этого момента не подозревала вовсе. — А если я попрошу более весомый стимул, м? — Рома хрипло усмехнулся в губы Лизы, когда она чуть отстранилась, чтобы взять дыхание. — Я отвечу, что ты не заслужил, — прищурившись, в таком же тоне опротестовала она, снимая его руки со своей талии и поворачиваясь на висевшие на одной из стен большие часы. — Даже не подлизывайся, — она накрыла ладонью губы Ромы, было хотевшего вновь поцеловать ее. — Я не собираюсь тебе так быстро прощать то, что ты мне свел на «нет» почти все лето. — Ты все еще обижаешься? — разочарованно подчинился он, глядя на демонстративно смотрящую на стену Лизу. — Ну милая, не начинай, а? Я же не специально все-таки. — Да ладно? — резко обернулась Лиза, чуть не хлестнув Роме косой по лицу. Выглядела она одновременно удивленной и рассерженной. — Ты «не специально», а я до десяти по администрации и школам носилась, заполняя документацию! Ты «не специально», а я… — А ты молодец, — тут же вставил он и усмехнулся, увидев, что от его реплики Лиза зависла. И примирительно поднял руки: — А я последняя сволочь, которая ничего не делает и усложняет тебе жизнь просто своим существованием. Да-да, все мы это прекрасно знаем. Что-то новое по сравнению с этим произошло? — Разве что то, что ты все это говоришь на английском, — тихо и уязвленно ответила она, отворачиваясь снова и не желая больше продолжать разговор. В этот момент Гермиона научилась еще одной очень важной вещи: правильно сыгранная обида творит чудеса, ведь она прекрасно видела со своего ракурса, что Лиза не настолько сильно обижена, чтобы вести себя таким образом. А вот Рома, похоже, повелся и, судя по его хмурости, всерьез начал считать себя последней сволочью. — Чего ты хочешь, родная? — со вздохом спросил он, ласково убирая все еще игнорирующей его Лизе выпавшую прядь за ухо. — Понимать трансфигурацию, — сухо отозвалась она, не меняя настроения. — Да я не про это, — поморщился от ее ответа Рома. — Что ты хочешь, чтобы простить меня за твое испорченное лето? — Колечко, — Гермиона была готова поклясться, что в этот момент Лиза еле сдерживала улыбку. Грейнджер также дала себе зарок во что бы то ни стало испробовать этот по-женски коварный способ в самое ближайшее время. Пусть Гарри и Рон тоже сделают что-нибудь для нее. На то же кольцо Грейнджер не рассчитывала, а вот на кофе с пирожным вечером — определенно. — И какое? — Рома однозначно понял, что его только что развели, как самого последнего неудачника. — Я на Косой аллее видела… — преисполненная энтузиазма Лиза начала в точности описывать дизайн запавшего ей в душу украшения. С каждым новым восторженным словом Рома мрачнел все больше, прикидывая, где же найти деньги. — Падальщика напрячь, что ли? Или в банк наведаться? — когда описания изжили себя, он откинулся на спинку стула и устало потер глаза. — Я думаю, к тому моменту, когда ты определишься, тебе все равно придется идти в банк, — легко улыбнулась своим мыслям Лиза. — Почему? Думаешь, Падальщик все настолько быстро потратит? Хотя, в принципе, его может хорошо так раскулачить Женя. — Ну он же ей уже одно кольцо задолжал. — Какое? — в явном недоумении спросил Рома, пытаясь вспомнить последние споры Валеры и Жени, при которых они выдвигали друг другу какие-то условия при проигрыше. Из всех требований слово «кольцо» не фигурировало ни разу. — Обручальное. Гермиона удивленно вскинула брови, обещая себе однозначно разведать, что это за Падальщик, который должен был жениться на новой сокурснице. Она знала, что многие представители аристократии заключают браки чуть ли не с рождения, но отнести к их числу Женю Грейнджер почему-то не догадалась. Вслушавшись в дальнейший разговор близнецов, староста поняла, что сказанное было шуткой, и никто ни на ком жениться пока не обещал. Вдруг прозвенел звонок, выдернувший студентов из блаженной неги перерыва и резко возвративший их к суровой реальности в виде последнего урока. — Что у тебя сейчас? — поднимаясь, чтобы убрать бесполезный учебник обратно на полку, спросила Лиза. — Зелья, — со вздохом отрапортовал Рома, неохотно вставая следом. — Если опоздаю, Снейп оторвет голову. А у тебя? — Трансфигурация, — мстительно, с силой засовывая учебник между других книг, сказала Лиза, подхватывая сумку у края стола. — Не по пути. Она уже было хотела развернуться и уйти, как Рома неожиданно схватил ее за руку, останавливая. Лиза с удивлением обернулась на него, словно спрашивая, что случилось. — Больше не дуйся, хорошо? — немного улыбнулся Рома, притягивая ее к себе и вновь целуя в висок. — Все наладится, обещаю. — Я верю, — мимолетно прижимаясь к его губам, заверила Лиза. — Только если ты сейчас опоздаешь, Снейп значительно усложнит задачу. Ты мне еще живым нужен. Колечко само себя не подарит. Рома понятливо усмехнулся, отпуская Лизу и уходя первым. Спустившись в подземелья, он умудрился зайти в класс так, что его не заметил Снейп, в это время что-то ищущий на своем столе. Он уселся за последнюю парту, которая находилась ближе всего к двери, и затаился, боясь сорвать на себе гнев профессора. Гриффиндорцы бросили на Рому несколько презрительный взгляд — опоздай бы они, Снейп бы их четвертовал и оставил на пожизненные отработки, а тут даже слова не сказал. Даже не посмотрел в его сторону. Профессор обернулся к ждущим его студентам и в своей привычной манере начал занятие, понося предыдущее домашнее задание всего курса, ученики которого непонятно как оказались на его уроке в этом году. Рома еле удерживался, чтобы не поддакивать декану. Он и сам не понимал, что и, главное, зачем, здесь делает. Закончив пятнадцатиминутный разнос, Снейп объявил, что сегодня они будут изучать очередное-непонятное-зелье, название которого Рома перевести для себя не смог. В этот раз им предстояла одна только теория, после которой на следующем занятии они будут готовить какой-то необычайной сложности отвар, войдущий в экзамены следующего года, которыми Снейп уже начал пугать нерадивых студентов. После первых пятнадцати минут напряженного слушания, от которого, как подумал Рома, у него и был такой туман в голове, его начало клонить в сон. В ушах пульсировало собственное сердцебиение, а внутри неприятно мутило. Он и сам не заметил, как заснул под дикие взгляды сокурсников и гриффиндорцев, которые и не могли представить такой наглости. Если бы логика не отключилась первой, то Рома бы перетерпел оставшиеся полчаса и только потом пошел бы спать, но предыдущая бессонная ночь сделала свое дело. Снейп поначалу продолжал лекцию, пока реакция студентов не вынудила его принять решительные меры и взглядом, полным праведного гнева, воззриться на уснувшего Рому, который немного хмурился во сне. Декан Слизерина замолчал, и в классе повисла напряженная тишина, в которой было предчувствие чего-то страшного. Его шаги эхом отдавались в классе, и каждый, как только преподаватель проходил мимо него, вздрагивал и ежился. Такого злого Снейпа они еще не видели. Но самого Рому никому не было жалко — они считали, что он заслужил предстоящую кару в виде разозлившегося профессора. Зельевар подошел к нему, не обращавшему на внешние раздражители ровно никакого внимания. Снейп буквально кипел от праведного гнева: еще никто за всю его карьеру преподавателя не осмеливался спать на его уроках. Он схватил Рому за волосы и поднял его голову, отчего тот недовольно поморщился, проснулся и открыл глаза. Встретившись взглядом с преподавателем, он испугался: таким спокойно можно было убить или проклясть. — Еще никто, — шипел Снейп, буквально переполненный яростью, — за всю мою преподавательскую карьеру не смел спать на моих уроках. Ни один кретин не позволял себе такого невиданного нахальства! Он было хотел еще что-то сказать, но гнев настолько захватил его, что Снейп не знал, как выразить свое негодование. Поэтому он еще раз дернул Рому за волосы, после чего отпустил и дал такую затрещину, что тот едва успел ухватиться за стол и не встретится с ним носом. — Сегодня в девять часов я жду вас в своем кабинете. Вам, — профессор гневно сверкнул глазами в его сторону, — чистка котлов раем покажется! Рома схватился за голову и зажмурился, не в силах справиться с плывущим миром перед глазами. То ли Снейп от злости не рассчитал силу удара, то ли попал не в самое удачное место. Рома буквально кожей чувствовал на себе взгляды студентов, которые в одно время были и довольны фактом получения им отработки, и ненавидели его за то, что тот вывел из себя профессора. Даже сокурсники, поначалу казавшиеся нормальными людьми, настоящими змеями косились на него, тихо переговариваясь. Какая ему разница, что думают о нем эти дети, если все равно он никогда не поинтересуется их мнением о себе? Каждый вдох давался Роме ценой невероятных усилий и боли, голову как будто раздирало изнутри и в висках пульсировало так, что дальнейшая лекция преподавателя была ему не слышна. Перед глазами расплывался туман, и его мутило настолько сильно, что он был готов потерять сознание. На последствия бессонной ночи или сильной затрещины это походило мало. Вдруг Рома почувствовал, что в носу что-то неприятно захлюпало. Он спокойно провел под ним тыльной стороной ладони, а потом с немалым удивлением уставился на оставшийся на ней кровавый след. Краем уха он слышал встревоженные шепотки, начавшие разноситься по классу. — Профессор! — вторая рука взметнулась вверх, но Рома даже не поднял на преподавателя взгляд, не в силах отвести глаза от кровавого следа, ярко выделявшегося на почему-то побледневшей коже. С каждой секундой ситуация нравилась ему все меньше и меньше. — Можно мне выйти? Снейп бросил на него недовольный взгляд, но потом его лицо вытянулось. Рома прижимал дрожащую окровавленную ладонь к носу, стараясь не заляпать парту, чтобы тем самым не обеспечить себе дополнительную отработку на вечер. Получив разрешение декана, он, слегка пошатываясь и болезненно морщась при каждом шаге, вышел из класса, после чего обессилено прижался плечом к каменной стене. Боль разрывала на части. Даже в свое самое страшное похмелье, как думал Рома, он чувствовал себя гораздо лучше. По крайней мере он знал, что все симптомы рано или поздно пройдут, а желание умереть не продержится долго. Сейчас же к этому желанию добавлялось и другое — сползти по спасительно холодной стене и, прижавшись к ней виском, больше никуда не двигаться и побыстрее забыться. Подкатывающая к горлу тошнота красноречиво доказывала, что проблемы не просто есть, они слишком серьезные, чтобы их игнорировать и не озаботиться путем в Больничное крыло. Неожиданно дверь кабинета раскрылась, явив однокашника, вспомнить имя которого удалось Роме не сразу и с большим трудом. Острые и немного резкие черты лица, тяжелый и даже суровый в обычное время, но сейчас почему-то испуганный взгляд практически черных глаз и гордая осанка, выдающая наследника знатного рода, выделяли Мартина Нисбета из толпы других студентов. — Мерлин! Озеров, ты идти-то сможешь? — встревоженно воскликнул Мартин, подхватывая Рому и закидывая его руку себе на плечо, чтобы тот смог хотя бы нормально стоять, а не подпирать собой стену. — Это у тебя из-за Снейпа? — Если наш дражайший декан влегкую устроил мне сотрясение мозга, то я его реально опасаться начну, — с благодарностью повисая на сокурснике признался он. И с силой зажмурился, чтобы остановить плывущий мир перед глазами. — О, так ты уже и на английском шпарить начал, — одобрительно протянул Мартин, но потом, спохватившись, замолчал и осторожно пошел вперед, буквально волоча Рому на себе. — Стараюсь, — криво улыбнулся он, чувствуя привкус крови на губах. Через несколько метров его нездорово зеленый вид вынудил Нисбета лихорадочно вспоминать план школы, чтобы найти самые короткие пути до лазарета. — Слушай, — с трудом сглатывая, попросил Рома, — дай я за стенку немного подержусь, а то я не дойду просто. — Совсем хреново? — с таким же успехом Мартин мог ничего не спрашивать. Увидев, что однокашник больше похож на восставший труп, он решительно пресек попытки пообниматься с холодным камнем: — Эй, давай, пошли, нам всего немного, — всего-то марш-бросок еще на два этажа, — осталось. Мерлинова борода, Озеров, держись, а то если ты сейчас умрешь, мне ж Снейп впишет по первое число! — Это Снейпу впишут, если я умру, — с отвращением сплевывая кровь в сторону, зло исправил Рома, молясь кому только можно, чтобы этот изнурительный переход быстрее кончился. Или чтобы он действительно поскорее умер и перестал мучиться. Путь до лазарета казался несказанно долгим и изматывающим не только в физическом, но и в психологическом плане. И если Рома просто прикидывал, через сколько метров сознание попрощается с ним и волочь его на себе придется Мартину, то сам Нисбет всей душой надеялся, что сокурсник продержится до конца. В разговор они вступали редко, больше для того, чтобы Рома не отключился окончательно, нежели чем для поддержания хоть какой-то силы воли. И, наверное, тогда он впервые понял, что окрещенные им «дети» вполне сносная компания. Правда, в какой-то момент вся ситуация перешла в абсурдное русло: он принялся убеждать Мартина, что тот справится с поставленной задачей, и он ему даже поспособствует в этом, клятвенно пообещав не умереть от кровопотери через пару метров. Больничное крыло, куда они наконец дошли, оказалось просторным помещением с огромными сводчатыми окнами, десятком коек и витающими в воздухе стерильностью и запахом лекарств. Вышедшая на облегченный возглас Мартина «дошли» немолодая сухопарая и высокая медсестра в ужасе всплеснула руками и тут же с необычайной для ее возраста скоростью подбежала к слизеринцам. Нисбету мимоходом была вручена чарка с успокоительным, и мадам Помфри тут же занялась Ромой. — Надеюсь, это у тебя не после дуэли, милый? — сердобольно спросила медсестра, усаживая его на одну из коек. Сил Ромы хватило только на вялое кивание. Через секунду к нему пришло осознание, что сделал он это очень зря. Но мадам Помфри оказалась медиком опытным, поэтому вскоре он прижимал к себе ведро, дрожа от навалившейся слабости и вцепившись в него как в родную мать. — Мы… — подал голос бледный Мартин, глаза которого остекленели. — У нас зелья сейчас были. Роман… — Просто Рома, — вздрогнув, исправил тот, понимая, что слышать свое имя от нового человека крайне непривычно. И пояснил в перерывах между судорожным и раскатистым кашлем: — А то… звучит слишком… официально. И слишком странно в английском исполнении. Как ни парадоксально, с этим были согласны даже новые сокурсники: Рома ненароком стал свидетелем разговора девчонок, обсуждающих его. При сонмище мнений сошлись они в одном — имя у него достаточно грубое и какое-то… холодное. Услышав такую характеристику, Рома поначалу опешил, посчитав, что на такие выводы сокурсниц повлияло его поведение, но, даже с десяток раз повторив собственное имя, не нашел в нем ничего, что могло бы придать ему хоть какой-то оттенок. Имя как имя: с долей убийственной символичности, строгости и раскатистости, которая при любом намеке на акцент превращалась чуть ли не в рычание. — Рома, — послушно повторил Нисбет, — заснул, что профессору Снейпу не понравилось. Он дал ему затрещину и… в общем, вот. А вот сокращенная форма, услышанная в исполнении Лизы, была тут же взята девчонками на вооружение и произносилась почему-то с налетом непонятного прованса. Нарочито картаво и со смещенным ударением — баловство, не более. Ну уж лучше так, чем быть окрещенным похожим английским именем: нареченная обществом «Джейн» Женя уже понемногу заводилась от бесперспективности своих попыток научить студентов говорить правильно. — На сотряс… — едва отрываясь от ведра, тихо произнес Рома, морщась от вкуса крови и желчи на языке. Медсестра и Мартин мигом обернулись на него, и пришлось уже громче повторить: — На сотрясение похоже. Я знаю, у меня такое… пару раз было. Пару десятков раз. Как любила повторять Лиза, сотрясать там было попросту нечего. Мадам Помфри сорвалась со своего места, забрав пустую чарку у Мартина, чтобы через несколько минут принести Роме порцию какого-то густого зелья темно-красного, почти коричневого цвета. Вкус от проглоченной крови не чувствовался совсем. Отдав медсестре опустошенную чарку обратно, Рома вновь резко склонился над ведром, боясь пошевелиться и пытаясь справиться с новым приступом рвоты. Борьба была безуспешной. — Кажется, я скоро умру, — совершенно безразлично произнес он, сплевывая кровь. — Только не при мне! — Только не в мою смену! От этого единодушного вопля мадам Помфри и Мартина еще часа три назад он, может быть, и посмеялся, но сейчас Роме было абсолютно все равно. Медсестра испуганно посмотрела на время и, судорожно вздохнув, произнесла какое-то сложное заклинание. Эффекта от него не последовало, что вынудило мадам Помфри поспешить за новой настойкой. — Озеров, я тебе не прощу, если ты сейчас умрешь! — с отчаянием и угрозой заявил Мартин, в панике глядя на бледного Рому. — Прикинь, от меня ничего не зависит. Ох ты ж… где я так согрешил? — У тебя не сотрясение, — серьезно произнесла медсестра, протягивая ему новое зелье. — Иначе бы ты уже пришел в норму после заклинания. Да и первое зелье всегда работало очень быстро. — Похоже, я его выблевал, — с непонятным весельем откликнулся Рома, пытаясь унять судорогу в руках. Вскоре он, борясь с новым приступом кровавой рвоты, смиренно глотал какую-то настойку под встревоженные взгляды мадам Помфри, протянувшей ему сложенную вчетверо марлю, и Мартина, даже не думающего вернуться на занятия. Вытерев лицо, Рома судорожно перевел дыхание и заметил, что кровотечение постепенно останавливалось, а желание обняться с ведром пропадало. — Сегодня ночуешь здесь, — строго объявила медсестра. — У меня отработка. — Я лично поговорю с профессором Снейпом, — пообещала мадам Помфри, и парни поняли, что их декану придется очень несладко за такое упущение. Глухо прозвенел большой колокол, оповещающий о конце учебного дня. Похоже, переход от кабинета зелий до лазарета, в обычный день занявший бы у них минут пятнадцать, сейчас отнял большую часть сдвоенного урока. — Спасибо, — неожиданно даже для самого себя поблагодарил Нисбета Рома, опуская взгляд на свою рубашку и мученически вздыхая. — Тебе спасибо, что дошел, — в ответ слабо усмехнулся Мартин и протянул руку. Не раздумывая, Рома ответил на рукопожатие. И осознал, что, кажется, у него появился первый товарищ в этом школьном бедламе.