Химера

Мириться первой Лиза не хотела от слова «совсем». И, видя, что идти на сближение не хочет и Рома, она не торопилась, решив еще немного побыть гордой. Конечно, такое положение вещей было более чем глупым, и Лиза не могла не понимать этого. И поэтому видя, как он каждый раз с каким-то нетерпеливым ожиданием и едва проскальзывающей нервозностью оборачивается на подходящих к нему зачем-то студентов, замечая каждый раз за собой, что стоит в поле зрения появиться какому-нибудь русоволосому парню комплекции Ромы, и она тут же забывает о своих заботах, Лиза не могла не сделать очевидный вывод. Сейчас они чересчур нуждались друг в друге. Сейчас она слишком волновалась за него, а он хотел ухватиться за что-то единственно привычное в этой школьной жизни. Но вместо примирения Лиза беззаботно общается с Чжоу и Мариэттой, — с кем угодно, лишь бы не с ним, — а Рома, принимая вынужденное поражение, пытается наладить контакт с однокашниками. Оттолкнув от себя всех, кого только можно, своими нелюдимостью и замкнутостью, он старается восстановить из пепла сожженные ранее мосты. Но сожженным оказывается не все. И именно это толкает Лизу на принятие мер. За завтраком в Хогвартсе стоит привычный шум и оживление: заспанно бредущих к своим столам студентов то и дело сшибают более бодрые товарищи, отчего в Большом зале происходит десяток маленьких потасовок. Лиза, уже привыкшая к этому, прячет улыбку в белоснежной чашке с кофе, об которую греет немного озябшие пальцы. Рядом с ней делится последними сплетнями Мариэтта, рядом с ней шепотом вещает про новую тактику игры Чжоу, то и дело оборачивающаяся в поисках ушей с других факультетов. Младшие курсы сосредоточенно жуют хлопья, старшие же заливают в себя литры кофе, чтобы взбодриться после бессонной ночи, и читают учебники или газеты. Такой мирный и многолюдный уют Лизе нравится до той самой улыбки, что видит только ее отражение в чашке. Улыбка становится более злорадной, стоит только бросить взгляд на Рому, который всеми силами пытается построить диалог с однокашниками. Рядом с ним понятливо усмехается темноволосый парень с немного резкими чертами лица и славой задиры, бегущей впереди него подобно свету Непростительных. Про Нисбета Лиза слышала многое, чтобы сделать вывод, что сокурсник Ромы достаточно простой и мирный человек, если его не задевать. Задевшие его или словом, или делом, чаще всего оказывались завсегдатаями лазарета со сломанными носами и костями: удар у Мартина, не полагающегося в таких случаях на магию, был таким же тяжелым, как и его взгляд. Личность второго сокурсника с лукавым взглядом синих глаз, сидящего по левую руку от Ромы, тоже была известна Лизе. Антонио Моррис, дико ненавидящий полную версию своего имени и сокращающий его до привычного всем Энтони, слыл балаболом и главной головной болью преподавателей из-за своего постоянного и праздного желания устроить сиесту в любое подходящее и не очень время. И вот что он забыл рядом с Ромой, Лиза не понимала абсолютно. Видимо, все-таки заинтересовал. — Да, меня этот прием тоже потряс, поэтому я решила его выучить! — согласно воскликнула Чжоу, заставив ее вздрогнуть и сделать вывод, что последнюю мысль она ненароком озвучила вслух. — Смотрю, твой братец пользуется успехом, — многозначительно хмыкнула Мариэтта, кивком головы указывая на слизеринский стол. Лиза недоуменно обернулась и почти сразу позволила проскользнуть по лицу тени хмурости. Девчонка. С чуть вьющимися темно-каштановыми волосами и несмелой улыбкой на полных губах сейчас, явно демонстрируя заинтересованность, неловко заправляет за ухо выбившуюся прядь, одновременно чуть поднимая плечи и глядя снизу-вверх. Прием старый как мир, но, несмотря на это, действует как никогда точно. Ведь Лиза видит в глазах Ромы промелькнувшее любопытство. Девчонка уже более явно и задорно улыбается, прищуриваясь и красуясь. Симпатична, несмотря на несколько крупные и правильные черты, компенсирующиеся круглым личиком и пронзительными серыми глазами. Внутри Лизы что-то окончательно щелкает, когда она замечает, как Рома прячет ухмылку, подпирая подбородок ладонью и не отрывая взгляда от девчонки. — Никогда бы не подумала, что ты будешь его ревновать, — задумчиво произнесла Чжоу, глядя на нее. Лиза вздрогнула, взяв эмоции под контроль и пытаясь состроить равнодушие. — А вообще какие ему девушки нравятся? — копируя позу Чанг, спросила Мариэтта и чуть улыбнулась. Лиза в замешательстве посмотрела на однокурсниц. Какие девушки нравятся Роме? Вновь переведя внимание на него, она задумалась. — Дело даже не во внешности, — не сразу отозвалась Лиза. Ведь Женя была голубоглазой блондинкой, а совсем старое его увлечение имело длинную огненно-рыжую косу и карие глаза. — Тогда, может, характер? — предположила Чжоу, всерьез заинтересовавшись темой. Лиза, все также сохраняя отрешенность, покачала головой. Даже если брать ее и Женю, то между ними почти не было ничего общего. Лиза любила подчинять, а Женя наоборот своей подчас детской наивностью толкала заботиться о ней и оберегать. Рациональное в противовес иррациональному, дающее в итоге одинаково сильную привязанность, каждая из которых имела свойство проявляться сильнее при определенных условиях и куче сопутствующих факторов. Нет, его цеплял не характер. — У него вообще девушки были? — видя ступор Лизы, решила помочь Мариэтта. — Были и много. Не так чтобы совсем, но все же… — Должно же между ними быть что-то общее! — нетерпеливо подытожила забывшая про квиддич Чжоу, готовая от любопытства застучать ногами по полу. Лиза лихорадочно перебирала в памяти всех последних пассий Ромы, пытаясь найти хоть какое-то сходство между ними. А сходство должно быть — это она знала точно, ведь даже Валера в последние годы отдавал предпочтение блондинкам, в упор не замечая очевидного. Ведь даже она всю жизнь руководствовалась двумя типажами и искала в мужчинах одну из двух диаметрально противоположных черт: либо умение быть покорным и проявлять характер в нужное время, либо такое же сильное желание подавлять. Прекрасно знала, почему именно так и от кого эти черты были взяты. А Рома, казалось, заводил отношения без разбору. Или же… — Ну? — в один голос протянули Чжоу и Мариэтта, заметив на лице Лизы озарение. — Это сложно объяснить, — устало потирая глаза, признала она. — Для начала, конечно, его заинтересовать надо. Он определенно любит, чтобы девушка была женственной, но без перебора в виде стойкого фанатизма от косметики и прочего. Естественная женственность, если можно так сказать. Ему нравятся всякие ужимки типа этих, — она кивнула на слизеринскую девчонку, которая с долей смущения болтала с Ромой. — А еще чисто женская слабость, только чтобы без частых слез и истерик. Тихо, мирно, спокойно и без особых эмоциональных переживаний и пустословия. — Ох, а он у тебя даже романтичный. — Не романтичный, Мариэтта, — исправила Лиза, — а домашний. У него любые резкие перемены в штыки воспринимаются. Мне с ним подчас из-за этого очень трудно. Слизеринская девчонка — точно сокурсница, судя по тому, что Лиза запомнила ее в лицо — позволила себе мечтательно вздохнуть, отчего Рома уже явно и к удивлению многих улыбнулся. Наверное, это и стало последней каплей. — Лиз, — шокировано и уже без всякого веселья пролепетала Чжоу, — ты реально его ревнуешь?! — Это нормально, в конце концов, — огрызнулась она, уже не видя смысла скрывать свое недовольство. — Я просто не могу представить, как у него тогда могло много подружек быть, если ты к простому флирту с ним так относишься, — попыталась оправдаться Чжоу, разведя руками. Неожиданно она перешла на шепот и захлопала глазами, в которых застыла жажда сплетен: — Или же… он заводил их у тебя за спиной? Или назло? — Интересно, как его все-таки заинтересовать можно… — вслух рассуждала Мариэтта, барабаня ложкой по краю своей уже пустой тарелки. — Показать? — наверное, им стоило отказаться, увидев этот немного странный взгляд Лизы, в котором явно читались обида, злость, холодная решимость и еще что-то. И именно это «что-то» было настолько пугающим и похожим на надменность. Но вместо отказа Чжоу и Мариэтта одновременно кивнули, вызвав у Лизы кривую усмешку. Она вновь перевела взгляд на слизеринский стол и теперь уже точно прищурилась так, что сразу стало ясно: сейчас произойдет что-то крайне нехорошее. Лиза никогда не любила быть потесненной в угоду кому-то, когда дело касалось тех, в ком она по-настоящему сильно нуждалась. Лиза откровенно ненавидела, когда Рома на ее глазах позволял себе вестись на других девушек. Она была ревнива. Она была обидчива. И именно эти два качества каждый раз толкали ее совершать необдуманные и импульсивные поступки, подчас всегда заканчивающиеся фатально. Поэтому сейчас Лиза, поднявшись с места и кивнув на свою сумку Чжоу и Мариэтте, негласно прося захватить ее с собой после звонка, резким жестом одернула ткань юбки и уверенным, даже чеканным, шагом направилась к слизеринскому столу. План, первые наброски которого начали появляться сразу же после слов сокурсниц, обрел четкую форму и цель. И сейчас Лизе было откровенно наплевать, к чему приведет такое развитие событий. Сейчас ей было важно только одно: в который раз напомнить Роме кому он принадлежит. Она не знает, что заставляет многих оборачиваться: привычно ровная и гордая осанка и едва заметная усмешка на губах навряд ли могли заставить буквально сворачивать голову, глядя ей вслед. Может, это из-за черного и сжирающего ее пламени внутри, которое, не найдя выхода в эмоциях и напоровшись на ледяную стену внешнего равнодушия, проявилось где-то на уровне ощущений. Лиза прекрасно осознает, что в каждом ее шаге чувствуется хищность, стойкая уверенность и всепоглощающее чувство собственничества. Может, решает она, это и вправду какая-то магия: древняя и подчиняющая сознание. Но именно этой магией Лиза научилась владеть в совершенстве, обставив в опыте многих школьных красоток и стерв — им, наверное, никогда не приходилось настолько часто отстаивать свое право на что-то или кого-то. У нее же таких случаев больше, чем нужно, поэтому она и решает наглядно показать, как с помощью ревности, которая, впрочем, быстро сменяется мистической помощью какой-то матери и злости, отбить от парня наглых вертихвосток и заодно напомнить ему о себе. Не дойдя до стола буквально несколько шагов, Лиза замедляется, вынуждая Рому несколько лениво обернуться. Она едва сдерживает еще более наглую усмешку. Рому она уже заинтересовала, но только сейчас ей хочется гораздо большего. Девчонка рядом с ним в озадаченности хмурится, чуть надув губы и недобро косясь на Лизу: чувствует в происходящем явный подвох. Мимолетный и насмешливый взгляд, и слизеринка уже готова принять ее за соперницу. Лиза тут же строит из себя невинность и дурочку — явно переняв амплуа Жени, — словно желая показать и доказать всем, что у кого-то здесь явно больная фантазия, раз они увидели в ее коротком шествии что-то предосудительное. Всего-то сестра подходит к своему брату только ради обычного разговора, а не ревнивая девушка идет разбираться со своим парнем. Только сестра, а не разозленная фурия, кладет руки на его плечи, как отголосок заботы, а не стремление лишить его права на протест и побег. И мягкая улыбка у Лизы — вовсе не торжествующий оскал — не выбивается из рамок дозволенного. На грани, скользя и просвечивая, но пока дозволенного. Интерес во взгляде Ромы теперь читается настолько явно, что Лиза не удерживается и хмыкает, чувствуя, как замирает все вокруг. Позволяет губам растянуться в уже более самодовольной и коварной усмешке, видя, как на нее смотрят абсолютно все: напрягшиеся учителя, впрочем, не прерывающие своих определенно важных разговоров и только косящиеся на близнецов, и студенты, которые уже вовсю шушукаются, стараясь выбрать единственно правильную грань этой двусмысленности. Потому что всего-то сестра — сестра ли? — наклоняется к уху брата — а не любовника, нет-нет, — и шепчет, не давая лишним эмоциям пробиться сквозь маску безразличия. — Тебе не кажется, что нам с тобой следует кое-что прояснить? — голос для него слишком явно нарочитый и томный. Однако идеальный, чтобы продолжать вести эту чересчур тонкую грань двусмысленности, не заваливая ее ни в одну из сторон. — Зачем? — Рома изо всех сил старается делать вид, что ему все равно. Что ему ни капли не хочется вцепиться в столешницу, чтобы не дать пройтись по телу легкой волне дрожи от щекочущего дыхания у самого уха. Что на него совсем не действует ее голос, от которого шалеют даже сидящие рядом с ним Мартин и Энтони; что это нормально, когда она говорит подобным тоном — мало кто вообще слышал ее в подобном диалоге с ним. Да, черт возьми, они так каждый день общаются, все в порядке и не надо так смотреть, Моррис. — Да так… — небрежно пожимает плечами Лиза, перейдя на английский. Неожиданно она замечает, опуская руку с плеч ниже: — У тебя, кстати, галстук криво завязан. Дай исправлю. И, не давая права на протест — права вообще сказать что-то, — хватает его за галстук цвета факультетского полотнища и тянет на себя, в легкую развязывая. И тут же перехватывает раздраженный взгляд Ромы, прекрасно читая в его глазах то, что он хотел бы ей сейчас сказать. Не так, блять, умело. Лиза только щурится и мило скалится, вовсю разыгрывая сестринскую заботу. Обычные сестры помогают своим неряшливым братьям, разве нет? Ответа Лиза не знает, ведь она уже очень давно не вела себя как настоящая сестра — настолько давно, что уже попросту не помнит, как должны были выглядеть такие жесты. Противиться этому сидящий вполоборота к ней Рома не может: со стороны, исключая эту чертову двусмысленность, все смотрится как обычное проявление заботы, и если он сейчас перехватит руку Лизы, то покажет себя как строптивого и самолюбивого подростка, не способного оценить ее действий. Она же о нем заботится. Ее пальцы ловко скользят по ткани, закручивая и заплетая в один понятный пока только Лизе узел. Ладонь как будто невзначай оказывается у самой шеи чуть задравшего голову Ромы, мимоходом проходясь костяшками по горлу вместе с очередной петлей галстука. — Ну вот так гораздо лучше, — довольно решает Лиза, поправляя идеальный виндзор, но не спеша его затягивать. — А еще лучше было бы, если вокруг тебя не отшивались всякие курицы. — Ревнуешь? — вдруг ехидно скалится Рома, заставив всех удивленно посмотреть на него. Настолько яркой эмоции от него прежде не видели. Он даже улыбался так редко, что все считали это чем-то выходящим из ряда вон. А тут он усмехается настолько дерзко, что сидящие рядом в настоящем шоке потирают глаза и щипают себя в попытке осознать реальность момента. — Нет, — нагло врет Лиза, резко потянув на себя один из концов галстука, затянув его подобно удавке. И тут же демонстративно разжав руки, словно ничего не случилось. — Просто предупреждаю. — И что? Мне положено теперь быть осторожным и хорошо себя вести? — с пренебрежением уточняет Рома. Вдруг он с долей раздражения фыркает: — Ты еще меня поцелуй как прилежная сестрица. Лиза знает, что в этой фразе точно нет никакого намека и двойного дна: Рома и впрямь ведет себя так, словно подобные ситуации для них в порядке вещей. Он реагирует так, как ему бы и следовало реагировать. Но, увы и ах, Лиза хочет раз и навсегда поставить точку в этой истории и отбить от него всех поклонниц. Она знает, что уже через пятнадцать минут очень и очень сильно пожалеет о содеянном. Прекрасно знает, что это только пресловутая ревность, злость и желание оставить последнее слово за собой. Знает, что все это выйдет боком, что за ними все внимательно следят, но ничего не может с собой поделать. — Да пожалуйста, — легко бросает Лиза, словно Рома просит о каких-то очевидных вещах. Медленно и в тоже время за секунду. Под всеобщий всплеск возгласов удивления, полнейшего шока и в тоже время беспричинной радости. Томный взгляд глаза в глаза. И она его целует — целомудренно и так страстно. Меньше мгновения, но этого достаточно, чтобы разразиться буре. Достаточно, чтобы заглушить все вокруг вместе с мерным звоном колокола на урок. Лиза отстраняется только чтобы увидеть то, что она хотела увидеть. Замерший Рома ошалело глядит на нее и хлопает глазами, прекрасно вписываясь в тот бедлам, что происходит вокруг. Лиза только хмыкает и отворачивается, чтобы уйти, напоследок пожелав удачного дня. И не скрывает самодовольного и хищного оскала. Потому что она очень плохая сестра.

***

Эта выходка Лизы задала тему обсуждения студентам на целый день. Многие уже начинали шептаться про «неправильную любовь», но неподдельный ступор Ромы, у которого разыгрался нервный тик и который отошел только благодаря растолкавшему его Мартину, наводил на мысль, что где-то в этом таится подвох. Вскоре, так или иначе, самые главные сплетники пришли к единогласному мнению, что причина такого поступка Лизы крылась или в ревности, или в довольно специфическом чувстве юмора. Она же на все вопросы загадочно улыбалась и пожимала плечами, тогда как Рома каждый раз огрызался, что не имеет власти над тараканами в ее голове. Когда вопросы начинали задавать Жене, она приходила в замешательство ровно настолько, сколько требовалось для того, чтобы жадные до сплетен товарищи уныло кривились и уходили, понимая, что ловить нечего. Достаточно быстро от нее отстали, и Женя облегченно вздохнула, больше не придумывая пути обхода самых людных коридоров и не боясь опоздать на урок. На историю магии она все же опоздала, по стечению обстоятельств сев достаточно близко к Золотому трио, чтобы услышать тему их разговора. Женя машинально дернула пальцами руки, на которой витиеватым почерком была выведена длинная фраза: «Я должна быть адекватной». Кожу постоянно саднило и жгло от ежедневного отбытия наказания у Амбридж, но будучи упрямой, Женя не собиралась жаловаться, и каждый вечер делала все возможное, чтобы порез стал меньше и не оставил после себя шрама. Гарри, заметив это, посоветовал ей настойку растопырника и участливо улыбнулся, показав шрамы на своей руке. Товарищи по несчастью. Поэтому каждый вечер Женя по максимуму заботливо перевязывала и Поттера, через домовиков получив необходимые ей медикаменты. — Вот где ты этому научилась? — спросил в один из вечеров Гарри, с интересом следя за действиями Жени, накладывающей ему повязку с настойкой растопырника. — Мне с детства нравилась медицина, — история основана на реальных событиях, поэтому Женя не испытывает неудобств от лжи. — Все эти белые халаты, благородство, возможность спасти кому-то жизнь и помочь в трудной ситуации. Как другой мир, понимаешь? Но в виду моего возраста и еще пары факторов это могло остаться только несбыточной мечтой. Однажды я узнала, что была создана специальная школа, где готовили на врачей задолго до поступления в университет, и задалась целью во что бы то ни стало поступить туда. Поступила, отучилась несколько лет, но по определенным причинам меня отчислили за два года до выпуска, — не говорить же им прямо, что отчислили ее именно из университета и никакой школы до него не было. — А возвращаться мне было не к кому и некуда. Так что, — Женя ловко разорвала оставшийся бинт на две полосы и завязала узел, — теперь я тут и какой-никакой опыт у меня есть, не переживай, я в настоящей больнице работала во время обучения. — Тоже сирота? — тихо спросил Гарри, поднимая взгляд с аккуратной повязки и с пониманием глядя на Женю. Она тогда только с долей грусти улыбнулась и кивнула, пряча свою подпольную аптечку. Сейчас, сидя на уроке, Женя, перебирающая в памяти список найденных ею лекарств, усмехнулась своим мыслям и чуть было не пропустила начало диалога Гермионы с друзьями. Она говорила достаточно тихо, чтобы никто не смог подслушать, поэтому Жене пришлось отложить написание лекции, чтобы скрип пера не заглушал голоса Грейнджер, на которую обернулись сидящие впереди Гарри и Рон. — Это было что-то точно ненормальное! — со смешанным чувством тихо воскликнул Рон, прокручивая в памяти происшествие за завтраком. — Видели бы вы лицо Амбридж! Она точно заставит их писать строчки, как Гарри и Джейн. — Больше всего меня поразило то, — задумчиво размышляла Гермиона, глядя куда-то перед собой, — что Озеров так к этому отнесся. — Кажется, это его действительно шокировало, — отметил Гарри. Женя тихо хмыкнула, понимая, что Рому больше поразила внезапность и наглость Лизы, чем сам поцелуй. — Думаете, между ними что-то действительно есть? На секунду поразмыслив и взвесив все «за» и «против», Женя уже было хотела вернуться к лекции, понимая, что сейчас вновь прослушает весь ассортимент придуманных за день сплетен, но вдруг осеклась и замерла, услышав продолжение диалога. — Ну, не знаю… — неуверенно пробормотал Рон. — Зато я знаю, — жестко произнесла Грейнджер, поднимая взгляд на шокированных друзей. — Помнишь, Гарри, ты спрашивал меня тогда в «Кабаньей голове», почему я так легко согласилась с присутствием двойняшек? — Ну да, — согласно кивнул он. — Ты еще вроде говорила, что у тебя есть на них что-то, если они подумают нас сдать. — Именно их отношения и есть то самое «что-то». — Что? — в один голос глухо переспросили парни, глупо уставившись на подругу. Женя помрачнела и стиснула зубы, призывая себя сохранять внешнее спокойствие. Может, Грейнджер просто видела, как они разговаривают друг с другом, когда никого рядом нет. Может, видела как они обнимают или как смотрят друг на друга. Может… — Их отношения, — спокойно повторила Гермиона. — Они брат и сестра, так? Но я точно могу сказать, что видела где-то в начале октября, как они целовались в библиотеке! И, поверьте мне, на родственный поцелуй это не походило ни под каким ракурсом! Рона перекосило от отвращения, а Гарри поперхнулся воздухом. Они со смесью ужаса и шока уставились на подругу, в глубине души надеясь, что та врет. Потому что-то, что она сейчас сказала, было невероятно. Женя чертыхнулась сквозь зубы и устало потерла глаза, стараясь прикинуть, как выходить из сложившейся ситуации. Глубина отношений Ромы и Лизы не была для нее тайной, и она прекрасно понимала, как все могло смотреться со стороны. И упаси Мерлин, Дамблдор или еще кто-то мистически всесильный наравне с ними Грейнджер, если она вздумает поделиться увиденным с кем-нибудь из сплетников. — Скажи мне, что это неправда! — одними губами пробормотал бледный Рон. — Это правда, Рон. Я сама была не в меньшем шоке… — неожиданно Гермиона замялась, и Женя едва удержалась от того, чтобы не обернуться. На губах сама по себе появилась какая-то идиотская и шальная усмешка. Неужели Рома с Лизой настолько впечатлили Грейнджер, что она до сих пор смущалась, вспоминая это? — И все бы ничего, но я не могу понять, почему он сегодня так отреагировал за завтраком! Отреагировал совершенно… совершенно… «Да просто совершенно, чего греха таить», — мысленно завершила фразу Женя, подперев рукой щеку и переведя взгляд на вещающего учителя-призрака. — Совершенно адекватно? — подсказал Гарри, видя ступор подруги. Грейнджер усиленно закивала. — Это полностью идет вразрез с тем, как он относился к этому тогда! Как будто два абсолютно разных человека, — она откровенно злилась, не в силах понять, где же скрылся подвох. Женя спрятала кривую ухмылку в ладони, поняв направление мыслей Гермионы. Подвох крылся гораздо глубже, чем она могла себе представить. Глубже настолько, что пока никто не мог предположить, чем он является. — Ну… может, он просто не ожидал, что она позволит себе поцеловать его прилюдно? — несмело предположил Рон. Но тут же исправил себя: — Хотя, думаю, в таком случае это бы выглядело совсем иначе. — М-м-м, Рон, — без особой уверенности покосилась на друга Гермиона, — это вообще не должно было выглядеть так. Просто представь, что к тебе за завтраком резко подходит Джинни и ни с того, ни с сего целует в губы. Он представления подобной картины Уизли перекосило настолько, что на их компанию начали оборачиваться люди с парт поблизости. — То-то и оно, — страдальчески вздохнула Грейнджер. — Что и Озеров выглядел как-то так же. — А так все выглядело таким образом, словно это была обычная забота, — поддержал размышления Гарри. — Двусмысленная, правда, но тут уже проблема, кажется, в Штандартовой. Потому что ее брат вел себя на протяжении всего этого вполне обычно. Обычно для брата, имею в виду. Да и не думаю, даже если исходить из версии, что он хороший актер, что он мог настолько точно сымитировать ступор или что-то в этом роде. — Он же даже на наших занятиях ведет себя безразлично. От него эмоций черт дождешься, — сдавленно прошептал Рон, не в силах выкинуть из головы картину произошедшего, где главными героями были он и Джинни. — Ну тогда я не знаю, — сдалась Гермиона, разведя руками. — Похоже, проблема действительно в Штандартовой. Ладно, думаю, нам стоит пока оставить это, ведь у нас нет ничего, кроме голословных теорий и гипотез. Вот когда произойдет что-нибудь и вправду серьезное, можно будет разобраться с этим. А то у нас сейчас и без этого проблем хватает. — Правильный выбор, — поддержал Гарри, лениво косясь на пустой лист пергамента с одним только названием лекции. — Проблем у нас и без того хватает. Прозвенел звонок, возвещающий о конце скучнейшего занятия. Женя глубоко вздохнула, готовясь к предстоящему уроку защиты от Темных искусств, на котором, ко всеобщему удивлению, не было Амбридж. Валера выдал их прошлые работы и сказал, что если у кого-то возникнут вопросы относительно помеченных ошибок, то они могут подойти после урока, и он объяснит, где кто был не прав. Он смутно подозревал, что после урока у него выстроится очередь из желающих просто поболтать, и поэтому постарался дать максимально сложную тему, чтобы утомить пятикурсников. Женя, после первых предложений лекций отключив слух и решив, что данные материи слишком сложны для нее, внимательно бегала глазами по строчкам своего эссе про контрзаклинания, к своему неудовольствию замечая, что одна из строчек была подчеркнута. «Необходимо оценить силу заклинания противника, только после чего стоит выбрать нужное контрзаклятие, равное ему по силе». Она нахмурилась. Чем эта фраза была неугодна Валере, она не понимала. А значит, придется задержаться после урока и выяснить, что к чему. С одной стороны, Женя всеми силами желала докопаться до заявления, что Валера попросту придрался, но с другой, она могла не успеть на обед. — Объясню наиболее распространенные ошибки ваших работ, — стоя впереди своего стола и опираясь на него, произнес Валера, когда смотреть на впавших в прострацию пятикурсников стало скучно. — Многие по рассеянности путали контрзаклинания для некоторых чар. Всего в нескольких работах вспомнили об универсальных Фините Инкантатем и Финита, хотя многим магам они не раз спасали жизнь. Я был удивлен, что несколько человек решили, что против Непростительных есть контрзаклинания. В остальном же уровень работ неплох — хоть что-то радует. Неожиданно дверь в класс открылась, явив ученикам запыхавшуюся Амбридж, которая гневно озирала присутствующих. Валера равнодушно поприветствовал, словно смирившись с необходимостью терпеть ее. Та гордо фыркнула и села уже на привычное место у окна, достав свой блокнот. В целом, урок прошел как обычно, но вопросы инспектора с каждым разом становились всё провокационней и провокационней. — У вас в Германии остались родственники? — с милой улыбкой осведомилась она у Валеры, когда тот взял паузу в лекции. Он смерил ее недоуменным взглядом. Неужели проверяет на причастность к чему-то противозаконному? — Я не знаю своих родственников, — достаточно сухо ответил он. — Стало быть, вы сирота? — ученики переглянулись, но Амбридж не смущала неделикатность темы. — Угу, — мрачно и неохотно подтвердил Валера. Инспектор с улыбкой чиркнула что-то в блокноте. Валера подождал еще немного, ожидая новых вопросов, но их не последовало, поэтому он продолжил лекцию, прерванную на середине. Многие ученики с сочувствием переглянулись, кидая на Амбридж гневные взгляды. Она настраивала всех против себя. Вскоре одинарный урок кончился и, дождавшись ухода Амбридж, студенты начали собирать свои вещи. Ожидания Валеры оправдались, и украдкой зевающие ученики предпочли вернуться в гостиные, а не продолжить беседу с ним в более неформальной обстановке. Осталось только несколько человек, включая Женю и, как ни странно, Гарри. Рон и Гермиона остались его ждать, пусть Уизли уже успел вывихнуть челюсть от слишком широкого зевка. Быстро объяснив другим пятикурсникам их несколько глупые ошибки, Валера взял в руки работы Жени и Гарри. Сверив их, он ухмыльнулся. — У вас просто поразительное единодушие какое-то, — хитро глядя на эту парочку, объявил он. — И вы что, правда считаете, что ваш противник будет ждать, пока вы вспомните школьную программу, выберите нужно заклинание, равное силе запущенного в вас заклинания? Ну или дождетесь, пока он им в вас запустит? Я же вам объяснял, что такого не бывает. И ладно бы подобное написал кто-то другой, но для вас двоих эта ошибка непростительна. — Сейчас это как минимум логично, — хмуро откликнулась Женя, до которой доходил смысл провала. — Лично я брала информацию из книг, и если бы мое мнение шло в противорез с ними, то это вызвало бы подозрения. Да и я слышала, что Амбридж периодически отбирает работы и эссе у студентов. — Не спорю, но про контрзаклинания и принцип их использования я говорил два урока тому назад, — насмешливо напомнил Валера. Гарри и Женя заметно стушевались, услышав следующую фразу: — Или кое-кто меня не слушает? Про то, что медлительность почти всегда стоит кому-то жизни, я повторял, между прочим, как минимум дважды. А про то, что вы должны первыми атаковать противника, по первым движениям поняв, чем он хотел вас ударить — почти через каждые несколько предложений. Женя вздохнула, нервно переминаясь с ноги на ногу. Школьная сумка поспешила съехать с плеча и с громким звуком удариться об пол. Гарри потянулся помочь, но Женя сама подхватила ее и вернула на место. — Что это с вашими руками? — удивленно изогнул бровь Валера. Они переглянулись и поспешили спрятать отметины от наказаний. — Покажите-ка. Гермиона и Рон в панике посмотрели друг на друга. Гарри первым откинул длинный рукав и показал надпись «Я не должен лгать» — повязку Женя размотала ему еще урок назад, когда Поттер принялся слишком активно жестикулировать после зелий. Сама она помедлила, но все же не выдержала пристальный взгляд Валеры и показала свою руку с еще красным шрамом, гласящим: «Я должна быть адекватной». — М-да, — недовольно цокнул языком он и нахмурился. Вдруг Валера перехватил руку Жени и, сжав ее, провел большим пальцем по словам шрама. И без единой эмоции. — Обрабатываете? Хм, похвально. Сегодня обнесу Снейпа и достану вам что-то эффективнее настойки растопырника и хлоргексидина, — он отпустил ее руку и равнодушно обосновал: — а то что-то мне подсказывает, что среди нашего красно-белого кружка подобные раны не будут редкостью. Как я понимаю, вас заставили отбывать наказание у фрау Амбридж? Пятикурсники сдавленно кивнули и спрятали руки. Женя исподлобья посмотрела на Валеру и чуть нахмурилась. Что-то больше формальности? Скорее обычное участие преподавателя, взявшего под ответственность банду маловозрастных революционеров. Ничего такого, что она могла бы вменить ему в поражение в их споре. Чистейшая формальность: она стоит ближе к нему и подобный жест в сторону Поттера уж точно показался бы странным. Ничего, за что она могла бы зацепиться. — Думаю, я поговорю об этом с директором. Насколько я знаю, телесным наказаниям в Хогвартсе не место. — Не надо! — крикнул Гарри, сжимая пальцы в кулаки. — Она же поймет, что вы это увидели у нас. Это равносильно поражению! — Чьему поражению? Я не о вас беспокоюсь, а о других учениках. Обнести Снейпа без подозрений получится только один раз. Да и вы думаете, что только вдвоем подверглись тирании этой фрау? Поттер замялся и отрицательно помотал головой, понимая, что таких, как они, с каждым днем будет все больше и больше. Неожиданно он спросил: — Профессор, а как относятся к Амбридж другие преподаватели? — Откровенно ненавидят, — не скрывая, ответил Валера. — В восторге от нее только Филч, так что слежки можете не опасаться, но это не означает, что стоит забыть про осторожность. — Вы же… научите нас чему-нибудь? — В зависимости от того, насколько вы будете к этому готовы и как скоро освоитесь с традиционной магией. Гарри улыбнулся и обрадованно кивнул. Валера протянул им с Женей работы и встал со своего места. Потянувшись в карман и достав сигарету, он лениво уточнил: — Сколько там до конца обеда осталось? — Что-то около получаса, сэр, — учтиво подсказала Гермиона, вместе с друзьями и Женей выходя из кабинета.