Химера

Ранним утром субботы вставать не хотелось совершенно. Особенно после бессонной ночи над учебником по трансфигурации, по которой МакГонагалл клятвенно обещала устроить зачет буквально на следующем занятии. Поэтому идти на завтрак Женя не собиралась, не говоря уже про квиддич, который в это морозное январское утро казался отличным способом самоубийства. Ладно сами члены команд — они хотя бы двигались, в отличие от сидящих на трибунах зрителей, которые дробным перестуком зубов будут сопровождать каждый маневр игроков. Именно этот, как ей казалось — самый весомый, — аргумент Женя и привела пытавшейся растолкать ее Лаванде, пока остальные соседки по спальне резво собирались на предстоящий матч, натягивая на себя несколько пар теплых гольф поверх не менее толстых колгот. Все это шло под аккомпанемент натужного пыхтения, от которого буквально электризовался воздух. — Слизерин против Равенкло же. Да и там холодно, в конце концов, — усиленно зевая в желании показать Лаванде крайнюю степень своего недосыпа, пробурчала Женя. И тут же захлопала глазами, почувствовав, что на коленях образовалась гора из разнообразных теплых чулков, гольф и колготок. — Давай-давай! — энтузиазм Браун не знал пределов, и она уже принялась натягивать на нее пушистый нежно-голубой свитер, пока Женя не успела прийти в себя. — Пусть и не наши, но все равно интересно посмотреть. На близнецов в частности. — Я на них и так налюбоваться успею, — упрямо фыркнула она, рухнув обратно на кровать и укрываясь одеялом с головой. — Чего вообще интересного в этом квиддиче? Особенно зимой. — Встава-а-ай, соня, — но от Браун было так легко не отделаться. Особенно когда она схватилась за ноги и потянула упорно сопротивляющуюся жертву на себя. — Жень! Скоро выходить, а ты даже не завтраке не была! — Я вообще не собиралась просыпаться до обеда, у меня законный выходной! — она раздраженно скинула одеяло, осознав, что Лаванда и остальные в любом случае достанут ее. — Вот ответьте мне честно: вы туда реально идет смотреть на игру или прожигать взглядами парней в форме? Впрочем… — Женя чуть скривилась от реакции сокурсниц. — Все и так ясно. — Лично мне, — неожиданно вставила слово Гермиона, до этого квиддичем и не увлекавшаяся, — банально интересно как Озеров будет играть против собственной сестры. Его стараниями каждый матч без пополнения коек Больничного крыла не обходится. — Да так же играть и будет, — хмуро ответила Женя, стягивая с себя заботливо натянутый Лавандой свитер, от чего волосы, затрещав от статического электричества, встали дыбом. Она попыталась их пригладить, попутно пояснив: — Никаких послаблений он делать ей точно не будет, это же игра как-никак. А вы чего ждали? Что он красиво встанет грудью на ее защиту, когда в нее полетит бладжер? Ну вы и фантазеры. — Так, не разрушай наши мечты и давай собирайся! — Лаванда демонстративно вывалила на Женю ворох оставшейся одежды. — А то придется одной до трибун добираться и там уже нормальные места разобраны будут. А у нас грандиозная цель сесть повыше, потому что оттуда обзор просто закачаешься! Обзор и вправду был очень недурен, но зачем ради него нужно было приходить чуть ли не за час до начала игры и еще минут семь подниматься на самый верх Женя решительно не понимала. Но видя кислые лица других студентов, буквально залетающих на трибуну и заставших весь женский состав пятого курса Гриффиндора, она поняла, что, наверное, для кого-то эти места были пределом мечтаний. От еще более поганого настроения из-за недосыпа, колющего льдом ветра и минусовой температуры спасла Гермиона, предусмотрительно набравшая большой термос горячего чая и несколько бутербродов. Завтраком это можно было назвать с натяжкой, но Женя была рада и этому, тем более что Грейнджер специально отдала ей самые толстые и высокие от количества колбасы сэндвичи. — Я уже говорила, что тебя обожаю, Гермиона? — не слишком внятно, но невероятно счастливо спросила Женя, отряхивая руки от крошек. Грейнджер снисходительно хмыкнула и протянула термос с чаем. — Хотя бы мы с одной стороны прикрыты от ветра! — стуча зубами от холода пыталась храбриться Парвати, обняв себя за плечи. И благодарно кивнула за кружку с чаем, принимаясь греть об нее руки. — Остальным всяко хуже. — А чего вы так рано? — бодро раздалось у них за спинами. Мужская половина их курса не заставила себя ждать. — Не хотим понапрасну мерзнуть на других трибунах, — горделиво вздернула нос Лаванда в ответ на удивленные взгляды Гарри и Дина. — Давайте двигайтесь! — не менее нагло заявил Симус и тут же начал приводить свои слова в исполнение, усевшись между Парвати и Лавандой, вынудив их потесниться. Увидев чашку с чаем в руках Патил, он тут же радостно всполошился: — О, что у вас тут? Чаек? — Не поделимся! Женя тут же прижала к груди теплый термос и на все попытки ребят отобрать его только болтала ногами, и весело визжала, а потом уже смеялась, когда в ход пошел совсем подлый прием в виде щекотки. Такие маленькие потасовки согревали гораздо лучше. И когда парни уже расстались с идеей чаепития, Рон внезапно обнаружил у Гермионы в руках пакет с остатками бутербродов, и защищаться от голодных парней пришлось уже Грейнджер. А Женя чаем все-таки поделилась, когда клацанье зубов уже стало перебивать остальные звуки. И как-то совершенно незаметно трибуны заполнились людьми, и на поле воцарился невероятный гомон предвкушения. — Мерлинова борода! — схватился за сердце Дин, когда над полем пронесся зычный голос Джордана, объявляющего начало игры. Симус с Лавандой отвлеклись от своего важного спора о способах списывания на зельях и дружно хихикнули его ошарашенному виду. — Давайте смотреть! — потребовал Рон, мигом обрывая десяток разговоров и призывая всех сосредоточиться на предстоящем зрелище. Команды на поле вышли крайне неохотно. Казалось, они даже завидовали сидящим на трибунах зрителям со взятыми термосами, кучей теплой одежды и шарфами — их форма таких допущений не позволяла, заставляя заледеневшими пальцами впиваться в древко метел и щуриться от морозного ветра в лицо. — Не видно ни-че-го! — Женя даже подалась вперед, чуть выглядывая вниз, но не различая ничего, кроме казавшихся с такой высоты цветными пятнами игроков. — Вот сейчас взлетят, и начнется! — оптимистично заверила сидящая рядом Лаванда, пожирающая взглядом игроков. И не обманула — секунда, и почти два десятка метел поднялись в воздух, оказавшись почти на уровне лиц зрителей верхних трибун. Что-то восторженно вещал Джордан, которого было не слышно из-за поднявшегося и свистящего в ушах ветра, фигуры членов команд бешено петляли в надежде согреться. Началась игра. Женя поначалу с затаенным любопытством следила за странными маневрами играющих, но разочаровавшись после десяти минут этого непонятного ей зрелища, перевела внимание на зрителей. Вон пришедшие поддержать своих слизеринцы радостно скандируют что-то, потрясая своими изумрудными шарфами и плакатами с изображением змеи. Вон выделяющаяся из всех равенкловцев Полумна в самодельной и наверняка очень теплой шапке в виде орла изо всех сил машет факультетским флажком и надрывает горло в кричалке. Даже Снейп непривычно собран, словно подготовившаяся к броску змея, когда как сидящий не так далеко Флитвик, как будто в противовес ему, был необычайно бодр и захвачен игрой своих подопечных, отчаянно жестикулируя и ища поддержки у профессоров рядом с ним. Лениво скользнув взглядом по рядам учительской трибуны, Женя резко замерла. Сидящий на самой галерке Валера, закинув ноги на пустую скамейку перед ним, сосредоточенно что-то читал, изредка отвлекаясь на происходящее на поле. Вопреки воле, Женя нервно хихикнула и прошептала: — Он серьезно? А он, словно в подтверждение ее мыслей, перевернул страницу и вновь погрузился в чтение, лениво подпирая щеку кулаком. — И зачем пришел тогда? — Женя сложила руки на деревянное ограждение трибуны и точно так же положила на кулак щеку, не сводя изучающего взгляда с Валеры. Наверняка же он пришел вместе с Флитвиком — она вообще достаточно часто замечала его в компании заклинателя что в учебной, что и в обычной жизни. Но если пришел вместе с ним, то почему сидит так далеко? Неожиданно Валера раздраженно дернул носом и, нервно прищурившись, оторвался от книги, чтобы оглядеться. Женя самодовольно улыбнулась и продолжила наблюдать за пытающимся найти причину своего беспокойства Валерой. — Ха, — улыбка превратилась в оскал, — а сноровку-то не теряешь. Ну, найдешь или нет? Валера ощутимо нахмурился, пробегаясь взглядом по трибунам и ища того, чьим вниманием он завладел сильнее, чем игра, которую настолько взахлеб комментировал Джордан. А Женя довольно кривила усмешку, беззастенчиво наблюдая за ним. Вон как хмурится и все больше раздражается из-за ее пристального взгляда. Прекрасно знает, что он ненавидит, когда за ним настолько откровенно следят. Но все равно продолжает смотреть, позабыв про все более жестко играющих Рому и Лизу, ради которых и согласилась прийти на это сомнительное мероприятие. И плевать было на удивленные и восторженные вопли сидящих рядом Лаванды и Симуса от очередной выверенной подачи Ромы, и совершенно не важен был отчаянно кричащий позади Гарри, захваченный чужой игрой. Какой к черту квиддич, когда у нее тут личное развлечение. Ей всего-то нужно, закусив кончик мизинца, на секунду отвести глаза, а потом снова, почти не моргая, следить за тем, как он окончательно откладывает книгу в сторону и внимательно отслеживает зрителей на трибунах. — …вы посмотрите, что происходит! Кажется, Штандартова использует такую же агрессивную игру как и ее брат! — от этого возгласа Джордана Женя вздрагивает и медленно переводит взгляд на поле. Она с легкостью отличает среди фигур игроков Лизу. По невероятной скорости и хладнокровной тактике полета, по резким движениям, полным расчетливости. В следующие несколько минут абсолютно каждый на трибунах понимает, что происходит что-то ненормальное. Обычные школьники не могут играть так. С такой холодной яростью, с полным осознанием делать то, что не рискнут воплощать в жизнь матерые игроки школьных команд. Женя в панике сжимает пальцы в цветных перчатках, одолженных у Парвати. Игра Ромы становится агрессивной чуть более, чем полностью. И такой же расчетливой и хладнокровной. А Лиза, уйдя в очередной вираж, минует его атаки и с силой кидает мяч напарнице. Женя слишком хорошо знает, чем может обернуться такая смена настроения. И молится — лишь бы хоть кто-нибудь услышал ее — чтобы они пришли в себя, чтобы следующая резкая и сильная подача Ромы не пришлась кому-нибудь в голову, чтобы пас Лизы не сбил противника с метлы. Игроки их команд не смогли так быстро перестроиться, что стоило сломанной ключице одной из охотниц. Она продолжала играть, но теперь уже не могла выполнять с Лизой и второй напарницей приемы, которые помогли бы им забросить еще один мяч. — Почему они до сих пор не в национальной команде?! — захлебывался впечатлениями Джордан. И никто из гриффиндорцев, пришедших на игру, не заметил, как мертвенно побледнела Женя и закрыла ладонями глаза. Это походило на какой-то ад. Вдруг она замирает и медленно отнимает руки от лица, чуть ежась от ощущения чьего-то внимательного и колкого взгляда. Она поднимает глаза и видит, что ее игра в гляделки оказалась обоюдной. Валера, заметив встревоженность, в знаке вопроса поднимает бровь, а потом хмурится, когда Женя едва заметно кивает на поле. И достаточно демонстративно закатывает глаза, скрестив руки на груди. Она не удерживает ползущий по губам смешок, но так же быстро возвращается к прежнему беспокойству. Удостоверившись, что Женя продолжает смотреть на него, Валера поднимает руку и, пристально глядя ей в глаза, делает несколько небрежных жестов. «Отсюда и сейчас я не смогу повлиять на них», — Женя прекрасно знает это, но все равно надеется, что в критической ситуации он изменит мнение. Язык жестов поначалу они все выучили из чистого баловства — на скучных приемах казалось забавным тайно обмениваться посланиями и потом безуспешно оправдываться на вопрос о несвоевременном смехе, когда кто-то из них рассказывал анекдот. Потом необходимость в нем отпала так же резко, как столь же внезапно появилась вновь. Он спасал их на войнах, помогал и в мирное время. Иногда они сами придумывали новые слова, заключая в жест целую фразу. И сейчас Женя хочет с помощью только двух пальцев попросить Валеру о вмешательстве, но звучит свисток и мадам Трюк останавливает игру. Кажется, ее короткая речь приводит Рому и Лизу в чувство, и они медленно кивают замечаниям. Трибуны негодующе вопят, требуя продолжения зрелищного матча и тут же сменяют тональность, когда Трюк вновь свистит и вскидывает руку, объявляя продолжение. Женя осторожно выдыхает и было хочет вернуться к просмотру игры, но тихо шипит от чего-то острого, на мгновение впившееся в предплечье. Потирая пострадавшее запястье, она поднимает голову на Валеру и кивает, зная, что он хотел привлечь внимание. «Волнуешься?» — на этот вопрос Женя нервно хмыкает и вновь качает головой. Как тут не волноваться, когда на поле выступают два неадекватных игрока? Но в игре, кажется, все успокаивается. Рома с Лизой действуют гораздо сдержанней, если и играя с отголоском прежней жестокости, то только против друг друга. Женя невольно вспоминает утреннее любопытство сокурсниц, сейчас необычайно яро поддерживающих игроков, и позволяет себе чуть улыбнуться. Рома никогда бы не сделал послаблений Лизе в игре. И все равно не может перестать хмуриться, параноидально ища в любых их действиях подвох. А потом время — и без того идущее чересчур быстро — словно ускоряют в сотни раз, без предупреждения и объявления старта. Рывком выдергивают из привычных мест и бросают вниз. Вышвыривают из этой реальности, подрывая мир. Женя вздрагивает, чувствуя, как от тыльной стороны ладони по руке и до самой шеи, обрываясь у щеки, мягко и почти невесомо проходится что-то больше похожее на прикосновение, чем на щекотку. Она не движется вовсе, выпрямляя спину до боли, словно проглотив металлический штырь и разучившись дышать. Слишком, до дрожи похоже на то, чем Валера привлек ее внимание. Только нежнее и почти что ласковее. Время останавливается. Женя медленно оборачивается, за секунду успевая заметить чуть приподнятые пальцы и намеренно отведенный взгляд. И видит, как нарочитая незаинтересованность в глазах Валеры сменяется сначала на недоумение, а потом на суровость. И ничего не слышит, потому что визг Лаванды и Парвати оглушает всех на трибуне и, кажется, даже за ее пределами. Не успевает ничего сделать, потому что спохватившийся позади Гарри хватает ее за руку выше локтя и тащит на себя, спасая от пролетевшего в считанных метрах бладжера. А потом вместе со всеми замирает с как-то не совсем прилично приоткрытым ртом. Вцепившаяся в древко метлы и сжавшаяся Лиза, повисшая как раз напротив их трибуны, неуверенно открыла зажмуренные до этого глаза и с удивлением подняла голову, чтобы увидеть закрывшего ее собой Рому с занесенной битой, от которой только что по кривой траектории отскочил бладжер, с силой врезавшийся ему в плечо. Казалось, что вместе с ними замер весь мир. Замер, чтобы в следующий миг взорваться в овациях, заглушив даже свисток судьи. А потом Женя искренне хочет стереть всем своим однокурсникам память. Лиза нервно передергивает плечами и с невероятной тревогой смотрит на Рому, протягивая к нему руку. Он неожиданно усмехается с такой смесью нежности и заботы, что даже у Жени невольно екает в сердце. А потом, сохраняя эту улыбку, он подлетает немного ближе и проводит пальцами по щеке Лизы, которая льнет ближе и с любовью глядит ему в ответ. Только вот повторный свисток мадам Трюк, призывающий занять исходные позиции на розыгрыш последнего мяча в этой игре, разрушает эту идиллию и, встрепенувшись, Рома с Лизой возвращаются к командам. И их трибуна молчит. И только из-за этого молчания Женя хочется сползти куда-то под скамью и закрыть голову руками, зная, что сейчас увидели сокурсники. — Я… — не сразу подает голос Лаванда. И с трудом сглатывает, ощущая насколько сильно пересохло в горле. — Я одна с-сейчас это видела? — А я уже подумал, что у меня с головой или зрением не все в порядке, — ошарашенно поддерживает сидящий на галерке Невилл, на всякий случай потирающий глаза. — Это вообще как… — почти сразу же вторит Парвати, моргая раз, затем второй. — Это вообще они? — Охренеть, — емко и лаконично обобщает Рон и кивает в подтверждение своим словам. До окончания игры остается минута, когда проигрывающий двадцать очков Слизерин пускается во все тяжкие, чтобы вырвать победу, но они продолжают молчать, в шоке обдумывая произошедшее. Женя срывается с места и бегом спускается с трибуны, уже у самого выхода слыша ор зрителей, чествующих победителей. Она вместе с другими студентами выбегает на поле, но единственная — без тени радости на лице. И ищет. Ищет глазами уже спустившихся на землю Рому и Лизу, даже не представляя, что собирается сказать им. Они стояли немного в отдалении ото всех, цепко сжимая свои метлы. Женя было хотела подбежать к ним, но остановилась, не сделав ни шага. Рома, немного порыскав в кармане на рукаве своей формы, что-то достал и тут же протянул это Лизе, устало и победно улыбаясь. И глядя на тот восторг, на то неверие вперемешку с счастьем, что появились в ее глазах, Женя решила остановиться. Глубоко вдохнув обжигающе холодный воздух и чуть потеснясь в сторону, чтобы не мешать другим ученикам поздравлять победителей, она замерла, запрокинув голову и глядя на небо. Кто она такая, чтобы мешать их такому кратковременному счастью, пока они все еще любят друг друга? Женя вспоминает то, что происходило между ней и Валерой на трибунах, и давится воздухом. Что-то больше формальности, да?