Химера

Занятия в Отряде проходили с переменным успехом: некоторые заклинания ну никак не хотели даваться, пусть ребята буквально лезли из кожи вон, чтобы стать сильнее. Гарри пытался успокоить их, уверяя, что они и так добились колоссального прогресса за такой маленький срок, но это было слабым оправданием. Все с нетерпением ждали, когда Поттер научит их заклинанию Патронуса, и потом лидерство в Отряде возьмет Воронович. Но то ли резкое падение успешности занятий, то ли нежелание отдавать власть в руки преподавателю, заставляло Гарри медлить и раз за разом отрабатывать уже давно пройденные заклинания, чего никто понять не мог. Рома с Лизой в который раз отрабатывали заклятие разоружения друг на друге, стоя в отдалении от других. И им, как остальным, это к концу занятия успело надоесть до такой степени, что разговор начался как-то совершенно незаметно. — Как ты себя чувствуешь? — вкрадчиво спросил Рома, когда Лиза в очередной раз подняла свою палочку с пола. Она вздрогнула и недоуменно посмотрела на него. Гарри скомандовал окончание занятия, и все начали потихоньку расходиться, устало потирая шеи и потягиваясь от долгого напряжения. Тут же на Поттера посыпались вопросы о программе следующего занятия. Услышав, что, скорее всего, им придется в сотый раз отрабатывать пройденные чары, студенты мученически вздыхали, бормоча, что очень хотели бы научиться чему-то новому. — Ты о чем? — в замешательстве переспросила Лиза, отряхивая свою юбку и поднимая сумку. Где-то в другом конце класса, Невилл, чтобы показать Гарри свой прогресс как в доказательство того, что готов прямо сейчас начинать изучение нового раздела магии, настолько успешно разоружил Поттера, что тому пришлось лезть под груду сваленных друг на друга парт, чтобы достать ее. Послышался сдавленный мат и шипение, когда Гарри невольно ударился головой. — Когда с меня снимали проклятье, на тебя же пошел откат, — ровным тоном и доходчиво пояснил Рома. — Но если меня потом еще около недели выхаживали капельницами с морфием, то как же справилась ты, а, милая? — Так и справилась. Спокойно и сама, — бросив на него подозрительный взгляд, мрачно ответила Лиза, не обращая внимания на копошащегося в поисках палочки Поттера, погребенного под толстым слоем пыли. — В конце концов, мне не так уж много перепало. С чего ты вообще спрашиваешь об этом, солнце? — Да так, — заложив руки в карманы брюк, легко откликнулся Рома, в голосе которого сквозила неприкрытая угроза. Он не мог не заметить насколько старательно Лиза пыталась увильнуть от разговора, сведя его на что-то нейтральное. — Не так давно мне показалось, что меня самую малость накрыло. Да и бессонница в последнее время что-то совершенно без причины. Не знаешь, с чем это может быть связано? — Вообще без понятия, — резко бросила она, разворачиваясь в сторону выхода. — А я, кажется, знаю, — Рома обернулся, убедившись, что все ушли, и презрительно усмехнулся, даже не заметив замершего в груде парт Поттера. Посмотрев на Лизу, он едко бросил: — Что на этот раз? Галина Петровна, Лиля или аминазин? На банальные транквилизаторы я уже не рассчитываю. Лиза нахмурилась, не горя желанием развивать тему. Это только ее проблема, и только она знает, как с ней справляться. В конце концов, было вполне ожидаемо, что он узнал об этом. Пусть гораздо раньше, чем она планировала, пусть совершенно не при тех обстоятельствах, да и когда она параноидально соблюдала дозировку, чтобы на Рому, не дай кто-нибудь там наверху, пошел откат. Тогда как?.. Если только опять не считал откуда-нибудь. Лиза обессиленно закрыла глаза, признавая, что способности Ромы, которые и без того стали сильнее, она просто позабыла учесть. Гарри, которого они не замечали, неожиданно затих и стал внимательно вслушиваться в разговор, боясь любым жестом или вдохом обнаружить себя. Сидеть под партой, сжав в руках найденную палочку и согнувшись в три погибели, вдыхая пыль — он мог смириться с этим, зная, что сейчас происходит что-то определенно важное. И он не сомневался, что Гермиона точно сможет потом расшифровать поведение Ромы и Лизы. Ведь после того памятного матча между Равенкло и Слизерином, они как раз вернулись к версии того, что между ними есть что-то совсем не родственное. А тут он узнает все буквально в первых рядах. — Что. На. Этот. Раз? — чеканя слова, вновь повторил Рома, яростно сузив глаза, хватая Лизу за руку и резко поворачивая к себе, до хруста сжимая тонкое запястье. Та упрямо поджала губы, но взгляд не отвела. — Я же о тебе беспокоюсь, дура! Мне уже все равно от чего зависеть, а ты бы лучше в Больничное крыло обратилась, пока не стало поздно! В чем смысл того, что ты сейчас будешь стоять и молчать? Я не хочу, чтобы все повторилось так, как было раньше. Ни тебе, ни мне этого не надо. Поттер вздрогнул от такого резкого и жесткого тона, едва повторно не ударившись об парту под которой сидел. Еще больше его поразило молчание Лизы, которая, по всей видимости, не была удивлена подобным. Мало того, она холодно смотрела на Рому, ни капли не растерявшись от его реакции. — Не хочешь по-хорошему, — с презрением усмехнулся Рома, отстраняясь и отпуская ее запястье. — Будем по-плохому. Знаешь, эти занятия в Отряде очень многому учат. Акцио таблетки! Из сумки, висящей на плече Лизы, вырвалась баночка из темного стекла с белыми таблетками. Как бы она не хотела ее перехватить, Рома оказался проворней. Он сжал в побледневших длинных пальцах пузырек и отвел руку в сторону, чтобы Лиза, несмотря на все свое желание, не смогла до него дотянутся. — Ну и что это у нас? — с непонятным весельем задал вопрос вслух он, рассматривая стекло пузырька на свет и, не глядя, кидая свою палочку в сумку. — Отдай! — раздраженно выкрикнула Лиза, пытаясь отобрать украденное. Рома вновь схватил ее за руку, но в этот раз сжав запястье настолько, что она поморщилась и инстинктивно отпрянула назад. — Я прекрасно себя контролирую и без твоего надзора! — Ты агрессивна, я это еще тогда заметил, — тут же откликнулся он, даже не глядя на Лизу. — Так легко нарушить бесчисленное количество раз подтвержденное правило «не оставлять следов»… Страстность, — Рома скривил какую-то странную, как показалось Гарри, улыбку, — желание и чувство собственничества — многочисленные грани твоего непомерного эгоизма. Я все это знаю, Лиз, — он устало вздохнул и наконец перевел взгляд на нее. — И именно это я больше всего ненавижу в тебе. Гарри с явным замешательством различил во взгляде Ромы неподдельные ярость и презрение. Он снова посмотрел на пузырек и усмехнулся. — Я знаю, когда грани стираются, и просыпаешься настоящая ты. Та, которую не сдерживают ни таблетки, ни здравомыслие… Сколько? — резко спросил он, с каким-то странным прищуром глядя на лекарство. Когда отпадает вопрос «почему?» становится страшно. По-настоящему. До истерик и сорванного голоса. И он понимает это, как никто другой. Лиза стояла, чуть наклонив голову набок и, словно не понимая, равнодушно смотрела на Рому, все еще хмурясь от боли в запястье. Отвечать она не торопилась, словно надеясь оттянуть время перед неизбежным разоблачением. Хотя к чему теперь эти вопросы? Как будто он может что-то сделать, когда она настолько пала, когда уже настолько поздно, и она перестала отдавать отчет в собственных действиях… Может, соврать? — Три, — тихо, едва различимо и безо всяких эмоций. — Врешь… — не так кривят улыбку победители, в ней нет столько страдания. — Зачем? Я же знаю, что это не так, что их больше… Гораздо больше, чем тебе надо! Гораздо больше, чем нужно, чтобы я не почувствовал этого тоже! Под конец голос Ромы сорвался на крик, и он до судороги сжал пальцы на тонком запястье, оставляя синяки. Гарри в ужасе посмотрел на них, не понимая, что происходит. Еще не так давно они с такой нежностью и любовью смотрели друг на друга, словно не было в мире ничего, ценнее этих чувств, а сейчас они явно в шаге от очень крупной ссоры. Он растерянно перевел взгляд на Лизу, чтобы окончательно потерять суть ситуации. Она только опустила голову, чуть нахмурив брови, но не вырываясь. Словно так было надо. Словно это в порядке вещей и удивляться здесь нечему. Рома рывком притянул ее ближе к себе и заставил поднять поморщившуюся явно от боли Лизу голову на него. В ее глазах застыли слезы от той силы, с которой он пережимал руку, но на лице не читалось никаких других эмоций: только раздражение и недовольство. — И больше всего меня бесит, что я уподобляюсь тебе. В этой жестокости, в этих агрессии и эгоизме, которые лишают меня возможности мыслить здраво и адекватно, — он опустил руку и с контрастной нежностью, что никак не вязалась с его тоном, провел ладонью по щеке Лизы, продолжая смотреть ей в глаза. — Всему есть причина, всему есть повод, только мы с тобой почему-то постоянно про них забываем, родная, — ладонь соскальзывает с щеки и перемещается на шею. — Я прошу тебя остановиться. Пока ты и я все еще можем положить этому конец, и пока не стало слишком поздно. Насилие, — пальцы Ромы смыкаются и несильно пережимают ей горло, — это не выход. — Это способ, — в какой-то миг выражение лица Лизы сменяется. И появившееся в ее глазах полубезумные оживление и блеск, растянувшиеся в маньячной улыбке губы пугают Гарри гораздо сильнее жеста Ромы, гораздо больше интонации, с которой она отвечает. — Мне опять Падальщика просить, чтобы он тебе мозги вправил? — разозлено рявкает Рома, шарахаясь от Лизы и отпуская руку. Поттер усиленно пытается убедить себя, что не услышал в его голосе отчаяния и страха. — Он знает. От этой фразы Рома зло сплевывает и с силой стискивает зубы, понимая, что один из самых серьезных аргументов бессилен. Он с отвращением смотрит на Лизу, а потом, под шокированный взгляд Гарри, открывает зубами пузырек и сам пробует несколько таблеток. — Что это? На галоперидол не похоже, — раскусив одну одну из них, спрашивает Рома и хмурится. — Клоназепам, это нормотимик. Больше я здесь ничего найти не смогла, — легко и поражающе честно признается Лиза. — И Воронов все еще тогда понял. Гораздо раньше нас самих. Она делает шаг вперед, а Гарри не может понять, когда та Лиза — рассудительная и спокойная — стала той, что сейчас пугает его до нервной дрожи. — Умея проклинать — быть проклятым самому, — она с долей превосходства и необъяснимого самодовольства смотрит свысока на затравленно буравящего ее взглядом Рому. — Умея больше других… быть никем. Будучи свободным — зависеть. Ты проигрываешь, Ром. Ты вечно проигрываешь, — она в два шага становится вплотную к нему. — Выдвигаешь условия, которые сам не в силах выполнить. Из повода вытекает следствие, и именно ты упускаешь его первым, нападая совершенно на ровном месте, выдумывая причину сам. Ты упрекаешь меня в зависимости, но ты упускаешь то, почему я стала зависимой. Ты обвиняешь меня в собственничестве, но не хочешь думать о том, почему мне пришлось стать такой. Ты. Ты есть причина всему. Но ты не хочешь этого понимать. Ее голос плавно сходит на шепот — опасный и не предвещающий ничего хорошего. — То, что я делаю, это только защита, ничего больше. Защита от тебя и того, что ты делаешь со мной. Мне, знаешь ли, — рука Лизы точно так же смыкается на горле Ромы, который в отличие от ее полной безучастности на этот жест с его стороны, вздрагивает, — даже бывает страшно от того, насколько сильно ты влияешь на меня. Только я, в отличие от тебя, пытаюсь с этим бороться. Насилие — это не выход. Насилие — это способ, — ее пальцы сжимаются сильнее, — и я не знаю ничего другого, что было бы совершеннее его. И ты действуешь по такому же принципу. Потому что я — это ты, а ты — это я. Захват на шее слабеет, и Лиза перемещает ладонь выше, проводя пальцами по губам Ромы. Она подается ближе, почти нос к носу, и говорит: — Твои слабости — мои слабости. Проклят ты — проклята и я, — и шепчет прямо в губы, словно в лихорадке, запуская пальцы ему в волосы: — мы одно целое. Я — это ты, ты — это я. Всегда все на двоих, но никогда поровну — ты бы знал, как я ненавижу эту несправедливость. Так не должно было быть, так не могло было быть, только нас не спросили, а поставили перед фактом и заставили со всем разбираться самостоятельно. — Ты еще можешь остановиться, — хрипло протестует Рома, притягивая Лизу к себе за талию. — Я не говорю тебе сразу отказаться от таблеток, только понизить дозу. Ты же могла прекрасно справиться и без них. Ты всегда обходилась без таблеток, тем более я сделал все, что мог, чтобы не дать откату настолько сильно ударить по тебе. Я ни черта не соображал, я готов был сдохнуть от боли прямо там, только бы уберечь тебя от последствий. И что ты делаешь? Плюешь на все, и даже не пытаешься взять себя в руки? Гарри искренне недоумевает, как Рома и Лиза могут настолько важную тему обсуждать так: прижавшись друг к другу вплотную в настолько двусмысленной позе, что становилось непонятно, почему они говорят о чем-то серьезном так спокойно. Сам Поттер был готов поклясться, что если бы он стоял так рядом с девушкой, то точно не смог думать о чем-то помимо тела, прижавшегося к нему. Но, похоже, Роме и Лизе такая поза не доставляла никаких неудобств и не мешала вести осмысленный и продуктивный диалог. — Пыталась. Мне тоже было больно, и я ценю то, что ты старался замкнуть откат на себе. Но, солнце, ты меня не услышал. Мы — одно целое, и как бы ты или я не хотели этого, мы вынуждены все делить на двоих. Я тогда тоже была проклята, как и ты, только мне перепадало гораздо меньше. Все, что испытывал ты — чувствовала и я, но никогда в равной степени. И я уже не могу остановиться по той простой причине, что ты уже распробовал морфий, и время, которое тебе понадобится на то, чтобы найти его аналог, идет на дни. — Должен быть выход как побороть эту зависимость. — Он есть, ты же знаешь, солнце, — Лиза с непонятной нежностью усмехается. — Стать целым. А сделать это можно двумя путями… Она сокращает и без того призрачное расстояние, прижимаясь к губам Ромы. Гарри, все еще сидевший в своем укрытии, был настолько обескуражен происходящим, что не мог выдать никакой другой реакции, кроме удивленно вытаращенных глаз и глупо открытого рта. Поцелуй Ромы и Лизы выглядел настолько развязно, что у Поттера не осталось сомнений в том, что делают они это далеко не в первый раз, и что его красное лицо сейчас наверняка видно даже из-под парты. — …но этого варианта никогда недостаточно, — отстраняясь, решительно заявляет Лиза, беря дыхание. — Меня он устраивает больше, — опровергает Рома, начиная целовать ее шею. — Я знаю, что тебе станет мало, и ты найдешь себе какую-нибудь другую. А потом я дойду и до второго варианта, — Рома давится вдохом, когда не размыкавшая объятий Лиза оттягивает ворот его рубашки подобно удавке. — Я пойду тебе навстречу, я снижу дозу, но этого будет недостаточно. Механизм запущен с того самого момента, когда ты впервые попал в Больничное крыло, солнце. И пути назад больше нет, потому что ты уже не можешь остановиться. Она делает несколько шагов назад. — Действие рождает противодействие. Ты уже ищешь мне замену, солнце, и именно это толкает меня к тому, чтобы идти в противовес. Называй это эгоизмом, собственничеством и любым другим словом, хочешь — злись на меня или же пытайся переубедить, но я не остановлюсь, потому что я очень не люблю одиночные партии. Навязывай мне условия и пускай в ход шантаж — это ничего не изменит. — Если ты имеешь ввиду Женю… — Рома скрещивает руки на груди, легко покачивая склянку с таблетками в пальцах. — Чушь не неси, — Лиза кривится. — Ты прекрасно понял, о ком речь, правда, я до сих пор забываю ее имя. — Это ревность? — Да, это ревность, — она не видит смысла отнекиваться, протягивая руку за лекарством. — И как быстро она превратится в ненависть зависит только от тебя. — А тогда это лимит доверия, — Ромы высыпает в тут же появившуюся при мысли об этом баночку из темного стекла нужное число таблеток. Закручивая крышку, он отдает ее Лизе. — Когда ты его исчерпаешь, то и я перестану бороться сам с собой. Я не хочу этого варианта, но ты не оставляешь мне выбора. — И еще меня ты называешь эгоисткой, — в сторону вздыхает Лиза, подхватывая свою сумку и пряча в нее склянку с таблетками. И, не глядя на Рому, уходит. Когда он остается один, Гарри наконец вылезает из-под парт, подходит к столу и смотрит на темное стекло баночки с лекарством, оставленной Ромой, чтобы после подобрать ее. Ни этикетки, ни чего-либо еще, что могло пролить свет на истинное предназначение этих таблеток. Название, озвученное Лизой, Поттер не помнит, однако слово «галоперидол» на удивление быстро всплывает в его памяти. Может, это от того, что он когда-то его уже слышал? Решая спросить об этом Гермиону, родители-врачи которой точно должны были слышать о подобном, Гарри отряхивает пыльные штаны и выдыхает, пытаясь отогнать непрошеные видения пятиминутной давности. Одно Гарри знает точно — теперь он должен рассказать увиденное своим друзьям.

***

В гостиной Гриффиндора, когда туда зашел Гарри, царило обычное вечернее оживление: ребята списывали, веселились и просто отдыхали от тяжелого трудового дня. Завидев друга, Гермиона и Рон переглянулись, не понимая, почему он так задержался в выручай-комнате. Женя, в это время дурачившаяся с близнецами Уизли, острым взглядом заметила в пальцах Гарри что-то блестящее и любопытно пригляделась, осознав, что он держал пузырек с таблетками. Нужно было что-то срочно сделать, чтобы узнать что за таблетки получил Поттер, но подумать над планом Жене не дали Фред и Джордж. Они повалили ее к себе на колени и принялись дорассказывать какую-то историю, исход которой Женю не волновал теперь абсолютно. Интересно, что за лекарство понадобилось Гарри? Больным он не выглядел, да и в Больничном крыле мадам Помфри предпочитала лечить с помощью мазей и зелий, а не достижениями магической и общелюдской фармакологии. Да и Женя вообще сомневалась, что в Хогвартсе можно было найти хоть какие-то лекарства в виде пилюль, если только в той же выручай-комнате. Цепочка ассоциаций сложилась сама, стоило вспомнить, что последними в комнате остались Рома и Лиза, и что его не так давно «удачно» попытались лечить морфием. А значит, таблетки, если конечно Поттер нашел их в выручай-комнате, принадлежали кому-то из них. Кандидатура Ромы отпала сразу же: целители из Мунго, сами спровоцировавшие у него ломку, ни за что бы не отпустили его недолеченным в школу, не желая светить собственные косяки. А если им и необходимо было долечивать его после, то наверняка силами Больничного крыла, где таблеток Женя не видела ни разу. Была бы возможность — Женя стала бы невидимой, чтобы незаметно выкрасть таблетки, но сейчас это представлялось ей невыполнимым. И с другой стороны, ее сжирало абсолютно детское любопытство: до смерти хотелось знать, на что Лиза подсела в этот раз. А если подсела Лиза, значит и подсядет Рома — подобную тенденцию все они знали слишком хорошо, поэтому вместо двух наркоманов силились остановить хотя бы одного. Они в подобном вопросе действовали настолько слаженно, что Женю невольно удивлял факт того, что Лиза до сих пор не начала курить, вспомнив старые привычки. Наплевав на вовсю делившихся историями Фреда и Джорджа, Женя напряженно вслушивалась в диалог на том конце комнаты, но у нее это почти не получалось. Однако ей катастрофически нужно было знать, что именно Гарри расскажет своим друзьям. Что же произошло в выручай-комнате, откуда Поттер достал таблетки, и что случилось между ромой и Лизой. А значит… Фред и Джордж недоуменно переглянулись, когда вдруг Женя ни с того, ни с сего закрыла лицо ладонями, а ее пальцы побелели настолько, что тонкая сеть вен стала видна на удивление четко. Когда она отняла руки от лица, близнецы Уизли невольно вздрогнули. Голубые глаза, и без того достаточно странного цвета, стали почти бесцветными, с каким-то непонятным желтым отливом. Черты лица заострились, и в них появилось что-то птичье. Женя подняла глаза на Фреда и Джорджа и хитро улыбнулась, прижав палец к губам. Когда-нибудь она им все расскажет. Когда-нибудь, но точно не сейчас. — Что дальше у вас произошло? — спросила она, продолжая загадочно улыбаться. — Ну… Эм… — Фред с Джорджем переглянулись. — Филч тогда как заорет!.. Женя на первый вид воодушевленно слушала их, хотя на самом деле напряженно следила за ходом диалога Золотого Трио. Гарри выглядел сбитым с толку и очень долго пытался подобрать нужные слова увиденному. — … в общем, — долетел до чуткого слуха Жени голос Поттера, — он просил ее, если не остановиться, то хотя бы соблюдать дозировку, но Лиза сразу сказала, что это бессмысленно. Просто как они вели себя в обществе друг друга… — Гарри поморщился и с усилием потер лоб. — Это очень странно. Я не знаю, может, это нормально для близнецов… Хотя нет, в любом случае ненормально то, как они говорили между собой. Там было важно каждое слово, каждая интонация, но пересказать это очень сложно. — Я, кстати, начала после того матча подмечать за ними кое-какие интересные детали, — вдруг вспомнила Гермиона. — Например, что они еще ни разу — при мне, по крайней мере, не назвали друг друга братом и сестрой. Никогда, только… — Только по именам или прозвищам, — согласился Гарри. — И выглядит это как… — Словно они пара? — мигом дополнила Грейнджер. Рон удивленно посмотрел на друзей, принявшихся приводить ему примеры. Женя заинтересованно подняла бровь, краем уха следя за разговором Фреда и Джорджа. То, к чему они все давно привыкли и считали должным, у остальных начало вызывать вопросы. — Лиза несколько раз повторяла Роме, что они одно целое, что он — это она и наоборот. — Ну они же близнецы, так-то, — недоуменно пожал плечами Рон. — Вон Фред с Джорджем тоже частенько такое заявляют, ты сам слышал, Гарри. Дред, Фордж… они даже в детстве часто друг друга подменяли и маму дурачили. — Нет, Рон, она говорила об этом так, словно они один и тот же человек. Я не могу сейчас правильно сформулировать свои мысли, но то, как она это говорила, было ненормально, — Гарри помотал головой. — Я соглашусь, что иногда Рома и Лиза ведут себя немного странно, но сразу клеймить их психами или кем-то похожим… Ладно бы мы не знали их лично, тогда я бы сам был в рядах тех, кто считал их больными, но с другими и с нами они общаются вполне адекватно. Никаких сильных заскоков или чего-нибудь такого. — Не в этом дело, — совсем сдавленно произнес Гарри. — Ребят… слухи не врали. — Вам надо было тогда в другом месте спрятаться, — спокойно начала рассуждать Женя, пока в разговоре сокурсников возникла пауза из-за того, что Гарри силился собраться с мыслями. Фред и Джордж, казалось, были удивлены. Они-то думали, что она их не слушает, больше заинтересованная разговором Золотого трио. Севшая прямо Женя посмотрела на них и лучезарно улыбнулась: — На Астрономической Башне, например — он бы туда точно не доковылял! — Гарри, что-то еще произошло? — не понял Рон. — Ты тоже видел? — встрепенулась Гермиона, наконец осознавшая что именно так сильно впечатлило Поттера. — Видел, — не стал отпираться Гарри. Он судорожно вздохнул и поднял взгляд на друзей: — И я уверен, что они одними поцелуями не ограничиваются. И называют они друг друга по прозвищам и именам, потому что они пара. И это ненормально. Как бы они не вели себя с остальными, Рон, они больны. И у Лизы, помимо всего прочего, зависимость от таблеток. Вот от этих, — он с глухим стуком поставил на стол баночку с лекарством. Женя едва удержалась от того, чтобы хлопнуть себя ладонью по лицу. Как в период обострения Лиза не смогла обнаружить Поттера — оставалось для нее загадкой. — …насилие — это не выход, — практически шепотом произнес Гарри, качая головой. Насилие — это способ. Женя резко подняла голову на троицу и не сдержалась, позволяя губам растянуться в горькой усмешке. И, встав со своего места и сказав пару ничего не значащих фраз близнецам Уизли, до сих пор не понимающим, что происходит, плавной походкой пошла к троице. Короткое слово, произнесенное одними губами, и она вновь улыбается, глядя на сокурсников уже нормальными голубыми глазами. Гермиона заметно хмурится, подбивая Женю еще с большим рвением разыгрывать дурочку. Она готова разыгрывать кого угодно, лишь бы забрать эти чертовы таблетки, пока дети не решили попробовать их на вкус. Тем более их как раз три. На каждого из них. Она усмехнулась и, подойдя к Гарри и приобняв его за шею, задорно произнесла: — Чего такие хмурые, ребята? Рон и Гермиона смерили ее взглядом, полным подозрения, и переглянулись, не понимая, какую цель преследует Женя. Она сильней прижалась к Гарри и вроде невзначай посмотрела на баночку с таблетками, стоящую на столе. — О, — любопытно улыбнулась она, поднимая лекарство. Гермиона хотела было воспрепятствовать этому, но Рон остановил ее. Женя прищурено вгляделась в стекло баночки и произнесла: — Витаминки? Здорово… Под ошарашенные взгляды Золотого Трио она ловко открыла лекарство и, высыпав его, отправила в рот. Раскусив одну из трех таблеток, Женя едва заметно нахмурилась. Точно не галоперидол… У того совершенно другая горечь. Раскусила вторую. Гермиона вздрогнула. От нейролептиков нет зависимости. Скорее, это что-то из транквилизаторов. — Хреновые у вас витаминки, ребят, — недовольно поморщилась Женя, опуская баночку обратно на стол. Троица в замешательстве следила за каждым действием, не понимая, что только что произошло. — Жень! — неожиданно вспылила Гермиона. — Нельзя так сразу все тащить в рот! А вдруг это какой-то яд?! — Не-а, — абсолютно искренне ответила она, жуя таблетки и пытаясь распознать лекарство. — Явно не яд. Но точно и не витаминки судя по тому, какие они горькие. Вроде что-то типа дротаверина или цитрамона… — Что это? — недоуменно переспросил Рон, напуганный подобным названием. — От боли в животе или в голове, и от всякого такого, — пожала плечами Женя, продолжая обнимать Гарри, смущенного подобным жестом. Она совершенно игриво провела пальцами по его волосам и, улыбаясь, поделилась впечатлениями: — Правда, по вкусу та еще гадость. — И все равно нельзя так бездумно тащить все в рот! — продолжала злиться Гермиона, возмущенно глядя на нее. — Так они же ваши, — Женя внимательно посмотрела на тут же замявшееся Золотое Трио. Неожиданно к ней сзади подошли близнецы Уизли и возмущенно воскликнули: — Хватит тут Гарри обнимать! У тебя есть мы! Она усмехнулась, но Фред и Джордж явно были настроены серьезно. Они ловким движением расцепили руки Жени и, под заинтересованные взгляды всего Гриффиндора, подхватив ее за локти, поволокли обратно к дивану. — Вообще-то у меня муж есть… и хозяин, что еще страшнее, — смиренно вздохнула Женя, даже не думая сопротивляться им. — Надеюсь, ты нас не прокляла? — с шутливым опасением поинтересовался Фред, оборачиваясь на нее. Она хмыкнула и расплылась в недоброй усмешке. — Как знать, как знать! — нараспев произнесла Женя. — В чем-то это действительно похоже на проклятие. Ужасное, причем. И проклята я навсегда.