Химера

Четырнадцатое февраля подкралось подобно диверсанту: незаметно и очень стремительно. Женя, собственно, вспомнила о празднике только накануне, когда вечером Лаванда придирчиво подбирала себе платье, чтобы впечатлить одного семикурсника с Равенкло. Свидания Браун не назначали, но она задалась воистину пугающей целью как можно чаще попадаться на глаза запавшему в сердце парню. «Вот увидите, он поймет, что это знак!» — уверенно заключила Лаванда в ответ на полные скепсиса переглядывания соседок. Впрочем, не у одной нее романтические настроения полностью вытеснили здравомыслие и адекватность: Парвати на пару подруге с самого утра крутилась возле зеркала, меняя украшения и нанося макияж. И глядя на это буйство красоты, Женя с сомнением косилась на собственное отражение, чувствуя невольный укол совести за свое бездействие. Ей-то даже наряжаться не для кого. Когда Парвати с довольным кивком поправила теплый кашемировый свитер глубокого бордового цвета, Женя сникла вовсе и полезла за расческой, сопровождаемая понимающим взглядом Гермионы. По привычке завязать два хвоста, перехватывая волосы темно-синими лентами, и надеть первую выпавшую из шкафа теплую одежду — в сравнение со сборами Лаванды и Парвати настоящее святотатство. На завтраке Женя поняла, что школу захватила эпидемия: ничем другим причесавшегося Гарри и напевающего себе под нос Симуса объяснить она была не в силах. И не сдержалась от улыбки, садясь рядом с Фредом и Джорджем, которые, как она знала, должны были вместе с Ли Джорданом обнести большинство лавок Хогсмида для своих изобретений. Она решила не вмешиваться в их мужскую компанию и в кои-то веки самостоятельно насладиться видами волшебной деревни. Невольно вспомнив о своем первом и пока последнем визите в Хогсмид, Женя поморщилась и поспешила спрятать свое недовольство в чашке с чаем. На выходе из школы было настоящее столпотворение, при виде которого Женя поначалу опешила: в Большом зале такое количество людей воспринималось легче. Она пыталась убедить себя, что ее совершенно не трогают милующиеся рядом парочки, обменивающиеся шутками и держащиеся за руки, но с каждой минутой былое благодушное настроение отступало и сменялось непонятной тяжестью. Затерявшись из-за своего роста в толпе, на улицу Женя попала одной из последних и поморщилась от ветра, приветственно ударившего песком в глаза. Вдохнув полной грудью одурманивающий свежий воздух, она попыталась улыбнуться, чтобы вернуть расположение духа, и, когда это не помогло, полезла в карман пальто за леденцами. По пути в волшебную деревню, Женя внимательно крутила головой по сторонам — то ли чтобы не любоваться на идущих впереди парня и девушку, то ли чтобы запомнить дорогу. Через полчаса застыв на главной Верхней улице, она без особой охоты прошлась взглядом по снующим из магазина в магазин студентам и подумала, что, пожалуй, стоит найти место побезлюдней. И, решительно развернувшись, прямо через еще не растаявшие сугробы пошла позади домов искать себе приключения. Вскоре плотный заслон деревьев стал понемногу редеть, а в ветер начали вплетаться холодные капли воды. Услышав тихий плеск, Женя осторожно выглянула из-за сосны и застыла. Она никогда не могла подумать, что Хогсмид стоит почти что на самом берегу озера, откуда был виден маленькой точкой и Хогвартс. Незамерзвшая и привычно темная вода лениво омывала черную гальку, где-то справа был слышен глухой звук ударявшихся бортами маленьких лодок. Приглядевшись, Женя различила отсыревшие от влаги доски полузаброшенной лодочной станции и причал, надсадно скрипевший при любом порыве ветра. Но ни одна лодка сегодня не рассекала воды озера: пришвартованные к берегу, они были усыпаны еще прошлогодней рыжей хвоей. Мокрый ветер вплетался во вьющиеся от влаги волосы, и, пораздумав немного, Женя решила развязать ленты хвостов и спуститься к берегу. Галька под ее ногами перекатывалась от каждого шага, нарушая умиротворяющую тишину, а концы зажатых в руке лент трепетали от каждого дуновения. Застыв возле самой кромки воды — почти что позволив обуви промокнуть еще сильнее — Женя отрешенно смотрела вдаль, растворяясь в атмосфере этого места. Она распростерла руки в стороны, позволяя ветру пронизывать ее насквозь, и счастливо улыбнулась. И не было ни раздражающих парочек, заполонивших улицы Хогсмида, ни развешанных на стене каждого дома объявлений о сбежавших преступниках, ни гвалта и суеты, только всепоглощающее чувство спокойствия и одиночества. Жене казалось, что сейчас она одна не только здесь, на берегу, но и в мире вообще, и мысли об этом не рождали тревоги или страха. Солнце неохотно проглядывало через плотный заслон проплывающих по небу туч, грозивших обернуться затяжным дождем. И Жене так хотелось зарисовать все это, перенести на альбомный лист неявную красоту холодного февральского дня. В кармане пальто обнаружилось несколько монет — памятуя о досадном осеннем проигрыше в карты, она задалась целью во что бы то ни стало переиграть мухлюющую Лаванду и достигла в этом успеха. Сущая мелочь, которой едва хватило бы на пакет леденцов из Сладкого королевства. Пересчитав монеты на покрасневшей от ветра и холода ладони, Женя задумчиво поджала губы и обернулась на дорогу в лесу, через которую можно было выйти к деревне. Если денег хватит на какой-нибудь захудалый альбом и пару простых карандашей, то ей крупно повезет. Попытка — не пытка. И Женя смело и прямо по сугробам пошла обратно в Хогсмид, смутно припоминая, что в прошлый раз видела там книжный магазин. На улицах деревни заметно поубавилось народу, и начавший мелко накрапывать дождь явно поспособствовал сбавлению рвения студентов погулять на свежем воздухе. Шмыгнув покрасневшим носом и поправив закрывавший горло факультетский шарф, Женя бодрым шагом дошла до магазина, чья вывеска в виде книги скрипуче покачивалась на ржавых петлях от ветра, и толкнула тяжелую деревянную дверь. В лицо ударило порывом тепла, и она облегченно выдохнула, заходя вглубь магазина и растирая замерзшие руки. Народу здесь было мало, когда как в "Сладком королевстве" напротив было не протолкнуться от скопления студентов. Она, крепко сжимая в кулаке четыре простых карандаша, несколько раз обошла все стеллажи в поисках альбомов для рисования или захудалых нелинованных тетрадей, но, видимо, в магазине либо не было канцелярии, либо сыщик из нее так себе. Пришлось прибегнуть к крайним и до этого неочевидным мерам — попросить помощи у стоящего за прилавком хозяина магазина. Стоя сбоку от витрины и с сомнением глядя на стеллаж перед ней, Женя поняла — сыщик из нее действительно ужасный. Как можно было пропустить маячащий перед носом указатель? Достав на пробу несколько альбомов и увидев ценник, Женя мрачно поджала губы и поспешила вернуть их на место. Карандаши стоили не так уж дорого, но тогда ей придется либо вовсе отказаться от них, если она хочет купить себе альбом, либо искать что-нибудь подешевле. Мученически вздохнув, она задрала голову и бегло пробежалась по ассортименту выше. Золотое правило — выше дешевле. Приподнявшись на цыпочки и вытянув руку так, что плечо отозвалось угрожающим хрустом, Женя схватилась за полку несколькими пальцами, в других сжимая карандаши, и попыталась подцепить краешек торчащей тетрадки, которую, судя по желтизне листов, никто кроме нее раньше не трогал вообще. Так и есть: тетрадка почти разваливалась в руках и стоила копейки. И если бы она была нелинованной, то Женя бы точно купила ее, невзирая на плачевный вид, а потом распотрошила на листы. Раздраженно сдув челку со лба, Женя положила тетрадь на другие — где-то внутри екнула совесть, что было бы неплохо вернуть ее на место, но нывшее от напряжения плечо быстро заглушило воспитание — и вновь полезла наверх, безуспешно цепляясь пальцами за корешок альбома. Чье-то присутствие позади она заметила не сразу, полностью захваченная попытками достать вожделенную вещь с полки. И только когда над ухом раздался шорох, и кто-то явно более высокий протянул руку, чтобы без особых усилий вызволить зажатый с двух сторон альбом, она замерла и обернулась. Подспудно мелькнула мысль, что хозяин магазина, вдоволь насладившись ее потугами, таки соизволил прийти на помощь, но тут же исчезла, стоило Жене увидеть стоящего за ней Валеру. Он протянул ей альбом, во второй руке удерживая целую стопку книг. — Как всегда оккультизм? — не удержалась от комментария Женя, бегло прочитав названия на корешках фолиантов и забирая альбом. Валера усмехнулся и кивнул, а до нее запоздало дошло, что его стоит все-таки поблагодарить. — Спасибо. Альбом был, наверное, ровесником Дамблдора, и точно так же разваливался, но почти ничего не стоил. Довольно улыбнувшись, Женя прижала его к груди, но вдруг осеклась, понимая, что Валера не сдвинулся ни на шаг. — С каких пор ты с распущенными волосами ходишь? — в замешательстве спросил он, и Женя пожала плечами. Она точно понимала, что он не думал о том, что делает. Совсем. Иначе бы не стал брать ее прядь и пропускать через пальцы, чуть оттягивая, чтобы распрямить завившиеся от влажности кольцом волосы. В душе волной поднялась давно ждущая своего часа злоба. Вспомнились его действия и на матче, и после урока, и — как апогей — девчонка с Хаффлпаффа, что полезла к нему целоваться. Что он мог, балансируя на краю этой чертовой формальности или успешно прикрывая свое вмешательство, творить что вздумается, не считаясь ни с ее чувствами, ни с ней самой. — Ты угрожаешь мне карандашами, — опуская руку, пугающе невозмутимо сказал Валера, глядя на заточенные грифельные концы, устремленные ему в живот. И повторил: — Ты серьезно угрожаешь мне карандашами? — А еще я серьезно тебя достаю и порчу жизнь? — Женя зло и дерзко улыбнулась. — Стесняюсь спросить чем. И я откажусь от мысли проткнуть тебя карандашами, если только ты признаешь свое поражение. Он мрачно посмотрел на нее, и Женя продолжила: — Не я нарушала дистанцию, и не я прикрывалась должностью. Я действовала согласно условиям, в отличие от тебя. Ты в любом правиле найдешь исключение или лазейку. Я вот только одного не понимаю, — голос ее вопреки воле дрогнул, — почему все вечно получается так, что больно от этого только одной мне? Воронов, ты о хоть о ком-то, помимо себя, думаешь? Каждый раз ты хочешь выйти победителем, несмотря ни на что, каждый раз ты делаешь все, чтобы волей или неволей досадить мне. Ответь мне, чем я заслужила такое отношение? Глубоко вздохнув, Валера сжал двумя пальцами переносицу и поморщился. Повернувшись к витрине, откуда на них был прекрасный обзор из соседнего "Сладкого королевства", он предложил: — Пойдем поговорим в другом месте, хорошо? — Я буду ждать тебя у озера через двадцать минут, — проследив за направлением его взгляда, Женя нахмурилась. — Потому что никому не надо, чтобы нас видели вместе студенты. И, удобнее перехватив альбом и карандаши, пошла на кассу. Еще недолго глядя ей вслед, Валера страдальчески закрыл ладонью глаза, понимая, что сейчас точно не произойдет ничего хорошего. Подозрения в этом усилились, стоило заворачивающему книги в упаковочную бумагу для доставки в школу хозяину магазина смерить его долгим и чересчур заинтересованным взглядом. Погода, словно переняв его настроение, встретила Валеру мокрым ветром в лицо и усиливающимся дождем, который, судя по косым полосам на небе, уже успешно заливал Хогвартс. Как же хорошо, что существовала магия, благодаря которой зажженная сигарета не грозила потухнуть от первых упавших на нее капель. Глубоко затянувшись, Валера протяжно выдохнул дым и огляделся по сторонам, чтобы выяснить с какой стороны к деревне находилось озеро. Какого черта Женя назначила встречу именно там, он не знал, но возникать теперь было глупо. Тем более сейчас он находился совсем не в том положении, чтобы диктовать ей хоть какие-то условия. Шаги отдавались глухими ударами в груди, но Валера упрямо шел вперед, не представляя, что скажет Жене при встрече. Был согласен признать, что проиграл, и гораздо больше его тревожило желание, что она могла загадать ему. И если раньше, раздумывая над исходами спора, Валера рассчитывал, что фантазии Жени хватит только на придумывание совершенно идиотского поручения, способного разве что уязвить его самолюбие, то сейчас он был уверен — так просто отделаться у него не выйдет. Она стояла почти у самой кромки воды, отдавая себя на растерзание мокрым порывам ветра и усиливающемуся дождю, что стирал границы щетинившегося волнами озера и неба. Собравшись с силами, Валера выкинул в снег окурок второй сигареты и подошел к Жене, так же, как и в магазине, остановившись у нее за спиной. И не торопил, ожидая ее слов. — Я ничего не спрашивала у тебя, когда ты вернулся спустя десять лет после войны, — тихо начала Женя, не сводя взгляда с озера. — Я имела полное право требовать у тебя ответы, но я молчала, несмотря на то, что за все это время ты не прислал ни письма, ни телеграммы. Я была настолько счастлива, что ты жив, что не замечала ни твоего акцента, ни того, что ты переходил на немецкий. Что я получила взамен? Что я получила за свое прощение, которое ты столько лет вымаливал у меня? Ему приходилось вслушиваться в ее слова, едва различимые через пронизывающие порывы ветра. И когда Женя замолчала, Валера замер и с недоумением уставился ей в спину. Вымаливал… что? — И я вновь спрашиваю у тебя, — наконец Женя обернулась и повторила, обнимая себя, чтобы хоть как-то защититься от ненастья: — чем я заслужила такое отношение? Он не двигался, лихорадочно анализируя ее слова. Где он успел провиниться настолько? Что за прощение вымаливал? Почему никто об этом никогда не говорил, не выдавал даже намеком? Он ведь почти все успел… Заметив его замешательство, Женя с подозрением нахмурилась и подошла ближе. Валера быстро взял эмоции под контроль, стоически выдерживая ее тяжелый взгляд, но этого было недостаточно. — Я жду правды, — вкрадчиво натолкнула Женя, пристально следя за его реакцией. — Я проиграл. — Ты проиграл еще раньше, но мне не хватило ума завершить спор до того, как это приняло такой оборот, — она поморщилась, не желая отступать. — Поэтому я жду. Валера отвел взгляд и опять уставился куда-то вбок. Он не хотел признаваться, но у него не осталось времени, чтобы придумать запасной вариант: чертово прощение засело в мыслях, не желая меняться ни на что другое. Бравада и находчивость одновременно вскинули белый флаг, вынудив его разбираться со всем самостоятельно, а сложившийся алгоритм был сбит ошибкой в самом начале. Раздраженно стиснув зубы, Женя с силой дернула его за рукав, вынуждая Валеру посмотреть на нее. Это задание. Это очередное задание… Не выдержав молчания, она заставила Валеру нагнуться и, взяв в холодные и обветренные ладони его лицо, глядя прямо в глаза повторила: — Я хочу услышать правду. — Я… Он не контролирует, что произносит. Горло дерет как от проглоченного песка, а голос просто не слушается. Валера смотрит в глаза Жени, и все схемы в голове перегорают от ее сурового и хмурого взгляда. — Пра-вду, — шепчет она, едва двигая губами. Вечное, нерушимое правило — всегда одна пуля на себя. Только вот пистолета нет. — Я… — он не пытается говорить громко. Сам боится реакции на то, что собирается озвучить впервые за столько лет. — Я до сорок третьего ничего не помню. Даже пронизывающий до костей порыв ветра не заставляет Женю зажмуриться. Валера еще недолго смотрит на выражение шока, застывшее в ее взгляде, и покорно закрывает глаза, чувствуя дрожь в ее пальцах. Он ждет пощечины, ждет крика и совершенно оправданной злости, но Женя только опускает руки и делает шаг назад. — Ты… Ты это сейчас придумал, да? — голос дрожит настолько, что Валера никак не может понять, с какими эмоциями она говорит это. Они смотрят друг другу в глаза, но не чувствуют ничего. И каждый понимает, что он сказал правду — ту самую, которую так хотела услышать Женя. — Почему?! Валера тяжело вздыхает и зачесывает пятерней мокрые волосы со лба. А потом качает головой, не готовый ответить на вопрос. Не расскажет. Никогда. — И ты столько времени молчал? Столько времени лгал всем нам?! — ступор Жени быстро проходит, и она делает еще один шаг назад. — Ради чего? — Я не ищу себе оправданий, — неохотно отвечает Валера, но тут же осекается. — Не ищешь? Да ты только постоянно и делаешь, что оправдываешься и эгоистично используешь остальных! — моментально вспыхивает она. — Я тебе верила. Мы тебе верили! Ты бы мог все сказать нам сразу, а не молчать как последний партизан столько лет! Женя на мгновение замолкает, морщится, и порывисто спрашивает: — Ответь мне, чем мы заслужили все это? В ее глазах буря сильнее, чем на озере, что яростно вспенивает воду, пеной ударявшуюся об гальку. Холодный и усилившийся дождь льдом полосует по коже и вместе с ветром сковывает до онемения. — Я не мог, — Валера кривится от того, насколько жалко звучат его слова. Он громче повторяет, перебивая сильный порыв с воды: — Я не мог ничего рассказать! — Да все ты мог, только не хотел! Тебе было веселее раз за разом играть в шпиона в тылу врага! — Я никогда не считал вас врагами, — оскорбленно вскидывается он. — Знаешь, а теперь так не скажешь, — безжалостно припечатывает Женя и шмыгает носом, сильнее запахивая шарф. И лицо у нее мокрое то ли от дождя, то ли от слез. — И даже если ты ничего не помнил… Какого черта нужно было поступать так со мной?! Что я тебе такого сделала, что ты, не жалея фантазии, отыгрывался на мне? Я тебе не какая-то игрушка, которую можно ломать как вздумается только из-за желания узнать, что внутри! Судорожно вздохнув, она прикрывает бледной ладонью нижнюю половину лица и мотает головой, отворачиваясь от Валеры. — Просто исчезни. — Это твое желание? — деревянным голосом произносит он, с горечью глядя на нее. Женя, давно позабывшая про спор, в замешательстве оборачивается и задумывается. — Желание? Хорошо, — и, вздохнув, наконец объявляет: — Держись от меня подальше. До тех пор, пока не вспомнишь хотя бы то, за что прощение столько лет просил. И я запрещаю тебе вмешивать Рому с Лизой в это. — Я тебя понял, — Валера с готовностью кивает и только измученно и криво усмехается, слыша следующую фразу. — Уйди. Он покорно подчиняется, но Женя не видит этого, полностью отвернувшись к воде и уже не сдерживая слезы.