Химера

Обед выдался на редкость оживленным. Рома, к которому лезть не рискнули даже Мартин с Энтони, впервые видящие его настолько взбешенным, подобно многим смотрел на стол Гриффиндора. Когда Женя и близнецы Уизли сели на свои места, их тут же облепили сокурсники, с тревогой жадно требующие узнать все из первых рук. Гермиона всполошилась не на шутку, принявшись требовать от Жени имен тех, кто это сотворил с ней расправу. От нее не отставали Джинни, Невилл и Парвати, на лицах которых читалось присущее только Гриффиндору желание покарать обидчиков. До одури усталого и выразительного взгляда и тихой, но суровой фразы Жени хватило, чтобы все мигом проснувшиеся доброжелатели замолчали и виновато нахмурились. Она поправила непривычно короткие волосы и чуть поморщилась, сказав еще что-то. Видимо, что она никого из них не винит. Рома не понимал одного: почему не сработала защита. Почему тех, кто рискнул причинить Жене зло, тут же не шибануло в ответ. Конечно, заклятие, выбранное им, не было замудренным — он вообще тогда мало что соображал, — но его надежность не становилась меньше от простоты формулы. Если только кто-то не вмешался в эту защиту. Обреченно потерев переносицу, Рома поморщился. Его защита могла слететь после занятий Отряда, снесенная чистой магией самой Жени, а тогда он был слишком занят своими проблемами, чтобы обратить на это внимание. Его излишняя самоуверенность в отношении заклятий обернулась против него. Рука машинально потянулась в карман мантии за пачкой сигарет, но Рома осекся, отодвигая от себя в сторону тарелку с обедом. Значит, все как раньше. Лиза наконец приняла свое решение и теперь ни за что от него не отступится. — Ты точно есть не будешь? — спросила у него Эйлин, озадаченно хмурясь. Рома отрицательно покачал головой, поставил локти на стол и, наплевав на все правила этикета и сцепив пальцы в замок, опустил на него голову. Он принял вызов и теперь счет времени до их первой стычки пошел на дни. И, значит, все большую власть имеют правила: никакой жалости, никаких сомнений, никаких свидетелей. И не нужно теперь так стараться, пытаясь строить отношения с Эйлин — несмотря на все, они оставались только предлогом для начала изменений. Но изменения не привели к прогрессу, столкнув Рому с Лизой к старой вражде. Он мрачно усмехнулся, тихо озвучив мысли вслух: — Значит, война. — Чего? — недоуменно переспросил сидящий рядом Энтони, не расслышавший его. Рома все с той же усмешкой покачал головой. В это время Лиза за столом Равенкло вполне задорно объясняла переполошившимся ребятам причины своего поступка. Пусть голос ее был весел, глаза оставались пугающе холодными и внимательным, как у настоящего охотника, вычисляющего свою жертву. Возгласам о поразительной схожести с Ромой она дурашливо кивала, словно сама не в силах поверить в этот факт. Так и подмывало спросить, какого различия от них ждали, когда они были близнецами. Как будто бы отрезав волосы, Лиза стала бы похожей на того же Энтони, который почти весь обед вместе с остальными слизеринцами косился на их стол. И, конечно же, как и все сокурсники, Моррис засыпал вопросами Рому, который либо не реагировал на них вообще, либо огрызался. Только от одной мысли о нем в душе Лизы поднималась целая буря чувств от неадекватного веселья, вызванного его презрением, и до неконтролируемых ярости и раздражения, которые то и дело нашептывали свою волю. Пальцы так и жгло от желания открыть крышку и высыпать в ладонь горсть таблеток, которые ненадолго вернут ей душевное спокойствие. Только с каждым днем они помогали все меньше. С каждым днем цвет глаз Лизы становился все темнее. В Зале было как никогда шумно: даже учителя не остались в стороне, обсуждая случившееся и бросая возмущенные взгляды в сторону раздраженного излишним вниманием к себе Валеры. Его спрашивали. Долго, упорно и с неизменным удивленно-недовольным выражением лиц и предсказуемыми восклицаниями. Кажется, именно сегодня он прослыл среди женского преподавательского состава настоящим бездушным монстром, которого ничуть не волновала судьба обреченной им на травлю студентки. Доводы оставались одними и теми же: даже если эти слухи были ложью, подобная реакция на явно жестокую выходку студентов казалась кощунственной. Валеру пытались устыдить громкими взываниями к его совести и, когда это не возымело результата, к педагогической этике. Ему нельзя было молчать и нельзя отвечать, иначе учителя восприняли бы это как попытку оправдаться. А объяснять им всю щекотливость ситуации не хотелось по причине изрядного количества времени, потраченного на это, и желании покопаться в его прошлом, которое обязательно возникло бы, стоило ему только закончить свою речь. Нельзя раздражаться и терять контроль. Нельзя… — Да что же вы в самом деле! — в ужасе воскликнула МакГонагалл, всплеснув руками. Кажется, именно это и стало последней каплей. — А что вы от меня хотите, а, коллеги? — едко поинтересовался Валера, оборачиваясь на сидящих рядом учителей. — Что я, по-вашему, должен делать?! — Хоть как-то реагировать! — упрямо настаивала Спраут, грозно нахмурившись. — Чтобы ее линчевали еще больше? — резко огрызнулся он, словив на себе взгляд молчавшего Дамблдора. — Но явно не сидеть так, словно вас это не касается! — вспылила декан Хаффлпаффа и недобро прищурилась. — А меня это и не касается, по сути-то, — криво усмехнулся Валера, заставив учителей замолчать. Следующие слова сорвались сами по себе с каким-то сарказмом и злой иронией: — Просто вся школа резко вспомнила необоснованные ничем слухи и теперь попрекает меня ими за мою, видите ли, бесчувственность! А теперь давайте подумаем и немножечко заглянем в будущее, дабы просчитать всевозможные варианты… И не надо, пожалуйста, Сивилла, глаза закатывать, чтобы связаться с высшими силами — они тут нам не помощники. Обойдемся банальной логикой. Говорил он вкрадчивей и серьезней, стремясь доказать всем ярым бойцам за справедливость недалекость их позиций и частичную ложность обвинений. — Допустим я, да хоть даже сейчас, встану и прилюдно обращусь ко всем с пламенной речью, что меня задолбали эти слухи и хватит искать двойное дно там, где его нет и никогда не было. Представили? — скрестив руки, неспешно рисовал перспективы Валера, наблюдая за реакцией профессоров. — Итак, что нам даст такой вариант событий. Первое: если я сказал это, то меня это сколько-нибудь задело. Второе: если бы сказал это не я, а, допустим, вы, Минерва, меня это опять-таки задело, но я не захотел светиться и задействовал вас. — Но это же абсурдно! — не отступалась Спраут. — Какая логическая цепочка следует из первого случая? — хладнокровно продолжал он. — Меня задело, значит, я неравнодушен к этой ситуации, что крайне логично. А тут к делу подключается очень забавная способность психики перевирать увиденное и подстраивать его в собственную и в таких случаях единственно верную систему ценностей. — Но… — Особенности подростковой психологии и юношеского максимализма в частности, — Валера красноречиво сделал круг двумя приставленными к виску пальцами, пытаясь изобразить работу невидимых шестеренок в головах учеников. — И получается неравнодушен я не столько к ситуации, сколько к самой Чайке. — А к чему второе приведет? — пробасил Хагрид, всерьез заинтересовавшись темой. — К банальному выводу, что я трус, — злая усмешка тронула губы Валеры, довольно глядящего на тщательно обдумывающих ситуацию учителей. — И все остальные действия, которые бы я не предпринял, будут подгонять под это клеймо. Не очень-то хорошо получается, правда? Я не отрицаю, что так просто сидеть и не реагировать тоже не вариант, но другого выхода, помимо своего невмешательства, я не вижу. — Мне кажется… — неуверенно начал Флитвик, не сводя глаз со стола Гриффиндора. И уже громче повторил, чтобы его услышали: — Мне кажется, у мисс Чайки достаточно теплые отношения с факультетом. А гриффиндорцы не упустят возможности постоять за своих. Нам остается только следить, чтобы это не перешло грани разумного. — Насколько я знаю, — вдруг вступил в беседу Снейп, — Чайка контактирует не только с одними гриффиндорцами. Благодаря тому, что их перевели в начале года, она тесно общается со Штандартовой и Озеровым, которые ее буквально опекают. — Вы хотите сказать?.. — Да, профессор Флитвик, что если нам и стоит ждать «переходящего грани разумного», то только с их стороны. — Северус, я прошу вас, — обеспокоенно нахмурилась МакГонагалл, — проследите за мальчиком. Я не знаю, насколько правдивыми являются слухи о его способностях к проклятиям, но школе не нужны несчастные случаи. Филиус… — Всенепременно, Минерва, — закивал Флитвик. — Тем более, если я увижу на ком-нибудь из студентов подобные чары, я обязательно сообщу об этом. Только Рома не собирался использовать что-то из арсенала школьных проклятий. Онемение, безостановочный рост всего чего можно на теле и различные варианты трансфигурации — слишком мелко и банально. Слишком скучно. Рома качает головой на вопрос Эйлин о том, не заболел ли он, и поднимает взгляд на учительский стол, за которым шла оживленная дискуссия. Валера замечает его интерес и смотрит в ответ. И в его глазах Рома читает просьбу проклясть. Интересно только одно: насколько далеко ему разрешат зайти в жестокости. Валера едва заметно кивает, и Рома расплывается в маньячной усмешке: ему за это ничего не сделают. Никто не посмеет ему помешать. — Да что с вами двоими такое! — уже безо всякого веселья восклицает Мартин, не оставивший незамеченным его оскал. — Что? — не прекращая улыбаться, спрашивает обернувшийся Рома. — То Лиза отрезает волосы, то ты непонятно зачем кидаешь ей пачку сигарет и потом ведешь себя очень странно, — расшифровывает беспокойство Мартина Сэм. Однокашники согласно кивают, а девчонки вдобавок куксят личики, не сводя тревожных взглядов. — Что происходит? — Ничего нового, — с поражающей легкостью отвечает Рома. — Совершенно ничего нового. А потом одним из первых встает и, заложив руки в карманы брюк, как ни в чем не бывало идет на выход, чувствуя устремленные ему в спину взгляды и чуть прищуриваясь своим мыслям. Какое бы проклятие ему использовать? Что на Женю напали девчонки, Рома не сомневался, а значит, что-то откровенно силовое использовать будет глупо. Надо что-то более изощренное. Но для начала надо встретиться с самой Женей, чтобы выяснить почему не сработала первая защита, и что произошло вообще. Рома тихо вздыхает, слыша за своей спиной перепалку между Эйлин и Энтони и напряженное сопение хмурого Мартина. Встретиться нужно сейчас, чтобы за пару по истории магии, на которой многие уснут, он успел полностью продумать проклятие. Какие же они дети. Думают, что раз они следуют за ним шаг в шаг, то ему не удастся убежать. Наивные дети, не подозревающие, что он прекрасно умеет плутать и отвязываться от преследования. Поэтому Рома довольно скалится, услышав за спиной негодующий вопль сокурсников, потерявших его из виду. Всего-то свернуть в неприметную нишу, когда они, захваченные спором, ненадолго отвлеклись. Оставалось только дождаться Женю. Было даже забавным посмотреть на Мартина, Энтони и Эйлин со стороны. Нисбет удивленно крутил головой, когда как Моррис и Джейсон продолжали жарко выяснять отношения. Казалось, их шипение друг на друга скоро превратится в парселтанг, а зубы наполнятся ядом. Но, заглянув во все ближайшие коридоры и не найдя Ромы, они решили пойти на занятия. А буквально через несколько минут из Большого зала показалась орава гриффиндорцев. Рома решает не придумывать велосипед, а воспользоваться этой же тактикой: схватить за локоть Женю, когда ее компания ненадолго отвлечется. Она с паникой оборачивается, но Рома прижимает палец к губам и, дождавшись подходящего момента, ведет ее за собой в ближайший пустой коридор. Отпускает руку Жени он только убедившись, что их никто не услышит и не найдет. — А тебе идет, — неожиданно замечает Рома, пропуская через пальцы прядь коротких волос. Она хочет сказать что-то в ответ, но он просит: — Постой, пожалуйста, немного без движения, я хочу посмотреть почему не сработала защита. От нее не осталось и следов — только бирюзового цвета магия, запутавшаяся там, где раньше была формула. Рома недовольно цыкает, заставляя Женю вздрогнуть, и рушит костяк защиты, чтобы она больше не цепляла чужую магию и не создавала проблем. — Защита была? — тихо спрашивает Женя, глядя на него своими льдисто-голубыми и такими равнодушными глазами. — Да, она была, я же обещал тебе. Пусть не самая сложная, но была и не сработала из-за того, что в нее вмешалась твоя магия… Хорошо же тебя задели, — Рома с силой проводит большим пальцем по глубокой царапине, заставив Женю скривиться от боли. — Но я не оставлю это без ответа. — Проклянешь? — Этого должно хватить, — едва слышно говорит он, кивая своим мыслям и глядя на ладонь. — Рома! — с ужасом хватает его за руку Женя, отступая назад. Рома, засунувший окровавленный палец в рот, холодно поднимает на нее глаза. — Ты на крови их проклинать собрался?! Они же просто дети. Да, глупые, жестокие, но дети! Нельзя… — А можно швыряться заклятиями в спину?! — вспылив, перебивает он и опускает руку. — Портить вещи и подливать всякую дрянь в еду тоже можно, да?! Не смей их защищать! — Но это не повод проклинать их так! — Не повод? — переспрашивает Рома, делая шаг и становясь вплотную к ней. Он уже осторожно проводит по коже рядом с царапиной и спокойнее и жестче говорит: — Я за такое прокляну. А он бы их убил. — Пообещай мне, что они останутся живы, — сдавленно просит Женя, отворачиваясь. — Они получат по заслугам. Я не собираюсь их жалеть за то, что они сделали. Жень, — когда она оборачивается, Рома мягко берет ее лицо в свои ладони и прижимается ко лбу, вкрадчиво глядя в глаза, — я был бы к ним менее суров, если бы они поступили так с тобой спонтанно. Но они явно все спланировали и ждали дня, когда вокруг тебя не окажется никого. Они напали на тебя, оскорбив меня как твоего хозяина. И эти стервы за это ответят. Женя что-то невнятно мычит и отводит взгляд, дрожащими руками перехватывая запястья Ромы. — Тебе не нужно больше навешивать на себя щиты… кстати, они тоже могли снести мою защиту. Повторяй за мной, — приказывает Рома и начинает слово за словом диктовать формулу одного из заклинаний, которое шибанет любого, кто наставит на Женю палочку с намерением навредить ей, и кто посмеет прямо или косвенно причинить ей зло. Просит повторять, потому что произнесенное вслух ею самой, оно больше не будет реагировать на магию и теперь точно не слетит. А едва последнее слово тает в воздухе, прижимает к себе Женю, мягко поглаживая по волосам. — А я не знала… — довольно щурится она, утыкаясь носом ему в рубашку, — что так можно делиться. Так даже приятнее. Рома от этих слов замирает и с возмущением таращится на Женю: — Это камень в мой огород?! Она не выдерживает и хихикает, спрятав лицо у него на груди и мотая головой. — Я не могу передать тебе этим много, — возражает Рома, с интересом глядя как с пальцев едва заметно слетает магия. — Поддержать, не более. В тишине коридора раздается звук чьих-то поспешных шагов и взволнованные реплики близнецов Уизли и Золотого трио. — Твои неудачливые телохранители тебя наконец хватились, — усмехается Рома и смотрит, как в конце коридора появляются первыми рыжие головы Фреда и Джорджа. — Впрочем, теперь я могу доверить им тебя. Прости, что так получилось. И, когда проклятие начнет действовать, не жалей этих стерв, они не достойны этого. — Не убивай их только. — Хорошо, — покорно соглашается Рома, услышав приветственный окрик ребят, отстраняет от себя Женю и целует в щеку чуть выше царапины, прежде чем отдать ее в руки сокурсников. — Ром, — негромко зовет его в спину Женя, когда он, обменявшись рукопожатиями с парнями, разворачивается чтобы уйти. — А что будет с вами? — Как в прошлый раз: ничего хорошего, — отвечает он, даже не оборачиваясь и вместе со звонком идя в класс на занятия. На истории магии его ждет демонстративно надувшаяся Эйлин, в знак протеста севшая с Энтони — наверняка, чтобы продолжить ссору — и заранее устроивший лежбище на парте Мартин. С приходом призрачного преподавателя возня за партами стихает и через пять минут почти вся аудитория погружается в здоровый послеобеденный сон, за исключением разве что Энтони с Эйлин, выясняющих отношения. Наплевав на разборки собственных девушки и друга, Рома достает из сумки пергамент и начинает набрасывать основу проклятия под мерное посапывание Нисбета справа от себя. Нужно что-то особенное, чтобы его вмешательство не смог обнаружить никто. Может, выдать за несчастный случай? Пускай ему хочется, чтобы каждый знал, кто сделал это, светить своим именем не стоит: Рома почему-то уверен, что к нему и так будут слишком внимательно приглядываться учителя. А что он? А он ничего: подумаешь, сказал ерунду на чужом языке — разве это проклятие? Так, выругался, с кем не бывает. И что после этого в школе начали твориться странные вещи — разве он виновен? Он и рядом не стоял с теми, кто был проклят. Рома хмыкает и решает добавить одну деталь, которую он жаждет увидеть в деле и как следует просмаковать момент. Мнительность. Паника. Ожидание расправы. В душе становится слаще от созерцания аккуратной формулы комплексного проклятия. Роме кажется, что если бы это проклятие увидел Флитвик, то он засчитал ему автоматом весь курс Чар. Ни одного повторения, ни одной зацепки, только зацикленная на крови Жени схема. Кровь сама знает, кто должен быть проклят. Кровь помнит, кто пустил ее. Остаток пары Рома вспоминает слова проклятия и пытается подобрать им нужный ритм. В конце концов, решает он, выходя со звонком первым и выкидывая смятый пергамент с формулой проклятия в урну, до ужаса интересно проклинать не в состоянии аффекта, а осмысленно. Как давно он в последний раз использовал теорию в практике? Рома не помнит, слыша за спиной отчаянную перепалку Энтони и Эйлин и — какая неожиданность — рыком осадившего их Мартина. Что же, смотрите на то, про что слышали все, но чего не видел еще никто. Он даже не будет скрываться, не будет утаивать — никто не сделает ему ничего. Чувство безнаказанности так пьянит. Выдыхая и растягивая губы в улыбке, Рома начинает вполголоса и нараспев зачитывать проклятие. Мартин резко останавливается и в ужасе тянет на себя Джейсон, было хотевшую рвануть к нему. Неужели понял? Око за око. Даже если Женя призывала быть снисходительнее, он солидарен с Валерой, просившим его быть жестоким. Может, в другой ситуации она бы сама встретила своих обидчиц и заставила их раскаяться за свои действия, но теперь Рома считает их поступок оскорблением уже его самого. Слухи слухами, но когда действия из закулисья перемещаются в реальность, молчать не имеет смысла. И если эти дурочки посчитали, что уйдут без последствий, то они сильно ошибались. Кровь за кровь. Он даже успел забыть это чувство. Осознание собственных сил, когда все внутри буквально разрывает от возможностей. Как патокой переливается на языке вкус уже собственной крови. Зуб за зуб. Голову кружит от тьмы, что он вкладывает в каждое слово, а шаги даются с необычайной легкостью. Проклятия — как искусство: кто-то может никогда не увидеть истинной красоты там, где ее найдут другие. Рома ощущает себя творцом, чьи слова, как бы и когда они не были сказаны, всегда будут стоять на своих местах. И ему нравится проклинать. Не бездумно бросаться словами, а каждой интонацией, каждой буквой взывать к мести. И даже когда последнее слово тихо срывается с губ, он не перестает ощущать это чувство глубокого удовлетворения. Нет ни единой осечки. Нет ни одного пробела. Слово к слову, месть к мести. Теперь остается только смотреть и наслаждаться. Жаль, правда, что он увидит не все, но Рома добродушно готов поделиться этим назидательным зрелищем с остальными. Хотели они этого или нет. — Ром, ты реально настолько зол? — осторожно спрашивает Мартин, вместе с остальными нагоняя его. — Первый раз вижу, что ты вслух ругаешься. — Да с таким настроем проклинают только, — замечает Энтони. Дурачится, не больше. — Я язык прикусил, — немного шепеляво жалуется Рома, тыльной стороной ладони вытирая кровь с губ. Даже жаль, что они ничего не поняли. Услышав этот аргумент, ребята смеются, а потом весь путь до гостиной развлекают его разговорами. Рома смеется вместе с ними и начинает обратный отсчет. Проклятие срабатывает как по нотам. Первый несчастный случай произошел в конце недели на уроке зельеварения, когда Снейп особо зверствовал, пытаясь втолковать остолопам с седьмого курса технику безопасности при работе с реагентами. Роза легкомысленно накручивала светлый локон на палец, слушая вместо декана подругу, пересказывающую самые свежие сплетни. И поэтому, когда настало время работать, она надменно вздернула нос, глядя на доску, где были написаны нужные ингредиенты. — У меня сегодня настроение такое хорошее! Правду говорят, что дорогие покупки расслабляют и делают людей счастливыми! — ворковала Роза, помешивая варево. Она обернулась на подругу и удивленно спросила: — Неужели ты не заметила мою новую помаду? Я за нее чуть ли не сотню галеонов отдала, зато как она классно смотрится! Она мимоходом перевела взгляд на свою руку и довольно улыбнулась идеальному маникюру нежно-розового цвета, который она не так давно сделала себе. Капризно надувшись на возмущенный возглас Снейпа, призывающего ее к работе над зельем, Роза посмотрела на доску и чуть-чуть прищурилась. — Ой, нельзя щуриться же — морщины будут! — она тут же похлопала себя по щекам, словно коря за забывчивость. — А чего линзы не носишь? — заботливо поинтересовалась подруга, кидая в зелье нужные компоненты. — Сама же знаешь, что они портят естественный блеск глаз! — возмущенно оспорила Роза, вновь глядя на доску и читая список на ней. — Иди лучше корень первоцвета принеси. Пока подруга ушла к шкафу с ингредиентами, она надменно и брезгливо взяла двумя пальцами печень какой-то дряни и кинула ее в котел, после чего украдкой вытерла руку об оставленную мантию сокурсницы сбоку. Все равно она пыльная, хуже не будет, а вот подобной пакости на своих пальцах Роза не вынесла бы. А вдруг эта печень портила кожу? Или заставляла лак облупляться раньше времени? Такого она вытерпеть не могла — все должно было соответствовать ее красоте. А Роза считала себя красивой, даже слишком. Взглянув на свое отражение в чуть кипящей глади зелья, она улыбнулась. И тут же удивленно захлопала ресницами, обильно подкрашенными дорогой тушью. Проведя пальцами по коже губ, на которых она увидела трещинки, Роза наклонилась ближе к булькающему сильнее зелью, близоруко прищуриваясь. Грянул взрыв и ультразвуковой визг, заставивший всех в классе шугануться и ужасе обернуться на парту Розы. Она тут же отпрянула от рванувшего зелья и заревела в голос, отнимая руки от лица и видя на них слезшую как у змеи кожу. — В Больничное крыло, живо! — приказал Снейп, толкая в спину подбежавшую подругу Розы, чтобы та сопроводила ее. Через десять минут мадам Помфри осматривала Розу, немного морщась от головной боли, вызванной неудержимым ревом, лицо которой было покрыто глубокими ожогами. Кожа слезала не переставая, обнажая мышцы и кое-где уже словно обугленные кости. Еще через три минуты Розу отправили в Мунго, где целители, еще не зная, какую беду навлекли на себя, сказали, что ее лицо никогда не станет прежним. Особой реакции на это происшествие не было: все считали Розу красивой дурочкой, которую не заботило ничего, помимо внешности, поэтому больше злорадствовали, чем сочувствовали. Никто не думал, что она не вернется в конце дня, оставшись на неопределенный срок в Мунго. Око за око. Мелани не искала подвоха, когда через несколько дней после происшествия с Розой она порезалась салфеткой на завтраке. Равнодушно слизнув кровь с ранки и обмотав ее той же салфеткой, Мелани пошла на трансфигурацию, беззаботно обсуждая с сокурсницами последние статьи из «Ведьмополитена». И только раздраженно нахмурилась, порезав тыльную сторону ладони листом с учебника, когда неосторожно провела ею рядом с талмудом. Мелани, как она считала, дурой не была, поэтому тут же залечила порез заклинанием, не видя смысла обращаться к школьной медсестре. На защите от Темных искусств она тайно гордилась собой, вступив в дискуссию с Вороновичем о возможности применения Протего при сражении с более сильным противником. Потому что Мелани не обольщалась, зная, что произнесение заклинания Протего занимает больше времени, чем заклинания немоты, а посему шанса у жертвы не будет. Может быть следующий порез заставил бы ее переосмыслить события предыдущих дней и предупредить остальных, но он стал последним. Вечером, уже сидя в своей спальне, Мелани, вместе с сокурсницами вдохновившись уроком прорицания, где Трелони рассказывала о гаданиях по зеркалу, решила проверить этот сомнительный способ заглядывания в будущее. Чтобы было нескучно, и азарт приятно будоражил кровь, девочки рассказывали друг другу страшилки. — …и душесос, под видом тени спрятавшись под кровать, сделал свое дело! — театрально воскликнула одна из сокурсниц, заставив девочек завизжать от страха. — Давайте уже гадать! — недовольно поторопила Мелани, подходя к большому зеркалу и поправляя подол ночнушки. — А то опять не уснем! Она произнесла нужные фразы и принялась долго, до рези в глазах, смотреть на свое отражение, ища признак появившегося жениха. Сокурсницам через пять минут это надоело, и они принялись рассказывать страшные истории вновь. — Как будто ты там кого-то увидела! — скептично отозвался кто-то из девчонок, глядя на потуги Мелани добиться результата. Та зло обернулась, уперев руки в бока. — Ой, у меня… — наклоняясь вниз, хотела было сказать сокурсница, но вдруг раздался душераздирающий визг. — Это душесос под видом тени! — панически заголосила отпрыгнувшая в сторону Мелани, непонятно чего испугавшись и увидев что-то на полу. — …кофта упала. Зеркало покачнулось и, отделившись от массивной старинной рамы, упало на не успевшую среагировать Мелани, разбиваясь на сотни маленьких осколков. Визг стал многоголосым, а потом и более испуганным, стоило девчонкам увидеть лужу крови на полу. Кровь за кровь. Той ночью не спал никто, а все зеркала в женских спальнях деканы укрепляли в рамах специальными заклинаниями. На встревоженные вопросы с общим смыслом «что и с кем произошло?», профессора мрачно отмахивались, молясь, чтобы Амбридж не увидела утром в этом учительской халатности. Мелани, правда, в Мунго не отправили, но мадам Помфри была не на шутку напряжена подобными участившимися несчастными случаями. Пусть все в один голос утверждали, что до этого ничего подозрительного с семикурсницами не случалось, что они покалечились по собственной дурости, зародились сомнения. Когда произошел третий несчастный случай стало ясно, что на череду неудач это становится похоже все меньше и меньше. В этот раз пострадала сокурсница Мелани — Бриджит, чья травма оказалась болезненней всех и которую видело полшколы. Это случилось в следующий вторник, когда семикурсницы спускались с очередного урока нумерологии, бойко болтая о своих девичьих делах. Мимо шли студенты с других курсов и факультетов, что рождало новые темы для обсуждения. — Ой посмотрите, на кого наша Штандартова стала похожа! — понизив голос, зашептал кто-то из девчонок, косясь на шестикурсниц. Они разом придирчиво окинули взглядом фигуру Лизы и неодобрительно покачали головами. — А это разве не ее братец? — удивленно переспросила Бриджит, любопытно высовываясь и разглядывая толпу, когда они остановились в ожидании лестницы вниз. — Да не, у Лизы только волосы вьются, да и они длиннее. Тем более, форма наша, так что это точно не Рома, — это прозвучало настолько авторитетно, что оспорить было трудно. — Радикально она что-то меняться начала. — Я даже подумать не могла, что они так похожи!.. Кстати, вот и Рома! — Какой он все-таки… — с мечтательным придыханием произнесла Бриджит, буравя взглядом поднимающихся с травологии слизеринцев. Неожиданно она поморщилась, завидев, что он держит за руку Эйлин. — Только у него с этой Джейсон, вроде как, все серьезно. Да ну, что он в ней нашел? — Упорно ходит слушок, что он особой верностью не отличается, — участливо подсказал кто-то из сокурсниц, показывая язык подслушивающему их портрету какой-то колдуньи. — Думаешь, стоит попробовать? — с сомнением протянула Бриджит, не сводя глаз с компании весело болтающих шестикурсников со Слизерина. Когда Рома, даже не подозревая, что за ним следят, задорно усмехнулся какой-то шутке Энтони, который в лицах пародировал, по всей видимости, Спраут, и небрежно откинул пятерней волосы назад, некоторые семикурсницы томно вздохнули и в один голос выдали: — Стоит. Еще как стоит. Получилось это достаточно громко, поэтому Моррис, стоявший ближе всех к студенткам с Равенкло, обернулся на них и, понятливо и немного глумливо фыркнув, ткнул Рому локтем в бок, кивая на толпу девчонок. Эйлин тут же ревностно вскинулась, змеей глядя на конкуренток и прижимаясь ближе к Роме, хотя он сам так реагировать не спешил, в интересе наклонив голову и пристально глядя на семикурсниц, словно спрашивая, чем привлек их внимание. — Пусть меня посчитают извращенкой, но он классный, — тихо пробормотал кто-то из девчонок, обнимая себя за плечи и обольстительно улыбаясь Роме в ответ. Бриджит совсем уж фривольно подмигнула Роме и послала ему воздушный поцелуй под хихиканье подружек, довольно щурившихся при виде того, как возмущенно вытянулось лицо Эйлин. Тот польщено и ехидно оскалился, свысока взирая на семикурсниц, и покачал головой, приобнимая за талию Эйлин, словно в доказательство, что тем ничего не светит. — Ты еще передумаешь, — едва слышно пообещала Бриджит, мило поморщившись. — Все знают, что эти отношения фикция. Гордо вздернув нос, она вместе с сокурсницами пошла спускаться дальше, прекрасно зная, что тем самым они заставят слизеринцев смотреть им вслед. Бриджит шла с чувством собственного достоинства, с ровной спиной и соблазнительно покачивая бедрами и слыша оценивающий свист парней с других факультетов. Она томно улыбалась, бросая взгляд на проходящих мимо студентов, и даже не смотрела себе под ноги. Набойка высокого каблука новых и надетых впервые туфлей соскользнула по камню, и девушка запнулась, теряя равновесие. Бриджит испуганно и недоуменно захлопала глазами, глядя на стремительно приближающийся край ступени. Удар пришелся прямо в верхнюю челюсть, и у Бриджит потемнело все перед глазами, а во рту что-то неприятно захрустело, и ей показалось, что она разучилась дышать. Горло тут же сковало в стальных тисках, а кровь мигом заменила собою воздух. Лицо не чувствовалось настолько, что что-то твердое Бриджит выталкивала изо рта онемевшим и едва двигающимся языком вместе с соленой и пузырящейся слюной, боясь подавиться. Эйлин же не видела этого по простой причине того, что Рома мигом закрыл ей ладонью глаза и поморщился не столько от неприятности зрелища, сколько от рева ужаса, что разрезал воздух напополам. А потом понял что только что увидел. — Слушай, Элеонор, — обескровленными губами едва пробормотал Энтони, видя как помогали подняться Бриджит сокурсницы, и как они закричали от ужаса, — закрой глаза и мне, а? — Что там?! — в испуге спросила Эйлин, несмело пытаясь убрать ладонь Ромы, чтобы лично посмотреть на происходящее. — Ничего хорошего, — ответил за всех Мартин и все-таки отвернулся, чуть не снесенный теми, кто захотел посмотреть на все это поближе. Бриджит выплевывала вместе с кровью свои зубы, выталкивая их опухшим языком сквозь онемевшие и не двигающиеся губы. Она судорожно дышала ртом, давясь кашлем и дрожа. Из искривленного носа кровь текла не переставая, смешиваясь со слюной и капая на еще не так давно белоснежную рубашку. Все было чужим: тело казалось безвольной тряпичной куклой, которой кто-то резко перерезал все нити, лишая опоры, а в голове не было ни одной мысли. Боль просыпалась постепенно, но стремительно, разрывая буром сознание и отзываясь на каждый вдох. Рома едва мог скрыть злорадный и торжествующий оскал. Зуб за зуб.