Свободное падение

Композиции: A-L-X – Pieces Of Me Red - Pieces На следующий день я и Даниэль проводили время на детской площадке, качаясь на качелях (ну, как качаясь, мы просто сидели и беззаботно болтали ногами). Я пыталась доказать Даниэль, что вчера на самом деле познакомилась с парнем по имени Гарри, но потом он исчез. Возможно, он испугался новых знакомств, а не я сошла с ума, потому что со мной всё в порядке. — Он был реальнее, чем воздух, которым мы дышим, Дани! — вздохнула я, уже уставшая повторять всё это вновь. Девушка поджала губы, набирая скорость на качелях, и оторвалась от земли. — И… как он выглядел, раз ты так яро доказываешь его существование? — У него кудрявые тёмные волосы, не знаю, на улице темно было. Он выше меня примерно на голову, его ухмылка… он не улыбался мне, типа рад знакомству, он ухмылялся, словно знал, что должно произойти в следующую секунду. Я имею в виду — он контролирует ситуацию. Думаю, у него карие глаза, но повторюсь, что в темноте могла не заметить, и я всё-таки была пьяна. — И его зовут Гарри… — прошептала подруга, останавливая качели. Это прозвучало как утверждение, но я восприняла как вопрос. — Да, Гарри… Я чётко помню его лицо, когда он произнёс своё имя. Оно было словно отдалённым, словно он уже представлялся мне ранее, но я бы не забыла такого знакомства. Его мягкие черты лица, особенно строгий взгляд, плавно переходящий в нежную ухмылку, сопровождающуюся появлением ямочек. Я не знаю, живёт он с нами в Уэмбли или в Хемел Хемпстед, возможно, он тоже вчера ехал на концерт, попасть на который не удалось никому. Карл сообщил нам, что концерта вообще вчера не было из-за отсутствия электричества, которого, кстати, до сих пор нет. Думаю, поэтому мы с Дани на улице, а не дома и не в кино. — Почему ты не с Карлом? — спросила я, копая ямку кончиком ботинка. Не то чтобы я хотела спровадить её, но я знаю, что она, как и все, не верит в существование Гарри. Все думают, что я была слишком пьяна и что мне он привиделся, но я не могла разговаривать с тем, кого нет! — Они с Кантом изобретаю какую-то солнечную батарею, чтобы каким-то образом с помощью неё выработать электричество и чтобы Кант зарядил телефон. Я всегда знала, что Кант умный для подобных вещей. Я бросила взгляд на свой телефон, лежащий на рюкзаке, который валялся рядом с ножками качели. — Мой тоже скоро сядет. — Мой уже сел. Я на секунду представила жизнь без телефона, кто знает, как долго будут чинить электричество. Не смогу зайти в социальные сети и не смогу даже позвонить родителям в Великобританию. Мама будет волноваться, потому что я звоню им каждую неделю и говорю, что у меня всё в порядке, даже если это не так. Уверена, так делают многие дети, чтобы защитить родителей от лишних переживаний. Дани смылась спустя час, пошла проведать Карла, чтобы его ненароком не ударило током, или проследить, чтобы Кант не ставил на нём опыты. Я отказалась, сегодня мне не хотелось находиться в компании друзей. Я качалась, наблюдая, как проплывают облака и как небо меняет свой цвет с нежно-голубого до более синего. Звёзд, конечно, я не дождусь, но зато понаблюдаю за закатом. Я помню, как в детстве лежала на траве, смотрела на облака и угадывала, на что же они похожи. Типа: вот это облако похоже на зебру, а это на помидор. Я тогда могла весь день провести, просто лёжа на земле и смотря на небо, пока мама не начинала звать меня домой. — Ты лишаешь детей шанса покачаться на качелях, — услышала я резкий до дрожи и знакомый голос рядом с собой. Повернув голову, я не смогла поверить своим глазам, когда увидела Гарри, сидящего на качели рядом со мной. Он слабо улыбался. Выглядел Гарри очень уставшим. Я сразу бросила взгляд на его глаза, и меня охватило огорчение, что я вчера подумала, будто у него карие глаза. Это была чудовищная ошибка. Они зелёные, словно изумруд. Зелёный — цвет надежды. Наверное, моей надежды, потому что ничего, кроме спасения, я не видела в нём. Но то, что мы пускаем в себя, может убить нас. Я наблюдала, как ногами он раскачивался, но не отталкивался от земли. Руки его были спрятаны в карманах. — Почему ты ушёл вчера? Я выглядела глупо перед друзьями… — Я чувствую себя неловко, знакомясь с кем-нибудь. — Почему? — Просто чувствую. Он пожал плечами, давая понять, что не хочет отвечать на этот вопрос. Я отвернулась и подняла голову в небо. Мне обидно и горько, что он так поступил со мной, но, в конце концов, кто я такая, чтобы судить его? Мне нелегко найти тему для общения с ним, даже несмотря на то, что мы знакомы второй день. Честно говоря, я думала, что уже больше не увижу его. Я боялась этого в глубине души, но так ждала. Мне хотелось узнать его поближе, потому что в нём есть что-то такое… что притягивает. Словно внутри него не органы, а магнит, и меня к нему тянет. — Я не люблю качели, — сказал Гарри, вынуждая меня не просто бросить боковой взгляд, а повернуться. Это произошло так быстро, что я не успела дать своему мозгу команду не поворачиваться. — Почему? Я чувствовала жажду в горле, и мой голос, наверное, уже охрип, словно я курила лет тридцать, но голос Гарри охрипший сам по себе. — Разве человеческая жизнь не напоминает тебе качели? Любовь, счастье… Ты не видишь этого? — Нет, но ты можешь рассказать мне. — Смотри. — Гарри оттолкнулся от земли и оказался за моей спиной, затем он оказался впереди меня — ввысь. Он совершил один оборот и резко опустил ноги, останавливаясь. — Я взлетел и опустился за долю секунды. Очевидно, что это как взлёт и падение. Взлёт и падение есть везде: в жизни, в любви, в счастье, да даже просто в настроении! — Что мешает тебе не останавливать качели? — Всегда найдётся кто-то, кто мешает. Гарри больше не качался и не взлетал вверх, он вообще молчал, а я всё не могла понять, как он умудрился сравнить жизнь с качелями. Это глупо, и я не понимаю этого. Я не понимаю Гарри и думаю, мне нравится это. Он напомнил мне Канта, который тоже вечно любит порассуждать, но даже ему бы такое в голову не пришло. Вернее, что плохого в мыслях человека? Это здорово, что рядом со мной он не стесняется говорить то, что у него в голове, а значит, он не стесняется и меня; значит, я могу подойти ещё ближе… туда, где прячутся его демоны, где прячется настоящий Гарри. — Уже темнеет, думаю, мне пора возвращаться домой. — Мне проводить тебя? — Да… было бы неплохо. Я не знаю, хочу ли, чтобы он узнал, где я живу. Хочу ли, чтобы он шёл рядом, тихо шурша ногами по асфальту. И это бы не раздражало меня, потому что я понимала — стоит мне повернуть голову, и я встречусь с полными надежды и несбывшихся мечт глазами. Зелёными глазами, которые мне никогда не доводилось видеть раньше. День сменил ночь, солнце уже не так пекло, и я чувствовала себя расслабленно. Меня даже не интересовало, разрядился ли мой телефон, создали ли Карл и Кант солнечную батарею, искала ли меня Даниэль, вспоминал ли кто-нибудь меня. У меня складывается ощущение, что я вхожу в депрессию. Мне стало грустно всего за каких-то два дня, и всё, что доставляло мне удовольствие, вдруг стало таким пустым, словно это уже не моё. Веселиться уже не было моим любимым занятием. На середине пути Гарри спросил: — Ты считаешь меня странными? Поднять взгляд было бы слишком глупо, потому что он бы смог прочитать всё в моих глазах. Они часто выдают желаемое за действительное. — Да, в какой-то степени. — Это потому что я не познакомился с твоими друзьями? Ты ничего не должен мне, Гарри, и уж тем более знакомиться с моими друзьями. Они ведь мои друзья, не твои. — Нет. — Что тогда? — Я ничего не знаю о тебе, и мне сложно рассуждать на эту тему. — Я остановилась, и он тоже. Я повернулась к нему лицом, и мне пришлось поднять голову, потому что, чёрт возьми, он выше меня. — Твоя странность в твоём поведении, в твоих мыслях, твоих словах… Он улыбается одной стороной лица. Подчёркиваю пунктирной линией: улыбается! Я вижу, как его кожа растягивается в произвольной улыбке, и для меня нет ничего прекрасней, чем осознавать, что этот парень улыбается именно мне. — Это называется индивидуальность; то, что отличает человека от примата обычного, — называется индивидуальностью… Вздыхаю, понимая, что он снова это делает. Снова пытается сделать себя прекраснее, чем является сейчас. И у меня сносит от него голову. Прошу этого парня остановиться, прежде чем кто-то из нас попадёт в беду. Мы стоим посередине дороги, прямо на разметке, что разделяет встречную полосу. Прямо на белой линии фонарные столбы освещают улицу, и тут так тихо, что даже страшно. Но я понимаю, что он мой телохранитель. Я понятия не имею, знает ли он какие-нибудь боевые искусства, есть ли у него нож с собой и спасёт ли он меня в случае нападения на нас плохих людей или убежит быстрее меня, сверкая пятками.

***

— Я могу… могу приготовить тебе что-нибудь, хочешь? — Потираю ладони друг о друга, чувствуя себя весьма неловко от осознания, что Гарри в моём доме. Это произошло как-то само собой: я предложила ему, а он не отказался. — У меня газовая плита, так что, пока света нет, могу даже поджарить тебе яичницу. — Я не голоден. — Хорошо. Засовываю руки в задние карманы своих шорт и слегка приподнимаюсь на носочках. Так… он не голоден. Мы можем поиграть? У меня в кладовке есть монополия… Чёрт, о чём я, какая монополия? Гарри осматривает комнату с пустыми обоями. Я не особо заморачивалась о ремонте, комфорт нужен был мне лишь в моей комнате, да и денег у студентки не так много. — У меня есть вино… Эм, мама привезла из Парижа пару лет назад. Хорошее, думаю, могу открыть, хочешь? — Было бы не плохо. О Господи! Слава Богу, это молчание кончилось. Когда я возвращаюсь с открытой бутылкой и двумя бокалами в руке, Гарри нет на том месте, где он был, когда я уходила. Начинаю думать, что он снова ушёл, не сказав ни слова, но нахожу его в своей спальне. Он стоит, смотря на стену, на которой у меня висят листы с прикрепленными засохшими цветами. Я никого не пускала в свою комнату, но, видимо, дверь оказалась открытой. Собирать растения и узнавать о них что-то доставляло мне удовольствие, это вроде моё хобби. — Впечатляет, — говорит Гарри, когда замечает меня, потому что я наливаю вино в бокалы. — Правда? Мне кажется это пустым, но приятно иметь что-то своё. — Пожимаю плечами и вручаю Гарри бокал в руки. — Здесь есть всё: от ромашки до названий цветов, которых я даже никогда не слышал. — Гарри бегает глазами по листам, и я могу заметить, как медленно он моргает и как впечатлён этим. — Сакура? Это же японское растение, верно? — Верно. Официальный символ Японии. — Ты их собираешь, чтобы потом в один день принять ванную из всех лепестков мира? — Нет, хотя звучит заманчиво. Мне хочется включить музыку, но мой проигрыватель сломан, и я вообще не помню того дня, когда могла выделить себе время, чтобы послушать музыку. Чаще всего это происходило, когда друзья включали что-то в машине или просто когда мы тусовались. Группу PALM открыла не я, её нашёл Карл. Сажусь на пол, рядом с кроватью, сжимая бокал в руке. — Моя мама биолог… Все эти цветы я видела в её книгах в детстве. Если бы не она, этого бы не было. — Где сейчас твои родители? — Гарри садится рядом со мной. — В Великобритании, я в некотором роде учусь тут и снимаю этот домик. Тут всего одна спальня и одна ванная, поэтому я могу себе его позволить на деньги, что присылают родители. Знаешь, Гарри, ведь ты первый, не считая моих друзей, кто посетил этот дом. Родители тут ни разу не были. — Не страшно тебе тут одной? Поворачиваю голову в его сторону. Клочок моих волос запутался или выбился из причёски, отчего сейчас мне неудобно смотреть, приходится поправить и выпустить стакан из рук. Всё это время я не могла смотреть на Гарри, как делаю это обычно. — Страшно, — честно отвечаю я. Страшно каждую ночь, страшно в грозу, днём я привыкла — видно каждый угол, но ночью я включаю светильник и закрываю дверь, потому что боюсь… спать одна. — Дай мне свою руку, — прошу я. Гарри убирает бокал в сторону и касается моей руки. Она горячая, я вижу вздутые вены на его руках, линиями ведущие к локтевому суставу. Проделываю мысленное путешествие по его синим жилкам. Наши пальцы переплетаются, и я ложусь на бок, прижимая наши руки к своей груди. Гарри тихо дышит мне в волосы. Так успокаивающее. — Я не привыкла засыпать одна. — Мне уйти? — Нет! — Крепче сжимаю его руку. — Я хочу насладиться этим. Он расслабляется и опускает голову. Хочу вспомнить, каково это, когда рядом кто-то есть. Я лишь помню, как меня укладывала спать мама в детстве и читала сказку. Но сейчас, когда тело Гарри прижимается к моему, когда его рука касается моего живота, я чувствую, что я дома. Мне тихо и спокойно, и остаётся лишь закрыть глаза. Тихое сопение Гарри станет моей колыбельной, ведь я знаю, что уже утром его не будет.