Иногда жизнь очень сильно меняется

— Что? — только и могла выдавить из себя я. — Ты можешь пойти с нами мирно, но если понадобится, мы применим грубую силу. — Но судебного разбирательства ещё не было, — вставил Дмитрий. Ему не ответили. Просто все стражи молча сделали шаг вперёд. Но Дмитрий тоже не отступал. Он резко подорвался с кровати и прикрыл меня своим телом. Чем вновь меня удивил. Ведь ему плевать на меня. Он любит Ташу и обожествляет Лиссу. Но вот только мне на него не плевать. Что, если он опять окажется за решеткой? Вновь будет тем призраком Дмитрия, которого я когда-то знала. Я не желаю ему такой судьбы. К тому же если его сейчас вновь арестуют… не факт, что его не убьют за измену. Вдруг кто-то догадается, что стражем он стал только потому, что им это внушили… Я не могу этого себе позволить. И, наверное, плохо так думать, но мне хотелось причинить ему хоть долю той боли, которую почувствовала я, когда увидела его, целующегося с Ташей. Я собрала все силы и как можно более холодным тоном произнесла:  — Страж Беликов, не стоит этого делать. Я согласна пойти с ними. Дмитрий посмотрел мне в глаза, как будто спрашивая, не сошла ли я с ума. И я видела, что он может вновь попытаться спасти меня. Но я не позволю ему это сделать, ведь это граничит с изменой в нашем правительстве. Поэтому я вновь сделала то, что сделала в том кафе, когда меня первый раз арестовали, тогда, когда он тоже кинулся меня защищать. Я повернулась к нему спиной и протянула руки для наручников.

***

Когда мы вышли на улицу из здания, я даже немного прищурилась. Столь непривычным мне стал свет. Пусть даже и от неярких фонарей. Начало давать о себе даже столь недолгое заточение. Когда глаза немного привыкли к свету, то я увидела десятки мороев, смотрящих на меня и место моей погибели. Многие смотрели со злорадством, но в глазах некоторых то и дело пробегала тревога. И последние причиняли мне много боли. Сейчас, стоя здесь перед местом, на котором меня должны повесить, я даже представить не могу, что вскоре моя жизнь оборвётся. К тому же таким способом. Разве такое возможно. Когда я слышала раньше о чьей-либо смерти, то представляла, что у них перед глазами пробегала вся жизнь, или они прекращали замечать всё, что их окружает… Но у меня такого нет. Я прекрасно слышу гул голосов, вижу всё, что происходит вокруг меня, чувствую цепкую хватку стража на моих запястьях. Я почувствовала лёгкий толчок в спину, оповещавший о том, что я должна идти вперёд, и последовала ему. Куда делись все мои эмоции? Где страх? Паника? Ничего из этого у меня нет, но как ни странно, это меня и огорчило. Если бы я поддалась эмоциям, то я не могла бы так точно всё осознавать. Я бы нырнула в них, как в омут… Наверное, я бы и дальше продолжала бы размышлять над этим, но моя нога ударилась об эшафот. Неужели такие штуки ещё существуют где-то кроме музея? И тут осознание дало мне пощечину. Это место моей казни! Здесь я умру! Умру, не как страж, а как предатель, лживая убийца королевы! Это мои последние минуты жизни!.. Паника захлестнула меня. Я не заметила даже того, как начала пронзительно кричать и вырываться. Слёзы брызнули из моих глаз. Нет, я не хочу умирать. — Я не хочу умирать, — это уже произнесено вслух. — Нет! Нет! Отпустите меня. Я не хочу умирать! Все меня слышали, но не слушали. Я увидела своего ката — отца Адрина, увидела его взгляд и поняла, что меня миловать никто не будет. — Отпустите меня! Я хочу жить! Я не виновна. Я не убийца, — голос сорвался, и мой хрип заглушился криками толпы. Я прекрасно понимала, что тем, что вырываюсь и прошу помилования, даю только лишний повод для злорадства моих недоброжелателей, но мне было абсолютно плевать. Я должна жить — это главное. Я начала упираться ногами в ступени и истерически мотать головой, отказываясь верить, что меня сейчас казнят. Как я могла до такого докатиться? Вдали прозвучал голос Дмитрия и Кристиана, и я подняла глаза, заранее зная, где они. Но как они ни пытались прорваться ко мне, шестеро стражей победили их. Меня резко пихнули в спину, и мне пришлось убрать от них свой взор, но на долю секунды, наши с Дмитрием глаза пересеклись, и я увидела в них всё то, что творилось в моей душе… Но потом я едва ли не поцеловалась с деревянной поверхностью эшафота. Боже, как стыдно? Слёзы ещё сильнее покатились по моим щекам. — Вставай, убийца, — прогремел голос Натана. — Прошу Вас, не делайте этого, — прошептала я. Но, конечно, он меня не услышал. — Вставай, — повторил он. Но я не сделала этого. Мое положение было столь унизительным, что я просто не могла видеть лица моих друзей, моих врагов, возможно, семьи… Что-то резко потянуло меня за волосы вверх, и боль заставила меня встать. — Ты понесешь наказание, которое заслужила за содеянное. Я видела, как больно ему. Смерть тёти определенно подкосила его, но он старательно это скрывал за маской злорадства. — Я не убивала Татьяну! — Заткнись. — Пощечина. — Ты не имеешь права произносить её имя. Ты не достойна этого. Щека горела не только от боли, но и от стыда. Я ничего не могла сделать, ничего не могла сказать. Слова просто выветрились с головы, оставляя после себя лишь место для боли и унижения, страха и горечи. Волосы, всё ещё натянутые в руке Натана, заставили меня смотреть ему прямо в глаза, не позволяя даже на миллиметр отвести взор. Я хотела вновь взмолиться о помиловании, но это не имело смысла. Больше ничего его не имело. Только злоба, пылающая в его глазах, всё ещё что-то значила. Я потеряла счёт времени: как долго это длилось, но и этот момент прервали три следующие один за другим взрыва.