Судьба Локи

Локи нарочито медленно раздевался, ожидая всевозможных расспросов, однако их не последовало. Старшая Царевна стояла около огромного стола спиной к нему и что-то смешивала. Что она могла смешивать, когда даже не осмотрела его, не видела жутких синяков?! Локи заинтересовался, подошел ближе. Стол етунов доходил ему почти до подбородка, но даже это обстоятельство не помешало разглядеть резной ключик в виде птички, валяющийся среди прелых трав. Локи наморщил лоб: он точно видел уже такой узор и совсем недавно... Точно, медальон! Царевич незаметно вынул его из кармана. Замочек был сделан в виде точно такой же птички. Тот самый замочек, который он украл у матери! Замочек, который передавался как реликвия по женской линии. - Благословение! - воскликнула царевна, обратив внимание на медальон в его руках. - Не думала я, что ключик когда-нибудь найдет свой замочек! Она взяла слишком маленький для ее лапищ ключик и вручила Локи. - Принеси благую весть, открой замочек. Миниатюрный ключик повернулся очень легко, но ничего интересного не произошло: лишь ослабла петля замка. - Не похоже на чудо, — разочарованно произнесла царевна. - Откуда у тебя ключик? - подозрительно спросил Локи, вертя две части одного амулета. - От мамы. Она часто пела о том, как ее любила дочь Ната до того, как ее похитили. Преклонившись перед истинной любовью, она подарила часть своего медальона — знамение жалости и дружбы. Так дочь Ната бросила свою жизнь на стремена тебе. Я не знала. В голове Локи клубилось множество вопросов. Он только сейчас обратил внимание на то, что старшая сестра очень сильно его старше — чуть не на тысячу лет. А ведь у Лафея были еще и сыновья. Значит, он поздний ребенок, а настоящая мать играла с приемной, но совсем маленькой? Царевич никогда не мог представить себе маму не то, что маленькой девочкой, а даже девушкой, но она обязательно была таковой когда-то давно. И если она отдала часть семейного медальона подруге, значит, та была ей очень дорога. Как все запутанно! Локи гораздо проще было жить, не задумываясь о настоящей матери; он знал своего настоящего отца, знал, что полукровка, но прочие родственники со стороны настоящей семьи его не интересовали. Если бы мать была жива, он бы убил ее с той же легкостью, с какой в свое время Лафея. Однако царице етунов повезло — она умерла сама. И только после ее смерти стало общеизвестно, что она асинья. А всему виной затворническая жизнь женщин.