Часы бьют. Всех.
***
— Не надо… — взмолилась она, почти обессиленная. — Отойди от меня, — собравшись с силами, она попыталась оттолкнуть его, но его тело было словно гранитовая глыба. Он молча стоял, склонившись над ней, вдыхая её аромат. Зачарованно смотря в её большие карие глаза, пытаясь передать ей через взгляд всю ту гамму чувств, которую испытывал просто находясь рядом с ней, просто думая о ней. Кастиэль Монтанари был трусом. Ни вражеские пули, ни стихийные бедствия, ни насильственная смерть не пугали его так сильно, как глубокая привязанность к кому-то. — Я знаю, что испортил всё, что было между нами… — По душам поговорить решил? — Вероника, послушай. — Я сказала: отойди от меня! — сжав руки в кулаки, она пыталась ровно дышать, но ярость по-прежнему терзала изнутри, впиваясь в неё своими длинными острыми когтями. Он отошёл на пару шагов назад, утопая в свежей летней поросли. Густой и темный лес обступил их со всех сторон. Его ночные жители, ещё несколько секунд назад оглашавшие окрестности своими унылыми криками, почему-то резко замолчали. Необычайная тишина царапала слух. Создавалось впечатление, что добрая старушка ночь скрыла их от всего окружающего мира. Лунный свет, просеивающийся через листву высоких деревьев, разделил пространство между ними практически ровной прямой линией. На Его и Её мир. — Вероника, послушай. — Ты не можешь вот так себя вести, как будто ничего не было, как будто мы поссорились из-за какого-то пустяка, а теперь… — Вероника, послушай… — Нет! Это ты послушай — она была положительно близка к помешательству. — Неужели ты думаешь, что можешь вот так просто поцеловать меня и я обо всем забуду? Ты хоть понимаешь, через что я прошла из-за тебя?! — Ты была расстроена… — Расстроена? По-твоему, я была расстроена?! — запустив руки в свои короткие черные волосы, она с силой сжала их у самых корней. — Я была разбита, опустошена, но не расстроена, Кастиэль! Расстроена — это совсем не подходящее слово для того, через что я прошла по твоей милости! Это как сравнить последствия цунами с прорванной кухонной трубой! — воскликнула она, вымучено улыбнувшись. — И ты думаешь, что после всего этого, после того, как ты разбил мне сердце, я смогу вот так просто простить тебя? А боль куда деть? Из памяти вычеркнуть?! — Вероника, послушай… — Нет! Я ничего не хочу слышать, понял?! — Да заткнись же ты уже и дай мне сказать! — он сильно повысил голос. — Ещё раз повторяю: нам не о чем разговаривать! Кастиэль моментально подлетел к ней и, схватив правую руку, резко потянул на себя. Всё произошло настолько быстро, что Вероника не до конца успела понять смысл происходящего. Он стиснул её в объятиях и в яростной страсти приник к её губам. Поцелуй был требовательным, спешным, его руки блуждали по её хрупкой спине, изучая каждый сантиметр её юного тела, в то время как его язык вовсю изучал её рот. — Перестань… — сбившимся задыхающимся голосом прошептала она. Сердце бешено колотилось, руки дрожали, мысли в голове путались, перескакивая с одной на другую. Ей хотелось накинуться на него, впиться в его мягкие губы. Хотелось послать к черту свои принципы, нарушить все установленные правила. Хотелось плакать и смеяться — она ему небезразлична. Она что-то значит для него. — Почему? Тебе же тоже этого хочется, — прохрипел он, неотрывно смотря на её губы. — Д-да, то есть, нет… То есть, я не понимаю, чего я хочу, а ты… ты мешаешь мне разобраться, отвлекая меня на всякие глупости… — Вероника незаметно отступила на пару шагов назад, упершись спиной в высокое дерево. — В чем здесь разбираться? — он снова сократил разделявшее их расстояние. Поступь его была легкой и бесшумной, как у хищного зверя, вышедшего на охоту. И Вероника на генетическом уровне испытала страх первобытного человека перед лицом опасного зверя убийцы. Её словно парализовало: руки, ноги, пальцы — она не чувствовала ничего, будто она и не человек вовсе, а бесформенная масса. — Тебя же тянет ко мне, ты же тоже чувствуешь что-то особенное, что-то важное между нами. — Я не знаю, что испытываю к тебе… — Врёшь. — Н-нет… после того, что ты сделал… я не уверена… Он рывком притянул её к себе и прошелся губами по её тонкой шее, нащупал языком то место, где бешено колотился пульс и усмехнулся. — Определенно врёшь. Из уст Вероники вырвался слабый стон. Даже сквозь ткань его ветровки она ощущала жар его тела. — П-прошу, прекрати… — еле слышно прошептала она. Он тотчас отстранился и с ухмылкой на устах внимательно посмотрел ей в глаза. — Как пожелаешь — произнёс он, всё так же надменно улыбаясь. — Дай знать, когда тебе надоест играть в эти глупые игры. Он плотоядно оглядел её с ног до головы. — Я подожду — отступив на несколько шагов назад, он добавил уже совершенно обыденным тоном. — Я за ветками для костра, сторожи сумки. Всё это время Вероника молча стояла на месте и смотрела в одну точку, не переставая дрожать. Куда именно она смотрела, что именно разглядывала, пожалуй, задай ей кто-то сейчас этот вопрос, она не смогла бы ответить. Она словно застряла в прошлом, не имея сил вырваться. Только после того, как Кастиэль растворился в тёмной лесной чаще, она смогла выдохнуть.***
— Сколько можно упрямиться? Просто признай, что мы заблудились! — В сотый раз повторяю: мы не заблудились, всё под контролем. — Кас, мы ходим кругами! — Откуда ты знаешь, доска? С каких пор ты научилась ориентироваться на местности? — Во-первых, я не доска, кретин! — девушка спокойно посмотрела на него большими ясными глазами. — А во-вторых, я отлично ориентируюсь на местности! — Да ладно? А кто потерялся в метро, когда решил один исследовать город? — Я не потерялась… — в её глазах отразились первые лучи восходящего солнца. — Нет, потерялась. В метро, где всё подписано и со схемой метрополитена в руках. — Т-там просто… всё было совсем не так! Он глубоко вздохнул и помотал головой. Признавать собственные ошибки она не умела. — Именно так, а мне потом пришлось ехать на другой конец города и забирать тебя. Он едва заметно улыбнулся, когда в памяти всплыла картина из прошлого. Flashback 7 месяцев назад — Я всегда буду любить такую музыку. — Не говори так, — Вероника посмотрела на чистое голубое небо и зажмурилась от лучей яркого солнца. — К чему все эти «навсегда» и «на всю жизнь»? Ты не можешь дать гарантий, и эти слова я могу приравнять к самой изощрённой лжи. Навсегда нам недоступно. Есть только сейчас. И только оно всецело принадлежит тебе. — В некоторых вещах я буду уверен всегда, — он пристально посмотрел на прыгающую рядом блондинистую макушку. — Они точно на всю жизнь, — юноша отвернулся в сторону, чтобы не было заметно лёгкого румянца, появившегося на щеках. — Это называется юношеским максимализмом, — блондинка перестала идти вприпрыжку. Волосы, до этого аккуратно собранные в тугой хвостик, теперь были разбросаны по спине. В глазах горел какой-то озорной огонек, а губы были слегка приоткрыты, потому как воздуха предательски не хватало. — Это называется иначе, — Кастиэль заметно прибавил шаг, словно убегал от чего-то, словно собственные слова пугали его своей кристальной прозрачностью. — Любовь? — она ещё сильнее растрепала волосы на голове и окончательно распрощалась с образом прилежной ученицы. — Именно. Now. Что там за чертой между жизнью и вечностью? Куда попадает душа, когда остатки жизни покидают сосуд-оболочку? Растворяется в бескрайнем космосе? Перерождается? Попадает на страшный суд, на котором все, даже самые невинные погрешности будут обнажены и предстанут перед строгими судьями? Вопросы вечные. Ответы бесконечно далекие, зависящие от твоих персональных «верю» и «не верю». Но в данный конкретный момент мало заботящие Веронику Воурэн. То, что ты не можешь осмыслить, вряд ли будет тебя терзать. Мыслей-то нет. Ничего нет. Только одно число. Дата, которая так больно жалит память. Всё какое-то фальшивое. Все эти люди, зачем они здесь? Почему они все в черном? Почему плачут, и что она вообще здесь забыла? Хочется заплакать, но почему-то не получается. Может, у всех людей есть определенный запас слёз, и она свой давно исчерпала? Давно превысила допустимый лимит? Куда все идут, и почему она идет вместе с ними? Я не хочу здесь быть. Здесь как-то слишком душно и тесно, словно в стальных тисках, и не пошевелиться лишний раз. Только идти и можешь, и только вперед. Произнесённое про себя имя близкого человека больно врезается в каждый уголок внутреннего существа. Открывая поток болезненных воспоминания. Луг. Утро. Летний дождь. Юное тело пронзенное штыком. Чувство бессилия. Ярость так сильно бурлящая внутри, разрывающая, ломающая кости. Ты не можешь меня оставить! Девушка хватается за руку идущего рядом человека и бездумно смотрит в знакомое лицо. Она словно зависает между тогда и сейчас. Отказывается понимать. Формирование посттравматического стрессового расстройства при утрате значимого объекта происходит в первые 6 месяцев после психотравмирующего события и продолжается от 6 месяцев до нескольких лет и более. Так гласит статистика. Эмоциональная стабилизация наступает когда? Наступает вообще? Выжженная в грудной полости дыра вообще когда-нибудь затянется? А вещи куда деть? Куда деть чёртовы вещи? Всё, что долгие года собиралось, дарилось, находилось — всю шелуху жизни телесной куда? Выкинуть? Можно. А можно и сжечь. Как на погребальном костре древних викингов. Жаль только, что с воспоминаниями и болью так поступить не получится. Flashback Она жгла. Он гасил. Она наслаждалась языками бушевавшего пламени. Он плавными потоками водной массы. Она убивала всё живое, оставляя чернеющие шрамы. Он возрождал, наполняя чудотворной влагой. Они были в пути уже вторые сутки, и Вероника с трудом могла представить свою обычную жизнь. Всё было как-то размыто. И было ли вообще? Может, она всю жизнь бродит по этому бескрайнему лесу? Без цели, в надежде обрести когда-то давно потерянный дом. — Устроим привал? Он с беспокойством посмотрел на ступавшую следом спутницу. Девушка была в помятой, изорванной футболке, лицо осунувшееся, в синяках, волосы спутаны. — Нет, нужно двигаться вперёд. Ей было очень тяжело физически, но эта тяжесть не шла ни в какое сравнение с тяжестью признания в собственных слабостях. Он молча присел на трухлявый заросший мхом пенёк и прикрыл глаза. — Ну, если ты так на этом настаиваешь… Вероника скинула с себя рюкзак и стала лихорадочно, хрипло дыша, развязывать узел, словно там внутри был настоящий спасительный клад — карта местности, не меньше. — Как думаешь, кто-то уже добрался до лагеря? — выудив пачку сигарет, она облегченно выдохнула. — Мало вероятно, — он убрал руки в карманы потрёпанных джинсов и посмотрел куда-то себе под ноги. — Но вероятно? — Я похож на бабку — предсказательницу? Фраза, произнесённая нейтральным тоном и не содержавшая ни оценки, ни осуждения, всё равно больно кольнула в самое сердце, напоминая о событиях давно минувших дней. Безумный страх, всё это время следовавший за ней по пятам, подошёл, казалось, вплотную и показал кровожадные острые, как лезвия бритвы, зубы. Она нутром чувствовала, что скоро произойдёт нечто страшное. Она пробовала затаиться от этого инстинктивного ужаса, даже дышать периодически переставала, но он все равно не покидал её. — Господи, я просто хотела услышать что-то вроде «не переживай, мы точно справимся», так сложно хоть раз повести себя, как нормальный человек? — Я не собираюсь прикидываться тем, кем не являюсь, — он не спеша разминал ноющие от постоянной ходьбы ноги. — Нормальные люди водопады из рук не пускают. — И тебя это не пугает? — Водопады из рук? — То, что ты нормальным уже навряд ли станешь. — Ну, почему же, если мы сейчас продуем это соревнование, то два билета в нормальную жизнь точно у нас в кармане. — А если нет? Если не проиграем, если доберемся, если справимся? — она задумчиво посмотрел на крохотный язычок пламени, зародившийся в её ладонях. — Дальше-то что? Жизнь в другом мире с такими же, как мы? А наши семьи? А обычная жизнь? — Если всё будет так, как ты сказала, то да. Жизнь в другом мире, ну, а для своих родителей ты наверно станешь каким-нибудь учёным полярником или археологом. Будешь видеть их раза два в год на большие праздники. — И тебя это не пугает? — Я и так вижу своих родителей два раза в год по большим праздникам, так что для меня мало что изменится. — Говоришь, что не хочешь быть тем, кем не являешься, — сжав руку в кулак, Вероника затушила язычок пламени и с удвоенным интересом перевела взгляд на собеседника. — Зачем тогда играешь в бессердечный кусок льда? — Я не играю, просто некоторые вещи меня совершенно не беспокоят, и я не боюсь это показать. — Конечно не боишься, ты просто жаждешь убедить всех и каждого в том, какой ты суровый. — А, по-твоему, я какой? Она немножко подумала и, лукаво улыбнувшись, выпалила: — По-моему, ты заложник собственного образа, и тебе очень сложно проявлять свои истинные чувства, хотя на самом деле… — он резко подскочил к ней и рукой закрыл рот. — Помолчи, — еле слышно проговорил он, его голос звенел от напряжения. Вероника удивленно захлопала ресницами, но вырываться не стала. Только настороженно посмотрела на спутника и постаралась проследить, куда именно устремлен его взгляд. Вокруг стояла неестественная тишина — не было слышно ни единого звука. И если раньше эта тишина не вызывала никакого волнения, то сейчас она ощущалась как-то иначе. Воздух был словно наэлектризован. Молодой человек бесцеремонно взял девушку за руку. — Слышишь? — аккуратно ступая по мягкой зелёной траве, они приблизились к достаточно толстому и старому стволу дерева. Черноволосая озадаченно вглядывалась в темное пространство, окружавшее их, силясь увидеть хоть малейшее телодвижение, но тщетно. Только бескрайняя тёмная пустота. — Кто-то из наших? Дикий зверь? — Дикий дверь не ходит на двух ногах, а среди наших нет девушек с длинными рыжими волосами. Если только Ирис, но её волосы не доходят до… — Рыжеволосая? — она озадаченно моргнула, запустив онемевшие пальцы в свои короткие густые волосы. — Здесь? — Да, в нескольких метрах от нас. Может, конечно, это какое-то испытание от Шермански, только вот… — он запнулся, пытаясь подобрать нужные слова. — Только вот что? — Может, это покажется странным, но она была не похожа на видение или мираж. Ещё и этот запах… — Тления? — Да, ты тоже его почувствовало? — Нет, но очень странно, что его почувствовал ты. — Может, расскажешь, что происходит? — Пока ничего… но думаю, что это вскоре изменится. В два шага оказавшись рядом со своей тяжелой ношей, Воурэн быстро перекинула рюкзак через плечо и отважно зашагала вперёд, тщетно стараясь унять дрожь в коленях. — Сегодня кто-то может умереть…***
В тусклых утренних сумерках поблёскивал мелкими иголками дождь. Они бежали всю ночь, и Вероника даже не думала останавливаться. Она стремительно шагала вперёд, лишь изредка меняя вектор движения в зависимости от односложных команд напарника. В голове назойливо стучала только одна мысль. Успеть, она должна была успеть. Ей казалось, что она играет наперегонки уже не с временем, а с самой старухой с косой. Перед глазами размытыми пятнами проносились живописные лесные пейзажи. Поля, чащи, овраги — всё превратилось в одно размытое темное пятно. — Налево. Не задумываясь, она поворачивает налево и, наконец, облегчённо выдыхает. Добрались. Вдалеке виднеются несколько брезентовых палаток и маленькая деревянная табличка, на которой с трудом удаётся разглядеть витиеватые буквы: «Поздравляем». — Шермански в своём репертуаре. Кастиэль останавливается совсем рядом с Вероникой, сгибается и с довольной улыбкой на губах срывает юный побег китайского мискантуса. — Быстрее! — сбросив с себя непосильную ношу, девушка резко срывается с места и бежит к поблескивающим от утренней росы палаткам. Промямлив себе под нос что-то нецензурное, Монтанари подхватывает рюкзак спутницы и устало плетется следом.***
— Армин! — черноволосая буквально накидывается на заспанного одноклассника. — И тебе привет, — парень протяжно зевает, оголяя ряд белых зубов и лениво потягивается. — Рад, что вы наконец-то добрались. — А я-то как рада! — отступая на шаг назад, Воурэн хмурится, замечая несколько длинных кровавых полос, протянувшихся вдоль загорелого лба друга. — Амбэр? — Барсук, — парень морщится и поднимает вверх свою длинную кофту. — А вот это Амбэр, — на чрезвычайно худом боку виднеется отчетливый тёмно-фиолетовый отпечаток зубов. — Хотел незаметно выкинуть её чертовы босоножки, но оказалось, что у белок очень тонкий слух. — Я надеюсь, Шермански ей за это устроит. — Натаниэль уже взял это на себя. — Оу, да я смотрю, ты тут развлекаешься, как можешь, — Вероника вздрогнула, когда услышала рядом приятный низкий голос. — Хочешь тоже кое-что покажу? — подойдя к Армину непозволительно близко, Кастиэль самодовольно ухмыляется и подносит плотно сжатый кулак к самому носу брюнета. — Видал? — Прямо как в мире животных, — Армин улыбается во все 32 зуба и без малейшего страха смотрит собеседнику прямо в глаза. — Так обычно самцы гориллы права на свои территории заявляют. — А знаешь, что будет, если самец гориллы ударит тебя прямо в нос? — Он совершенно точно получит ответный удар, хотя должен заметить, что я категорически против насилия над женщинами, детьми и животными. Вероника дергает Кастиэля за край длинной футболки. Он нехотя переводит взгляд сердитых глаз на черноволосую и опускает руку. Тёплое, щекочущие чувство медленно разливается где-то внутри, в области живота, отчего на губах девушки появляется робкая улыбка, а в глазах загорается озорной огонёк. — Натаниэль и Шарлотта уже здесь? — Третья палатка слева. Армин вытягивает шею и высоко задирает острый подбородок, демонстрируя тем самым полное отсутствие какого-либо впечатления резким выпадом со стороны Кастиэля, и удаляется обратно в свое временное жилище. — Пошли, доска, — Монтанари не спеша вышагивает в указанном направлении, не забыв при этом бережно приобнять девушку за плечи. — Это чтобы опять не убежала. Она чувствует, как щёки заливаются непростительно ярким румянцем, но молчит. Только изо всех сил пытается состроить возмущённое лицо, да предательскую дрожь в коленях унять.