«Что ты видишь во взоре моём, В этом бледно-мерцающем взоре?» «Я в нём вижу глубокое море С потонувшим большим кораблем».
***
Они сидели на безлюдном ночном пляже. Море шумело у самых ног, практически сливаясь с небом. Горизонта не существовало, лишь вдалеке мерцали огни корабля. Ветер доносил обрывки музыки из открытых, вероятно неподалеку, баров и дискотек. Вероника курила, глядя задумчивыми тёмно-карими глазами на несуществующую линию горизонта, она пила украденный из родительского бара виски прямо из бутылки. Не разбавляя. Без всяких церемоний. Это ведь лишнее, если ты всерьез собираешься напиться. Ей врали, когда говорили, что постравматический синдром чаще всего сопровождается нарушениями сна. Старик Морфей все так же заманивает её в свои владения, только вот… это не приносит ожидаемой лёгкости. Спать можно, только чертовски страшно. Каждый раз она видит одну и ту же картину. Каждый раз сломя голову она бежит по одному и тому же маршруту, видит те же самые пейзажи. Каждый чертов раз она впивается пальцами в жаркие потоки летнего воздуха, спотыкается о корни деревьев, выпирающих из-под почвы, падает на ещё влажную землю и, как заведённая, продолжает кричать одно и то же, продолжает произносить одно и тоже имя. Играет в уже заранее проигранную игру, надеясь разве что на неожиданную перетасовку карт. Ей врали, когда говорили, что отсутствию аппетита подвержены практически все. Аппетит никуда не исчезал. Она питается, как и раньше, только вот еда постоянно какая-то пресная. И, наконец, ей врали, когда говорили, что время лечит. Оно ни черта не лечит, зияющая дыра в груди никуда не уходит. Ты просто учишься жить с ней. — Ты что-то задумала? Вероника перевернулась на левый бок и посмотрела в его аметистовые глаза снизу вверх. Она не знала, что можно ответить на этот вопрос. Кровавая месть, безрассудная схватка с соперником, который наверняка сильнее тебя, — как можно обозвать то, что она хотела сделать? — Не вмешивайся. — Чтобы… — Натаниэль на секунду запнулся. — Что бы ты не задумала, чтобы не решила, её это не вернет. Она отлично слышала то, что он говорит, но почему-то не могла взять в толк, зачем он это делает? Зачем произносит эти пустые, лишённые смысла слова? Знала ли она, что с того света не возвращаются? Конечно же знала. Этот жестокий урок был усвоен ещё в возрасте четырёх лет, когда она решила искупать черепашку и наполнила ванну слишком горячей водой. Перед глазами всплыли зелёный кафель ванной комнаты, красное ведерко, в котором она обычно перевозила своего самого первого в жизни питомца, и маленькое бездыханное тельце бедного животного. Именно тогда она и усвоила до ужаса простую истину: былого не вернуть. — Ты это понимаешь? Она молча кивает. Почему она вспомнила об этом именно сейчас? — Нам следует… Вероника отлично слышит то, что он говорит: «Жить дальше», «ради нее», «нужно пытаться». Со слухом у неё никаких проблем нет. Она слышит его, но все ещё не понимает. Сказанное проносится мимо на бешеной скорости. Скорость насколько высокая, что только очертания и видны. Размытые, нечёткие образы. «Она словно в другом месте, доктор.» В памяти всплывает реплика матери на первом приеме у психиатра. «У неё такие пустые глаза, доктор.» Сеанс длился 45 минут, но это единственное, что она может сейчас вспомнить. Остальные воспоминания какие-то размытые. Как проносящаяся мимо машина, как скоростной поезд. Вероника вытягивает вперёд левую руку и внимательно смотрит на свою ладонь, точнее на три длинные кривые линии. Линия любви, сердца и жизни. Она бережно проводит по ним указательным пальцем правой руки. — …она бы хотела… — Ты прав — она неотрывно смотрит на линию жизни. — Ты абсолютно прав во всём, но я не могу иначе. — Ты даже не пыталась. — Да, потому что не хочу. — Шарлотта бы хотела. — Шарлотта мертва, Натаниэль. Она чувствует, что он собирается сказать что-то ещё, но вместо этого забирает у неё початую бутылку виски и делает пару жадных глотков. Черноволосая закрывает глаза и глубоко вдыхает прохладный морской воздух. Она взмокла, как после парной. Алкоголь делает своё дело. Она представляет себе, как, поступая в желудок и тонкую кишку, алкоголь по кровотоку, как по скоростному шоссе, отправляется по всему телу. Нейромедиаторы, отвечающие за обработку внешних раздражителей, тормозят электрическую активность в мозге. В эту самую секунду алкоголь усиливает действие гамма-аминомасляной кислоты, тем самым замедляя движение и речь. Как в замедленной съемке. Скоростное шоссе в замедленной съемке. — Ты ведь уже всё для себя решила? — она слышит, как он снова открывает бутылку виски и делает еще несколько глотков. Включает режим замедленной съемки. — Всё, что ты задумала, мы сделаем вместе. Девушка резко оборачивается, чтобы что-то возразить, но слова застревают в горле. И дело тут совсем не в замедленной съемке и не в скоростном шоссе. Дело в том, что она словно в зеркало смотрится. — За неизбежное, — лучше и не скажешь.