***
Как меняются времена года, так меняются и люди — в лучшую или худшую сторону. Ноябрь ударил резко и внезапно, а люди вокруг стали холодными, будучи не в силах принять тот факт, что теперь я официально встречаюсь с Дэном. Первый месяц был убийственным: все началось с косых взглядов, обрушивавшихся на нас каждый раз, когда Дэн, защищая меня, клал руку на задний карман моих джинсов; и заканчивалось отвратительными сплетнями, которые эхом разлетались по коридорам, где бы нам не посчастливилось появиться. Группа парней, главарем которой был Дэн, постоянно находила самые незначительные поводы, чтобы утащить его по ночам, тем самым успешно разлучая нас и оставляя меня наедине со своими мыслями. Одна из них привела меня к самой большой неудаче: теперь Гарри не признавал моего существования и не обращал никакого внимания на Дэна, когда тот попытался разъяснить все случившееся. Гарри вел себя по-детски, он хмурился на все, что ему не нравилось, начинал скучать, и я смирилась, решив, что он вернется, когда все обдумает и примет самостоятельное решение. Вопреки всем беспорядкам, что мы натворили, всегда были проблемы, с которыми нужно было считаться, и Пидж был одной из них. Он угрюмо избегал меня и мои попытки извиниться, каждый раз, завидев меня, он опускал голову, разворачивался и уходил в противоположном от меня направлении. Не было никаких сомнений в том, что ему было больно, я видела тоску в его зеленых глазах, когда мне удавалось поймать на себе его грустный взгляд. И эта тоска была тем, от чего я должна была ПиДжея избавить. Хоть я думала, что мы с Дэном не продержимся и двух недель, мы были вместе достаточно долго, чтобы увидеть, как начинается второй, выпавший на праздники, месяц наших отношений. Мама и папа прилетели на традиционный ужин, отпраздновали его бездушным обменом подарков и сразу же разбежались перед Рождеством, словно кучка воров. Дэн, предложив пригласить его к нам на ужин, выглядел удивительно хорошо перед моими родителями, облачившись в бледно-голубую рубашку с закатанными рукавами, которая удачно маскировала его грозную харизму невинностью. Лицо мамы задубело от последней операции, и она не могла улыбаться, а папу, казалось, вообще ничего не волновало, но я была благодарна Дэну даже за попытку. Сидя рядом со мной за столом и положив ладонь мне на бедро, Дэн успокаивал меня, пока родители были заняты гадким обсуждением моего поведения. Его мягкие прикосновения помогали мне справиться с напряжением, и я влюблялась в него еще сильнее. На третьем месяце мы перестали считать. Два вспыльчивых, потерявших голову ребенка, которые спорили лишь потому, что им не было все равно. Из-за рычания в его голосе стены содрогались, мы не были образцовой парой. Его темное прошлое, тщательно охраняемое от меня, снова добралось до Дэна, и он не хотел моего вмешательства. Я сдалась, я больше не могла пытаться донести до него то, что было в моей голове, то, что он сам напрашивался на беды. Он был в ярости, в его темных глазах горела жестокость, когда он говорил, что у меня было неправильное представление о его жизни, он выпрямился и сжал челюсть, доминируя надо мной. Я крикнула, чтобы он уходил, и он тут же сбежал от бессмысленного спора. Но как только Дэн оказался у двери, что-то его остановило. Он понял, что уйдя от меня, он больше никогда не сможет вернуться, и именно в этот момент он развернулся. Дэн сдал свое невидимое оружие, его взгляд стал мягче, а губы искривились в сожалении. Он вернулся ко мне, его загрубевшие руки обхватили мое лицо, и он голодно прижался своими губами к моим. Я схватилась за воротник его футболки, он целовал меня долго и сильно, и вкус его поцелуя был таким желанным… Хватит, на эту ночь ссор предостаточно. Четвертый месяц можно было назвать самым сильным на эмоции, я наконец смогла донести до Дэна, что у него есть свои обязанности, что он должен вести себя согласно своему возрасту. Я заставила его учиться, выкинула его сигареты и решительно запретила ему алкоголь. Дэн злился на меня время от времени, но ссоры всегда вели к самым ярким поцелуям, полным прощения. Я внесла в его словарный запас слово «сдержанность», что вызывало в нем много недовольства, особенно тогда, когда его половые инстинкты брали верх над его руками. Я посмеивалась над его раздраженными ругательствами, мне нравилось, что я была единственной, кто имел такое влияние на этого парня. Все встало на свои места на пятый месяц, наконец после многих бурь небо над нашими головами стало ясным. Бесполезность всех обвинений, что обрушивались на нас, начала доходить до окружающих, постепенно сходя на нет. Наконец они поняли и оставили нас в покое, а Гарри позволил себе взглянуть на нас по-новому, сознавая, что пришло время для прощения. А ПиДжей… Что же, это совсем другая история.***
Шесть месяцев. Не верится, что мы зашли так далеко в этой порочной истории… — Сколько раз я просил тебя убрать свои ноги с панели? — Дэн выдохнул с нотками злости, смахивая мои ступни левой рукой, правой умудряясь управлять машиной. Я хихикнула, возвращая ноги на излюбленное место. Удивительно теплая апрельская погода влетала в открытые окна. В колонках громко играла музыка, заглушая звук мотора, который ревел каждый раз, когда Дэн вдавливал педаль газа в пол своего черного мустанга. Пара отражающих серебряных авиаторов повернулась ко мне, ухмылка дополняла их, владелец очков уже не был так сильно сосредоточен на дороге. Я посмотрела на него в ответ, счастье наполняло каждую клеточку моего тела. Накрывая своей рукой, Дэн положил мою ладонь на ручник его машины, чтобы он мог держать меня за руку, будучи бдительным водителем. Мы подъехали к ближайшему парку, и он остановил машину, я бы никогда не подумала, что он знает об этом месте. Жестом он велел мне оставаться на месте, вылез из машины и, быстро подбежав к двери, галантно открыл ее для меня. Я застенчиво улыбнулась, глядя, как он снимает очки, вешая их на воротник футболки рядом с его медальоном. Правой он тут же взял меня за руку и, переплетая свои длинные пальцы с моими, потянул меня в сторону покрытых листвой деревьев. Я положила голову на его широкие плечи, моя щека терлась о жесткий материал его кожаной куртки, которую он носил чуть ли не каждый день. Дэн посмотрел на меня, его губы изогнулись в легкой улыбке. Наконец мы решили, под каким деревом мы хотим расположиться. Он подтолкнул меня к дереву, скрытому от чужих взглядов, интимность, которую предлагало это место, наверняка была по душе парню. Перед тем, как я успела сесть, Дэн снял свою куртку и положил ее рядом с деревом, позволяя нам удобно разместиться на траве. Он первым занял место, растянув ноги перед собой и положив под голову руку. Потом он, изогнув бровь, посмотрел на меня, словно спрашивая, почему я все еще не сидела рядом с ним. Улыбаясь, я быстро опустилась к нему, уже соскучившись по теплу его тела. Я почувствовала, как его сильная рука оказалась на моем плече, притягивая ближе к нему. Улыбку на его губах можно было услышать. Я уткнулась носом в его футболку и закрыла глаза, вдыхая теплый запах весны, смешавшийся с ароматом его парфюма. Прямо здесь, под этим деревом, сквозь листву и ветки которого проглядывали солнечные лучи, мне не хотелось ничего, кроме его крепких объятий. Я вспомнила, как увидела его в первый раз, вспомнила, как судила о нем лишь по тому невероятному числу слухов, что преследовали каждый его шаг. — О чем ты думаешь? — он пробормотал, его губы все еще касались моих волос после того, как он поцеловал меня в макушку. Умелые пальцы отбивали ритм на моей руке, вызывая волны мурашек по всему телу. — Оу, так, о всех тех ярлыках, которые на тебя цепляли окружающие, — я промурлыкала и открыла глаза, чтобы посмотреть на него. Озорная улыбка появилась на моих губах, когда его карие глаза нашли мои, неожиданная забава читалась на его лице. — И что же они значили? — он засмеялся, из-за чего его грудь затряслась и выступили ключицы. — Ну, ты знаешь, — я сменила тон. — Держись подальше от мрачного и таинственного Дэна Хауэлла, он ни к чему хорошему не приведет, — я засмеялась от этой чепухи, как же глупо, что незнающие могли прийти к таким идиотским выводам. Была тут и доля правды, но это не меняло того факта, что все мы судили окружающих лишь по их репутации. — Они забыли упомянуть, что чем темнее сердце, тем лучше секс, — он подмигнул мне, я же закатила глаза от его детской нахальности. — Страшно представить, сколько у тебя кинков, — я издала сдавленный смешок. — Это ты с Крисом не была. Его почти арестовали после того, как он привез в больницу девочку, которую он слишком сильно связал. Подумай над этим, — он разрушил мои доводы своим громким смехом, оставив меня с открытым от удивления ртом. Дело было не в моих ложных догадках, а во всех вопросах, которые напоминали о себе каждый раз, когда я была с ним. Столько всего осталось нерассказанным, я боялась оказаться высмеянной его ответами и могла лишь надеяться о шансе спросить. И когда тишина взяла верх, я поняла, что этот шанс появился. Судя по его маске, я сделала вывод, что у него была причина быть ненавидеть свое прошлое, именно поэтому он всегда избегал словесных споров. — У тебя были проблемы с мамой, да? — выпалила я, тут же пожалев о том, что вообще открыла рот. — Это так очевидно? — резко ответил он, его трясущиеся руки потянулись к карману за сигаретами, которых у него не было. — Почему? Она не была хорошей матерью? — рискнула я. — Все не было бы так плохо, не будь она такой глупой, — Дэн замотал головой, полной воспоминаний, он отказывался искать нежеланное. — Расскажи мне, — я прошептала настойчиво, сжав в руке его черную футболку. Он взглянул на меня еще раз, тяжело вздохнув в знак согласия. Правда собиралась соскользнуть с его губ, сверкая в глазах, которые видели слишком много. — Помнишь ту фотографию из моей комнаты? — он спросил перед тем, как продолжить, на что я ответила кивком, зная, о чем именно идет речь. — Что же, на этой фотографии изображены я, моя мама и мой братик, Эдриан. Он на пять лет младше меня. Я отвечал за него с тех самых пор, как мама вернулась с ним из родительного дома, официально став матерью-одиночкой. Ситуация была таковой: наша мама не могла продержаться и двух недель на работе, у нас не было много денег, но было много долгов. Одной ночью она пришла домой вместе с каким-то незнакомцем, заявляя, что теперь он будет жить с нами, потому что именно он мог помочь нам со всеми нашими «проблемами». Уже на следующий день он устроился в нашем доме со всеми удобствами, привел свою дочь. Ее звали Эмили, и она была младше меня года на два. Очень скромная и замкнутая. Но мне не понадобилось много времени для того, чтобы вытащить ее из раковины. Через несколько лет мы стали самыми близкими друзьями, но, ты знаешь, жизнь никогда не была простой для детей. Ее отец был настоящим алкоголиком, его дни состояли из выпивки, оскорблений и избиений моей матери. Все дошло до того, что она была покрыта синяками. Не было ничего, что мог бы сделать слабый мальчик, но все изменилось в мой семнадцатый день рождения. Мама поехала за тортом для празднования, а этот подонок, не шевеля и пальцем, лежал на диване в гостиной. Мы втроем остались в доме, который разрушила ненависть. Эта тварь проснулась и начала звать маму, но ведь ее не было. Тогда он решил излить свою злобу по-другому… Он ударил свою собственную дочь. Я больше не мог терпеть этого, не мог позволить ему выбивать дух из Эмили. Поэтому я врезал ему, ненамеренно вырубив, — он шмыгнул носом, сдерживая колючие слезы и облизывая потрескавшиеся губы. Тут же он вернулся в реальность. — Долгая история, моя мама отреклась от меня, оставив ни с чем. Мне нельзя увидеть никого из своих родственников, а эта стерва так и живет с тем ублюдком. Что же, они подходят друг другу, я думаю, — он сказал с отвращением. У меня не было никаких слов. Как живо он рассказал все, что было у него на уме, я никогда не думала, что он способен на такое, живя в полумраке. — О, и ты можешь говорить какое угодно дерьмо о Филе, но именно он был тем, кто нашел меня, таскающегося поздно ночью по улице, именно он помог мне вырваться из плохой компании. Всем, что я имею сейчас, я обязан ему, — он закончил. Казалось, он сбросил огромную тяжесть с плеч, рассказав мне историю о настоящем бездушии. Вздох облегчения сорвался с моих губ, когда атмосфера стала светлее, тяжелые времена, наконец-то, закончились. Можно было перевязать раны огромным количеством бинтов, но даже годы спустя шрамы всегда останутся на месте. Дэн пытался прочитать что-то в моем спокойном взгляде, его руки гладили мои, а его взволнованные глаза искали хоть какую-нибудь реакцию. — Я сказал слишком много? — он усмехнулся, считая, что мое молчание было вызвано его историей. — Я напугал тебя до смерти? Я медленно отодвинулась от него, пока он непонимающе смотрел на меня. Усмешка сползла с его губ, когда я уставилась на расстояние между нами, осознавая всю важность этого момента. Мне казалось, что самое сложное в жизни — это признание собственных ошибок. Мы всегда пытаемся свалить вину на других, когда на самом деле именно мы ответственны за все. Я была виновата за каждое свое слово, сказанное парню, мир для которого стал детской площадкой. — Я-я боюсь, но не тебя… Его рука без промедления оказалась на моей щеке, его большой палец гладил кожу, Дэн умолял меня посмотреть на него. — Так чего тогда ты боишься? — его заботливый тон успокаивал меня. — Я боюсь, что я надоем тебе, что ты быстро устанешь от меня и убежишь при первой же возможности… — пока я говорила, я пыталась игнорировать его взгляд, быстро отводя глаза в сторону. — Детка, посмотри на меня, — его мягкий тон был настойчивым, и я послушалась. — Ничто не заставит меня передумать на твой счет, ты понимаешь? — в его глазах блеснула новая идея, его руки внезапно вернулись к шее, он расстегнул медальон, который он постоянно носил. – Вот, возьми это, — он протянул мне кулон, свисавший с его длинных пальцев. — Что мне делать с этим? — я нервно засмеялась, глядя на серебряную вещицу. — Носить это в качестве обещания? Ты знаешь, что я не так хорош во всех этих романтических штуках, детка. Пожалуйста, не делай еще хуже, — он по-детски захныкал, чем вызвал поцелуй в щеку от одной очень довольной девушки. Медальон висел между указательным и большим пальцами, сверкая тремя важными словами. Они прикончат нас.*