Искаженные

3269 год Второй Эпохи Арминалэт, Замок Королей Если не уверены, что именно занимает мысли Короля, можно попробовать послушать их беседу с Князем Андуниэ. А лучше — посмотреть издали. Важно не то, о чем они говорят. Важно — как. Амандиль, сын Нумендиля... так он с облегчением стал открыто называться во времена Короля Тар-Палантира. Старый друг. Такой старый, что уже даже непонятно, друг ли. Жестом указав стражнице, где остановиться, королева приблизилась к ограждению верхней террасы. Супруг улыбнулся ей одними глазами, а стоящий спиной Амандиль взмахнул рукой и продолжил, не замечая. — Чьи, думаешь, люди, сожгли пол-яруса в Городе Мертвых? Если ничего не предпринимать, люди начнут думать, что король — одобряет! Народ начинает отворачиваться от предков! Что дальше — вытаскивать отцов и дедов из гробниц и сжигать посреди центральной площади? Фаразон протянул руку и Амандиль не стал продолжать, заметив королеву. «Чьи, думаешь, люди…» — устало подумала Мириэль, улыбнувшись обоим. Солнце уже село, но Замок весь светился огнями. Разговоры сливались в жужжащий гул, пахло цветами и немного — дымом от фейерверка. Зимрафэль отстраненно понадеялась, что хотя бы этой ночью не будет поединков — вельможи уже прознали, что государь Ар-Фаразон подумывает о том, чтобы выживших сразу отправлять в колонии. Сражаться не стали меньше, но тела прятали теперь лучше и опасались свидетелей. Молчание было неожиданно дружелюбным, особенно по сравнению с недавней беседой. Показалось, будто ненадолго расступились воды памяти, и перед внутренним взором встал совсем другой весенний праздник — вот высокая зала в Малом Дворце, вот спутник Мириэль — молодой князь в серебристом плаще и жемчужных браслетах приветственно машет кому-то — и поворачивается к ней. Говорят, вы до сих пор не знакомы? Беда, когда из-за разногласий отцов страдают дети… смотри, Мириэль, это друг мой Фаразон, твой двоюродный брат! — Помните, — тихо спросила Мириэль, — тот май? Охоту и праздник в Малом Дворце?.. Амандиль улыбнулся задумчиво. — Да, — так же тихо сказал Фаразон. — До того, как. И воспоминание хрустнуло, как ветка под каблуком. До того, как отец стал Королем. До того, как из всех близких остались только эти двое. До того, как. Над гамом толпы взвился неприятный насмешливый голос, разбивая чары. Люди внизу откликнулись хохотом, кто-то еще оскорбленно закричал в ответ. — Госпожа моя, — со вздохом сказал Фаразон, — будь добра, посмотри, кого, там, на нижней террасе, сегодня собрался сожрать мой советник. Не хочу посылать стражу распугивать придворных без повода. — Я бы сказала, — сухо ответила королева, придерживая вскинувшегося Амандиля под локоть, — что юному Исильдуру надо поучиться внимательнее выбирать противников. А тебе, мой король, неуместно так откровенно наслаждаться неудачным положением древнего Дома. Убери с лица это выражение. — Ах, — сказал Фаразон. — Я пристыжен. Амандиль, друг мой, ты же прощаешь меня? Амандиль дернул головой устало. Видно было, что происходящее вокруг занимает его достаточно мало. — Государь знает, мой внук горяч сердцем, но не имел в виду дурного. Не знаю, как он ввязался в спор… но уверен, он покажет себя достойно. Юность — не порок. — О, — с интересом спросила Мириэль, — а он всерьез — достает меч?.. Мужчины обернулись одновременно. А ведь начиналось все безобидно. — А что здесь делает раб? — звонкий девичий голос прозвучал с таким недоумением, что Налмек сразу понял: будут бить. И зачем он полез на этот этаж? Подождало бы письмо еще половину ночи… Голос красивый — значит, молодая госпожа не одна, а с молодым господином. И хорошо, если не с несколькими. Налмек обернулся, склонился почтительно — ну конечно, его всегдашнее везение — девица не просто с молодыми господами. С молодыми господами в черном и серебре. — Благородная госпожа, — очень ровно сказал Налмек, не распрямляясь — может изволить заметить, что недостойный — не раб, а вольноотпущенный. Здесь недостойный ожидает с прочими вестниками возможности передать послание своему господину… Жемчуг и бриллианты, с тоской подумал Налмек. И меч на поясе у парня — а это только для высших вельмож. Точно будут бить. А отбиваться — нельзя. Высокий юнец с вышитым на груди Древом ухватил его за подбородок, вздернул лицо вверх. Засмеялся. — Вы только посмотрите! Рыжий, смуглый, да весь в пятнах, будто дикий кот! — Не болен ли, — опасливо сказала девочка. Юноша прищурился. — Болезни низших нам не страшны. Э, а что это у тебя на лбу, червь? Ройкас, гляди-ка, может и впрямь? — Это не болезнь, — усмехнувшись, сказал второй, постарше, в более скромной одежде и без меча — это, княжич, клеймо сводили. И весьма искусно — смотри, верхние линии уже не различить. Еще полгода-год — и вовсе чисто будет. Чей это раб, интересно, что может позволить такого дорогого лекаря? — Ты слышал вопрос? — недовольно сказал юнец с мечом. Шея уже затекла от неудобного положения, но Налмек не решался пошевелиться. Андунийский княжич… это будет похуже кусачего угря из низовьев реки. — Недостойный — из людей господина королевского советника Зигура… И страха надо показать побольше. Дескать, я человек маленький, какой с меня спрос. Все позабыл, дурень Налмек, надо еще в голос вот так дрожи подпустить. Как же он тогда выразился?.. — Господин королевский советник не одобряет изуродованные лица у ближних слуг. Велел недостойному свести клеймо. На самом деле — просто накрыл лицо Налмека ладонью, так же бесцеремонно, как этот мальчишка. Хмыкнул, потом сказал, что быстро такой ожог не убрать, но быстро и не надо — может вызвать подозрение. Велел купить по списку трав, а через пару дней выдал склянку с серой тягучей мазью. Прошло меньше года, а различить шрамы уже можно было только вот так, вблизи. Андуниец быстро убрал руку, сорвал и отбросил перчатку. — Ты служишь черному колдуну? — девочка распахнула глаза, отступила на полшага. «Совсем ведь маленькая», — с тоской подумал Налмек. Лет пятнадцать высокой госпоже, не больше. Обрядили в шелка, вытащили на празднество. Невеста? Или сестра какая-нибудь… но парень рад стараться, распускает перья. — Не бойся, госпожа Нари, — княжич картинно положил руку на меч. — Исильдур, сын Элендиля, сына Амандиля, Князя Андуниэ, не даст тебя в обиду. Впрочем, этот человечек способен только пресмыкаться… как и его господин. Налмек не удержал лицо. — Что такое? — насмешливо спросил княжич, — неприятно слышать правду, раб? Слова пришли сами, легли на язык так, как ложится в руку камень, и оказалось — не удержать, не остановиться. — Недостойный думает, — робким голосом сказал Налмек и сделал лицо поглупее, — что если бы господин королевский советник был здесь, разговор бы, наверное, повернулся по-другому. Ой, благородный господин перчатку уронил… Или господин это специально? Господин боится прикасаться к недостойному, теперь, когда господин знает, кому недостойный служит? — Что ты только что сказал сыну наследника Западного Дома? — после недолгого молчания ошеломленно осведомился названный Ройкасом. Рядом кто-то засмеялся. Налмек скосил глаза — вокруг уже не было вестовых и слуг, зато подтягивались другие гости. Разодетые, уже изрядно навеселе. Кажется, они ждали, что именно теперь сделает андуниец. Княжич Исильдур моргнул и ошеломленно потянулся к Налмеку. — Да я тебя, червь, — прошептал он хрипло. — Своими руками. В глазах у него было — совсем несмешное. Налмеку показалось, что отсветы цветных фонарей моргнули красным, потянулся откуда-то факельный чад, тень за спиной княжича раздалась в плечах. — Если раб забыл свое место, — низким, не своим голосом сказал Исильдур, — нужно ему напомнить. Держи его, Ройкас. Налмек попробовал увернуться, но княжич отвесил ему оплеуху и бросил прямо в гостеприимные объятия Ройкаса. — Вырежем тебе новый знак, — тем же голосом продолжил Исильдур, потянувшись за кинжалом. — Какое право Зигур имел разрешать или не разрешать стереть клеймо? Раб ведь не может объявить другого раба свободным! — Интересная трактовка древней вассальной клятвы, — насмешливо сказали из-за спины. — Как я понимаю, княжич Исильдур, чьи предки приносили Королю такую же, себя сейчас тоже назвал рабом? Зигур прошел сквозь толпу так, будто вокруг вообще никого не было. Ухватил Налмека за шиворот, развернул к себе. Внезапно получилось, что Налмек с одной стороны, а андунийцы — с другой. А между ними — господин королевский советник. — Мое письмо, — сказал он. — Тебя только за смертью посылать, слуга. В голове у Налмека прозвучало огорченное: Не ожидал от тебя такой глупости. Налмек понял. Поклонился, протянул вчетверо сложенный лист. Зигур не глядя убрал письмо в рукав, после чего с силой толкнул Налмека в толпу. — Пошел вон, — так же сухо сказал он и обернулся к княжичу Исильдуру. Налмек нырнул за первый ряд людей и обернулся тревожно. Дожидайся у моей башни. Постарайся не дерзить никому из островитян хотя бы до утра. Княжич Исильдур выхватил меч и заслонил девицу Нари. Зигур навис над ними огромной черной тенью, но никто не спешил на помощь — люди смеялись, перебрасывались обидными шутками, до Исильдура долетело ленивое: «Верные опять… ну да чего вы хотите». «Слышали? Нимрузир уплыл к эльфам. Зачем? Ну, видимо, в соответствии с именем, вот сын и бесится…» — Я… — сказал Исильдур отчаянно, и ему показалось, что тридцать поколений предков одобрительно кивают ему, — Я вызываю тебя на поединок, Саурон! — Это похвально, — лениво сказал колдун. Лениво-то лениво, но глаза у него были внимательные, злые. — Но тут есть несколько препятствий. Во-первых, если мне не изменяет память… сколько тебе лет, княжич? Разговаривать с колдуном было мучительно. А ведь дед, помнится, предупреждал. — Допустим, шестнадцать, — буркнул Исильдур. — Не дерусь с детьми, — сказал Зигур. — Скучно. Исильдур крепче сжал меч. Он был потомок высокого рода… формально колдун был прав — взрослым княжич будет считаться только через восемь лет. — Однако, — продолжил колдун, — на будущее: что именно я успел тебе сделать, потомок князей Андуниэ? — Ты — враг, — сказал Исильдур. — Ты портишь все, к чему прикасаешься. — Я вижу, — улыбнулся Зигур, — княжич предпочитает всему остальному — чтение старых, плесневелых книг. Печально. Я-то думал, Западный Дом — воины и мореходы. — Я — воин, — сказал Исильдур. — Тогда, — заметил Зигур, — скажи мне, воин, если бы мы и впрямь сошлись в бою — что стало бы для тебя основной сложностью? Исильдур сам не заметил, как начала отступать ярость. С каждым словом мир будто становился холодней, дышать тоже стало легче и ответ — ответ было просто найти. — То, что ты — злой колдун и своими чарами можешь слишком много, — мрачно сказал Исильдур. — Значит, атаковать надо внезапно. И колдуешь — словами, значит, бить — в горло. С каменным выражением лица Зигур выбросил вперед руку и похлопал княжича по макушке. Исильдур не успел не то, что увернуться, заметить движение. — Теперь ты тоже испорчен, — заметил колдун. Толпа вокруг взорвалась хохотом. Исильдур стиснул зубы. — Нет, сын Элендиля Высокого, — сказал Зигур серьезно, покачав головой. — Неожиданная сложность в том, что я выше. На два фута. Крупнее. Сильнее. У меня руки длинные, наконец. И снова движение вышло незаметным. Исильдур отшатнулся, но колдун уже стоял у него за спиной. — Смотри, — сказал Зигур, наклоняясь. Одну руку положил Исильдуру на плечо, другой плотно обхватил запястье. — Вот так. Исильдур сам не понял, что произошло — просто показалось невозможным двинуться как-то по другому. Он почти упал на одно колено в выпаде, тут же ударил еще раз — никогда он не был так быстр в бою. — Бить надо в ноги, — прошептал колдун прямо в ухо. — По руке, держащей оружие. В щели доспеха. Ну а если вы вдруг сражаетесь на ступенях лестницы или на склоне, и тебе повезло оказаться выше — тогда можно и в горло. С последними словами Исильдур чуть не упал, так точно и далеко пришелся удар, выворачивая в неестественном напряжении все тело. Зигур одним движением сместился в сторону, отпуская Исильдура. Покосился на завороженную, молчащую толпу. Протянул руку требовательным жестом и Исильдур почему-то отдал ему меч. Зигур повертел в руках прадедовский клинок и усмехнулся. Согнул слегка. — Но, конечно, — добавил он буднично, — в том числе я — «злой колдун и многое могу». Меч задрожал в его пальцах, треснул у рукояти. Зигур швырнул к ногам Исильдура обломки оружия и издевательски поклонился. — А теперь, — сказал он, разворачиваясь, — прошу меня извинить. Судя по вон тем решительным стражам, пробирающимся сквозь толпу, Король призывает меня к себе. *** — Князь Амандиль оскорблен твоим обращением с его внуком, — улыбаясь, сказала королева. Зигур пожал плечами. — Учитывая, что он чуть ли не бросился на меня сам… думаю, теперь он будет сначала думать, а потом тянуться к мечу. Особенно посреди многолюдного праздника. — Я соглашусь, — сказал король. — Оружие князьям и их потомкам даровано не для пустых драк. Наследник древнего Дома должен быть более осмотрителен. Князь Амандиль неохотно кивнул. — Я думаю, — сказал Зигур, — княжич Исильдур проведет следующие несколько лет среди воинов своего отца, и, возможно, научится жить своей головой, а не эльфийскими сказаниями. — Это доблестное прошлое наших предков, — холодно сказал, не сдержавшись, Амандиль. — Ты, колдун, принижаешь летописи только потому, что о тебе там тоже есть упоминания — и отнюдь не самые лестные, сколько бы ни было в них преувеличений. — Я вообще не люблю, когда молодые люди чрезмерно цепляются за предания о прошлом, — отрезал Зигур. — Безотносительно моей в них роли. — Проиллюстрируй свою точку зрения, — сказал Фаразон. — Если король желает, — неохотно сказал колдун. Король желал. — У меня, пожалуй, есть одна схожая история… Зигур невежливо подпер голову рукой и изучал серебряную тарелку. Кажется, чеканка интересовала его больше еды. — Надеюсь, — сухо спросил Фаразон, — она подходит для застольной беседы… а не как в прошлый раз? — О, — Зигур улыбнулся без тени веселья, — там даже никто не умрет. Всего лишь небольшое... столкновение взглядов на мир. — Зигур, — произнесла Мириэль, — мне интересно, когда-нибудь ты не найдешься, что ответить? — И эту редкую ситуацию, моя королева, данная история раскрывает тоже. Колдун выпрямился в кресле. — Это история о героическом прошлом, — начал Зигур и дружески кивнул князю Амандилю, который с трудом удержался от того, чтобы не скрипнуть зубами. — Представьте себе благородного юношу, увы, без средств к существованию. У него есть меч — оставшийся от предков, но довольно неплохой, у него есть конь — так себе, есть книга преданий и голова — довольно светлая, кстати, голова — которая набита тысячью героических легенд. Сражения… доблестные воины, идеалы, за которые стоило умирать, сказки и были — о волшебстве и пророчествах, о великой любви и о том, что превыше смерти. Одна проблема — его страна не вела больших войн уже больше двух тысяч лет… и не очень-то интересуется делами соседей. Фаразон поднял одну бровь и посмотрел на колдуна. Зигур взглянул в его сторону и продолжил. — Наш герой никому не нужен. Он может стать — да кем только не, все пути открыты перед ним. Он может продать свой меч и получить столько денег, что хватит трем поколениям его детей. Может стать художником, кузнецом, ткачом или ювелиром, ученым, сказителем или земледельцем. Но мы помним — в его голове тысяча героических легенд, а древняя книга и меч, конечно же, при нем. Что же он делает? Зигур выдержал паузу. — Он выбирает самую смутную и не очень-то радостную главу в книге, сверяется с ней, и отправляется в большой мир. Он ищет — одного из тех, кто когда-то, согласно преданиям, стоял у истоков этой замечательной страны. Кого-то, кому, конечно, нравится думать, что там, наверное, все хорошо, но у кого есть и другие дела. И, между прочим, кого-то, про кого в этой книге написаны не очень-то приятные вещи. Героические… как посмотреть, возможно. Но не приятные. — Под рукой Тени нет и не было процветающих стран, — тихо сказал Амандиль. — Можете представлять нашего благородного юношу орком из дикого племени, князь, — легко отозвался Зигур. — Вы все равно их в жизни не видели. Таким… зеленым. С клыками. Но непременно — с книгой! Королева, не сдержавшись, улыбнулась. — Продолжай, — велел Фаразон заинтересованно. — Этот кто-то, кого ищет рыцарь — это ты? Зигур кивнул. — Жизнь полна совпадений, — продолжил он, и описал в воздухе круг бокалом. — Наш рыцарь, после долгих скитаний, находит объект своих поисков, этого… легендарного героя. Волшебное существо… — Зигур хмыкнул. — В совершенно неподходящем месте. — Над трупами в какой-нибудь сожженной деревне? — предположил Амандиль сухо. — Я не жгу деревни, — сказал Зигур и посмотрел на князя Андуниэ тяжело. — Исключительно города, — сказал король. — Но кто без греха. Колдун опустил взгляд в тарелку. — Он находит меня в довольно скучной таверне неподалеку от большого рынка, в городе, чье название ничего не скажет просвещенным жителям Острова. Там, где я, признаться, сижу и жду определенного события, с которого минуло уже столько лет, что это тоже не заслуживает внимания. И наш герой ухитряется меня узнать. В драном плаще, запыленного, подозрительного чужака за пустым столом в углу — он узнает меня моментально и безошибочно по иллюстрации в книге. Что я могу сказать… хорошие тогда были художники. Наш герой кидается ко мне и, конечно же, вываливает всю свою историю поисков, размахивает мечом, книгой, и готов, так сказать, на все. Отвечаю на вопрос — да, госпожа королева, именно тогда я сидел и не мог — от всей души не мог понять, что вообще происходит. Не смейтесь! — Ты взял его на службу, как он хотел? — спросил Фаразон. — Нет, нет… подожди… — Я вывел его на задний двор, — сухо сказал Зигур и поставил бокал, так и не сделав ни одного глотка. — И предложил забыть, что он меня видел. Когда мальчик отказался, я сломал ему левую руку, бросил пару монет на лекаря и ушел. — Но почему? — спросила королева удивленно. — Зигур… ведь он был готов стать твоим слугой добровольно и служил бы, наверняка, преданно? — Мне? — Зигур засмеялся. — Я — был ему не нужен. Он шел за рисунком в книге, за легендой, про которую даже не был уверен, правдива ли она. Его голова была забита фантазиями, к которым я имел самое отдаленное отношение. Если это утешит королеву, через дюжину лет он пришел ко мне снова. Ко мне! И до сих пор — один из лучших воинов под моей рукой. Хонахт из рода Совы… При последних словах колдун повернул голову и снова взглянул на князя Амандиля. Колдун не улыбался. — Героическое прошлое, — тихо закончил Зигур, — это прекрасно. Но тот, кто живет только прошлым, не имеет надежды на будущее. Впрочем, я полагаю, князь Андуниэ это прекрасно понимает. — Почему было не сломать меч? — спросил Фаразон позже. — У тебя весьма убедительно выходит. — Я же его и ковал, — буркнул Саурон. — Свои вещи ломать — ненавижу.