Простое и сложное

        Прошло полгода с тех пор, как Джейми пригласил Кромешника в свои сны — пока он не жалеет об этом решении. В конце концов, всем иногда снятся кошмары. Ему будут сниться чуть чаще, чем «всем» (и то, разве раз в месяц — это часто?) — зато интересные, если не в процессе, то потом, когда появится возможность обдумать. И обсудить. Кромешника, кажется, забавляет его умение запоминать детали даже во время страшного сна.         Древняя тварь забавляется им, как зверушкой с причудливыми повадками. Не слишком-то приятно для гордости. Иногда Джейми осторожно, будто опасаясь, что кто-то может подслушать его мысли, думает: со временем, возможно, Кромешник немного переменит отношение. Если постараться.         Может ли Повелитель Кошмаров относиться к человеку, как… к человеку, хотя бы? Дальше Джейми не загадывает.         Он старается не размышлять об этом слишком много. Ему интересно — вот и отлично. Может ли Кромешнику вдруг взбрести в голову сделать ему что-нибудь плохое — может, но дружба с Джеком Фростом всё-таки немного страхует от таких сюрпризов. Не то чтобы он не верит тёмному, вовсе нет. Вполне верит в то, что пока тому интересна странно себя ведущая зверушка. Но позже его настроение может перемениться.         Это было бы обидно, думает Джейми. С того момента, как они договорились о кошмарах, он виделся с Кромешником пять раз, но уже убеждён, что более увлекательные беседы у него были только с некоторыми учителями. Нет, с друзьями, родителями или сестрой ему не скучно — с ними хорошо, но по-другому. Разговоры с Повелителем Кошмаров подпитывают разум, а не сердце.         Сегодня вечер субботы, завтра не надо никуда вставать с утра пораньше, так что можно спокойно не ложиться допоздна. Сидя за столом в круге света от настольной лампы, Джейми под неловкие движения карандаша думает: придёт тёмный или нет? Они не договаривались на конкретные даты, только один раз он просил не насылать кошмары в ночь перед важным тестом (и эту просьбу Кромешник выполнил). Сегодня, пожалуй, лучше бы не приходил... Джейми немного занят. Причём тем, что касается сердца, а не разума.         И, разумеется, когда говоришь «лучше бы не», выходит наоборот.         Он не замечает, когда в комнате становится на одну тень больше, но не вздрагивает, когда из-за спины доносится вкрадчивое:         — В это время ты уже должен спать.         Джейми неторопливо оборачивается, мимоходом бросив взгляд на часы — половина второго ночи, — и кивает:         — Я знаю. Но я занят: рисую лошадь.         Он вовсе не ставит себе цели ошарашить Кромешника, однако именно это и происходит.         — Делаешь что?.. — переспрашивает тёмный дух с явной нотой удивления в голосе и тенью перетекает к столу, чтобы заглянуть ему через плечо.         — Рисую лошадь, — повторяет Джейми, как будто не происходит ничего необычного. (Если быть полностью честным — удивлённые интонации Повелителя Кошмаров ему чем-то очень понравились). — Точнее, пегаса. Я проспорил Софи, и она мне сказала нарисовать ей пегаса. То, что рисовать я не умею, её не переубедило.         На полу и на столе валяется уже с десяток листов, и на всех что-то изображено. Ключевое слово — «что-то». Понять, что именно, достаточно сложно — даже самому «художнику», хотя уж он-то должен знать, что рисовал. На листе, который лежит перед ним, тоже «что-то». Формой это нечто слегка напоминает лошадь, а ещё — осьминога и развесистое дерево.         — Я не умею рисовать, — повторяет Джейми, будто чувствуя, как губы Кромешника изгибаются в насмешливой улыбке. — Но раз обещал, то приходится.         Не то чтобы он никогда-никогда в жизни не нарушал слова. Но это обещание, данное Софи — совсем другое дело, чем просто обещание непонятно кому.         — Это чудовищно, — через несколько мгновений заключает Кромешник. — И, поверь мне, я повидал немало чудовищ.         — Может, я сочту это за комплимент? От тебя-то?         Джейми откидывается на спинку стула — нечаянно чуть задевает плечом тёмного духа, — и прокручивает в пальцах карандаш. Конечно, он не считает, что это был комплимент. Но забавно притвориться — даже если Кромешник наверняка догадается, что он притворяется. То есть, пошутил. Как тёмный дух относится к шуткам? А кто его знает.         — Может быть, — голос Кромешника звучит совершенно ровно, а заглянуть ему в лицо, чтобы угадать эмоции, Джейми сейчас не может. — Буду только рад, если преподнесёшь эти рисунки своей сестре — кошмары ей тогда гарантированы, — тон всё ещё почти ровный. Почти. Это вполне хватает.         — Даже не надейся, — фыркает Джейми. — Все неудачные варианты отправятся прямиком в мусорку. Софи я покажу только удачный.         — И где же тут удачный?         — Пока его нет. Но будет. Я упорный, — «ты же знаешь», не добавляет он, потому что прямо сейчас не хочет напоминать, с чего всё началось. Этот разговор его устраивает таким, как есть, несмотря на то, что познавательной ценности в нём ноль. Разум получит свою пищу в школе послезавтра (и потом ещё в библиотеке, подготовку к SAT никто не отменял!), а сегодня получился «день Софи», и даже Кромешник вписался в него вполне органично.         Тёмный дух тихо хмыкает и ничего не говорит; Джейми, немного помедлив, возвращается к рисованию. Основную сложность создаёт то, что кроме прочего он обещал не срисовывать с фотографий и чужих рисунков.         Его упорства — с некоторого момента и просто упрямства — хватает до трёх часов ночи, и тогда он обнаруживает, что мало приблизился к цели. А кроме того — что в радиоприёмнике, который он точно не включал, бормочет какая-то пьеса, кажется, на итальянском, а Кромешник так и не ушёл. Или уходил и вернулся.         Джейми сжимает губы, удерживая чуть не сорвавшийся возглас; иррационально не хочет, чтобы тёмный дух услышал, как он говорит: «Всё, сдаюсь», — даже если это касается всего лишь неудавшегося глупого рисунка. От разочарованного вздоха удержаться труднее, но, кажется, у него получается.         Невнятное бормотание в радио сменяется оперной арией — он никогда не любил оперу, но не станет просить Кромешника выключить музыку. Вообще не хочет привлекать к себе его внимание — тоже иррационально. Это не страх, скорее… неловкость. Джейми не хочет выглядеть глупо в глазах Повелителя Кошмаров. По крайней мере, глупее, чем тот и так о нём думает просто потому, что он человеческий детёныш.         Он ненадолго прикрывает глаза, чтобы отдохнули, а когда открывает — по одному из чистых листов на столе переползают пряди темноты, соединяясь в лаконичный летящий контур. А потом — оплетают его руку, всё ещё сжимающую карандаш, и направляют движение по другому листу.         Пожалуй, это жульничество. Но Джейми решает, что обдумает всё до конца утром.         

***

        Когда Джейми спрашивают, что за рисунок висит у него над столом, он отвечает, что это подарок от знакомого. Углём нарисовано? Да, конечно, углём. Всё равно никто не поверит, что эта чернота — песок, из которого рождаются страшные сны.         Джейми подозревает, что если сунуть листок под подушку, результат может быть весьма… необычным.         Может быть, когда-нибудь он проверит.