Мой любимый псих

      Как оказалось, он был ранен и замазал кровью эти стены. Шипит, как зверь, когда я так старательно хочу снять оковы и обработать раны. Кто-то же должен это делать? Пускай он даже укусит, мне не страшно. Он немного дрожит и отворачивает своё лицо. — Я просто сделаю, что должен: обработаю и забинтую раны. Ты же не хочешь, чтобы мерзкие черви начали размножаться, и постепенно ты сгнил, как труп? — я тяжело вздыхаю и тяну к нему руки. — Просто дай мне сделать свою работу. Кстати, я забыл твоё имя. Как не подумаю — ничего не могу вспомнить. Мне не нравится твоё погоняло: Тень — это не человек, звучит как-то угрожающе, словно ты убийца или ниндзя. Если тебе не нравится твоё имя, можно взять другое… — Тень. Моё имя — Тень, — глухо огрызается он, давя из себя ухмылку. — Не трогай меня. Не прикасайся своими чистыми ледяными руками. Не надо. Пусть я сгнию здесь. Пусть я сдохну от заражения крови, и меня будут жрать черви, а спустя неделю наконец кто-то вспомнит обо мне. Они найдут мой разлагающийся труп. Эта камера провоняет гнилью, и им придётся сжечь всё это. А может быть, когда-нибудь сожгут и это проклятое место…       Я осторожно прикасаюсь ладонью к его лбу, а Тень вздрагивает и сильнее вжимается в испачканную стену.  — Саш…– тихо бормочет он. — Александр… А тебе нравится твоё имя? — Да, нам всегда нравилось это имя, особенно когда его произносили дорогие нам люди, а так это просто набор звуков, которые уже не имеют такого большого значения. Жаль, что ты не ценишь свою жизнь. Я вот даже котёнка завести не могу, звери не подпускают меня к себе… — я опять улыбнулся и присел рядом с ним, облокачиваясь о мягкую стену и мечтательно задирая голову вверх. — Было бы славно, если бы меня ждали дома, если бы я мог подобрать тебя, словно котенка, то так бы и сделал. Назвал бы тебя Тимом или Чернышом.       Я закрыл глаза и тихо выдохнул. — А это место такое затхлое, противное. Даже я бы запрыгал по стенам, если бы меня закрыли здесь. — Ты бы не смог, — он посмотрел на меня со всей серьёзностью, — эти стены давят, они сводят с ума. Ты не был здесь. Ты не глядел в пустоту на протяжении месяца, забывая своё имя, забывая, кто ты. Забывая о том, что ты всё ещё существуешь…       К моему удивлению, он осторожно съехал по стенке и положил голову ко мне на плечо, прикрывая глаза. Его голос был хриплым и измученным, но он ещё находил силы сопротивляться пагубному влиянию этого места:  — Я тоже зверь, но я же подпускаю тебя к себе. Позволяю прикасаться, ухаживать за мной, даже кормить меня, перебинтовывать мои раны. Прикасаться пальцами к моему отвратительному грязному лицу, изуродованному телу и душе. Я жду тебя здесь… В этом ужасном месте, так не похожем на дом. Ты не желаешь сюда приходить, это ведь всего лишь твоя работа, но я всё равно жду… Рано. Слишком рано…       Я… Не знал, что на это ответить, я жадно ловил каждое слово, а когда он закончил, просто заключил парня в свои объятия. Пускай мой халат будет грязным, но сейчас, обнимая его, я ощутил, что всё ещё живу. Я живой, меня ждут. Я прикусил губу, чтобы не растрогаться. Он был немного удивлен, но не сопротивлялся и не рычал, а просто отчаянно прятал свое лицо. — Я хочу сломать эту клетку для тебя. Пускай я пока могу лишь перебинтовывать твои руки, — моё психическое состояние опять дало о себе знать, так как последнюю часть предложения я опять говорил не своим голосом. — Мы постараемся. Постараемся…  — Что ты можешь? Против него ты — никто, — тихо прохрипел мне в грудь парень. — Ты не отпустишь меня, я знаю. Потому что я сдохну, как только окажусь на свободе. Я понял это в тот день, когда приставил нож к твоему горлу. Я бы зарезал тебя в темноте без задней мысли, но меня остановило лишь то, что я не знал, что делать с так легко бы доставшейся мне свободой. Но и здесь я долго не протяну. Во мне больше ничего не осталось. У меня ничего не осталось. Я чувствую, как слабею с каждым днём. Ты думаешь, что я сумасшедший? А ведь я когда-то был нормальным. Это место меня сломало, они сделали из меня раба, а он — свою марионетку… Он сделал это со мной для того, чтобы я казался безумцем, чтобы он мог и дальше продолжать свои эксперименты, чтобы это оставалось лишь между нами…       Тихо всхлипнув, Тень лишь сильнее прижался ко мне, пряча глаза, а я бережно провёл рукой по его щеке, убирая с лица непослушные чёрные пряди. — И теперь, если ты покинешь меня… — он запнулся на полуслове, видимо хотел обратиться ко мне по имени. — Ан… Саш… Если ты снова посмеешь оставить меня здесь одного, бросить меня в этом богом забытом месте, в этой больнице… Клянусь, я найду тебя, и тогда уж моя рука точно не дрогнет, когда я буду перерезать тебе глотку!       Ох, Александр Анатольевич, похоже, вы сошли с ума. Воздух этого места явно отравил меня. Я смотрел ему в глаза не просто бесстрашно, мне хотелось трогать это грязное тело. Я не гей, честно. Я никогда не встречался с парнем. Может, я и целовался, но лишь с братом. Помню, мне было семнадцать, и мне нравилась одна девчонка, но я совсем не умел целоваться. Андрей спокойно показал, как это делается. Мне не было стыдно за то, что я хотел сделать, хоть я и знал, что это не правильно.       Он говорил, а я слушал, но смотрел уже не на глаза, а на его искусанные губы. Мне так хотелось их трогать, и, когда он притих, я провел своими пальцами по его тонким потрескавшимся губам. Парень как-то тяжело выдохнул, и его дыхание обожгло кончики пальцев. Мой желудок тихо так потянул, а руки мои спустились к его шее. Он такой хрупкий, я хочу заточить его в свою клетку, если он не знает, что делать. Я поддался порыву, моменту и просто прикоснулся к его губам своими. Это было так волнующе. Парень дрожал в моих руках, я немного отодвинулся перед следующим нападением и прошептал ему на ушко: — Если ты не знаешь, что делать со своей свободой, может, просто станешь моей тенью?..       Я опять начал целовать его, и он сдался…       Насколько я привязывался к нему, настолько я начинал ненавидеть тех, кто заставлял его быть таким.