Кохэйри 1

Лес, поляна, боль в груди. Я бегу и понимаю, что не успеваю. Нет, я знаю, что не успеваю. Деревья постоянно выскакивают на моем пути. Но вот они внезапно отступают. Бегу, но запинаюсь о что - то и лечу в траву. Оборачиваюсь, что бы посмотреть, что там и вижу маму. В белом платье рубахе она лежала на земле и тянула ко мне руки. Кидаюсь к ней и падаю рядом на землю. Судорожно ощупываю ее. - Мама. Мам! Ты как? Где болит? – дрожащим, севшим голосом спрашиваю у нее. - Кохэй… Наруто - И глаза полные слез смотрят мне в душу. Я опускаю взгляд на себя и вижу руки испачканные по грудь в крови. Кровь с них стекает ручьем, заливая все вокруг. Падая на землю она чернела, но не сворачивалась. И я с ужасом вижу как кровь вначале скрыла землю, пропитала всю мою одежду, а после ее стало так много что не прошло и минуты как я уже стояла по грудь в крови. Холод сковал все тело, черная пропасть стала пожирать мою душу. Еще немного и кровь дойдет до горла, зальется в глотку и утопит меня. - Мам что мне делать? – в панике со слезами на глазах спрашиваю ее. - Кха – она сплюнула кровь на меня. Море крови шелохнулось подбираясь до подбородка. Я слышу хриплый голос пропитанный ненавистью – Никогда к нему не приближайся! Ты не достойна! Не веряще оглядываюсь на нее и от ужаса из моего горла выдавливается только хрип, заглушенный бульканьем крови, что начала заливаться мне в глотку. Вся плоть на мамином лице вздулась, сквозь пустоту щек на меня клацала челюсть, а глаза покинув свои глазницы, катились на меня. Кровь достигла моего носа и я задыхалась, тянулась вверх, пытаясь сделать хоть глоток воздуха. В ушах набатом звучало – не приближайся, не приближайся, не приближайся. - ГРААААА!!!! - Хэаа!! – рывком села я на кровати, пытаясь отдышаться. Темнота окутавшая меня, не позволяла что - то рассмотреть. Неужели кровь поглотила меня? Воздух из груди вырывался хрипами, холодный липкий пот пропитал всю одежду, что мерзко прилипла к телу. Провожу дрожащей рукой по лицу, смахивая противные капли. - АААААА!!!! Испугавшись звука, я дернулась в сторону и чуть не упала с кровати. - Кьюби! Кьюби!!! На соседней койке метался в панике человек. Прижав руку к груди, пытаюсь успокоить бешено бьющееся сердце. Кажется, оно пульсирует перед глазами и от страха вот - вот выскочит наружу. Сухо закашлялась. Потерев рукой горло, понимаю – хочу пить. Беспомощно оглядываюсь, что бы понять, где я вообще нахожусь? Темная комната, битком набитая кроватями с людьми. Через одно единственное окно не проникал свет луны, и оно казалось темным, как смоленной провал. Дышать трудно. В спертом, от чужого дыхания воздухе, носился запах крови, воспаления и мазей. На некоторых койках ворочались люди, постоянно вскрикивая или постанывая. Теперь то понятно, в честь чего мне приснился ТАКОЙ кошмар. Подтягиваю коленки к груди. Омерзительно! Дышать нечем и сама мокрая, липкая, грязная. Почему они хотя бы окно не открыли? – думала я. То, что я находилась в больнице, никаких сомнений не было. Но вот почему помещение не проветривают и где медсестры? Спустив ноги с края кровати, я соскользнула на пол. Под ногой дернулось что – то тяжко застонав. Оступившись, я схватилась за край кровати и ужом заползла обратно. Меня мутило. Слишком живо вспомнилось, как я вот точно так же шла по полю усеянному трупами, запинаясь о чужие конечности и поскальзываясь на органах. Прижав руку ко рту, часто задышала через нос, поднеся к нему простынь. Еще только запаха рвоты здесь и не хватало! Перевернувшись на бок, поняла, что первый приступ прошел. Не могу здесь находиться!!! Снова спустив ноги с кровати, уже очень осторожно опускаюсь на чужое одеяло. Прощупывая ногой каждый кусочек пола, прежде чем шагнуть, я продвигалась к выходу. Пару раз пришлось облокотиться на руку, удерживая равновесие, под пальцами в те моменты часто было не одеяло. Кому попала на грудь, а кому и на лицо. Единственное о чем я надеюсь – это то, что не раздебоширила нечаянно чью то рану. Выбравшись в коридор смогла перевести дыхание. Тут тоже лежали люди, но центральный проход был свободен, и по нему можно было спокойно идти. - и откуда столько раненых? – думала я. – девятихвостый же не добрался до деревни, так откуда? Запнувшись о чью - то ногу, решила отложить на потом бесполезные сейчас вопросы. Хоть в основном корпусе больницы я была не часто, сориентироваться не составило особого труда. Все такие учреждения делались с одним принципом: что бы как можно быстрее войти и беспрепятственно выйти. Так что пара пролетов лестниц, и я уже вышла наружу. Вдохнула полной грудью свежий воздух, еще и еще раз. Тошнота наконец отпустила. Обхватив себя рукой, тру плечи. Холодно! Все утопает в черноте, я в своей больничной сорочке похожа на приведение. Выдохнула из - за рта облачко пара. Зима скоро. Кожа покрылась пупырышками, а меня начало потряхивать от холода. Поджав пальцы на босых ногах, подумала – может в госпитале все не так уж и плохо? Все же там есть теплая кровать. Но вспомнив тяжелый запах и стоны, передернулась. Нет уж! Лучше холод, чем возвращаться. Тихо хмыкнула, грея холодными руками закоченевший нос. А куда мне идти? Домой вернуться нельзя, там барьер. Меня просто не поймут, если я буду постоянно его снимать и ставить. Квартиру подаренную родителями я светить не хотела, да и все документы на нее остались в доме, а без них как доказать что квартира моя? Есть еще один момент, вступлю я в права собственности только когда достигну совершеннолетия или получу звание генина. Да дилемма! Пытаюсь разогнуть пальцы на руках и понимаю что не получается, закоченели. Развернувшись все же иду обратно в госпиталь. Но не стала подниматься наверх, а притулилась на подоконнике в холе. Оттягиваю ворот задубевшей сорочки и недовольно кривлюсь. У меня теперь даже одежды нет, что бы переодеться! Прислоняюсь лбом к стеклу. Сейчас наверное часа четыре утра, до того как начнется оживление еще пара часов. Рисую пальцем на холодном стекле галочку. Пробегаюсь пальцами по бинтам на второй руке. Она висела плетью и судя по всему, в госпитале не смогли снять печать что я на себя поставила. Могли бы позвать моего наставника! – с раздражением думаю я – Он бы и вылечить смог и разместил бы в более приятном месте. Честно говоря, я была согласна очнуться среди банок с плавающими в них органами, но в знакомом мне месте. Чем посреди темноты от воплей других больных, задыхаясь и умирая по горло в крови. Воспоминания вызвали противную судорогу в теле. Пить охота. Отвернувшись, стала смотреть только в окно, поглаживая через бинты больную руку. Мысли текли вяло и ни о чем, незаметно для себя я там так и уснула, наконец без всяких сновидений. Рассвет встретил меня на том же подоконнике. Вначале небо посветлело, потом позолотилось. А после яркими мазками начали окрашиваться облака, во все оттенки малинового. Этот красный цвет не вызывал у меня никаких ассоциаций с кровью. А персиковые тона еще больше смягчили атмосферу. Наконец меня отпустило напряжение ночи. Золотистый лучик осветил вершины деревьев и заплясал на листве. Птицы проснулись, и пока еще не смело перекликались меж собой. - Может все не так уж и плохо? – посетила меня ленивая мысль. Сползаю с насиженного места и медленно разминаю затекшие руку, ноги, шею. Потянулась вверх, разгоняя застоявшуюся кровь. Оглянулась, в госпитале до сих пор тихо. Нет не в плане тишины, а то что еще не ходят медсестры и врачи. Пробежавшись по этажам и нарезав пару кругов в холле, я свернула к подоконнику. Делать все равно нечего. Подогнув под себя ноги, бездумно смотрю на улицу. В этом же положении меня и нашла медсестра через час. Поругав меня немного, она все же успокоилась. - Ладно, пошли со мной. Я всю тираду слушала молча и теперь просто кивнула. Мы поднялись на второй этаж, маленькая комнатушка, скорей всего ординаторская. У молодой женщины, что суетилась с чайником, под глазами были круги и лицо все отекло. Сразу видно она не спала и очень устала. - Иди пить чай. – отозвалась она ставя последнюю тарелку. На столе помимо кружки с дымящимся чаем стояло печенье и бутерброды. Грея продрогшие руки о чашку, думала – день явно лучше чем кажется. Горячий чай пить невозможно, поэтому я накинулась на бутерброды. Голод, что до сих пор не беспокоил меня, нарастал с каждой минутой. Тарелка с остатками бутербродов быстро была убрана от меня подальше. - Нельзя много кушать, еще неизвестно как твой организм на это среагирует. – пояснила медсестра свои действия. Кивнула и вцепилась в кружку с чаем. Прихлебывая горячую жидкость, ощущаю, что меня окончательно отпускает. - Мне бы помыться… - просительно заглядываю ей в глаза. - Нельзя – вздыхает медсестра, но окинув меня сочувствующим взглядом, продолжает – Пошли я тебя оботру и дам новую одежду. Детей к счастью не много поступало, так что твой размер найдем. Чувствуя как влажная горячая тряпка, скользила по моему телу, смывая пот и ужас прошедшей ночи, я откровенно кайфовала. Наконец то, чистая! Это конечно не душ, но намного лучше, чем липкой ходить. Убрав тряпку девушка отвернулась и глядя в стену сказала: - Я не могу сейчас ничем помочь, обследование возможно провести только после обеда. – такое ощущение, что она просит за что - то прощение. И хоть сейчас я не видела ее лица, я замечала с какой жалостью она на меня смотрела. И как избегала дотрагиваться до моей поврежденной руки, когда обмывала. То ли брезговала, то ли не хотела сделать больно. - Хорошо. Я подожду. Я чистая, почти сытая, сорочка свежая, почему бы и не подождать? - Если что, я буду обходить других больных. Не думаю, что тебе нужно идти со мной. – улыбнулась девушка, но получилось это у нее криво. - Я подожду. – повторила ей. Недовольно качая головой, девушка вышла. Было видно, она не хочет оставлять меня одну, но и отказаться от своих обязанностей не может, а как со мной быть не представляет. Спустившись в холл, я запрыгнула все на тот же подоконник. Солнце его уже достаточно осветило и пригрело. Было прохладно, но больше не холодно. Я стала рисовать пальцем галочки на стекле. Совсем как птички. Но мне это быстро надоело и видимо от скуки меня осенило. Я же могу пойти к наставнику! Нужно всего лишь обогнуть госпиталь и зайти в него с боку. Уж кто - кто, а мой учитель по ирьендзютсо всяко лучше поможет при ранении, чем все эти врачи. Выхожу из здания и сразу отступаю назад. В босую ногу больно впился камушек. Зашипев, я отряхиваю ладонью ступню. Уже осторожнее переставляя ноги, двинулась вокруг здания. Моя голова опущена, я сосредоточенна только на том куда наступить. Трава вовсе не шелковая! Наоборот, там постоянно встречаются камушки, веточки и сама трава довольно острая. А у меня ноги не привычные бегать босиком. Наверное поэтому я заметила очевидное, только подойдя вплотную. Только когда под моими ногами начались осколки стекол и сажа, я подняла голову. И тут же закрыла себе рот ладонью. Запах гари, которому я не придала значение, стал более вещественен. Я смотрела на темный провал выбитой двери и все понимала. Понимала, но не хотела верить. Не допуская ни одной мысли в голову, так же осторожно пошла вперед. Пока пробиралась сквозь завал, ругалась на сажу испачкавшую мою чистую одежду, осторожно наступала на стекла что бы не порезаться, все это время не допускала ни одной мысли. Даже заходя в комнаты, и видя полную разруху, ни о чем не думала. Лишь подмечала, что разрушения сделаны специально, перебитые банки и не одного прибора, сваленные в кучу документы, я даже не сомневаюсь, ничего ценного в них нет, все показывало на то, что здесь специально развели такой бардак. Оставалось зайти только в две комнаты: в кухню, где я постоянно зависала с документами и кружкой чая, и в кабинет учителя. Осторожно приоткрываю дверь, она и так держится на одной петле, захожу в кабинет. Здесь не так воняет реактивами как в других комнатах. Такой же бардак, гарь, темные пятна техник на стене, сломанная мебель. Все - то же самое, кроме одного небольшого пятна на полу. Подхожу к нему ближе и размазываю темную жидкость палочкой. Подношу ее на свет, кровь. На полу была лужа крови. Странно, почему еще не засохла? Подношу деревяшку к носу, из глаз вышибает слезу сильный запах реактивов. В основном на полу были видны темные разводы уже забуревшей крови и только с краю, куда опрокинулась жидкость, она была еще вязкой. Значит ночью, сразу после нападения, определила время я. Отбросив палочку в сторону, плюхнулась на попу. Подтянув ноги в колени, спрятала в них лицо и накрыла голову рукой. Я знаю, это неосознанное желание спрятаться и не видеть то, что тебе неприятно. Но от самой себя спрятаться я не могла. Я точно знала, моего учителя больше нет. Об этом говорила не лужа на полу или следы побоища в кабинете, в конце концов, можно было бы надеяться, что он выжил. Но нет, внутреннее знание волной накатило и укрыло с головой. Не дало даже шанса на самообман. Я просто знала, что это так и все. - Эээх. – поднимаюсь на ноги. Окинув помещение в последний раз потухшим взглядом, выхожу прочь. Здесь мне больше нечего делать. Осторожно пробираюсь через завалы и с прямо поднятой головой иду вперед. Меня уже не волнуют колющие ступню до царапин травинки. Слишком мелко. Все это стало слишком мелко. Дойдя до госпиталя, я первым делом свернула к туалету. Да отстирать свою одежду не получится, но хоть сажу с рук смою. Намыливаю руку и вижу, как пена из белой становится черной, серые ручейки убегают вниз, а рука становятся чистой. Теперь ноги. Повторяю процедуру и замечаю несколько глубоких кровоточащих царапин. Тут же залечиваю их, наблюдая как кровь останавливается, плоть сращивается и остается только нежная розовая кожица. Стряхиваю последние капли воды и выхожу, оставляя после себя цепочку влажных следов. Присела на диванчик в холле. Что мне еще остается кроме как наблюдать за их суетой? Люди постоянно метались, выкрикивали указания, бегали, прям как в разворошенном муравейнике. Один раз ко мне подходила знакомая медсестра и сказала, что меня будут ждать в десятом кабинете в три часа дня, ее неодобрительный взгляд на мою перепачканную одежду я проигнорировала. Прикинув, что мне еще больше пяти часов ждать я сникла. Но через час меня нашла Микото. Присев передо мной на корточки она внимательно вглядывалась в мое лицо. Погладив меня по щеке, ласково спросила: - Ты как? Вздрогнув от тепла, я прижалась к ее ладони. Мне так не хватало обычного человеческого тепла и участия. - Нормально – немного вымученно улыбнулась я. - Что сказали врачи? – ласково сжимает она мою руку. - Прийти на обследование в три часа. Я вижу как она недовольно хмурится, ее лицо заплаканно, но она это умело скрывает. Я вообще еще не видела не уставших или не обеспокоенных лиц. - Тогда нечего тебе здесь сидеть. Пошли домой. Теплая улыбка ложится на мои губы. Домой. Но… оглядываю себя. Просторная сорочка как платье вполне сойдет, а вот босой я далеко не уйду. Вытаскиваю одну поджатую под себя ногу и шевелю ступней. - Ничего страшного. Отнесу. – сразу понимает мое затруднение Микото. – Вставай. После того как я встала на диване, она присаживается в коленях, что бы мне было удобней залезть ей на спину. Обхватив рукой ее плечи, прижимаюсь к ней всем телом. Черные длинные волосы лезут в нос, а от Микото пахнет какими - то приправами, кориандром что ли? Примостившись удобнее на ее спине, отдергивая сорочку и тут же махаю на это рукой. Кому интересны мои голые ноги? Ветер обдувает откидывая волосы Микото мне в лицо. Прижавшись к ее спине, я чувствую огромную благодарность. Так тепло, спокойно. Сжимаю чуть сильнее руку. Мне нужна была эта поддержка, это тепло. Бег по деревне не занял много времени, через пять минут мы уже входили в особняк Учих. Опустившись на деревянный пол, почувствовала легкое разочарование, что прогулка была такая не долгая. - У меня одежды нет – слегка смущаясь, дергаю Микото за край кимоно. - Ничего, думаю Итачи тебе, что ни будь, одолжит. Кивнув, отправляюсь за ней на второй этаж. Микото замирает у двери Итачи, стучит. Из комнаты выглядывает весьма помятая физиономия. Он тоже всю ночь, что ли не спал? - Итачи. Дай пожалуйста Кохэйри – тян, что - то из своей одежды. Сон буквально мгновенно слетает с него. Я с интересом слежу как он собрано кивает и посторонившись пропускает меня в свою комнату. Через пару минут мне выдают полный комплект одежды. - Должно подойти. - Угу. Я не понимаю с какими чувствами он смотрит на меня. Поэтому просто забираю одежду. - Если нужна будет помощь, позовешь. – уже закрывая дверь заявляет мне он. Кладу одежду на кровать и разворачиваю. Черная водолазка, черные штаны и темно синяя жилетка со знаком Учих на спине. Ну как я помню, у него в гардеробе никогда и не было ничего яркого. Штаны я одела спокойно, правда с пуговицей справиться не могла долго, но и это препятствие пройдено. Теперь скидываю испачканную сорочку. Подцепив водолазку одной рукой, натянула ее на шею. Попыталась здоровой рукой пропихнуть больную в прорезь для рук, не получилось. Пропыхтев еще минут пять, понимаю что проще отключить печать и орудовать двумя руками. Отключаю печать и с мычанием заваливаюсь на кровать. Слезы сами брызнули из глаз. Боже как БОЛЬНО!!!! - МГМММ!!! – закусываю уголок одеяла. Орать в голос не получается, слишком больно. Даже для того что бы вдохнуть. Замотав головой, пытаюсь что - то сделать. Мысли разбежались сожженные пламенем боли. Любое прикосновение к обожженной руке сравнимо с новым падением в ад. - Гха!! – хрип вырывается из горла. В затуманенном сознании, наконец мелькает спасительная мысль – печать. Прилагая огромные усилия, переворачиваюсь на бок. В глазах темнеет. Почти на ощупь активирую поставленную на плечо печать. Боль в ту же секунду исчезает. Оглушенная, я еще несколько минут лежала на кровати, не в силах прийти в себя. Как хорошо, что я не сняла полностью печать, а только отключила. Мысли текли вяло, завязая в голове как в мокром песке после отлива, сейчас для меня счастье было просто дышать. Поднимаюсь на кровати, придерживая себя здоровой рукой. Тихий всхлип вырывается непроизвольно. Если бы не печать, то я бы сошла с ума. Я бы просто сошла с ума от невыносимой боли. Подношу руку к глазам, пытаясь вытереть непрошенные слезы. Но пальцы трясутся, не получается даже сжать их в кулак. Прижимаю дрожащую руку к губам, сдерживая рыдания. Шок отступил и меня накрыло. Тихий стук в дверь заставил меня затихнуть. - С тобой все в порядке? – обеспокоенно спрашивал Ита, топчась за дверью. Глубоко вдохнув, я убрала руку от губ. Растерла щеки, убирая дорожки слез. Не время мне еще плакать, у меня все еще есть, за что бороться и зачем жить. А поплачу я чуть позже. Когда буду одна. Закусила губу до боли и слизнула капельку крови. - Нет не в порядке, видимо без твоей помощи мне не обойтись. – кричу в сторону двери. Голос немного дрожит, но слез хотя бы больше нет. Обеспокоенная мордашка заглядывает через чуть приоткрытую дверь. Киваю на повисшие рукава натянутой вниз водолазки. - Помоги одеть. - Ладно. Вот не могла раньше сказать? Мама уже на стол накрыла, а ты все возишься – бурчал Итачи берясь за край ткани. – Как одевать будем? - Продень левую руку в рукав, у меня не получается – голос уже не дрожит и то хорошо. Итачи не поднимая головы, возится с моей рукой. Очень осторожно беря за кисть и страшась даже согнуть ее в локте. - Делай что хочешь, я все равно ее не чувствую – пробивается наверное нервный смешок у меня. Увидев, как он потрясенно замер, поспешно добавляю – меня врачи обезболивающими мазями намазали, теперь даже шевельнуть рукой не могу. Итачи тихо выдохнув, начинает на меня бурчать, но больную руку все же вдел в рукав. Я почти не слушаю, что он мне говорит, лишь иногда пренебрежительно хмыкаю. Ненужно ему знать, как все обстоит на самом деле. Я сама этого еще не знаю. - Подержи край водолазки, второй рукав я сама одену. Итачи послушно выполняет, а я чувствую как ткань скользит по руке. Немного большевато, но это и к лучшему. Так же на меня надевается жилет. Покачиваю ногой сидя на кровати. Штанины длинные, как только встану однозначно запнусь. - Подвернешь? – прошу его. - Девчонки! – закатывая глаза, опускается рядом со мной на колени Ита – Подверну. - И многим это девчонкам ты штаны подворачивал? – шутливо спрашиваю я. - Только тебе – бурчит он. И я смотря на эту обиженную мордашку, рассмеялась чисто и от души, в первый раз за последние дни. Дни… а кажется вечность прошла, замолкаю я. - Ну что идем? – встает с колен Итачи, сдержанно улыбаясь мне в ответ. - Эх! Идем. – Качнувшись, встаю с постели и спускаюсь на первый этаж следом за ним. Там действительно давно нас ждали, тарелки с едой выстроились на столе. - А! Вот и вы! Долго же вас нужно было ждать. – мягко журит нас Микото. Поклонившись, мы садимся за стол. Все очень вкусно, но я пытаюсь сдерживать себя, помня наставления медсестры. Уже за чашкой чая, когда все убрано со стола поднимается тема, о которой я не горела желанием говорить. - Кохэйри – чан. Понимаешь Минато – сан и Кушина – сан. Они… - Микото замолкла, подбирая слова. Мазнув по ней взглядом, вижу как она мнет рукава своего кимоно. Взболтав остаток чая, наблюдая за чаинками кружащимися в чашке, глухо сказала: - Я знаю. Залпом допиваю остаток чая. - Извините, я пойду. – снова перебиваю уже набравшую для ответа воздух Микото. Встаю, со стуком ставя чашку на стол. Замечаю, как опустила голову Микото, по ее щекам пробежала слеза. Итачи ссутулился рядом как побитая собака. Сжав руку в кулак, выхожу из комнаты. Не хочу об этом разговаривать. Вспомнила бледное лицо и яркие глаза оттенка вина, мягкие руки и немного гортанный голос. Рычать у мамы получалось лучше всего, грустно улыбаюсь. Не хочу марать эти воспоминания слезами, моими или чужими. Тихо вхожу в комнату. Уже теплая улыбка ложится на мои губы. Два ребенка лежали на кровати. И если Наруто спал, окруженный со всех сторон скатанными в валики одеяла, то Саске бодрствовал. Перевернувшись на животик, он подергивал одеяло, которое мешало ему добраться до Наруто. Недовольно проагукав, засунул кулачок в беззубый рот. Опять приподнявшись на руках, Саске видимо решил брать преграду штурмом, недовольно агукая и шебуршась. - Э нееет! Так ты Наруто разбудишь. – тихонько говорю я залезая на кровать. Пощекотав пяточку Саске, я добилась того, что бы он увидел меня. Малыш в начале непонимающе крутил головой и дергал ножкой, но потом заметив меня на кровати заулыбался. Наверное принял меня за Итачи – думала я. Пододвинув ребенка поближе, успокаивающе глажу его по спинке. Он пыхтя все же переворачивается подставляя мне под руки животик. Ручки требовательно сжимаются в воздухе и я тут же даю ему игрушку. Отбросив ее, он недовольно пищит. Даю ему другую игрушку, на этот раз угадала. Ребенок с увлечением стал ее рассматривать, так как будто ответы на самые важные вопросы содержатся именно в этой побрякушке. Его сморщенное сосредоточенное личико вызвало у меня смешки. Не отвлекаю его больше своими прикосновениями, любуясь со стороны. Рядышком причмокнул Нару. Провожу пальцем по спутавшимся локонам, золотистые. Как солнышком поцелованный, такой светлый ребенок. Нежно обвожу подушечкой пальца маленький носик, золотистые бровки, обрисовываю каждую полосочку на его щечках. Малыш закрутился, пытаясь поймать губами мой палец. Убираю руку, не дай боги разбужу еще. Провожу рукой по его ручкам, не касаясь. Зависнув в сантиметре от него, рука скользит как гладит. Рядом зашебуршился Саске, ему надоело играть одному, вот он очень громко и возвестил о своем неудовольствии. Пощелкав пальцами над ребенком вижу, что он не обращает на это внимание. - наверное, кушать хочет – думала я, сползая с кровати. Посмотрела что с Нару? Он от громких звуков тоже стал просыпаться. Наморщившись весь сжался, вот – вот заплачет. Наклонившись над ним, целую теплый лоб с прилипшей прядкой волос. Надо позвать Микото, здесь я ничем не могу помочь. Перескакивала я через ступеньку, бежав вниз по лестнице, а мне на встречу уже спешила та кого я ищу. Видно услышала плачь детей. Прижимаюсь в сторону, давая проход. Очень скоро недовольные вопли стихли. Оставшееся до посещения врача время просидела в саду. Теплое солнце хорошо прогрело деревянный пол. Птица перепорхнула, ящерица пробежала, наблюдая за всем этим, я просто отдыхала. А к трем мы пошли в больницу. Так же нашлись мои сандали, их успели забрать из госпиталя, и мне не пришлось идти босиком, вся остальная одежда кроме нижнего белья была безнадежно испорченна. Наверное, знак клана Учиха на спине, здорово нервировал людей, так как врач посматривал на меня с опаской, а знакомая медсестра косилась и не подходила. Дождавшись наконец своей очереди, я зашла в кабинет. Что сказать на тему моей печати я не придумала, в итоге решила пусть знающие люди сами себе выдумывают оправдания. Так и получилось, поковырявшись в печати с пол часа и вытерев выступивший пот на лбу, врач заявил, что это явно работа одного из АНБу и его уровень не позволяет ее снять. Так что пока не найдем того кто ее на меня наложил, снять печать не получится. Я же пожав плечами, на все вопросы отвечала: - Я не помню, там был кто – то в маске, а кто я не знаю. Наконец от моей печати отстали и стали разматывать бинты на руке. В нос ударил неприятный запах, прикусив язык старалась дышать медленней. Если у кого ни будь воспалялась ранка, то он знает этот удушающий, приторный, сладковатый, до рвотного рефлекса отвратительный запах гноя! Расширившимися от ужаса глазами, я наблюдала как все новый, и новый кусочек плоти открывается моему взору. Вся рука была в рытвинах, слизи, искорежена так что ровного участка и не найдешь. - Боже пусть это будут мази, боже пусть это будут мази – в ужасе шептала я. Одно дело это видеть со стороны, а совершенно другое понимать, что это нечто - часть, когда то целого тебя. Посмотрела на зеленную физиономию врача и фыркнула от возмущения. Ну уж он то, должен был на это по-другому реагировать! Теперь еще скажите, что врача вырвет от вида раны и это будет полный финиш!!! Как ни странно такие мысли позволили мне быстро успокоиться и взять себя в руки. Теперь смотря на все это с профессиональной точки зрения, я представляла как диагностировала бы все под контролем учителя. В голове замелькали сухие формулировки. Кожного покрова осталось пятнадцать процентов, воспаления сильные, выделения изменили свой цвет, что говорит о том, что есть заражение тканей, пузыри на поверхности говорят о скапливаемой жидкости в них, но по всей руке идет нормальная циркуляция крови, об этом говорит розовая кожа под оставшимися ногтями. То, что на руке осталось только три ногтя тоже не всколыхнуло во мне никаких чувств. Все-таки замечательная печать! И циркуляцию крови поддержала, и отмирание плоти не допустила. Мысленно я уже просчитывала, какие новые функции мне включить в стандартную печать для максимально быстрого оздоровления. Кожа и ногти не самая большая проблема, их можно пусть с трудом, но восстановить. А вот то - что плоть подверглась интенсивному излучению это хуже, еще хуже только, что после она почти сутки была в бинтах и мазях, все это задержало излучение в плоти, нанося сильнейшие повреждения. А ведь именно в госпитале мне могли наложить такую повязку! Именно здешние медики криворучки ухудшили мое состояние!!! Еще сутки такого лечения и я могла попрощаться с рукой!!! Злоба медленно поднималась из глубин души, мне уже хотелось порвать на части всех, кто носит халаты. Пренебрежительные снобы, которые всегда считали присланного ребенка обузой, никто даже не попытался объяснить мне элементарных вещей!!! Никто кроме моего учителя, только он объяснил, научил, принял такой, какая я есть. Только мой учитель относился ко мне серьезно, никогда не пренебрегал и всегда пытался понять. И что с ним? А его убили!!! Подло, коварно, убили!!! Лучшего из лучших, единственного друга и незаменимого наставника. Сволочи!!! Сжала веки так, что в глазах начали плясать вспышки. Скрипнув зубами, попыталась задушить злость. Если трезво посудить то, что мне мешало самой снять повязку? Разбинтовать, обработать, снять воспаление. Что? Раз не болит, значит и нет ничего? Думала, раз запечатала, можно забыть и все само пройдет? Или сама не поняла при снятии печати, что такая боль на пустом месте не рождается? Доигралась? До отворачивалась? Не хотела видеть? Не хотела решать? Вот теперь примите и распишитесь! – костерила я себя на все лады. - Больно? – с какой - то надеждой спрашивает меня врач. Открываю глаза и вижу, что он двумя пальцами держит моё поврежденном запястье. - Нет, просто не хочу все это видеть – я почти не соврала. - Понятно. – с какой то обреченностью говорит он. Поправив очки, чиркает пару строк на бумаге. Его помощница шустро забинтовывает мне руку, снова накладывая кучу мазей. Скриплю зубами от досады. Ничего пять минут потерплю, а как только приду домой смою все к чертовой матери и займусь самолечением. Знаний для этого мне хватает, а опыт по пути наберу. Когда заканчивается перевязка врач снова замечает меня. - Родителей позови – нехотя говорит он. Как? Или вас на тот свет отправить? – чуть не брякнула я. Кивнув, выхожу в коридор. Микото я сама выгнала раньше за дверь, ей еще детей выкармливать, нечего на ранения смотреть. Киваю головой в сторону двери: - Вас зовут – и усаживаюсь на стульчик. Микото спеша скрывается за дверью, а я настраиваю слух так, что - бы слышать, что происходит в кабинете. Подслушивать у двери? Фи!!! Как палевно!!! А так ну заснул ребенок на стуле, кто обратит внимание? Отгоняю различные шумы и настраиваюсь на прослушку всей комнаты, а не чьего - то дыхания или шелестенья ветра за окном. Благодаря постоянным тренировкам, это происходит уже неосознанно. - Вы мать девочки? – как грубо! Думаю я. - Нет. – явно мнется Микото – Ее родители погибли предыдущей ночью. - Мда – роняет карандаш врач. Шелестение листов. - Я забочусь о ней – нарушает затянувшееся молчание Микото. - Кхгм! – да что же он молчит так долго?! – думаю с раздражением. - Что с ее рукой? – все больше беспокоится Микото. - Тут такое дело, вы присядьте. Охико, налей успокоительного! – окликает он медсестру. Булькает вода, стук стакана. Тишина. Да что же он тянет то??? Если у Микото из - за него молоко испортится, я его голыми руками придушу! – гневно постукивала пальцем по подлокотнику. Звук глотков, и наконец врач продолжает. - Понимаете, рука девочки не просто повреждена, она уже мертва, а держится на одном только барьере. Лучшим решением было бы ампутировать конечность, пока не начались осложнения. – на этих словах я снова вскипела от злости. - да что он знает? Он даже не обследовал меня как следует, не провел ни одного анализа, он вообще ничего не сделал!!! Какое он имеет право так рассуждать? – кипела я сжимая зубы. – А вот учитель боролся бы за меня невзирая ни на что!!! – мимолетная мысль подняла новую волну злости, примешивая в нее презрение к тем, кто так легко подписал мне приговор. А врач тем временем под сдавленный всхлип Микото продолжает: - Сейчас у нас нет возможности ее прооперировать, но через пару дней… Звук отодвигаемого стула, шаги, похлопывание. Видимо он пытается успокоить давящуюся слезами Микото. - Вы поймите, ее не смогла бы вылечить даже Цунаде – сама! А у нас нет таких знаний как у великого саннина, и столько времени в запасе тоже. Ну все! Точно я ему голову откушу! Так довести бедную женщину! Отнять у нее последнюю надежду, а я ведь точно знаю - у меня шанс есть! И не плохой такой шанс! Процентов на шестьдесят я уверена, что мне удастся полностью восстановить руку. И девяносто, что восстановить получится хоть и не в идеальном состоянии, пусть со шрамами и слегка нарушенной координацией, но восстановить! Конечно, на это уйдет много времени, но оттяпать мне руку… не дам!!! - И конечно она больше никогда уже не сможет стать шиноби. – а вот последняя фраза заставила меня заледенеть от ужаса. Меня исключают из академии!!! Я не получу звание. Еще лет десять мне не светит предъявить права на квартиру. И если я без разрешения буду применять дзютсо, то сразу зачислюсь в отступники. А это грозит рассылкой моего портрета всем содружественным деревням и гонение. Убегать всю жизнь от любителей наживы мне совершенно не улыбалось. В отчаянье сжимаю волосы на затылке, покачиваясь вперед назад. Что же делать? Что же мне делать? Теплая ладонь затормошившая мое плечо, заставила очнуться. Поднимаю глаза, на меня с болью смотрела Микото. И ладно бы болью! Но в ее глазах читалась обреченность, так смотрят на неизлечимо больных, прикрывая животный страх болью, а облегчение, что эта неприятность обошла стороной жалостью. Подскакиваю и в ярости скидываю ее руку с себя. - Не смейте! Слышите?!? Никогда не смейте меня хоронить раньше времени!!! – с шипением рычу я. Развернувшись, выскакиваю из госпиталя через окно. Не нужна мне их жалость! Все такие добренькие, порядочные! А почему тогда столько жертв? Почему незначительные события превращаются в катастрофы? И никто не виноват! У всех всегда, вечно, никто не виноват! Активированные в сандалях печати быстро несут меня в сторону от деревни. Все! Надоело! Гнев захлестнул с головой и только ветер обдуваемый лицо, приносил хоть какое то облегчение. Пересечь барьер совсем не сложно. Немного времени и я уже вылетаю на берегу озера. Пустив чакру, бегу по глади воды. Добежав до середины, бухаюсь на колени. Водолазка обхватившая плотным кольцом горло, душит. Тяну за ворот. Ткань жалобно трещит, но не поддается. С рычанием оттягиваю все сильнее, мотая ткань. Растянувшись, водолазка висит на мне мешком, но не рвется. - ААААА!!!! – стучу кулаком усиленным чакрой по воде. Фонтаны воды полностью намочили меня. Ткань прилипла к телу и самостоятельно одной рукой ее теперь точно не снять. Холодная вода все же слегка остудила голову и выпрямившись я мысленно складываю печать. - Пуф. Пуф. Пуф. Пуф. – на воде стали появляться мои клоны. Криво усмехнувшись, наблюдаю как двое из них подходят ко мне и берутся за край ткани. У них так же как и у меня висит плетью левая рука. Но вдвоем они справились и черная водолазка скомканным комком погружается в глубину. Утробно зарычав, бросаюсь на ближайшего ко мне клона и зубами вгрызаюсь ему в шею. - Пуф! – клон вскрикнув исчезает. А на меня накидываются сразу двое. Дезориентированная пришедшим воспоминанием, оказываюсь прижатая с двух сторон. Руки мне выкручивают из суставов. Отключив поток чакры, прокручиваюсь в воде волчком. Встав на водную гладь, пинаю следующего клона в челюсть, сворачивая ему шею. Второму расцарапываю одним махом лицо и бью ногой в ухо. Чувствую как меня дергают назад за волосы. Поддаюсь порыву и во время полета вызываю кунай, что вонзаю в поясницу последнему клону. Кажется, я слышу хруст костей позвоночника. Последний клон исчезает передавая мне информацию. Раздосадовано рычу, информация пришла, а боль нет. Именно ощущения боли не хватает. Делаю новых клонов, выставляя болевой порог. Не такой как у меня и их смерть не будет моей, но ощутить мне предстоит все по полной программе. Поднеся трехлепестковый кунай к глазам, смотрю через блеск лезвия на своих противников. Ну что ж … сыграем! Таких ожесточенных битв с клонами у меня еще не было. Трижды я вызывала модифицированных клонов, всегда разное количество. Они даже использовали техники и печати, единственное, что нас различало, у меня до поры, до времени был кунай, пока не утонул, выбитый ногой одного из клонов. Вымещая на них злость, на людей, врачей, саму себя, с каждой смертью клона пропущенную через себя, мне становилось легче. До тех пор пока я не упала на воду и не разрыдалась. Вой и всхлипывания разносились по воде, посеребренной взошедшей новой луной. Один из выживших клонов поднял мою голову себе на колени, не давая захлебнуться водой, а второй просто обнял. Сколько я проплакала не знаю. Только луна за это время успела оторваться от горизонта и зависнуть над головой. Когда мои всхлипывания утихли, клоны помогли снять бинты и промыть руку. Прополоскав полоски ткани, снова замотали руку, ни к чему шокировать Микото. Так же на меня надели жилетку Учих, спасенную еще до первого боя одним из клонов. Подняв меня на ноги, клоны исчезли. Решительно вытерев нос, пошла в деревню. Добиралась обратно я намного дольше, чем бежала к озеру. Пересекла барьер, убрала все следы моего прохождения через него. Пока я дошла до дома Итачи одежда на мне если и не высохла полностью, то с нее перестала ручьем бежать вода. Захожу в дом не включая света. Мокрые сандалии неохотно покидают ноги. Смотрю на красные полоски – натерла. Тихо стараясь не шлепать босыми ногами, иду к лестнице на второй этаж. На кухне горит свет. Странно. Может меня ждут? Надо хоть объясниться и предупредить что со мной все в порядке. Заглядываю на кухню, непослушный локон тут же падает на лицо. Микото заметив меня дергается, но тут же садится обратно. На ее лице мелькает облегчение, сменяясь беспокойством. Кроме нее за пустым столом сидят Фугаку и Итачи. - Извините что ушла и не предупредила. Мне нужно было побегать и проветрить голову – слегка склоняюсь, признавая свою неправоту. - Ничего мы не сердимся – отвечает Микото. Фугаку кидает на меня мимолетный взгляд и сжимает кулаки. Итачи вообще не поднимает глаз. - Что - то случилось? – начиная беспокоиться спрашиваю я. - Наруто забрали – коротко говорит Фугаку игнорируя недовольный взгляд Микото. - Как? – скорей по инерции спрашиваю я. Осознание уже опустилось на меня, все тело слегка онемело, заторможено смотрю на них. Итачи опустив голову, рассматривает пальцы, всячески избегая смотреть на меня. - Понятно – какое - то холодное безразличие охватило меня. Начиная от сердца, что даже биться стало тише, заканчивая головой. Мысли стали кристально ясными, а кончики пальцев слегка покалывало. Мир не пошатнулся и не рухнул, но стало как - то пусто в душе. - Кохэйри – чан иди спать. – посмотрел прямо мне в глаза Фугаку. - Хорошо. Развернувшись я тихо ушла на верх. Я и правда устала за сегодняшний день. Раскатав в свободной комнате футон, разделась с помощью клонов до нижнего белья. Залезаю под холодное одеяло, до завтра развешенная одежда должна высохнуть – последняя мысль завязла, в уставшем сознании. На следующий день была назначена церемония принятия Хокаге. Вообще - то вначале должны были похоронить всех мертвых и отдать им дань уважения, но сейчас все иначе. В деревне введено военное положение, при котором выбор нового главы важнее похорон старого. Все это я понимала, но меня коробило от мыслей, что отца даже похоронить не успели, как на его место вгнездился новый – старый Хокаге. Была пафосная речь, с кучей обещаний, которые естественно никто исполнять не будет. Но люди восторженно взирали на того кто согласился взять все их проблемы на себя и вести вперед. Ну да, это же легче чем думать самому и брать ответственность за свои поступки. У меня же от долгого стоянья устали ноги. Потеребив широкий ворот майки, тяжко вздохнула, думая о том, когда все это закончится. Майку мне кстати в рекордные сроки буквально сегодня с утра достала Микото. А я только один раз пожаловалась на то, что ворот меня душит. И вот теперь являюсь обладательницей синей свободной майки с широким воротом. Сегодня же мне подравняли волосы, почти сбрив на затылке и чуть укоротив у лица, оставляя завивающиеся локоны спадать вниз или убрать в высокий хвост. Было видно как недовольна Микото, но возражать мне она и не думала. Глупое поведение. Если бы у моего ребенка была трагедия, постоянная вседозволенность только бы ухудшила ситуацию, а потакание капризам навело бы на мысль о равнодушии. Но мне вся эта ситуация на руку. Надеюсь, я их не слишком сильно стесняю, все - таки они полностью взяли на себя мое обеспечение. И кормят и поят, одевают, предоставляют жилье. Мне даже страшно представить что бы было со мной без их покровительства, тут взрослый взвоет, а уж ребенок и того подавно. А находясь в теле ребенка такое продолжительное время, я не могла больше осознавать себя оформившимся взрослым. Слишком уж отличалось мое внутреннее состояние от действительности. Наконец то, речь закончилась. Всем шиноби приказали в зависимости от ранга явиться под светлые очи нового начальства. Явно грядут перестановки. А в бред про огромные жертвы, которые являются последствием нападения лиса, я не верила. Я знаю что люди это стадо баранов, более того сама видела. Но не могут они сами себя затоптать в таком количестве! Просто физически не могут! А тем более, большинство погибших были квалифицированные, опытные шиноби! Темнит старик, явно темнит. Ну оно и понятно, не объяснять же обычным обывателям политику. - Кохэйри - чан, пошли. – дергает меня за плечо, Микото. Кивнув, направляюсь за ней. Через два дня, нас с Итачи к всеобщему удивлению вызвали в резиденцию. Может хоть что - то удастся узнать про Наруто? Фугаку уже не единожды пытался вернуть его к себе в семью. Но явно что - то не заладилось, так как ему постоянно отказывали. Я изводилась, но молчала. С пропажей брата у меня как волчок внутри завертелся, беспокойство не давало мне сидеть на месте и я ходила взад вперед, раздражая всех присутствующих. Меня же раздражал подход Микото ко мне, как к тяжело больной. Она пару раз пыталась меня уговорить на операцию, но наталкивалась на мой ледяной отказ. Слушать меня она не хотела, а я в свою очередь не собиралась подчиняться ей. Так и ходили друг вокруг друга пытаясь воздействовать, но не решаясь на отчаянные меры. Итачи то прятал от меня глаза, то выглядел не естественно веселым. Так что нормально общаться я могла только с Фугаку. Он не жалел меня и не пытался в чем то убедить и меня это устраивало. В свою очередь я соблюдала с ним все нормы общения и была полезной в меру сил. Вот только сейчас его дома не было и провожала нас Микото. Зависнув в коридоре, потянулись минуты ожидания в очереди. В кабинет Третьего постоянно кто то входил и выходил. Наконец вызвали Итачи. Соскочив со стула он скрылся за дверью. Не прошло и пяти минут, как Ита уже выходил со странным выражением лица. Потерянный и немного пустой взгляд остановился на мне. - Меня возвели в ранг генина. – сжимал он пальцами протектор – Сказали в военное время, нужны люди, а я прекрасно знаю академ программу и могу приступать к работе прямо сейчас. - Мне дали задание! – взгляд его засветился радостью и он от избытка эмоций тряхнул меня за плечи. - Рада за тебя – несколько натянуто улыбнулась я. Мозги еще не соображали от шока и улыбка получилась кривовата, но я действительно за него рада. Окончить обучение, проучившись в академии только год и пару месяцев – это дорогого стоит! - Тебя тоже ждут. – вдруг спохватился Итачи. Неуверенно кивнув снимаю жилет. На нем выгравирован символ Учих, а вот майка пока что пуста. Все таки я Узумаки! И если вдруг случится чудо и мне тоже дадут звание, то принимать я его буду как Узумаки! Отдав жилет Итачи, направляюсь в кабинет. Хоть никаких подтверждений моей теории нет, надежда плотно охватила сердце. Если мне дадут ранг то я буду считаться совершеннолетней, можно будет съехать на свою квартиру, ходить на миссии и не висеть наконец на шее у дорогих мне людей. Пусть семья Учих не стала моей, но я очень ценила все, что они для меня делают. Подавила желание заглянуть в кабинет одним глазком и сразу вошла. За столом сидел Третий что – то внимательно рассматривая в хрустальном шаре. Там бегали картинки, но при моем появлении сразу потухли. - Ааа! Деточка, помню, помню. Проходи. – добро прищурился он. Я кивнув встала навытяжку перед столом. Окружающая обстановка вызывала у меня очень сильный диссонанс. Перестановка мебели, обстановка, даже воздух кажется изменился, но больше всего сбивал с толку человек сидящий в кресле Хокаге. Я слишком привыкла видеть там своего отца, что любой другой на этом месте казался самозванцем. Привыкну – подумала я. - Вы меня звали Хокаге – сама? – учтиво поклонилась придерживая больную руку. Еще не совсем старый мужчина внимательно смотрел на меня. Вопросительно заглядываю ему в глаза. - Да. – словно очнувшись откидывается он на кресле. – Тут документы пришли – постучал он ногтем по папке. - Тебя отчисляют из академии, по состоянию здоровья. В ближайшее время сдай все материалы обратно и сейчас же оформим документ. - Щелкнул он пальцами по документу, подвигая его мне. Странно. В честь чего это Хокаге занимается такими мелкими вопросами как отчисление ученика? Видно мой вопрос был написан у меня на лбу, потому что мне на него сразу ответили. - Все шиноби заняты восстановлением деревни. Кивнув забрала документ. Все равно странно. Если все заняты, то по его логике он нет? Бред какой то! Заполнив строчки, ставлю внизу закорючку подпитанную чакрой, местный аналог подписи, о том что с документом ознакомлена. - ну и ладно. Чего - то подобного можно было ожидать – думала я, но кислый вкус разочарования все не спешил уходить. - Все. Я могу идти Хокаге – сама? – отдаю ему документ. - Да – пыхнул он в трубку вчитываясь в документ – Хотя постой! Не успев выйти из кабинета, замираю у двери. Возвращаясь к столу, делаю вид, что внимательно слушаю. - Почему ты написала клан Узумаки? – все так же хмуро читая документ, спрашивает он. Честно говоря от такого вопроса я растерялась. - Потому, что я Узумаки. – легонько пожимаю плечами. Меня конечно хорошо прятали, но не до такой же степени! Тем более я помню, через какую нервотрепку пришлось пройти маме, что бы достать все документы. - Последняя представительница этого клана умерла при недавнем нападении на деревню. Теперь официально этот клан считается выродившимся и никаких других людей в клане больше не числится. – довольно жестко закончил он. Весь вид человека напротив вдруг стал нести угрозу. По спине пробежал неприятный холодок. Во мне растерянность боролась с возмущением. А вдруг документов и правда нет, и у меня не имеется никакого права носить эту фамилию и принадлежность??? А с другой стороны, я просто кипела от возмущения и негодования! Если я не Узумаки то кто? Кто еще имеет право входить в клан? Кто еще знает и понимает их техники, которые являются основой любого Узумаки?!?! Хотя… один человек имеющий право на это есть. - А что тогда ребенок Кушины – сан? Он же Узумаки. Или ему дали фамилию Намикадзе? – запихнув бушующие эмоции куда поглубже, спросила я. Может хоть удастся узнать где он. Я должна выполнить последнюю просьбу мамы и позаботиться о Наруто. Тем более что свою жизнь без этого маленького солнышка я представить не могу. - Он погиб. – немного удивленно отвечает Третий, всем своим видом выражая вопрос: как этого можно было не знать? - Что? – не верящее вскинулась я. Я не то что отказывалась верить, такая мысль просто не могла удержаться в моей голове. Наруто? Мертв? Нет! Не может быть! Он не может умереть. Нет!!! Я знаю, он жив! - Мы все очень скорбим. Это просто невосполнимая утрата, потерять не только Четвертого Хокаге, но и всю его семью. Но они погибли с честью! Похороны назначены на эти выходные, все придут почтить их волю огня. - нет, нет, нет, нет – думала я смотря на маску скорби на его лице – НЕЕЕТ!!! Окаменев на месте, я не смогла сделать и шагу. - как? Как? Братик! Как? Мой братик, мое солнышко, моя жизнь. Как? –расширенными глазами я молча смотрела вперед. Эмоции бурным потоком вырвались наружу, оглушая, дезориентируя, укрывая с головой и лишая пола под ногами. Попыталась втянуть воздух в опустевшие легкие, не получилось. Жалкий хрип вырвался из груди, ребра заходили ходуном, а воздуха все так же не хватало. Как чья - то костлявая рука передавила мне горло, мешая дышать. Сделав еще пару судорожных вдохов, смотрю на человека напротив. Может это все не так? Может? Ну пожалуйста! Пусть может! С мольбой поднимаю глаза и напарываюсь на сочувствующе усталый взгляд. Так смотрят на подопытных крыс, которые мучаются от инъекции и метаясь в клетке умирают. Мол, и крыску жалко, и ради высшей цели не одну такую еще убьешь. Что - то переклинило во мне от этого взгляда. Воздух спокойно втянулся в открывшиеся легкие. Спокойствие мгновенно остудило голову. Как когда слишком долго пробудешь на морозе, вначале дергаешься, прыгаешь, пытаешься согреться, а после привыкаешь, и холод становится неотъемлемой частью тебя. Все замерз. Дергаться уже бесполезно. Вот и мои легкие охватил холод, медленно разбегаясь по телу, приносил не облегчение, нет, безразличие. Последнее забрали. Опять не уберегла. Когда надежды нет, то и не больно совсем. Пальцы закололо и я поднесла их на уровень глаз, сжала, разжала, опустила. В груди, в сердце, появилась дыра, которая втягивала в себя все эмоции, убирая боль. - Я могу идти? – вежливо склонилась в поклоне. - Конечно. – наградил меня непонятным взглядом Третий. Развернувшись, вышла из кабинета и тихонечко прикрыла дверь. - Ну что? – подскочил со скамейки Итачи, протягивая мне жилет. Беру черную ткань в руки и рассматриваю знак Учиха. Задумчиво провожу пальцем по вышивке, обводя каждый стежок. - Держи. Я больше ее не надену, спасибо. – совершенно нормальным голосом отвечаю ему протягивая жилетку обратно. Пусть я больше не Узумаки. Пусть. Но Учихой я не буду никогда! Развернувшись, спускаюсь по лестнице, все тело стало легким, почти невесомым. - Кохэйри! Кохэйри! Да ответь мне! Что случилось? – рванул за мной Итачи, отбросив жилет в сторону. Оборачиваюсь и задумчиво смотрю на него, под моим взглядом он ежится и передергивает плечами. - Не называй меня больше Кохэйри. Мое имя Кохэй. – приняв решение, отвечаю ему – Успокойся, жилет я больше не буду носить, потому что не хочу, и нет в этом ничего страшного. Пошли домой. - Но как… ? – не находил он слов. - Пошли. Развернувшись, пошла вниз по лестнице, оставляя его позади. Когда теряешь последнее, то совсем уже не больно. Совсем… - думала я наблюдая как течет кровь из надрезанного кунаем пальца. Густая капля шмякнулась на землю у порога резиденции, прорисовывая на земле кровавый цветок. Убрав кунай, я молча побрела в темноту.