А еще я умею играть на саксофоне

      У братьев не было привычки непременно встречать друг друга у дверей. Вернее, у Паскаля-то как раз была, и он, когда Ласло возвращался с работы, не выходил к дверям, только если был занят чем-нибудь неотложным — например, если у него кипел на плите соус, который нужно было непрерывно помешивать. А Ласло, если Паскаль возвращался позже него, спокойно продолжал заниматься своими делами и здоровался с братом, не отрываясь от них, когда тот уже сам заходил в комнату или на кухню. Но в этот раз, когда младший брат вошел, Ласло, бросив на него единственный взгляд, вскочил из-за компьютера, опрокинув стул.       — Что случилось?       Паскаль достал из шкафчика на кухне дезинфицирующие салфетки и стал смывать кровь с разбитых губ.       — Эй, Паскаль! Я вообще-то тебе вопрос задал!       — Некто Тэнк Грант, — сказал Паскаль.       — А ты его откуда знаешь?       — Да вот сегодня познакомился.       — Понятно. — Ласло принялся натягивать куртку.       Паскаль схватил его за рукав.       — Ты куда?       — Угадай с трех раз.       — Вообще-то я его оскорбил.       — Зная Тэнка Гранта, я даже не спрашиваю, кто начал первый.       — Ласло, брось! Не надо!       — Расслабься. Я скоро вернусь.       Вернулся он и правда довольно быстро — с синяками, ссадинами, в порванной куртке, с всклокоченными волосами и таким хищно-торжествующим видом, что было бы неудивительным, если бы в зубах у него был зажат клок Грантовой шкуры.       — Ну, зачем ты... — Паскаль чуть не заплакал. — Ты посмотри, на кого ты похож!..       — Ха! — отмахнулся Ласло. — Ты бы видел, на кого похож теперь Тэнк Грант!       Паскаль не улыбнулся допотопной шутке. Он предложил Ласло «обработать раны», но тот расхохотался и отправился в ванную. Паскаль немного постоял в коридоре, слушая, как брат шумно плещется под душем, и пошел готовить ужин.       Ужин не удался. Паскаля раздирали противоречивые мысли, и он был так поглощен ими, что соус выкипел, а котлеты подгорели. Спасти удалось только картофельное пюре, и то благодаря тому, что для картошки лишние пять минут, проведенные в кипящей воде, не имеют глобального значения.       Казалось бы, можно радоваться, сбылась мечта детства — пришел большой и сильный старший брат и поквитался с обидчиком. Но подобные мечты остались в начальной школе. Паскаль довольно рано понял, что месть его не привлекает. Скандалы, драки и вообще любое проявление насилия были ему неприятны. Он даже на словесные оскорбления перестал отвечать лет в двенадцать или тринадцать — не потому, что был не в состоянии срезать противника метким словечком, а потому, что ему не доставляло удовольствия видеть, как у того на лице появляется растерянность и обида. Паскаль непроизвольно примерял на себя эти чувства, и ему становилось стыдно. Единственное, что его устроило бы — это если бы столкновение вовсе не возникало.       Сейчас его мучили сразу две вещи: то, что он спровоцировал конфликт, и то, что он втянул в него Ласло. Может быть, если бы он промолчал, драки можно было избежать? Может быть, если бы он сначала зашел в аптеку и привел себя в порядок, брат не бросился бы творить расправу? Нет, конечно, сам факт, что за него заступились, не мог не радовать. Паскаль никогда подобного чувства не испытывал. Оказалось, что это здорово. И Паскалю было стыдно за эту радость — ведь то, до чего пришлось ради него опуститься Ласло, было совершенно неприемлемо. О том, что Ласло вообще-то был не дурак подраться и получил от произошедшего удовольствие, Паскаль не думал. Ему это даже в голову не пришло.       Почти не замечая, что делает, Паскаль накрыл на стол и разложил еду по тарелкам. Ласло был в прекрасном расположении духа и за столом шутил и балагурил, как всегда. Паскаль смотрел виновато и отвечал односложно.       Поздно вечером, когда Паскаль уже лег, Ласло зашел к нему в комнату и присел на край его постели.       — Хватит тебе переживать, — сказал он. — Я что, по-твоему, должен был пригласить его на чашечку кофе и вежливо объяснить, что мой брат не может бить человека по лицу? С каждым нужно разговаривать на его языке.       — Нет, просто… Ну… ты из-за меня…       Ласло молча ждал.       — В общем, прости меня, пожалуйста! Из-за меня тебе пришлось перейти на язык грубой силы, то есть скатиться на тот же уровень, что и Грант! — выпалил, решившись, Паскаль.       — Фигня, никуда я не скатился! — Кьюриос-старший широко улыбнулся. — Просто я полиглот!       Однако, как выяснилось, Ласло не всегда бросался на защиту младшего брата столь рьяно.       Если Паскаль возвращался из института раньше, чем Ласло, то готовил к его приходу что-нибудь поесть. В тот день он осваивал рецепт жаркого по-венгерски — специально для брата — и стоял у плиты с лопаточкой в одной руке и распечаткой рецепта в другой.       — М-м-м, как вкусно пахнет! — сказал Ласло, входя на кухню. За ним вошел высоченный, выше Ласло, худой незнакомец с волосами цвета выгоревшей добела соломы и насмешливыми серыми глазами.       — Знакомьтесь, — Ласло соединил их жестом раскрытых ладоней, — Паскаль, мой брат, — Локи Колби, мой давний друг.       — Добрый вечер, — сказал Паскаль.       — Привет-привет, — рассеянно протянул Локи, меряя Паскаля взглядом.       Ласло вышел, чтобы переодеться. Локи остался на кухне.       — Никогда бы не подумал, что ты брат Ласло, — сказал он. — Абсолютно никакого сходства.       Что он этим хочет сказать, было не совсем понятно. Но зачем он это говорит — ясно, как день. Пренебрежительная интонация с оттенком неприязни не оставляла места для сомнений.       — Мы единокровные братья, мы и не можем быть похожи, как близнецы, — ровным голосом сказал Паскаль, стараясь не злиться.       — Что это ты делаешь? — спросил Локи чуть более миролюбиво.       — Жаркое по-венгерски, — ответил Паскаль и лопаткой помешал на сковородке грибы. Мясо тушилось в сотейнике под плотно закрытой крышкой, и скоро должно было дойти.       — А-а, ну-ну, — издевательски протянул Локи. — Самое подходящее для тебя занятие.       — Мы с вами вообще-то на брудершафт не пили! — не выдержал Паскаль.       — А я вообще-то с такими, как ты, на брудершафт не пью, — лениво ответил Локи.       Паскаль стиснул лопатку так, что костяшки пальцев у него побелели.       — Эй, Локи! — весело воскликнул Ласло, входя на кухню. — Отвали от моего брата! Он у меня младшенький, я к нему питаю слабость в моей нежной душе.       Он обхватил Паскаля за напряженные плечи.       — Паскаль, ты чего? Брось! Он со всеми так разговаривает!       — У тебя на сковородке что-то горит, — холодно заметил Локи.       — Черт! — Паскаль вырвался от Ласло и сдернул сковородку с огня.       Грибы почти не подгорели. Жаркое удалось. Только вот у Паскаля пропал аппетит. За столом Ласло и Локи говорили в основном друг с другом. Если Ласло заговаривал с братом, Локи в это время гипнотизировал Паскаля изучающим взглядом, как бы говорящим: «И Ласло разговаривает с этим?..» А если Локи случалось обратиться к Паскалю, он говорил с подчеркнутой вежливостью, граничащей с издевкой.       Когда он, наконец, ушел, Паскаль, яростно гремя тарелками в мойке, перемыл посуду, вычистил до блеска всю кухню и только тогда немного успокоился. Как будто специально дождавшись этого момента, в кухню вошел Ласло. Паскаль как раз закончил оттирать кухонную тумбу и стоял над ней, глядя в окно. Ласло подошел со спины и приобнял его за плечи.       — Ты на Локи не злись. Это бессмысленно. Что он тебе сказал-то, что я пропустил?       — Да в общем-то ничего особенного. Только... — Паскаль вывернулся из объятий брата и нервно сцепил руки. — Что я ему сделал? Почему он со мной разговаривает таким тоном?       — Я как раз об этом и говорю. Ничего ты ему не сделал. Он со всеми так разговаривает. Абсолютно со всеми и всегда. Я думаю, если жить под одной крышей с Цирцеей — его женой, — то это единственно возможный способ выживания.       — С тобой он так не разговаривает, — тихо, но упрямо сказал Паскаль.       — Со мной... Хм... А знаешь, я даже как-то не замечал, что он со мной по-другому разговаривает. Мы с ним со школы знакомы, и он всегда со мной разговаривал точно так же. Я просто на это не обращал внимания. И ты не обращай.       Паскаль вздохнул.       — Послушай, — сказал Ласло. — Я Локи знаю чертову уйму лет, и он ни разу меня не подвел, не подставил и не обманул. А как он там разговаривает, дело десятое. Не обращай внимания — и все.       — Ну как я могу не обращать внимания, когда ко мне кто-то относится с такой неприязнью! — Паскаль отошел на пару шагов.       — Да нет у него к тебе никакой неприязни! Понимаешь, нет! Откуда ей взяться? Он тебя в первый раз увидел!       — Ладно, — упрямо сказал Паскаль, — можешь считать, как тебе больше нравится. Я иду спать.       Он прошел мимо Ласло. Тот догнал его в коридоре и положил руку на плечо.       — Слушай. Ты мой родной брат. А Локи мой друг. Я не могу взять вдруг и к черту его послать. Давай не будем с тобой из-за этого ссориться!       — Я и не говорил, чтобы ты его к черту послал, — смутившись, пробормотал Паскаль.       — Ну, мир?       Паскаль кивнул и молча ткнулся лбом Ласло в плечо.       Как оказалось к великому неудовольствию Паскаля, Локи был в доме Ласло своим человеком. Он мог прийти без предупреждения, войти без стука, если входная дверь была не заперта, без спроса пошуровать в холодильнике, играть до позднего вечера в шахматы с самим собой и остаться ночевать. Поэтому Паскаль мог столкнуться с ним когда угодно и где угодно — в гостиной, в кухне, в дверях ванной и даже на площадке с телескопом, решив среди ночи понаблюдать за звездами. Мягко говоря, это создавало неудобства. Говоря откровенно, это злило Паскаля до крайности, тем более что Локи каждый раз отпускал какое-нибудь ехидное замечание. Паскалю казалось, что хуже, чем Локи Колби, человека быть не может. Но жизнь, как в анекдоте, вскоре показала, что это был пессимизм.       Цирцея была намного, намного хуже.