***
«Гарри, это же я, неужели не признал своего крестного?» — легкое мерцание, и вот возле парня с выбеленной сединой головой воплотился мужчина в черном. Его волосы все так же легкими волнами спадали на плечи, но во взгляде более не горела бесшабашная бравада, граничащая, практически, с безумным отчаяньем… Нет, теперь в нем словно поселилось понимание и осмысленность, и не заметно былой потерянности, лишь печаль и тревога, коими прежде не мог похвастаться последний из Мародеров. А его оппонент — почти еще юноша внешне, но в чужих змеиных глазах виднелась надломленность и беспросветность, боль, отчаянье, тоска… Мужчина протянул руку, желая коснуться щеки паренька, намереваясь выразить сим простым жестом свои чувства, но измученное создание не пожелало принять ненужную ласку: зашипев и показав нечеловеческие клыки, он с хищным оскалом приготовился к прыжку. Вмиг были забыты и уныние, и мгла, что так предательски убаюкивала, и непрошеный хоровод мыслей, который позволил потеряться и забыться. Все было отринуто в момент, когда чужая рука попыталась просто прикоснуться, заставляя понять, что ладонь чужая, что совсем другого желал бы он сейчас, что никто иной не смеет касаться его! Только Он, только его руки могут дотрагиваться до него, а прочие стоит поотрывать, чтоб не тянулись куда не следует! — Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! Убери конечносссть, если не желаешшшь ее лишшшитьссся! — злоба в голосе отдавала переливами ненависти. — Гарри… — растерянное от Сириуса. — Руки убрал! Я тебя знать не знаю, и больше не буду предупреждать, непонятные поползновения с твоей стороны — и я не ручаюсь за последствия, и так держусь из последних сил. — Гарри, сынок, я же твой крестный Сириус Блэк… Да и что ты мне можешь здесь сделать? Ты понимаешь куда попал? — Это не имеет значения, главное, я помню зачем сюда попал. Ты мой проводник? — Да, — ответил Блэк. Сириус знал, что с мальчиком приключилась беда, иначе он бы здесь не оказался, но подробностей проводнику никто не поведал, а разве сам смел спрашивать у Госпожи ответа? Блэк должен указать тропу и следить за временем пребывания, а прочее… Черт, что же приключилось с его щеночком? О изменениях, произошедших с Гарри прежде, Сириус знал, как и все предки, которые с радостью и восторгом следили за преображением нового лорда. Возможно, вначале его и возмутил выбор мальчика, но кто он такой, чтобы судить. Да и, как оказалось, этот Снейп был не тем, кого они себе придумали, и теперь Блэку было безмерно стыдно за ту травлю, что чинили Мародеры, но время не повернуть вспять, да и не о том он сейчас должен думать. — Что случилось, Гарри? — от произнесенного имени парня передернуло, словно и не его имя прозвучало. — Мою пару прокляли и я должен вернуть его, иначе… иначе сссмерть… — Так значит Северус… Но как этот прожженный дуэлянт смог проворонить проклятие? — Сссеверуссс… Северус… Какое у него удивительное имя, — непонятно заметил юноша, чем озадачил своего проводника. — Кажется, он прикрыл меня своим телом… — задумчиво ответил Гарри. — Ты не помнишь? — Почти ничего, лишь некоторые фрагменты, что прорываются сквозь марево ненависти и желания убивать, — молодой маг со странным интересом взглянул на крестного, коим тот назвался, склонил голову набок и оценивающе оглядел своего собеседника. — Я наг, моя пара поражена смертельным проклятием, как думаешь, о чем мои мечты и помыслы? — Но ты не похож на безумца, даже если взять в расчет твою потерю памяти и прочие нестыковки, ты… — Я просто умело притворяюсь, Сириус Блэк, а если ты и далее будешь мне морочить голову, а не поспешишь указать путь, то сполна познаешь бездну моего безумия, и то, что мы находимся в сумеречной грани, тебя не спасет, будь ты хоть трижды моим крестным! — Успокойся, я все прекрасно осознаю и помогу, только мои силы ограничены. — Делай то, что должен, а остальное пусть не тревожит тебя, проводник! — зло выплюнул седовласый юноша. — И прими прежнее обличье, оно не так сильно раздражает мои инстинкты. Блэк лишь кивнул и, обернувшись большим черным псом, потрусил в противоположную от бушующей призрачной стихии сторону, уводя за собой странное создание, в коего прихотью судьбы обернулся его маленький щеночек. А ведь будь он достойным крестным и сумей защитить его тогда… Но бессмысленные сожаления сейчас были ни к чему, и его раскаяние так же никому более не нужно, а вот его долг перед этим мальчиком неоплатный. Его любимый, детеныши, Род… Все это стало реальностью именно благодаря Гарри, он сделает все возможное и не только, чтобы помочь ему обрести все, о чем Сириус даже не смел и мечтать. «Следуй за мной, Гарри, нам сюда» — и пес припустил по незримой тропе, ведя своего лорда и крестника — пусть он этого и не помнит сейчас — на встречу с прошлым, ведь без прошлого невозможно будущее. Наг в человеческом облике не размышляя двинулся вслед за провожатым, стараясь не задумываться, не возвращаться в то страшное воспоминание, когда его сердце было разбито на мелкие осколки, иначе, потеряв контроль над собой, он утратит и последний шанс вернуть свое будущее, свой смысл, себя… Серое марево сменилось вначале просто мглой, а потом наполнилось шелестом трав, пением птиц, ароматами леса и вольными порывами ветра. Странно, разве такое возможно здесь? «Тебя ждут, мальчик, хочу сказать лишь одно: сейчас ты ни наг, ни человек, ты просто наследник своих предков, в тебе одном сплелись причудливым узором все те, кто жил прежде, все те, кто поделились с тобой своей кровью, своей силой. Светлые, темные, добрые, злые, верные и чистые, мерзкие предатели и отпетые мерзавцы, сильные, слабые… Все они сейчас предстанут пред тобой, все они являются частицей тебя и всех их ты должен принять: кого-то простить, кого-то полюбить заново, отринуть ненависть и позволить родовой силе и твоей природе слиться воедино, но если хоть толика сомнения закрадется в твою душу… Не знаю, чем обернется твое безумие здесь, но навредить ты сможешь лишь себе, все прочие, кого ты увидишь, уже давно и основательно мертвы». — И ты? — несвоевременный вопрос. «Я — это совсем другая история и, если пожелаешь, разъясню тебе свой статус чуть позже. Они уже давно здесь ожидают тебя, мальчик, иди…» — пес мотнул головой в сторону открывающейся тропы, что вела к большому лугу, на другом краю которого стояла толпа. А впереди этого столпотворения он смог рассмотреть свою маму. Увидел огненную шевелюру и вмиг признал ведьму, что трясущейся рукой утирала слезы и переводила тревожный взгляд на мужчину в круглых очках — отец.***
По отцу мазнул взглядом и вновь посмотрел на маму, которая уже просто неприкрыто рыдала и звала меня, открыв объятия, и я, не задумываясь больше ни на мгновение, рванул к ней, желая оказаться в ее руках. С каждым моим шагом отчего-то трава становилась все выше, расстояние все дальше, но я упорно бежал, моим ориентиром была рыжеволосая фигура и ее изумрудные глаза, лучащиеся любовью и нежностью. — Мама! — выкрикнул я детским голоском, наконец добегая до нее и понимая, что она подхватывает меня на руки и кружит, прижимая к себе, и не переставая повторяет: — Мальчик мой, мой Гарри, сыночек! Любимый мой! Маленький… — а я все вжимался в нее и не мог надышаться нежным порывом осени, который исходил от ее волос. — Мамочка! Мама! — Мальчик мой, сколько горя выпало на твою долю, но ты сильный, мой родной, ты справишься, я верю в это. — Мамочка, я так устал… — почти с отчаяньем, незваные всхлип и предательские слезы застили глаза. — Знаю, маленький, но так же я верю, что ты в состоянии свершить и не такое. Я горжусь тобой! Ты столького достиг, не позволь отнять у себя свое счастье, борись, а мы дадим тебе силы, только прими нас… — Что я должен делать, мам? — собравшись с силами, я все же оторвался от материнской груди и заглянул ей в глаза. — Простить нас, малыш, простить и принять каждого, кто стоит за нами. Посмотри… — я несмело перевел взгляд ей за спину и натолкнулся на улыбчивый карий взгляд красивой женщины с огненной шевелюрой, она стояла по левое плечо мамы. — Это твоя бабушка Глория, за ней стоят ее родители, а это твоя прабабушка Меропа и твой прадед Том, — эти люд… духи с непонятной жадностью всматривались в меня. Плотина уже была разрушена и воспоминания полноводной рекой возвращались ко мне, обрушиваясь, оглушая, заставляя узнавать… Но череда лиц, что виделась за спинами предков, казалась бесконечной — как я должен их всех понять, принять, если и просто рассмотреть был не в состоянии. — Ты справишься и не стоит так пугаться, личный контакт не обязателен, только по твоему желанию, ты все почувствуешь сам, но сначала — есть тот, кто очень нуждается в твоем прощении, как и ты в том, чтобы простить его… Джеймс… — услышав это имя сперва сжался, словно ожидая удара, и спроси меня отчего, не смог бы объяснить, но будто ждал подвоха. Почему? Отец замер на полушаге, так и не приблизившись к нам с мамой, а я перевожу виноватый взгляд на маму. — Все правильно, малыш, ты должен понять и простить, у всего есть своя причина… — кивнув на мамины слова, спустился с ее рук, отступил на пару шагов и окинул взглядом всех пришедших, собираясь с силами, и, наконец, посмотрел на отца. Почему я чувствую обиду и злость, недоверие? Ведь он пожертвовал собой, защищая нас, ведь он любил меня, ведь… Вновь смотрю на маму и в душе разливается тепло и понимание, что она истинная мать, та, которая до последнего была на моей стороне, прикрыла собой… А отец не смог распознать предательства, допустил врага в дом, разве такой самец достоин уважения, раз он оказался не в силах уберечь свое гнездо, свою женщину? Его небрежное отношение к безопасности… Но… Чем я лучше? Я так же не сумел спасти того, кто был смыслом моим, того, кто решил отдать себя в залог моей жизни? Как я смею судить, если и сам не смог отстоять свое, сберечь? Джеймс подарил мне жизнь, привел в этот мир, и защищал, как умел, он мой отец и я благодарен ему, за все что он мне дал… Приняв для себя это понимание, киваю головой и выступаю вперед, делая шаг в сторону отца, который в нетерпении подбегает ко мне и хватает на руки, крепко прижимая к груди: — Прости!.. Прости… Прости, что не был с тобой рядом когда был так нужен, прости, что не уберег твою маму, прости, что потерял тебя и твою веру в меня… Прости… — и горячие капли падают мне на лицо, а я вытираю их с его смуглых щек своими маленькими ручонками. — Папа… Папочка… Конечно… — и сам плачу, как маленький ребенок, коим сейчас и являюсь, чувствую, что со слезами меня покидает эта непонятная обида на родного человека, мое неверие в него, мой страх стать похожим на него… И словно крылья за спиной появились, а отец поднимает меня над головой и говорит: — Лети, малыш, лети… — и, взмахнув белоснежными крыльями, взмываю ввысь, поднимаясь все выше и выше, понимая, что это не просто крылья, а сила моей семьи, моих предков, наполняющая меня и дарующая прозрение. Самого же настигает осознание: за каждым поступком есть и причина и последствие, каждое действие, слово, взгляд — все ведет за собой то или иное будущее. Судить никого из них я не имею права, как и меня никто не смеет, не пройдя мой путь, не споткнувшись столько же, и не потеряв последнюю надежду и веру, не обретя себя вновь в осколках разбитой души и не поверив в очередной раз в свою силу, свою правду, в свою уникальность и необходимость. Я смотрел и видел каждый их поступок, каждый поворот, который они пропустили или свернули не туда. Узнавал печаль во взоре матери Тома, непримиримое пламя в темно-карих глазах Марволо и скорбь в голубых его супруги Делoypc, гордость и восторг во взгляде Поттеров, благодарность Блэков. И многое еще предстояло постигнуть… Предки вглядывались в меня, парящего над ними и открывались, давая возможность увидеть их помыслы, стремления, желания, поступки, покаяние, благословляя… Меня наполняла их любовь, их вера в меня, их мечты, их надежда. И вот я слышу знакомый напев, он вплетается во все те голоса, что наполняют меня, и я пристальней вглядываюсь вдаль, замечаю пульсацию силы, такой знакомой и такой необходимой. Наги… Напев нежный, тягучий, приносящий покой, понимание и исцеление. А в нем голос: — У каждого так много хорошего в его наихудшем и так много плохого в его наилучшем. Каждый из нас — личность, имеющая огромную ценность, заключающая в себе великое множество как хорошего, так и отвратного. Свет всегда ждёт подходящей возможности раскрыться и созреть, сколько б раз нам не пришлось для этого переродиться. Многие из нас уже обрели другой путь, другой мир, иную судьбу, но наша магия, наше наследие будет вечно с вами, нашими наследниками. Сумей отыскать в себе силы не судить других, ведь мы — это ты, прими нас такими, какие мы есть и пойми, каждый идет по своей дороге, той, что ведет его именно к себе… Ведь что наша жизнь, как не поиск истинного себя? Лишь научившись видеть, ты увидишь! Открой глаза, змееныш, и ты обретешь утраченное. И я полностью отдаюсь этому удивительному голосу и просто прислушиваюсь к себе, к покою внутри себя, к невероятной нежности, которая чудесным бутоном распускается в моем сердце и впускаю весь этот хоровод в свою душу, не страшась и не опасаясь, а погружаясь в океан чувств и эмоций. Страх, боль, отчаянье… любовь, тепло, желание оберегать… счастье, радость, трепет… восторг, красота, великолепие… алчность, гордыня, надменность… чуткость, нежность, хрупкость… сила, верность, преданность… И все мои чувства переплетаются с сонмом других переживаний и воспоминаний… Не суди прочих… Какая простая истина, но как же сложно воплотить ее. И вот я понимаю, что действительно чувствую мир, обретаю согласие с собой и своими предками. Даже самый неприглядный поступок не вызывает во мне отвращения или ненависти, принимаю это, как данность. И прощаю, желая, чтобы и меня простили. Я наконец обретаю себя! Я — магия… Сила, что пульсирует во мне, вектор, который помогает определить свой путь. Я — воля… Как будет пройден жизненный путь — это и есть испытание, проверка на прочность и достоинство, и если отступишь, свернешь, не справившись с собой, своей болью, то не сможешь обрести желанного. Я — боль… Она наставник, который помогает отсеять шелуху и определиться со своими порывами и желаниями. Я — нежность… Свет разливающийся трепетным потоком, согревая и наполняя жизнь смыслом. Я — любовь… Обжигающий огонь, что преображает все на своем пути и рождает в пламени что-то новое, невероятное, необходимое и прекрасное. Я — жизнь… Каждый приходит в этот мир, чтобы творить, созидать, отдавать, но взамен приобретать что-то немыслимое, исключительный опыт, который и становится целью нашего существования… Я — средоточие всех предыдущих опытов моих предков, их кровь и плоть, мы едины и неделимы… И как только осознание озарило мой разум, родовая сила полилась нескончаемым потоком, ровным и мощным, наполняя, что тот сосуд до краев, а когда мое тело уже было не в состоянии вместить ее, даже в форме нага, она прорвалась наружу освещая всех и каждого, тех, кто взирал на меня снизу. Еще мгновение и все они, обратившись в цветные огоньки, воспарили со мной и закружились в вихре… Ослепительная вспышка — и, наконец, моя неприкаянная душа обретает умиротворение, а разум ясность. Теперь я знал — что бы ни приключилось со мной в дальнейшем, я справлюсь, ведь я не один, мои праотцы всегда со мной, как и мое будущее: опускаю руку на свой живот и улыбаюсь. Сейчас они спят, но скоро я смогу взять их на руки и поделиться знаниями и воспоминаниями, которые мне открылись, а их отец будет рядом, оберегая и защищая, любя…